Текст книги "Людмила Зыкина. Издалека долго…"

Автор книги: Юрий Беспалов

В одном из любимых концертных нарядов середины 70-х.

«Зачем вы, Людмила Георгиевна, наобещали тур по 80 городам? Откуда вы взяли такую фантастическую цифру? – наседал я с вопросами. – Найдутся такие читатели, что и поверят, еще будут восторгаться: „Смотрите-ка, Зыкина-то хочет 80 городов объехать. Во дает!“.» – «Ну и что, пусть знают, что у Зыкиной есть еще порох в пороховнице», – отвечала она. «Пороху» хватило на десяток городов, не более.

Она понимала, что лицо ансамбля «Россия» – это она и без нее ансамбль совсем не то, не то. И все оставшиеся силы отдавала ему без остатка. 36 человек держались на ее крепких пока что плечах, и нужно было работать и работать вместе с ними – способными, талантливыми, одержимыми. Организовала «Фонд Зыкиной» для целей спонсорства и поддержки слабых мира сего (замечу попутно: одного из бывших директоров фонда по фамилии Никитин убили как бы невзначай).

С опухолью она не знала, что делать. Советчиков набралась куча. Все всё знают, все понимают, хотят искренне помочь. Вдруг откуда ни возьмись, объявились два «специалиста» (точнее, два афериста, было бы сказать) с юга России, которые стали избавлять Зыкину от недуга. И что же они делали? Колотили грудь певицы то ли кулаками, то ли ладонями, то ли еще чем-то, я не знаю, не видел. Почти месяц били и отбили… до болезненных синяков. И она думала, что таким способом избавится от опухоли раз и навсегда. В Кремлевке у специалистов-онкологов, когда она рассказала потом об этом «лечении», чуть глаза из орбит не вылетели от недоумения. Неожиданно пришло озарение. На видном месте в квартире на Котельнической набережной висела потемневшая от времени икона Николая Угодника. Зыкина взмолилась перед ней: «Укажи, святой Николай, что мне делать, как поступить?». И вдруг она увидела: очи его просияли и моргнули, что означало – можно ложиться на операционный стол. И она легла на него без раздумий. Несколько часов длилась сложнейшая хирургическая процедура по удалению опухоли не в одном месте.

После всего пережитого в придачу с сахарным диабетом она продолжала утверждать, что чувствует себя вполне здоровым человеком. Говоривший открыто и часто о ее болезнях за пределами круга близких людей становился недоброжелателем или лжецом. «Я абсолютно здорова и проживу 120 лет», – заявляла она всем, кто интересовался ее самочувствием. Однажды, лет двадцать назад, я рассказал Людмиле Георгиевне о моем интервью с С. М. Буденным, известным полководцем времен Гражданской войны. На мой вопрос: «Как вы себе чувствуете в 90 лет?» маршал ответил: «Раньше я был молодой и красивый, а теперь только красивый».

Зыкиной понравился ответ Буденного, и она с улыбкой сказала: «Когда мне будет девяносто, я буду и молодая, и красивая». Кстати, в 60-е годы Буденный, любивший народные песни, частенько наведывался на зыкинские концерты и иногда заходил за кулисы, благодарил певицу за доставленное удовольствие.

Когда швы после операции затянулись, она приободрилась, но в прессе стала просачиваться информация, что Зыкина часто болеет после перенесенной операции, у нее давление скачет, она простужается то и дело и т. д. Ее поклонники отреагировали быстро. Привожу строки из двух (их было тысячи) посланий Зыкиной, присланных ей весной 2000 года.

«Добрый день, дорогая Людмила Георгиевна! Прошло 12 дней после Вашего замечательного концерта. Большое спасибо Вам за полученное удовольствие – слушать Вас и Ваших коллег. За дорогую память, за автограф, оставленный Вами в прекрасной и глубоко содержательной книге „Течет моя Волга“. Находясь в концертном зале „Украина“, мы внимательно следили за Вами и очень переживали, что Вы выступали в болезненном состоянии. Видимо, и артериальное давление было у Вас на пределе. Я, как врач и как Ваш многолетний, бескорыстный и искренний поклонник, можно сказать друг, убедительно прошу Вас: не истязайте себя и не выступайте с концертами через силу, на грани своих возможностей. Тем более что Вы выступали после бессонной ночи в поезде и нервотрепки с таможней. Всей семьей просим Вас беречь себя и выступать еще долго, на благо народов бывшего СССР.

Высылаем Вам рецепт на приготовление и использование чесночной настойки. Ее положительное действие испытали на себе 6 лет назад, сейчас проводим повторный курс лечения. Чувствуем себя значительно лучше, как стали принимать ее. Хотим видеть Вас всегда здоровой и жизнерадостной. С любовью к Вам. Семья Черемухиных, Киев».

 
Шуточный рецепт для Зыкиной Людмилы
( для нешуточного выздоровления):
 
 
«Разве, Люда, это дело,
Что ты гриппом заболела?
Хорошо, что не всерьез,
Хорошо, что не п… подагра!
Взволновался мир ЛЮДской,
Ты и женский, и мужской!
От тебя все заболели,
Даже те, кто не хотели,
Воспалением души!
(Все болезни хороши!)
Миром все тебя поправим,
Снова на ноги поставим!
И прикажем: не болеть!
Люде Зыкиной и впредь.
Вот рецепт от всех болезней,
Он лекарств любых полезней:
Люди все подставят грудь!
Не болей, Люд, никогда!
Ни за что на свете!
 
 
А лекарствами всегда
Будут строчки эти!
P. S. Пригласил к тебе весь мир
Доктора Чистова.
Будь здорова, наш кумир!
Люда, будь здорова!»
 

М. Лунина, Москва.

Надо отдать должное и многим врачам, что ее лечили как могли после тех злополучных аферистов, что отбивали грудь до синяков. Над ее здоровьем колдовали и делали все что могли лучшие специалисты и врачи Кремлевки. Были использованы всевозможные методы и средства народной медицины, пришел на помощь опытный травник, бывший артист Большого театра А. Дерябин, основавший на Пречистенке в Москве лечебную фирму. Боролись за здоровье Зыкиной и другие профессионалы от медицины. И сам ее мощный организм сопротивлялся как мог. Она стала более внимательна к рациону питания, в нем стало больше овощей, фруктов, соков, и уже, конечно, о длительных и частых гастролях по городам страны не могло быть и речи. Вся ежегодная концертная программа укладывалась в рамки 8–10 городов в год, а часто и того меньше.

Но вот наступил 2004 год, певице исполнилось 75 лет. В связи с юбилеем президент В. Путин вручает Зыкиной орден Святого апостола Андрея Первозванного, восстановленный указом Б. Ельцина под петровским девизом «За веру и верность». Зыкину поздравляют лидеры Государственной и Московской дум, Совета федерации, Назарбаев, Лукашенко, губернаторы Б. Громов, В. Матвиенко, митрополит Алексий II, Щедрин, Плисецкая, Кобзон, Пахмутова – всех не перечесть. Настроение у Зыкиной было превосходным. Она проводит юбилейный благотворительный гала-концерт в музее-заповеднике «Коломенское», где прозвучали самые любимые и дорогие ее сердцу песни. (Коломенское для певицы являлось символическим местом: здесь зарождалась Москва, слагались народные песни, получали развитие народные промыслы.) И на этом празднике она сильно простужается. Может, осложнение сказалось после простуды или что-то в организме повернулось не в нужную сторону, но после юбилея в Коломенском появились боли в ногах, стал расти сахар в крови. И тут на горизонте появились очередные лекари. Один, хирург с высшим образованием, делал уколы и ставил капельницы, другой, из Азербайджана, большой любитель шахмат, занимался подбором нужных лекарств. Лечили они Зыкину года три и на первых порах сахар в крови все же снизили. Получали зарплату в 50 тысяч рублей в месяц. Одному из них машину купила, дала миллион рублей на покупку квартиры, обоих отправила в туристическую поездку в Париж. А они в ответ вымогали деньги на медицинского профиля помещения, на рекламу.

Тут еще подоспела операция на бедре, вставленный имплантант не прижился в организме, и Зыкина стала с трудом передвигаться, а потом и вовсе села в коляску. Увидев, что дело со здоровьем у подопечной обстоит не лучшим образом, эти двое ретировались, и где-то за год до кончины появились двое братьев-близнецов Константиновых, которые до конца жизни Зыкиной и занимались ее лечением. Беда не приходит одна – она споткнулась, упала и сломала ключицу правой руки. Осколок кости уперся в нерв. Врачи побоялись делать операцию, давать наркоз. Кость так и не срослась. Писать она не могла. При попытке поставить свою подпись на документах получались невообразимые каракули. (На юбилейных торжествах никто не подозревал, что правая рука и правая нога у Зыкиной не двигались вовсе). В таком состоянии она давала интервью, в котором утверждала, что проживет еще много-много лет, что чувствует себя способной поехать в юбилейный год по всей стране, правда, с прощальными гастролями, как бы заканчивая свой творческий путь.

В годы неурядиц со здоровьем Зыкиной ансамбль «Россия», тем не менее, хотя и в урезанном гастрольном пайке, гастролировал на прежнем высоком художественном уровне. Москва, Ижевск, Воронеж, Набережные Челны, Киев, Липецк, Пенза, Иваново, Екатеринбург. Мастера остались мастерами. Народные артисты России Владимир Красноярцев и Михаил Кизин, заслуженные артисты РФ Иван Пальчук и Виктор Кармаков, Вячеслав Семиков и Эфнан Ибадлаев, виртуоз-балалаечник Алексей Архиповский. Вместо покинувшего ансамбль Н. Степанова за дирижерский пульт встал народный артист России Анатолий Соболев. Кто из выдающихся деятелей искусства страны займет (и займет ли) место Зыкиной – не мне судить. Ясно одно: найти личность, равнозначную великой певице, будет архисложно и, по моему убеждению, почти невозможно. Пока такой нет.

* * *

Когда на пресс-конференции заходила речь об ошибках или неудачах в творчестве, Зыкина никогда не объясняла, в чем они конкретно заключаются. «Ошибки? А у кого их не было?» – вот и весь ответ. Если все-таки журналисты пытались узнать, какие именно неудачи у нее были, певица уходила от прямого ответа и отделывалась такими фразами: «Был период, когда слезливые, с надрывом произведения выдвинулись в моем репертуаре чуть ли не на первый план». «Я пела много песен – бесхитростных и нередко слащавых». «Сказывалось отсутствие глубокого художественного вкуса». «Освоение песен современных композиторов было процессом мучительным. Как теперь неловко вспоминать некоторые, пусть даже популярные произведения тех лет…»

В апреле 1986 года по телевидению транслировался концерт Зыкиной, посвященный старинному русскому романсу, под названием «Мечтой любви, мечтой прекрасной». После эфира, как из рога изобилия, посыпались в ее адрес письма. Одни – с критикой исполнения романсов, другие – с восторгом и восхищением.

Вручение ордена Святого апостола Андрея Первозванного Владимиром Путиным в Кремле.

– Каких писем больше? – спрашивает.

– Хвалебных.

– Значит, романсы полюбились большинству зрителей.

– Это ни о чем не говорит. Когда вы поете «Течет Волга» или «Оренбургский платок», все сходят с ума, ни одного критического, даже малейшего, замечания ни в прессе, ни в вашей почте нет. Здесь же ситуация другая. Критикуют не болваны стоеросовые, а люди просвещенные, знающие толк в старинном русском романсе. И писем таких не одно-два, а гораздо больше.

– Ну и что?

– А то, что у самого гениального человека не всегда все идет гладко. И когда вас журналисты спросят, а они обязательно спросят, что вы думаете о вашей интерпретации старинного романса, вы объясните им, что захотелось попробовать себя в новом амплуа, но не все получилось, как задумывалось. Так будет лучше для вас же.

Зыкина слушала меня и молчала. Молчание я расценил как согласие с моими доводами. И продолжал:

– «Лишь в неудаче художник познает свое подлинное отношение к творчеству», – говорил Стефан Цвейг. «Живая неудача лучше мертвого шедевра», – утверждал Бернард Шоу. «Все люди ошибаются, но великие люди сознаются в ошибках», – писал Бернар Фонтенель, французский писатель и ученый. Могу еще привести примеры высказываний известных личностей по поводу неудач и ошибок.

Мои слова если и возымели какое-то действие на Зыкину, то весьма незначительное. Она была по-прежнему немногословна, когда речь заходила о неудачах. Вот реакция певицы на вопрос корреспондента журнала «Крестьянка» (№ 2, 1997 год) о неудачах в творчестве:

– Когда-то Александра Николаевна Пахмутова и Николай Николаевич Добронравов принесли мне песню «Нежность», а я ее не поняла. Не ощутила. Она у меня не получилась. Сколько ни пела – никак! А сейчас пою.

Примерно так, коротенько, она отвечала на вопросы представителей прессы по прошествии нашего с ней разговора в 1986 году. И еще я заметил: чем старше становилась певица, тем меньше было разговора о неудачах. Возможно, проистекло это от двух вещей: приобретенной мудрости и опыта, научившего ее тому, что не нужно исправлять в творчестве слишком много.

* * *

В 1964 году Зыкина оказалась в компании с Плисецкой и Гагариным на торжествах в честь Дня космонавтики в Кремле. «Я всегда волнуюсь, – делилась балерина с космонавтом номер один тайнами своей профессии, – независимо от того, танцую в первый раз или в сотый. Волнение лежит в основе всякого творчества. Не то волнение, когда дрожат руки и ноги, хотя и оно бывает, а волнение за результат, за реакцию зрителей». На вопросы журналистов о ее волнении во время выступлений на концертных площадках мира Зыкина говорила то же самое, что и Плисецкая, но с поправкой: «Сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выскочит, но руки и ноги никогда не дрожали».

Волновалась Зыкина больше всего в самые кульминационные моменты творческой жизни. Первое потрясение, почти, как говорила, стресс, она испытала весной 1964 года на первых ее гастролях во Франции на сцене знаменитого зала «Олимпия».

Готовилась к ним основательно. Поменяла прическу, изменила детали туалета, выбрала нужный сценический макияж, сшила три платья, в тон к ним подобрала красивые цветастые платки-полушалки, выучила несколько песен на французском языке.

(Перед очередными зарубежными турне Зыкина разучивала песни на языке той страны, куда ее гнал ветер гастролей. В Японии, Индии, Корее, Вьетнаме, Новой Зеландии и ряде стран Европы она исполняла их популярные песни в самом конце представления, что всегда вызывало взрыв ликования сидящих в зале.)

Заглянув из-за кулисы в зал перед выходом на сцену, она почувствовала вдруг, как по всему телу волной пробежала нервная дрожь. Еще бы! Ведь на концерт явился «весь Париж»: кабинет министров почти в полном составе, видные представители политического, культурного и литературного мира – Луи Арагон, Морис Торез, Пьер Карден, Ив Сен-Лоран, Кристиан Диор, Жан-Поль Бельмондо, Мишель Мерсье, Фернандель, де Фюнес, Серж Лифарь, Мирей Матье, Шарль Азнавур.

– Ходила за кулисами туда-сюда, – вспоминала певица, – пила теплый чай из термоса, как могла успокаивала себя. Люди-то какие в зале! И надо было им всем сразу выдать песню так, чтобы не только мурашки у них по коже бегали, но чтобы они запомнили, что такое русская певица. «Течет Волга» и «Письмо к матери» сделали свое дело: две с половиной тысячи парижан, и каких парижан, стоя устроили овацию. Охапки цветов лежали у моих ног. То были минуты счастья и победы над собой в том числе.

За кулисы после концерта зашел великий мим Марсель Марсо, сказал, что нигде не слышал таких голосов, как в России, и сделал певице комплимент: «Эдит Пиаф пела душой. Не буду сравнивать ваши голоса, но в вашей душе много отзвуков Пиаф…». Выражали за кулисами свое восхищение Шарль Азнавур, Анри Ришар, Серж Лифарь. (Пресса тоже не скупилась на похвалы. «С необозримых просторов России привезла в Париж необыкновенно сердечные и задушевные русские песни Людмила Зыкина. Ее голос – радужная игра бриллиантов», – заключал статью обозреватель «Монд». «Песня звучит в высшей степени классически в исполнении Людмилы Зыкиной», – резюмировала «Юманите-Диманш».)

Знаменитый зал «Олимпия» в Париже, выступление в котором Зыкина считала самым волнительным, главным, открывшим ей дорогу в Европу и Америку.

В Париже Зыкина была шесть раз и всегда концерты проходили с не меньшим успехом, но именно тот первый, в «Олимпии», она считала самым волнительным, главным, открывшим ей дорогу в Европу и Америку.

Осенью того же 1964 года она впервые вылетела в Штаты. И снова кошки скребли на душе. Как сложатся гастроли? Что ее ждет? Что напишут газеты? «Знаешь, что меня успокаивало? – говорила она. – Арифметика гастролей. Пятнадцать штатов, двадцать восемь городов, сорок концертов за пятьдесят дней. Волноваться некогда. Но все же, когда публика собралась в новом зале „Нью-Йорк филармоник холл“, я чувствовала себя не очень-то уютно. Поймут ли мои песни здесь? Как их воспримет публика? Что напишут газеты?». Зыкиной никогда не приходилось жаловаться на зарубежную прессу. Она не припомнила даже какого-нибудь малюсенького штриха или намека со стороны репортеров, критикующих ее певческие способности, в чем я убедился, прочитывая зарубежные отклики в газетах на выступления певицы. Возможно, такое положение вещей не всегда оправдано: от недостатков нет свободных в мире.

«Слава богу, оценили, – продолжала Зыкина. – Зрители неистовствовали. Грохот, топот, визг, свист. Раз десять я выходила на бис, пела „Оренбургский платок“, „Течет Волга“. В других городах Америки волнение уже не так сказывалось – стала привыкать к публике. Обычно волнуюсь больше всего, когда первый раз выхожу на сцену в той или иной стране. Но все равно, каждый выход к зрителям – всегда экзамен».

Однако по прошествии лет певица, окончательно завоевав публику на разных широтах и привыкнув к аплодисментам, все меньше страдала от волнений и переживаний – к ней пришли спокойствие, невозмутимость и уверенность в себе, что является, по утверждению В. Белинского, признаком и силы, и достоинства.

* * *

Осенью 1981 года Зыкина с Гридиным вернулись с гастролей по Уралу и городам Сибири.

Спрашиваю Гридина:

– Ну как гастроли прошли? Шухеру, небось, наделали столько, что до сих пор аплодисменты аукаются в горах и предгорьях Урала.

– Как всегда, в полном порядке – аплодисментов хоть отбавляй. Людмила Георгиевна в Томске на концерте такое выдала, что вот спроси ее сейчас, сама не вспомнит.

– Ты о чем, Котик? (Так Зыкина называла мужа в кругу близких людей. – Ю.Б.) – вмешалась в разговор Зыкина.

– Все о том же. Придумала новую разновидность грибов – веснушки называются. Надо записать в Красную книгу.

– Ну так ведь никто не заметил.

– И хорошо, что не заметили твои «веснушки» с «темнушками».

А произошло в Томске вот что. К певице пришла руководитель областного управления культуры и спросила: «Нет ли в вашем, Людмила Георгиевна, репертуаре какой-нибудь песни, имеющей отношение к лесу? Завтра, в воскресенье, День работников леса, и на концерте весь зал заполнят труженики лесного хозяйства». Зыкина ответила, что в ее репертуаре такой песни нет. Но тут вмешался Гридин:

– Как же нет? А песня «грибочки-ягоды» Темнова? Она же вся про лес! Завтра вызову оркестр за два часа до начала концерта, мы все отрепетируем!

– Но я совсем не помню слов, особенно финальный блок. Там столько всего наворочено, – возразила Зыкина.

На что Гридин ответил:

– Выучишь! Тебе не впервой. Ты же уникально талантлива!

На другой день на репетиции Зыкина несколько раз пропела песню, поглядывая в шпаргалку (в песне Виктора Темнова на стихи Петра Черняева было такое обильное количество грибов и ягод, что Зыкина не смогла все сразу запомнить). Но потом все-таки шпаргалку отбросила и пропела песню наизусть.

Два отделения концерта прошли на ура. Много бисировали. Песня про грибочки-ягоды исполнялась в финале. Зыкина уверенно пропела три куплета, а в последнем припеве, не сбавляя темпа, вместо:

 
Сыроежки и маслята,
Грузди, рыжики, опята,
И лисички, и волнушки,
И веселые краснушки.
 

спела:

 
Мухоморы и чернушки,
И веселые темнушки,
И козлята, и свинушки,
И забавные веснушки.
 

К счастью, набор ягод в следующем припеве она пропела в авторской редакции, и труженики леса не заметили невольной импровизации, а если и заметили, то, скорее всего, не придали ей значения. Как всегда, успех и тут сопутствовал Зыкиной. Позже Виктор Темнов шутил: «Не от моей ли фамилии произошли эти „темнушки“?»

* * *

«Просто так», для себя, Зыкина никогда не пела, когда бывала дома и хлопотала по хозяйству, и часто заявляла, что голос свой не любила. Но все же, если собиралась солидная компания в день рождения, скажем, космонавты старшего поколения, гвардия времен Гагарина, могла спеть несколько старинных романсов под гитару. Последнее десятилетие стала уставать от друзей. «Раньше, – говорила она, – когда все собирались, мы друг от друга ничего не хотели, просто было хорошо вместе. А сейчас. Каждому, к сожалению, что-то надо. Я не осуждаю людей. Нет. Но… опять работа, опять не отдых. Ты же меня знаешь не первый год: если я возьмусь за что-то – обязательно сделаю».

«Просто так», для себя, Зыкина никогда не пела. Но если собиралась хорошая компания, могла исполнить несколько старинных романсов под гитару.

Бывали времена, что она не отдыхала и пять, и семь лет подряд, в годы, когда появился ансамбль «Россия». Говорила: «Вот на дачу уеду, телефон отключу и немножко побуду без забот». Не получалось – через пару-тройку дней отпуск заканчивался и начинались опять хлопоты. «А кто будет делать? Когда я работала с баянистами, отрабатывали по 8–10 концертов и отдыхали. Могла в Большой театр сходить на Плисецкую или послушать Огнивцева в Большом зале Консерватории, почитать что-нибудь. А теперь…» – «Как загнанная лошадь», – отвечал я. «Да нет, до загнанной далеко, но забот просто невпроворот. Каждый день, каждый час».