Текст книги "Оппант принимает бой"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– За тобой, – уточнил Амманк педантично. – Каждый делает свою часть работы и совершенно не понимает, что делают другие. Только ты охватываешь взглядом все!

Новый туннель еще не успели отделать абсолютно матовым слоем, только скрепили быстросхватывающимся клеем, на Оппанта кое-где сыпались мелкие камешки. Он жадно вдыхал свежие незнакомые запахи. Это потом, когда туннель отделают и укрепят толстым многослойным клеем, чужие запахи перестанут проникать, тогда туннель станет еще одной артерией Мира, наглухо отделенной от чужой Вселенной, но сейчас эти новые туннели походили на выдвинутые вперед сяжки, которыми термы настороженно и пугливо ощупывали Неведомое…

Оппант чувствовал радостное возбуждение. Здесь масса нового, здесь со всех сторон обрушиваются запахи, которых никогда не слышал, здесь в стенах туннеля вкрапления крохотных животных и скелеты крупных, остатки растений…

Что всегда изумляло и повергало в священный трепет, так это то, что многие из таких животных имели больше ганглий, чем самые мудрые из ноостеров! Однако разумными так и не стали! Мудрецы объясняют это тем, что те ведут одиночный образ жизни, а разум возможен только в едином Племени… Но Оппант иногда с суеверным страхом думал: каких вершин, какого могущества достигли бы эти существа, если бы тоже сумели объединиться и обрести хотя бы Разум Первого Скачка?

Видя этих существ, он с новой силой восхитился пластичностью Племени. Основательница откладывает совершенно одинаковые яички, из которых вылупляются совершенно одинаковые термики. Крохотные, беззащитные, прозрачные – они еще ничем не отличаются друг от друга. Кто глупый мэл, кто панцирник, кто строитель, а кто и ноостер – узнается только после третьей-четвертой линьки. А пока что они чутко реагируют на запросы Племени… Нужно больше панцирников – термики начнут оформляться в свирепых крупноголовых существ с огромными жвалами. Понадобятся рабочие – тут же крохотные малыши начнут старательно выращивать могучие передние лапы… В зависимости от потребностей Племени из термиков младенческого возраста формируются то крылатые будущие продолжатели рода, то рабочие-строители, то рабочие-техники, то няньки, то обучатели молодняка…

В последние тысячелетия все больше и больше появляется мудрых ноостеров. Оппант ощущал гордость и некоторый страх. Никто в Племени не возникает без причины. Зачем-то Племени потребовались термы с огромным количеством ганглий. Племя теперь постоянно разрастается, но стаз ноостеров увеличивается быстрее других стазов!..

Прямо в узеньком туннеле впереди барахтался термик пятого возраста. Лежа на боку, судорожно отгибал назад голову и ноги, тужился, напрягался, поскрипывал. Брюшко выпятилось, тонкая рубашка на спине уже лопнула, можно было сбрасывать ее со спины и головы, но молодой дурень еще не соображал, что делать, и все выгибался, ерзал…

– Ты пятого возраста или первого? – спросил Оппант сурово.

– Пятого.

– Пора бы уже уметь!

Чуть дальше встретил еще одного, уже полинявшего. Прозрачный, слабенький, он едва стоял посреди туннеля на дрожащих ногах, на которых висели клочья старой кожи. Пробегавший мимо рабочий принялся тут же сгрызать крепкими челюстями лохмотья, освобождая термика. Оппант негодующе фыркнул, и рабочий, повинуясь мудрому ноостеру, подхватил термика и тут же исчез в боковом туннеле.

Оппант ощутил сильный запах молодняка. Короткий туннель шел в пещеру, где термы пятого возраста линяли, затем застывали в долгом состоянии покоя, недаром же линяльщики стали попадаться даже в коридорах… В последние годы Племя разрастается просто стремительно. Никогда раньше так не было, и как ни поступи – почти все в первый раз, впервые…

Оппант буквально чуял в воздухе быстрые и неотвратимые перемены. Всю многосотмиллионолетнюю историю термов они руководствовались накопленным опытом, и ответы были как будто бы на все вопросы и на все мыслимые ситуации. Так и было, но после Второго Осознания стали появляться новые проблемы… А вот теперь, уже при жизни Оппанта – исчезающе ничтожный срок! – они пошли одна за другой. И эти новые приходится решать, не оглядываясь на прошлый опыт, потому что термы прошлых поколений с такими ситуациями не сталкивались.

Еще издали увидел Умму. Не видя его, она все так же экспериментировала с эластичным клеем, который выделяли термы-носачи. Этот универсальный клей годился и для укрепления Купола, и для связывания сводов и галерей, применяли его и против прорывающихся в Купол хищников. Клей быстро застывал, превращаясь в камень, и любой хищник погибал, ибо носачи умели метать сгустки клея прямо в глаза, в пасть, набрасывали на челюсти тугие петли…

Задача в том, чтобы суметь создать клей, легкий и эластичный, но который оставался бы эластичным все время. Умма утверждала, что нащупала фиксирующие добавки, способные остановить затвердевание на любой стадии. Если это верно…

Умма поднялась навстречу, затрепетала сяжками. На полу был расстелен большой лоскут. Часть пола была покрыта слоем серого клея. От Уммы исходил нежный дразнящий запах, и у Оппанта дрогнули два передних сердца. Он тут же подавил животный порыв, негоже ноостеру вести себя подобно мэлу, сказал степенно:

– Приветствую тебя…

– Ох, Оппант! – прервала его Умма без всяких церемоний. – Мне кажется, хочешь посмотреть?

– Покажи, – сказал Оппант.

– На полу! – засмеялась Умма. – Мы сделали пробный кусочек!

Оппант недоверчиво наклонился, зацепил коготком краешек, где клей накладывался на камень. С легким треском поверхность клея начала подниматься, отделяться от камня… Это был целый лоскут! Совершенно сухой, но эластичный и тонкий.

– Умма, – выдохнул Оппант, – я сам не верил, что это будет так быстро. Теперь надо много таких лоскутков! Мы их склеим, чтобы получился большой мешок…

– Не спеши, – охладила она с сожалением. – Этот образец еще не годится.

– Почему?

– Ты хочешь абсолютно непроницаемый?

– Да!

– А здесь еще крохотные дырочки. К тому же он втрое толще, чем ты заказывал. А тоньше пока не получается, начинает лопаться. Не спеши, Оппант!

– Разве я спешу, – сказал он. – Это Итторк спешит. А я живу так, словно мне жить еще миллион лет, хоть жизнь терма всего несколько лет… Но что значит наша жизнь для Племени? Не закончим мы, закончат другие…

– Ты говоришь, как принято говорить и думать в Племени, – заметила она. – Один гениальный Итторк все спешит сделать при своей жизни. Как у него сейчас дела?

– Быстро, – ответил он. – Только и знаю, что очень быстро. Это меня тревожит. И еще очень не нравится, что отовсюду только и слышу: «гениальный», «самый талантливый», «первый из термов»…

– Уж не завидуешь ли? – засмеялась она.

Он задумался, перебрал свои мысли, ответил честно:

– Не знаю. Может быть, завидую. Но и тревожно мне очень.

– Почему?

– Мне почему-то кажется, что это нехорошо, когда один терм, пусть даже самый гениальный, полностью берет власть в свои руки, начинает думать и распоряжаться за всех…

– Разве лучше, – удивилась она, – когда над гениальностью стоят посредственности?

– В Совете не посредственности, – возразил он. – Пусть не такие блестящие умы, но не посредственности. У них жизненный опыт, знание истории термов. У них терпение и осторожность. Они много времени тратят на споры друг с другом, это верно, но в результате Племя в целом только выигрывает.

– Выигрывает ли?

– Итторк единственный, кто мечтает вывести термов снова на поверхность, – сказал он с грустью. – Дикая мысль? Не знаю… Но есть что-то неверное в том, что мы на своей же планете оказались изгнанниками. Мы отстояли свой уклад, но какой ценой? Большинство термов рождаются слепыми, ибо зрение им не нужно. Панцирники лишь отличают свет от тьмы, чтобы видеть пролом в Куполе и мгновенно занимать круговую оборону вокруг дыры. Только крылатым требуется совершенное зрение, но и они пользуются им разве что несколько минут за всю жизнь. Лишь во время такого крохотного полета!.. Кстати, когда-то все термы были крылатыми. Да-да, об этом говорит наше строение. А теперь и нынешние крылатые никуда не годные летуны!

– Ты надеешься изменить?

– Эволюцию вспять не повернешь. Но что-то делать можно.

Она удивилась:

– Что можно сделать? Ты с ума сошел!

– Мешок, – ответил он. – Разве еще не поняла? Мешок для полета!

Далеко внизу, где располагалась пещера Совета, виднелась группка черных термов. Заслышав шаги, они повернулись, их глаза безо всякого выражения уставились на Оппанта. Тот заспешил, спотыкаясь от неловкости. Термы были настолько старые, что на хитине не осталось ни малейшего коричневого пятнышка. Оппант даже растянулся, спотыкнувшись, и затем в несколько быстрых перебежек оказался в центре круга.

– Приветствую вас, мудрые! – сказал он, почтительно понижая голос и чуть приседая. – Для меня великая честь видеть четырех гигантов-водоводчиков!

Четыре терма благосклонно наклонили сяжки. Первые члены Совета управляли важнейшими работами по водоснабжению Мира. Яч руководил химическими источниками: расщеплял целлюлозу, Куцва заведовал физическими: конденсировал пар в грибных садах, Лочек руководил чисто техническим подъемом воды из глубинных колодцев, а на долю четвертого, Готра, выпала труднейшая задача обеспечить выделение воды, впитанной Куполом в период дождей. От трудолюбия термов зависело немало: Истребитель может накалить Купол так, что вода начнет испаряться не вовнутрь, а наружу, Истребитель может спрятаться за тучи, могут подуть холодные ветры…

Последнюю должность раньше занимал Итторк, но приходилось бывать во всех концах Мира, следить за тысячей вентиляционных отверстий, воздухозаборных галерей, воздухоудерживающих ловушек, так что постепенно вместо Итторка стал распоряжаться его заместитель, энергичный Готр, а сам Итторк незаметно стал самым значимым в Совете… Члены Совета равны, но на Итторка оглядывались, спрашивали совета, интересовались друг у друга: «А что думает Итторк?»

– Здравствуй, Оппант, загадочный термик, – ответил Яч. Он лежал, подобрав все шесть лапок, величавый, неподвижный, глаза его безо всякого выражения следили за молодым термом. – Тебя вызвали по предложению Итторка.

– Могу я спросить, зачем?

– Не представляю, чем ты сможешь нас заинтересовать… Впрочем, жизнь Племени течет так спокойно, без изменений, что мы должны замечать любую возможность изменения. Чем ты мог заинтересовать Итторка, скажи сам!

Готр, который сидел напротив Оппанта и сверлил его неотрывным взглядом, сказал неожиданно:

– Итторка заинтересовало неопределенное положение Оппанта среди стазов.

– Только лишь? – не поверил Куцва.

– Это странность, – ответил Готр, – а странности надо убирать.

Оппант ощутил холодную волну страха во внутренностях. Все термы определены, уж лучше стать термом низшего стаза, чем таким уродом! Он шагнул из девятнадцатого стаза, но так и не дотянул до двадцатого, застрял посередине, теперь чужой и для тех, и для других.

– Итторк видит в этом угрозу Племени? – спросил Яч, самый прямолинейный из всех троих.

– Итторк хочет разобраться, – подчеркнул Готр. – Это в интересах Племени…

Он прервал себя на полуслове. В зал Совета стремительно входил Итторк. Он был самым черным из членов Совета, но двигался, как желтый скороход. Он еще издали колыхнул сяжками, передав сложнейшее приветствие всему Совету вместе и каждому члену в отдельности, упомянув заслуги каждого, пожелав счастливой передачи корма и быстрого усвоения.

– Стань в центр, – велел он Оппанту, едва сбежал вниз. – Нам нужно посмотреть на тебя внимательно. И кое-что решить.

Оппант покорно стал посреди площадки. Члены Совета, хрустя суставами, расселись по кругу. Оппант чувствовал себя неуютно, ибо как ни повернись, за спиной оказываются двое из черных термов.

– Оппант, – выстрелил вопросом Итторк, – как ты чувствуешь себя в Племени?

– Временами скверно, – признался Оппант. – У каждого есть цель, четкие обязанности. Каждый выполняет свою работу. Даже ноостеры, которые не строят, не охраняют, не заготавливают корм – остро необходимы. Они – мозг Племени. В немногое свободное время упражняются в интеллектуальных играх. А я что? Вроде бы могу мыслить, как ноостер, но, стыдно признаться, я мог бы успешно заниматься строительством, расширением Мира… Еще меня тянет бывать в самых дальних туннелях. Правда, лишь в тех, которые строятся. Говорят, что я больше близок к девятнадцатому стазу, стазу разведчиков.

Он говорил быстрыми движениями сяжек, чтобы видели и сидящие за спиной. Последнюю фразу добавил после паузы, стараясь оправдаться за пристрастие к дальним туннелям.

Из-за спины прозвучал резкий вопрос:

– Но строительство туннелей определено термам седьмого стаза?

Оппант мгновенно развернулся, сразу определив, кто обратился к нему.

– Да, уважаемый Яч, – ответил он сокрушенно, не решаясь спорить. – Видимо, со мной что-то неладно.

Итторк засмеялся, заскрипев всеми пластинками на головогруди:

– Удивительный ответ!.. Единственный из термов, кто признается с такой откровенностью… Мудрые члены Совета! Как и вы, я внимательно слушал Оппанта. В скорости ответов он чуть отстает от термов нашего стаза. Не так ли? К тому же Оппант, не в пример остальным, отвечает нерешительно, колеблется с точными формулировками. Это тоже несвойственно нашему стазу. Верно?

Старцы одобрительно скрестили сяжки. Оппант чувствовал холодок отчаяния. Если хотят его понизить в стазе, то пусть бы скорее! Уйти от позора, к тому же работа разведчика дальних туннелей его всегда привлекала…

– Еще я заметил интересную особенность, – продолжал Итторк, не спуская глаз с Оппанта, в то же время не выпуская из поля зрения членов Совета, – ответы Оппанта никого не раздражают! Вы тоже заметили? А как часто бывает именно так, когда слышишь умничающего терма средних стазов! Вы тоже заметили? С Оппантом все иначе: появляется желание помочь, подбодрить.

– Это верно, – сказал Готр с готовностью, – мы это ощутили.

– Более того, – продолжал Итторк настойчиво, – такое теплое чувство не возникает даже в отношении терма нашего стаза! Чем вы это можете объяснить?

Старцы молчали. Оппант нерешительно переступал с лапы на лапу, ничего не понимая. Итторк тоже молчал, рассматривая его с холодноватым интересом.

Первым заговорил Готр. Не отрывая глаз от Оппанта, произнес медленно:

– А что, если начинается сплав стазов? Мы уже тысячу лет ведем борьбу за перемешивание. Мы многого ожидаем от результатов реформы. Не потому ли чувствуем симпатию к Оппанту, угадывая в нем первый результат?

Итторк поднялся, его голос стал громче:

– Этого мы еще не знаем… Великие, я просил вас собраться для определенного решения. Предлагаю Оппанта в члены Совета!

Слышно было как далеко-далеко за северной стеной слышался неумолчный шорох сотен строителей, что пробивали водозаборную шахту. Оппант стоял, не шевелясь. Яч первым шевельнулся, сказал раздраженно:

– Зачем? Только лишь потому, что он переходная… или сплавная форма?

В его голосе сквозило презрение ко всяким нечистым формам, ко всякой неясности.

Итторк заговорил резко, дополняя слова каскадом жестов:

– Мир расширяется стремительно. Как только мы перестали каждую весну посылать десятки тысяч лучших дочерей и сыновей на смерть, наше Племя стало расти очень быстро. В большом Племени нужно иметь больше членов Совета. К тому же, чем больше членов Совета, тем меньше риск неверных решений. Пятеро наших мо#згов хорошо, а шестеро будет лучше… Самое же главное, что нам важно показать Племени, что в Совет отныне могут входить не только термы высшего стаза!

Итторк умолк, словно с разбега налетел на стену туннеля. Старцы недовольно переглядывались, но облечь в слова общий ответ – явно негативный – еще не успели. Итторк заговорил так же внезапно, как и замолчал:

– Да, забыл упомянуть… Верно, Оппант в скорости ответов чуть приотстает, но пройдитесь по его ответам еще раз! Он строит фразы очень взвешенно, обдуманно. В них есть теплота, которой абсолютно нет в словах термов двадцатого стаза. Оппант на своем примере молча доказывает, что быстрый ответ – не самый лучший ответ. Даже если абсолютно безошибочен.

Яч недовольно пробормотал:

– Как может абсолютно безошибочный ответ не быть лучшим?

Лица остальных членов Совета были сосредоточенными. Обладая глубокой памятью, развитой долгими упражнениями, они восстанавливали каждое слово Оппанта, взвешивали, сравнивали, сопоставляли…

Готр снова показал себя самым быстроумным: остальные еще сосредоточенно шевелили сяжками, а он уже сказал Итторку на языке жестов, чтобы не мешать остальным членам Совета:

– Ты прав. В этом терме есть то, чего нет в девятнадцатом стазе, но нет и в двадцатом. Оппант думает медленнее, но думает хорошо. Мне его ответы нравятся.

Итторк снова с холодноватым интересом осмотрел Оппанта. Оппант отвел глаза. Поддержка Итторка почему-то пугала, в его настойчивости угадывался скрытый смысл.

– Я против, – сказал Лонек. – Система Мира проверена. Изменения могут нарушить гораздо больше, чем мы сейчас думаем.

– Я тоже против, – сказал Куцва хмуро. – Оппант мне нравится, но в Совете место только для старейших и опытнейших термов высшего стаза.

Взгляды обратились на Яча. Голоса распределились поровну. Как скажет Яч, так и будет… Оппант не верил своим глазам и ушам.

– Мудрые! – взмолился он. – Выслушайте меня! Я совсем еще молод, мне ли сидеть рядом с вами? Если же необходимо увеличить число членов Совета, то мало ли в Племени старых мудрых термов? Они знают жизнь, у них опыт. А что у меня?.. Да я буду бояться открыть рот даже при кормлении, ибо на члене Совета лежит бремя всего Племени. Я не готов решать за Племя! Я обращаюсь к тебе, Яч! Скажи свое решительное «нет!».

Яч хмуро держал его на прицеле глаз, сказал колеблющимся голосом:

– Ты мудро сказал, что не готов к решениям. А сколько блестящих ноостеров рвется в Совет! Они намерены немедленно проводить реформы, перестраивать, улучшать. Ответственности не боятся! Убеждены, что все могут!.. Словом, я за то, чтобы принять Оппанта.

Закончил он так неожиданно, что все замерли. Только Итторк довольно вскинулся, его торжествующий взгляд уперся в Оппанта. Тот подскочил от неожиданности:

– Зачем? Я не готов… Это же так непросто, так сложно…

Испуг его был неподдельнейший. Старцы расслабились, разулыбались, а хмурый Лонек, который резче всех был против, шлепнул его голым от старости сяжком по спине и сказал грубовато:

– Хорошо, что понимаешь… А сколько таких, как верно сказал Яч, которые берутся управлять чем угодно! У тебя есть понимание! Не спеши, присмотрись. Может быть, Итторк прав. Если даже не будет от тебя пользы, то и вреда не будет. А это уже много.

Умма была счастлива, но Оппант прислушивался к себе и к другим с недоверием. Ощущение опасности растет, чувство такое, словно всех обманул, но обман вот-вот вскроется. Почти все ноостеры превосходят его в умении стремительно мыслить. Они ярче, богаче разумом, умеют точнее передать оттенки мысли, используя не только сяжки и ножки, но даже подвижные волосики на брюшке. Почти любой из них мог бы заменить его в Совете. Что задумал Итторк?

Ускользнув от Уммы и друзей, он заспешил в дальний туннель, где сейчас трудились тысячи рабочих. Самые знающие из стаза запоминателей насчитывали тысячи существ, которых термы встречали в глубинах земли. Иные сами прорывались к ним, пока стены еще не были укреплены схватывающимся слоем. В большинстве случаев это были более крупные животные и, что казалось первым исследователям обидным, более приспособленные к жизни.

Около двух десятков известных живых существ насчитывали и на поверхности, но тот мир был изучен очень плохо. Там термы вообще могли находиться всего несколько минут, даже ночью, когда нещадный Истребитель уходил с неба.

Когда-то существовало учение, что первые термы прибыли вообще из другой вселенной. Попав в непривычные условия, они вынужденно зарылись в землю, построили Купол, чтобы там поддерживать необходимые условия для жизни… Но миллион лет спустя удалось доказать, что термы оказались под землей лишь потому, что они – самые древние существа на свете. Когда-то Вселенная была иной, воздух был влажным и в нем почти не было ядовитого кислорода. Тогда термы жили на поверхности Вселенной, были ее властелинами. Но десятки миллионов лет летели друг за другом, появлялись другие существа. Они сражались за выживание, слабые погибали, от сильных появлялось еще более жизнеспособное потомство… Через сотню миллионов лет и они исчезали, уступая место еще более свирепым и быстрым хищникам. Одновременно и воздух становился суше. Наконец однажды в небе появилось кровавое пятно… Еще через несколько миллионов лет небо стало совсем голубым, а кровавое пятно превратилось в нещадного Истребителя, который сушил воздух и перегревал все живое…

Не желая вымирать, как случилось со всеми старыми видами, термы стали отступать под землю, где строили жилища с влажным воздухом, богатым углекислым газом. А на поверхности появлялись все более свирепые виды существ, быстрые и беспощадные. Термы, которые проигрывали и в силе, и в скорости, не могли сопротивляться новым хищникам еще и потому, что продолжали оставаться все такими же мягкотелыми, незащищенными.

Они все больше времени проводили под землей, Основательницу Племени теперь прятали особенно надежно, под каменные плиты, а сверху возводили все более прочные купола. А когда еще через сто миллионов лет мир тряхнул страшный удар, после чего воздух стал особенно сух и ядовит, термы вынужденно ушли под землю почти целиком. С тех пор они строили несокрушимый Купол, верхушка которого высовывалась на поверхность, а весь Купол находился в земле, чтобы даже роющие хищники не могли разрушить Мир… А на поверхность лишь раз в году выплескивался рой крылатых термов, чтобы попытаться дать начало новому роду.

Таким образом, думал Оппант напряженно, они в Куполе сохранили атмосферу тех древних времен, когда на всей земле было тепло и влажно, когда не было ни зимних холодов, ни яростного всеубивающего солнца. Они, единственные во Вселенной! А все остальные виды приспосабливались сами.

Окидывая мыслью историю Племени, Оппант всякий раз чувствовал прилив гордости. Лишенные ядовитого жала, крепкого хитинового покрова, неуклюжие и очень медлительные, они проигрывали во всех жизненных ситуациях, отступили под напором новых свирепых видов… И все же термы существуют! И успешно развивают свое Племя. А где теперь те страшные Звери-горы, от поступи которых дрожала Вселенная?

От стен веяло приятной сыростью. Оппант бодро мчался по округлому туннелю, а когда стали попадаться рабочие с комьями спрессованной земли, перебежал на потолок, оттуда даже лучше видно, выпуклые глаза позволяют видеть как все впереди, так и то, что остается сзади.

Все шесть лап цепко вели его по своду, и, хотя там еще не укрепили клеем, и комья земли то и дело выскальзывали, он мчался, не срываясь и не падая на головы и спины рабочим. Успел подумать со смесью стыда и странной гордости, что даже внешне мало похож на ноостера, слабого и вялого: тело уступает по мощи только панцирнику, руки мощные, как у мэла, глаза крупные и различают столько оттенков, словно он рожден крылатым, которому предназначено выйти на поверхность, догнать в полете молодую крылатую Основательницу, соединиться с нею и умереть.

Воздух становился плотнее, густой сильный запах работающих мэлов катил навстречу ощутимыми волнами. Мэлы бежали внизу двумя встречными потоками: справа – с комьями земли в жвалах, слева – с готовностью вгрызться в стену, расширяя подземную вселенную Племени.

Оппанту даже на потолке приходилось лавировать между работающими носачами. Спокойно и деловито они выдавливали клейкий сок, промазывали стены, свод, пол, клей тут же застывал, а следом шла другая волна носачей с раздутыми брюхами. Проклеивали еще и еще, сквозь сверхпрочную пленку не прорвется ни чужой запах, ни вода, ни зверь, разве что очень сильный и хищный, но такое бывает крайне редко, а панцирники, хоть и гибнут сотнями, но пока что справляются.

По стенам беспокойно двигались панцирники, огромные и несокрушимые. В новых туннелях их всегда много, Оппант знал, что дальше их будет столько же, сколько и мэлов, если не больше.

Еще издали услышал шорох и треск, а когда миновал последний поворот, от восторга и гордости задрожали сяжки. Туннель упирался в стену, сплошь покрытую белесыми телами. Мэлы вгрызались в твердую землю, перепиливали толстые корешки надвселенных существ, что достают щупальцами даже сюда, подло вытягивают влагу, чтобы бездумно и расточительно прогнать через себя и сбросить с листьев в сухой воздух.

Правда, теперь он знал, что это вовсе не злобные существа, а просто такая форма жизни, но с детства знакомое чувство вражды сразу пробежало по всем членикам, волоски на брюхе вздыбились и задрожали.

От работающих отделился довольно крупный ноостер, сяжки обломаны, одна лапа укорочена, на спине следы от тяжелых комьев земли. Выпуклые глаза без всякого выражения уставились на Оппанта, жвалы угрожающе раздвинулись, но затем мощный голос проскрипел:

– А, это ты, Оппант.

– Я, Учитель, – ответил Оппант почтительно.

Старый Тибюл не был его учителем, но Оппант так часто проводил время в дальних туннелях, что вожак копателей стал чем-то вроде друга и наставника.

– Чуешь что-то новенькое? – спросил Тибюл. – Ты прав: земля пошла плотнее, суше. Состав иной, корни попадаются чаще, хотя идем на большой глубине. Над нами сейчас помимо земли еще и широкая каменная плита: но все же тревожно.

Оппант повел сяжками:

– То-то столько панцирников!

– Да, пришлось удвоить.

– Один к двум?

– Нет, уже на одного мэла четыре панцирника, один слухач и три носача.

У Оппанта вырвалось:

– Но так мы не сдвинемся!

– Двигаемся, – ответил Тибюл спокойно. – Ты всегда был слишком тороплив. Слухач опасается разломов там, наверху. Если вдруг какая глубокая щель, то мы можем нечаянно напороться на беду. Роем себе на большой глубине, и вдруг – вываливаемся в сухой воздух, на поверхность!

Оппант поморщился:

– Слухачи чуют такое заранее. Даже я могу определить по сухости почвы, температуре, ядовитости воздуха. Ведь земля очень пористая, верхний воздух проникает на большую глубину!

– Определишь, да поздно, – проскрипел Тибюл. – Тебя тоже определят!.. Еще быстрее.

Оппант ощутил, как волна страха прокатилась по ганглиям. В истории Племени уже были случаи, когда хищные понеры, двигаясь с молниеносной скоростью, разрывали землю навстречу строителям тоннеля, врывались, жадно хватая добычу. Единственное спасение было в том, чтобы на этажах ниже плотно перекрыть все ходы, залить клеем, оставив тем самым верхних термов на растерзание.

– Мы должны двигаться, – прошептал Оппант.

Тибюл подвигал сяжками:

– Оппант, загадочный терм. Аксиома, что спасение и охрана Племени – в неподвижности. А ты всюду твердишь, что это жизненная необходимость. А мудрость?

– Не знаю, – ответил Оппант в затруднении. Мимо пробегали мэлы, панцири поскрипывали. Панцирники стояли так плотно, что мэлам приходилось пробираться по их спинам и головам. Слухач распластался по стене, у него из-под лап выгрызали комочки земли, а он только неспешно переступал, весь вслушиваясь и вчувствоваясь в мир, который лежит дальше.

Мимо протиснулся могучий панцирник, отодвинув обоих небрежно, почти не заметив. Оппант сказал с неудовольствием:

– А жаль, что в такое великолепное тело не вложено осознания. Вел бы себя…

Тибюл недовольно проскрипел:

– Оппант, ты хочешь учить природу? Ею все предусмотрено за шестьсот миллионов лет нашей истории. Наделить мозгами всех, включая и мэлов, было бы безумным расточительством. У природы не хватило бы ресурсов. Все распределено очень целесообразно: мэлам – тягловую силу, панцирникам – брюшко и челюсти, рабочим – средний мозг и мощные руки, а ноостер – высшая мощь разума, которая мыслит за все Племя… А что было бы, если бы панцирникам был дан разум?

Оппант внимательно слушал.

– Ну, не задумывался. Просто, так показалось.

– Для чего существуют вообще панцирники? – спросил Тибюл. – Для битв и гибели. Не расточительно ли было бы снабжать их хорошим мозгом, если они идут на убой? Да, на убой! К сожалению, мир таков, что без сражений пока что не обходится. Но уж если кому-то суждено погибать, то погибать должны худшие, а не лучшие. В этом спасение Племени! Так что в панцирников уходит все худшее. А интеллекта им не надо. Вместо интеллекта достаточно набора из двух десятков команд.

– Учитель, но так должно быть везде…

– А так и везде, – ответил Учитель серьезно. – В нашем Мире, в Мире до первого Осознания… Специалисты сообщают, что среди наших злейших врагов – понеров, тоже существуют стазы, хотя и не такие развитые, как у нас, и у них тоже худших направляют в панцирники.

– Направляют?

– Да. У них нет такой четкой и богатой системы. Понеры появились на планете всего двадцать миллионов лет назад, потому у них возможен переход из одного стаза в другой в любой момент жизни. Поэтому там самых неразвитых направляют в панцирники!.. Это единственно верно. Каким бы ни был Мир, какие бы существа ни жили, в панцирники всегда должны направлять худших. Это единственная непроизводительная сила общества.

От стены, прервав Тибюла, донесся запах тревоги. Слухач еще не увидел опасность ясно, но сигнал пошел резкий и недвусмысленный. Оппант ощутил волну ужаса, его лапы сами собой задвигались, пытаясь унести его в глубь туннеля, но, к своему удивлению, ощутил, что остается на месте. От стен отхлынули рабочие строители, взамен придвинулись носачи, бронированной стеной встали панцирники.

Тибюл что-то передал сяжками, но Оппант расшифровать не успел, вожака строителей унесла волна отступающих мэлов. Панцирники, угрожающе разводя жвалы, ринулись к слухачу. От них шел мощный запах атаки, Оппант, к своему страху и удивлению, ощутил, как перед ним хаотично пронеслись жуткие сцены, в которых он бросается на врага, рвет его жвалами, прижимает к полу, терзает.

Что со мной, подумал он в страхе. Я недоразвитый панцирник, что ли? Только не это!

Теперь землю выбирал, едва различимый под массивными тушами панцирников, единственный рабочий. Раздвинутые жвалы блестели со всех сторон. Оппант приблизился, все еще чувствуя странное возбуждение, все мышцы напряглись и подрагивали.

Чужой запах стал ощутимее. Рабочий все так же подрезал острыми жвалами землю, раскачивал, наконец оторвал массивную глыбу. К разочарованию Оппанта, ничего не произошло, а на смену мэлу, что уносил землю, пришел другой, тоже умело выгрыз, затем третий.

Запах чужого жилья становился все сильнее. Наконец пятый рабочий выломал свою глыбу, и запах пошел настолько сильный, что Оппанг, еще ничего не видя за спинами панцирников, понял – туннель вышел в нечто неведомое.