Текст книги "До и после запрета КПСС. Первый секретарь МГК КПСС вспоминает…"

Автор книги: Юрий Прокофьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Юрий Анатольевич Прокофьев
До и после запрета КПСС
Первый секретарь МГК КПСС вспоминает…

Сколько бы ни пришлось жить на свете, никогда не перестаешь удивляться России. Нет в мире страны более неожиданной и противоречивой.

Константин Паустовский

Сегодня стало модным чернить прошлое. Видимо, потому, что в нынешней российской жизни особо хвалиться нечем. Находятся ловкачи, пытающиеся переписать историю.

Получается так, что у нас вроде и нет прошлого. Все будто началось с «колбасной революции» 1991 года. Даже Вторую мировую войну вроде бы выиграли без нас американцы и англичане. Ничего у нас нет за спиной. Пустота. Порвалась связь времен.

К сожалению, мы всегда предпочитали разрушать и начинать заново. Приезжаешь, к примеру, во Францию, и показывают тебе в деревне постройки XV–XVI веков. К ним добавляют, пристраивают. Или другой пример: на одной площади города стоит памятник Наполеону, на другой – недалеко – Робеспьеру. Это история. Там все время происходит наращивание к существующим материальной и культурной базам.

Мне кажется, преимущество европейских государств перед нами заключается не только в том, что там хорошие дороги и меньше дураков, но и в том, что они бережно относятся к своему прошлому и учатся на своих ошибках, стараясь их не повторять.

В России страшные войны, пожары разрушали все. Сколько горела, например, Москва! А сколько мы разрушили сами! Пели: «Весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем, Мы наш, мы новый мир построим…» Сейчас тоже идем по пути разрушения того, что было создано в течение XX века народами Советского Союза и чем могли бы гордиться грядущие поколения.

Разрушается не только экономика, но и культура, наша память, наша история. Делается это сознательно, чтобы на Руси остались одни Иваны, не помнящие родства.

Сейчас, как никогда, назрела необходимость соединить поколения российских людей, восстановить связь времен. Мои воспоминания – одна из попыток содействовать этому воссоединению.

Я расскажу о времени, в котором я жил, – времени надежд и тревог, о своей стране, где я родился и вырос, а также об иллюзиях и разочарованиях, об ощущениях очевидца и участника событий, порой загадочных и страшных.

Харакири не ожидается

Было это через год после событий девяносто первого. Один историк, очень вежливый и очень настойчивый, просил меня о встрече. Хотел, чтобы я рассказал: испугался ли, когда стал безработным, не собирался ли паче чаяния наложить на себя руки? Ведь было мне в ту пору пятьдесят с лишним лет.

Я отказался от встречи. Время для таких бесед еще не созрело. Да и поймут ли там, в Стране восходящего солнца (историк был японцем) нашу российскую грусть? Он изучал жизнь самураев и, как выяснилось, хотел сравнить поведение в критических ситуациях самураев и функционеров КПСС после запрета коммунистической партии.

Моменту, когда я очутился не у дел, предшествовали столь грандиозные события, происходившие в стране, что мое собственное положение не представлялось чрезмерно драматичным.

Правда, прошедший год не был для меня безмятежным: бесконечные допросы, обыски дома и в рабочем кабинете, необходимость информировать обо всех моих выездах из Москвы.

Но вот я свободен… Сняты все обвинения и обязательства. Новые знакомые спрашивают осторожно: «Так это вы – последний секретарь?» – «Да, я. Последний первый секретарь Московского горкома партии».

В слове «последний» есть что-то мистическое: последний император, последний из могикан, последний из удэге. Кстати, как там кончается один из фа– деевских романов? Кажется: «Надо было жить дальше и выполнять свои служебные обязанности». А вот обязанностей у меня не стало, и службы нет.

Помыкался я недолго. В феврале 1992 года меня пригласили в акционерное общество «Инновационная компания «Панорама», и я стал ее вице-президентом.

Тогда только начиналась «игра в президенты», которая продолжается по сию пору: куда ни кинь – всюду президенты. Полно их и в регионах с населением не более одного московского микрорайона, многочисленные президенты возглавляют и крошечные компании со штатом в полтора десятка человек. Должность «президент» и «вице-президент» придает человеку значительность в глазах обывателя.

Наше акционерное общество состояло в основном из «бывших». Нельзя сказать, что мы вершили великие дела и ворочали большими капиталами. Начало нашей деятельности положил кредит банка РФ в сто тысяч рублей. На эти деньги особо не разгуляешься.

Размещались мы на территории трамвайного депо им. Русакова – в бывшем общежитии трамвайщиков. Прежних обитателей отселили, поскольку помещение не соответствовало санитарным нормам. Но нас все устраивало. Я вспоминаю то время с большой теплотой.

Коллектив был дружный, идей полно, желание работать огромное. В мои функции входили разработка программ, реализация проектов, расчет необходимых средств и экономической эффективности, подбор исполнителей.

Сколько всевозможных проектов мы рассмотрели! Не менее полусотни. Остановились на трех. Первый проект назывался так: «Переработка твердых материалов (в первую очередь металлов), зараженных радиоактивными нуклидами». Это была попытка решить проблему радиоактивных отходов! Был построен в городе Сосновый бор под Санкт-Петербургом опытный комплекс переработки металла, зараженного радиоактивными нуклидами. Провели переплавку металла с третьего и второго контуров Ба– лаковской и Чернобыльской АЭС. Комиссия Госатомнадзора дала положительное заключение – радиация отсутствовала.

Мы отлили из этого металла бокалы, наполнили их (не водой, конечно), чокнулись и отметили 1 Мая 1993 года и нашу победу. А дальше, как в старинном романсе: «Боже, какими мы были наивными»… Начались бесконечные хождения в Росатомэнерго, Минатом, в НИИ к будущему «атомному» министру Адамову (потом он ратовал за ввоз в Россию радиоактивных отходов!). Ответ всюду был один: нет денег, территорий для свалки зараженного металла пока хватает, приходите лет эдак через семь – десять. Пришлось, чтоб погасить расходы, продать этот мини– металлургический завод в Эстонии для переплавки металлолома. Был и второй проект с несколько прозаическим названием: «Производство лекарственных препаратов от диареи у скота». Что такое диарея, известно: понос. Но мало кто знает, сколько телят в России погибает от этой самой диареи.

Производство нами медикаментов было налажено на заводе, ранее производившем бактериологическое оружие. Но продать лекарство удалось только в Белоруссию. В России же сельское хозяйство находилось в большом упадке, скот погибал, но даже минимальных денег на лекарство не было.

Судьба третьего проекта – «Передача информации по телевизионным каналам, не мешая изображению» оказалась более счастливой. Впоследствии эта уникальная, нигде ранее не применявшаяся технология вошла в стандарты как технология «ТВ-Информ».

Рыночные отношения требовали широкой, надежной и доступной сети телекоммуникаций. Россия в этом плане значительно отставала от Западной Европы, а у государственных ведомств не хватало средств на аренду не только спутниковых, но и просто телефонных каналов.

В чем суть проекта? Телевизионный сигнал по своей природе избыточен, он, кроме видеоряда и звукового сопровождения, может нести дополнительную информацию. Надо только научиться в него ее «замешивать» так, чтобы она не мешала изображению. Мы сделали это!

Сколько людей нам помогало, ученых, разработчиков! Потом многие из них стали владельцами патентов на технологию передачи данных по телевизионным каналам «ТВ-Информ». И еще: мы, надеюсь, доказали «демократам», менеэсам и завлабам, что партийные работники кое-что стоят и не в своем номенклатурном кресле.

После получения необходимых документов в октябре 1992 года было создано акционерное общество «ТВ-Информ». Я стал его генеральным директором. Вначале у нас было около 150 пользователей, большую часть которых составляли учебные заведения, разбросанные по всей России от Калининграда до Камчатки. После событий сентября-октября 1993 года были назначены выборы в Государственную думу. Времени оставалось мало – выборы должны состояться в декабре. Связисты попали в сложную ситуацию. И тогда министр связи В.Б. Булгак предложил Центризбиркому технологию «ТВ-Информ».

9 ноября был заключен договор с Центризбиркомом, и через две недели по всей России, в 225 избирательных округах стояла наша аппаратура. Работали день и ночь. Люди приезжали к нам из регионов, и мы обучали их обращению с аппаратурой. В день проходило по 40–50 человек.

Последним было установлено оборудование в Москве в Университетском округе. С задачей мы справились успешно, и это стало лучшей рекламой для технологии «ТВ-Информ».

Одно из преимуществ нашей технологии – оперативность. Мы можем передавать информацию одновременно неограниченному числу абонентов. Поэтому нашими клиентами стали некоторые силовые структуры. Более десяти лет мы передаем в регионы информацию Главного информационного центра МВД России. Аппаратура «ТВ-Информ», установлена в управлениях внутренних дел и на федеральных контрольно-пропускных пунктах в Чеченской республике. Устанавливалась она нашими сотрудниками вместе с офицерами ГИЦ МВД иногда и под обстрелом.

Применяют эту аппаратуру министерства внутренних дел Киргизии, Армении, Азербайджана.

С первого года формирования налоговая полиция РФ была обустроена системой связи «ТВ-Информ». С налоговиками пришлось повозиться, так как региональные подразделения первоначально комплектовались людьми, впоследствии получившими название «маски-шоу»: они виртуозно владели всеми видами оружия, а не компьютерами.

Впоследствии эта сеть связи перешла к Гос– наркоконтролю. Активно использует технологию «ТВ-Информ» Росгидромет для передачи сводок и метеокарт. Не забыли мы и образование. Так, министерство образования Хабаровского края передает в Москву по спутнику свою информацию, а мы ее – во все отдаленные поселки и сельские школы края.

Так что сидите вы, читатель, у телевизора, смотрите «Время» или очередную серию «Улицы разбитых фонарей», а в это время незаметно для глаз идет информация об угнанных автомобилях, похищенных и пропавших людях, оружии; передаются метеосводки, учебные пособия и методические разработки для школ, указания по борьбе с распространением наркотиков, другая информация.

Мы не стояли на месте. Со временем вместо громоздких ящиков появились изящные платы, вставляемые в компьютеры. Применяются и другие достижения электроники и телевидения. В 2000-м году группе разработчиков технологии и аппаратуры «ТВ-Информ», организаторам сетей передачи данных, в том числе и мне, была присуждена Государственная премия Российской Федерации в области науки и техники.

Более семи лет вместе со мной работал мой сын Дмитрий, кандидат экономических наук, ранее трудившийся на крупнейшем предприятии электронной промышленности СССР. Он привлек к разработкам молодых специалистов – электронщиков и программистов Зеленограда, что в немалой степени способствовало применению при разработке нового поколения аппаратуры «ТВ-Информ» последних достижений как отечественной, так и зарубежной науки.

Стремясь не отставать от технического прогресса, сотрудники «ТВ-Информ» разработали и в ближайшее время будут внедрять программно-аппаратные комплексы, позволяющие передавать информацию в цифровом телевизионном потоке.

Работаем мы в хорошо известном москвичам здании на Большой Полянке, замечательной улице любимой моей Москвы. А сколько мы боролись за него! И мэр на него претендовал, и МВД. Но мы не были наивными, находили ходы-выходы, судились-рядились…

Этот дом был построен в 1901 году как Учительский институт Его Императорского Величества. Кто только не размещался в нем за прошедшее столетие!

И женская гимназия, и всеобщая общеобразовательная школа, и штаб противовоздушной обороны Москвы в годы Великой Отечественной войны, и райисполком и райком партии, и Московский университет марксизма-ленинизма – будущий Московский политический институт, в котором прошли подготовку многие депутаты последнего съезда Советов.

Незадолго до событий августа 1991 года на его базе создан «Культурный центр на Большой Полянке» – организация с участием иностранного капитала.

Я так подробно рассказываю об этом здании, потому что люди, которые в нем работали, сыграли значительную роль в моей жизни.

Здесь я познакомился с легендой не только нашей, но и мировой разведки Юрием Ивановичем Дроздовым, одиннадцать лет возглавлявшим нелегальную разведку КГБ СССР, бывшим нашим резидентом в Германии, США, Китае, руководившим штурмом дворца Амина в Афганистане.

Человек высочайшей эрудиции, Юрий Иванович Дроздов руководит Независимым аналитическим агентством. Материалы агентства отличаются отсутствием какой-либо ангажированности, они беспристрастны (за исключением вопросов национальной безопасности и национальных интересов России). Они ложатся на стол целого ряда государственных и политических деятелей России. Именно знакомство с ними позволяет мне быть в курсе всех значимых событий в нашей стране и за рубежом, прогнозировать ход их развития. Дом на Большой Полянке вообще уникален. В наше сложное время он, как магнит, притягивал к себе истинных патриотов. В их числе и митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима (в миру – Константин Владимирович Нечаев), к сожалению, уже ушедшего из жизни. Все, кто общался с ним, ощущали влияние его незаурядной личности. Мало кто знает, что он, почти восьмидесятилетний человек, с группой суворовцев повторил путь Александра Васильевича Суворова через Альпы.

У нас он появился не случайно. Спецслужбы и армия считали владыку Питирима своим духовником, его влияние в их среде как государственника и патриота было значительно.

В доме на Большой Полянке в свое время располагались афганцы Руслана Аушева. Здесь активно работает Ассоциация ветеранов «Вымпел-Союз», которую возглавляет последний командир спецподраз– деления КГБ СССР «Вымпел» генерал Борис Петрович Бесков, а также Общероссийская общественная организация РОСПО (Российская организация сотрудников правоохранительных органов). Ее подразделения имеются более чем в половине регионов России.

На Большой Полянке находится и редакция журнала «Плацдарм», в котором я возглавляю его редакционный Совет. Основная тема журнала – вопросы национальной безопасности во всех ее аспектах: экономическом, информационном, культурном, демографическом, оборонном и других. Главный редактор журнала Леонид Александрович Герасин одновременно возглавляет Исполком РОСПО. В состав редколлегии входят такие известные люди, как историк доктор наук Анатолий Филиппович Смирнов, народный артист СССР Василий Лановой, певец и композитор, любимец спецслужб Михаил Ножкин. В 2003 году наши ряды пополнились вице-президентом академии геополитических проблем генерал-полковником Ивашовым, не только аналитиком и политическим деятелем, но и прекрасным поэтом.

Таково настоящее, в котором я живу. Но это настоящее не исчерпывается интересной и успешной работой и знакомством с яркими людьми, российскими патриотами. В него вторгается глубоко беспокоящая меня российская действительность, о которой сегодня нельзя молчать. Я не могу согласиться с той ложью, которая лежит в основе политики, направленной на лишение моего народа исторической памяти.

Мысль написать непредвзято о прошлом возникла у меня давно – еще десять лет назад. Думал, это надо сделать по свежим следам, пока еще душа сохраняет эмоции того времени. Но поток мемуарной литературы, обрушившийся на читателей после 1991 года, остановил меня. Уж очень она была далека от правды, слишком насыщена стремлением обелить себя и очернить других.

В воспоминаниях таких авторов я предстаю по– разному. Чего стоит, например, вранье Гавриила Попова в его так называемых исторических хрониках (видимо, Шекспир навеял)! В этом сочинении я выгляжу неким инфернальным персонажем. Прямо Ричард III, только не хромой и не горбатый. По его версии, всякий разговор по телефону с руководством мэрии я всегда заканчивал словами: «Вы об этом пожалеете. И очень скоро». Передергивать Г. Попов всегда умел. Мастер!

Зачастую писали люди, которые не были непосредственными участниками событий и, как правило, искажали их суть.

Я понял также, что без исследования достаточно широкой полосы жизни нашего общества, анализа прошлой деятельности Коммунистической партии трудно объективно оценить события конца восьмидесятых – начала девяностых годов прошлого века, разобраться в них.

Волей судьбы я был в гуще событий хрущевской оттепели, работал в комсомоле, находился на ответственной и руководящей партийной работе самого различного уровня – от райкома партии до Политбюро ЦК КПСС. У меня есть знания и опыт, которого нет у нынешнего поколения, и я готов поделиться этим с молодыми.

Мне повезло. Во второй половине 1996 года мной заинтересовались в РЦХДНИ – Российском центре хранения документов новейшей истории (ныне Российский государственный архив социально– политической истории – РГАСПИ). Я безмерно благодарен сотруднице архива Галине Андреевне Юдинковой, которая из месяца в месяц четыре года вела записи бесед со мной, позволившие мне непредвзято, как мне кажется, рассказать о себе, о моей партийной и советской работе, более четко определить свое отношение к людям и событиям, участником которых я был.

Годы, прошедшие после бесед в архиве, позволили мне более объективно, как бы со стороны, оценить все, что было тогда рассказано.

Возвращение к прошлому предохраняет нас от повторения ошибок. Помня о прошлом, политик думает о настоящем и будущем.

Итак, поговорим о прошлом…

Родом из Измайлова

Моя престарелая тетушка пыталась составить генеалогическое древо Прокофьевых. Но работа эта не была завершена, и поэтому я могу рассказать лишь о тех, кого помню, о ком мне рассказали – о своих дедушках и бабушках, отце, матери и сестрах.

Мой дед по отцовской линии Федор Викторович Прокофьев был из крестьян Тульской губернии. Он работал машинистом на Курской железной дороге и за безупречную службу даже имел благодарность. Когда у него стали болеть ноги (а тогда требования к здоровью машиниста были такими же, как сейчас к летчикам), он вынужден был перейти на работу в железнодорожные мастерские на станции Тула. Там, при станции, в деревянном бараке жила его большая семья – из восьми детей выжили три сына и три дочери.

Бабушка Евгения Николаевна Прокофьева (в девичестве Панфилова) рано овдовела (дедушка умер в 1916 году, бабушка пережила его на тридцать лет), но она сделала все, чтобы все шестеро детей смогли получить образование.

Происходила она из семьи иконописца, была человеком глубоко верующим. Характер у нее был жесткий, и до конца жизни она крепко держала всю семью в своих руках. А в доме жило тогда человек тридцать: три сестры, три брата, и у каждого семья, у каждого дети. Помню, отцу было уже 47 лет, а его старшему брату почти пятьдесят, но они слушались ее беспрекословно. Отец и в партию не вступил из-за своей матери, которая по религиозным мотивам была категорически против этого. Но вот никому из внуков своей веры не навязывала.

Мне она запомнилось как очень строгий, честный и доброжелательный человек. Бабушка готовила меня к школе да и потом вместе со мной «проходила» кое-какие предметы, помогала.

Отец мой Анатолий Федорович Прокофьев до революции учился в реальном училище, но не смог его закончить, так как после смерти отца вынужден был пойти работать на тульскую электростанцию дежурным электриком. В 1922 году его по комсомольской путевке направили учиться в Москву в Институт народного хозяйства им. Плеханова, закончил строительный факультет. Здесь, в Москве он и встретился с моей мамой Ниной Алексеевной.

Родителей моей мамы я совсем не помню – был еще мал. Они тяжело болели и умерли в эвакуации во время войны. По рассказам мамы знаю, что дед Алексей Васильевич Ширинский – коренной волжанин из мещан. Он работал счетоводом на хлопчатобумажной фабрике в рабочем поселке Банячки недалеко от Кинешмы. Бабушка Алина Карловна (в девичестве Поль) – прибалтийская немка. Она родилась в Вильнюсе, знала немецкий язык и приехала в Кинешму работать гувернанткой в семье владельца той фабрики, на которой работал мой дед. Здесь они встретились и поженились.

Моя мать появилась на свет в этом поселке, хотя записано, что она родилась в Кинешме.

Семья у них тоже была большая: два сына и две дочери. Только один дядя умер до войны. Остальные дожили здесь, в Москве, до 80-х годов. Мама окончила школу и работала секретарем-машинисткой на меховой фабрике в Измайлове.

Познакомились вначале сыновья Прокофьевых и Ширинских, потом сестры. Получились две интересные пары: папа и мама, а брат моей мамы женился на сестре моего отца. Как бы дважды породнились.

В 1926 году один из братьев моего отца получил участок земли в Измайлове под строительство дома. Общими усилиями три брата и три сестры – мои дяди, тети и отец – построили деревянный дом, и в нем они все поселились.

Со временем дядья переженились, а сестры вышли замуж. Разрастался и дом: обстраивался самодельными пристройками, терраски обивались досками и утеплялись, превращаясь в комнаты. Все полы в доме были почему-то с уклоном в 10 градусов, и по ним нужно было не ходить, а скользить. В конце концов, с годами дом стал представлять собой довольно живописное зрелище. В 1974 году его снесли.

У меня три сестры. Старшая Ирина – пенсионерка, живет в Москве. Средняя, Лидия, вышла замуж за венгра и живет у него на родине. Преподавала в Дебреценском университете русский язык. Младшая сестра Таня живет в Тушине. Она доктор экономических наук. Когда-то работала в институте Госплана СССР, потом в НИИ Главмосавтотранса.

Во время войны на старшую сестру легли нелегкие заботы о хозяйстве и воспитание двух младших сестер, поэтому только она не получила высшего образования. Мы же все трое окончили вузы и имеем ученые степени.

Отец, как инженер-строитель, много ездил по стране, а с ним и его семья. Потому я и родился на острове в Аральском море, куда в очередную командировку направили служить моего отца. Официальным местом моего рождения является город Муйнак Каракалпакской АССР.

Весной 1941 года стояла страшная жара, и на семейном совете было решено вывезти детей в Москву, поближе к прохладным кущам Измайловского парка.

Мне не было и трех лет, когда 22 июня 1941 года поезд, где находилось и наше семейство – мама с детьми, – был остановлен, не доезжая Москвы, в Раменском, и мы узнали, что началась война.

Мы поселились в доме в Измайлове, однако задержаться здесь на этот раз не пришлось: фронт стремительно приближался к Москве, и мы снова вынуждены были сорваться с места, на сей раз – в эвакуацию, сначала в Уфу, затем в Тавду и Ташкент.

Отец первые два года войны служил в наших войсках в Иране. Там он тяжело заболел среднеазиатской желтухой, да и туберкулез, перенесенный в юности, давал себя знать. После этого он долго болел и в 1947 году был комиссован в звании майора.

Жили мы материально очень трудно. Мама много болела, отец – тоже. Все это – война, болезни, большая семья и невысокое звание отца – отразилось на материальном положении семьи. После войны отец служил в Черновцах, и я помню, как мать плакала, что не может накормить детей: на всех четверых ребят – несколько початков кукурузы, а сестренка просила дать «хоть одну барабуленку».

Позже отец поокреп, стал работать строителем в системе Министерства пищевой промышленности и тоже часто ездил в командировки. При его непосредственном участии построены заводы по производству сгущенного молока и мясокомбинаты в Белоруссии, Армении, Литве, Чувашии.

В Москве он участвовал в строительстве Останкинского мясоперерабатывающего завода. Работал под непосредственным руководством Анастаса Ивановича Микояна. Потом вышел на пенсию.

Отец умер в 1981 году, на двадцать лет пережив маму…

…После возвращения из эвакуации, в 1946 году, мы вновь поселились в измайловском доме.

При доме был хороший сад. Там сажали также картошку, выращивали овощи, посадили несколько яблонь. В голодные послевоенные годы дары огорода были существенной добавкой к столу. По мере улучшения жизни цветы стали вытеснять овощи.

Обычно на лето все родственники съезжались в Измайлово и селились в сарайчиках на участке. По пятьдесят человек, бывало, размещалось на этом пятачке. Жили дружно. Если летом случались праздники, то вытаскивали во двор столы и стулья и отмечали их все вместе…

Чем в ту пору было для меня Измайлово? Позволю себе перефразировать известный монолог про театр: знаете ли вы, что такое Измайловский парк? Это перелески, рощицы, буйство сирени и черемухи по весне, нарциссы под дождем, ворох желтых листьев осенью, недозрелые сморщенные помидоры на подоконнике. Это запорошенные снегом дома, стайки лыжников в разноцветных костюмах, дети, съезжающие с горок на санках, владельцы собак, важно прогуливающие своих питомцев по аллеям и дорожкам. И одновременно – возможность на метро или – в пору моей юности – на третьем автобусе довольно быстро очутиться в самом центре Москвы.

В нашей семье у каждого из детей были свои обязанности: кто-то занимался уборкой, кто-то готовкой. Я должен был ходить по магазинам. И уже в первом классе меня посылали за хлебом, а потом обязанностей становилось все больше и больше. Зимой я заготавливал дрова – у нас было печное отопление. Поначалу доверяли носить чурки, а подрос – пилил и колол.

В дом к нам всегда приходило много ребятни. Родители никогда не пресекали, а наоборот, поощряли наше общение с друзьями, относились к ним терпеливо. Ко мне, например, очень часто приходили ребята по пять – шесть человек готовить уроки. И не только в теплые месяцы, но и зимой. К сестрам тоже приходили компании, так что дом всегда был полон молодежи. Чувство коллективизма, выполнение разных обязанностей по дому воспитывали самостоятельность, а это помогало в дальнейшем пробивать дорогу в жизни без помощи «мохнатых лап».

…Желанным подарком всегда были книги. Любовь к ним сохранилась и поныне. У меня в библиотеке около трех тысяч книг. Больше всего люблю прозу. Я воспитан на Паустовском, Джеке Лондоне, Александре Грине. Из поэтов люблю Пушкина, Есенина, Маяковского, Константина Симонова.

В семье у нас своей библиотеки не было. Мы всю жизнь переезжали с места на место, и возить с собой книги и во время войны и после не представлялось возможным. Небольшую библиотеку собрала жена брата моего отца. Тетушка по существу этой библиотекой заведовала, а поскольку мы жили в одном доме, книгами пользовались все. Она очень хорошо с детьми работала. Когда кто-либо из нас или наших друзей брал книгу, тетя обязательно спрашивала, что понравилось, а что не понравилось, проверяя, таким образом, насколько книжка прочитана. Подсказывала, какую литературу лучше выбрать. Библиотека по нынешним меркам была небольшая – всего два шкафа. Когда немцы подходили к Москве, часть книг, наиболее ценных для семьи, закопали, поэтому книги сохранились.

Свою библиотеку в основном я создавал сам. Но в ней есть и книги, которые дарили мне родители, покупали сестры. Потом они вышли замуж, разлетелись из родного гнезда, а книги остались.

Сын тоже много читал. А вот внука старшего до 4 класса приходилось понуждать: он любил слушать, а сам читать не хотел. Только сейчас увлекся книгами. У ребят теперь другое увлечение – компьютеры. Это и полезно и вредно. Я считаю, что никакой компьютер, а также телевизор заменить чтение не могут. Но в нашу эпоху надо со всем этим уметь ладить. Радует, что младший внук – книгочей. Читает книги запоем.

В школу я пошел через два года после войны. В это время это была семилетка с раздельным обучением. У нас учились одни мальчики. Девочки занимались в соседней школе. Семилетнее образование тогда было обязательным. Позднее школа стала десятилеткой с совместным обучением.

Школа у нас была необычная. Говорят, что она построена по проекту Надежды Константиновны Крупской. Таких только две в Москве. Все остальные школы строились в виде пятиэтажных коробочек без лифта. Скученность в них была большая. Наша школа не была многоэтажной – только три этажа. Такие школы называли «самолетик». В ней было два крыла и центр, где находился полукруглый актовый зал и большой, тоже полукруглый, спортивный зал. В одном крыле занимались младшие классы, в другом – старшие. Очень удобная школа. Мы ее любили и до сих пор вспоминаем с удовольствием. Сейчас там размещается НИИ.

Это было тяжелое голодное время. Помню, Слава Чикин, приехавший в Москву из деревни, пришел к нам в класс в лаптях. На завтрак в большую перемену в класс вносили картонную коробку, в которой для каждого из 40 учеников лежали один бублик и две конфеты «подушечки».

Старостой класса был Толя Норкин. Ему было, наверное, лет 16–17. Он жил где-то в эвакуации и там не учился, вот и пошел в таком возрасте во второй класс. Отца у него не было – погиб на фронте. Чтобы помочь матери, Толя по ночам работал в котельной, а утром приходил в школу в ватнике, всегда садился на последнюю парту и очень помогал учительнице в наведении порядка. Когда мы окончили четвертый класс, он женился и ушел от нас в школу рабочей молодежи.

Школа через собес и родительский комитет делала все возможное, чтобы помочь особенно нуждающимся ребятам. Я думаю, что с нынешней системой образования и порядками в школе мы не смогли бы стать страной сплошной грамотности, и не было бы такого количества людей с высшим и специальным образованием, как в советское время.

Расположена школа была в районе Окружной железной дороги недалеко от Щербаковской улицы, там, где много фабрик, авиационные заводы, текстильные предприятия. Это густонаселенный промышленный район.

Я просыпался утром по заводским гудкам: вот 45-й гудит, это завод Лепсе, это электрозавод, это фабрика «Красная заря». У всех гудков были разные голоса, и с семи утра они начинали гудеть.

В школе училось много шпаны. Кашин любил прицепить корыто к трамваю и по Щербаковской улице ехать в этом корыте за трамваем. Отличился он тем, что на спор в метро на станции «Семеновская» спустился в корыте по эскалатору. Позже его посадили за бандитизм. Часть ребят попалась на воровстве. Район у нас был «боевой» – Благуша, Измайлово, Черкизово.

В послевоенное время развелось много бандитов, потому у нас в доме всегда были собаки. Вечерами я ходил встречать сестру из школы со здоровенным псом Мишкой – ездовой камчатской лайкой. Привезла ее моя тетушка-геолог, которая работала в Институте курортологии и ездила по стране открывать разные целебные источники. Вот она-то и привезла щенка с Камчатки. Собака жила у нас за сторожа, так как место наше было вроде не городское.