Текст книги "Возвращение Томаса. Башня-2 (сборник)"

Автор книги: Юрий Никитин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Часть III

Глава 1

Над болотом то и дело появлялись клочья тумана, стягивались в подобие огромной кипы грязной шерсти, уплотнялись, а потом их несло с жутковатой целеустремленностью. Олег всякий раз давал дорогу, и Томас, подражая более знающему спутнику, тут же посылал коня в сторону. Из болотной жижи часто высовывались головы странных существ, устрашенный Томас крестился и уверял себя, что это лягушки, просто лягушки, только очень большие.

Черная поверхность во многих местах булькает, чавкает, оттуда поднимается горбиком жидкая грязь и расплывается во все стороны. Часто грязь вздувается пузырями, что шумно лопаются, а вместе с брызгами распространяется жуткое зловоние. Кое-где торчат облепленные грязью мшистые кочки, Томасу почудилось, что они медленно опускаются, словно разъедаемые снизу.

На некоторые взбираются крупные белесые черви, полупрозрачные, Томаса едва не стошнило, когда увидел, как внутри сегментов пульсируют отвратительные внутренности. Конь сам шарахался от таких кочек, одна впереди вся состоит из таких копошащихся червей, словно кочка уже утонула, а черви продолжают карабкаться друг на друга…

И все же болото становится все зловоннее и, что хуже всего, дно постепенно уходит из-под ног. Мохнатые кочки остались за спиной, а впереди только море чавкающей и булькающей грязи. Пузыри поднимаются огромные, а когда готовились лопнуть, Томас зажмуривался и закрывал ладонями лицо: брызги взлетают выше головы.

Могучие кони выбились из сил, с морд слетает кровавая пена, оба хрипят и стонут, бока судорожно вздымаются. Наконец конь Томаса остановился, весь дрожа, рыцарь поспешно соскочил прямо в грязь, разбрызгивая тяжелые липкие волны, погрузился до пояса, но конь благодарно вздохнул.

Томас принялся его поглаживать и говорить подбадривающие слова, Олег взглянул на них, тоже слез в топкую грязь и сразу же пошел дальше. Его конь вздохнул и покорно потащился следом.

Томас крикнул в спину:

– У коней чутье, а ты как насчет ям?

– А у нас есть головы, – ответил Олег, не поворачиваясь.

Он не замедлил шаг, Томас стиснул челюсти, вообще-то он крикнул, чтобы хоть чуточку задержать язычника. Не признаваться же, что от кончиков ушей до пят дрожит от усталости и мечтает постоять и перевести дух, но конский зад с красным хвостом медленно отдаляется, и Томас, взмолившись про себя Пресвятой Деве, заставил себя идти по сдвигающемуся следу грязи.

Калика то ли в самом деле чует, то ли как-то ориентируется на всплывающие пузыри, но двигается зигзагами, всякий раз выбирая самые твердые и высокие места. Иногда грязь опускалась до колен, дважды Томас проваливался по грудь. Отчаяние все больше стискивало сердце, он усердно молился, прося сил и стойкости, ведь не для себя, для вящего дела, усталое тело почти не слушалось, и вдруг, как далекий набат, донесся крик:

– Томас, там берег!.. Я вижу деревья!

Однако Олег, вместо того чтобы броситься к зеленой земле, остановился, Томас прошептал благодарность Господу, что внушил этому язычнику каплю сострадания, дал ощутить, что надо помочь ближнему, который вот-вот рухнет в эту жижу и захлебнется ею, как суслик при половодье.

Кони, чуя твердую землю с сочной травой, раздували ноздри и двигались вперед из последних сил. Дно поднимается медленно, зато приближается удивительно зеленый берег, уже видно с десяток исполинских деревьев, цветущие кустарники, а на вершине холма – небольшой замок из белого камня, который, как Олег уже знал, не замок, а монастырь.

Оставляя за собой грязные дорожки, они выбрались на зеленую траву. Томас оглянулся, не поверил глазам: черная болотная слизь приподнимается толстым валом, но что-то не позволяет ей продвинуться и залить мерзкой жижей поросшую чистой травой землю. Олег морщился, шарил взглядом по окрестностям, Томас внезапно ощутил, как от него отвратительно пахнет, в то время как воздух напоен дивными ароматами цветов и чистой воды…

– Вода, – сказал Олег. – Вон там ручей.

Томас, на ходу пытаясь расстегнуть заскорузлые ремни, бросился к деревьям. Ручей выбегает из-под корней чистый, звенящий, на перепадах кружатся золотые песчинки. Томас упал на колени, раскаленное лицо обожгло холодом, он пил и пил, наслаждаясь чистотой и заполняя иссохшее тело. Потом вдруг поднял голову. Лицо залила краска стыда, поспешно поднялся.

– Прости, Олег!.. Я поступил не по-христиански.

– Да, – согласился Олег, – сперва нужно коней. Потом – язычника.

– Я не то хотел сказать, – запротестовал Томас. – Я должен из смирения перед Господом первым пустить к воде тебя… или коней, какая разница, а потом уже себя, смиренного рыцаря Храма.

– Да ладно, – ответил Олег вяло, – я уже видывал твое смирение.

На коротком привале Томас тщательно вымывал скорлупки доспехов изнутри, выстиранная одежда уже белеет под солнцем на траве. Мокрые волосы причесал гладко, похудевшее лицо выглядит острым, капли воды все еще блестят на длинных, как у девушки, ресницах. Грязь набилась во все сочленения, странная грязь, больше похожая на гниющий сок исполинских растений.

Олег искоса поглядывал на Томаса, за милю видна крестоносность: только в крестовых походах рыцари научились мыться, а по возвращении распространили этот обычай и по Европе. Но везде стирку одежды выполняют только женщины и рабы. Если же их нет, то даже в замках никакой стирки…

Сам он быстро и без церемоний прополоскал свою простую одежду, где нет ни позолоты, ни других украшений, из-за которых стирают только нижнее белье, а верхнее, увы, никогда. Томас смотрел ревниво, как волхв быстро натянул на себя еще мокрое, и повернулся к нему с ожиданием в глазах. Кони напились, жадно щиплют свежую душистую траву. Солнце играет на их блестящих отмытых телах, Олег заметил с одобрением:

– Людям бы так же быстро отдыхать…

– Будто ты не такой же конь, – ответил Томас. – Как думаешь, нас заметили?

Олег посмотрел в небо. Огромные птицы, что и не птицы вовсе, кружили в небе, разочарованно присматриваясь к выбравшимся из топи.

– А ты как думаешь?

– Я не про них, – огрызнулся Томас. – Это ты все о воронах, а я про монастырь.

– Если монахи не умные книги читают, – согласился Олег, – а ворон считают, то, конечно, заметили.

Он неотрывно смотрел на монастырь, такой радостно светлый среди этого жуткого мира, сохранивший силой святости среди этой гнили и топи зеленый холм, покатый, как панцирь гигантской черепахи, сохранивший зелень и даже синее небо, что смотрит как будто сквозь широкую дыру в ночной тверди.

Монастырь венчает холм, как корона венчает голову, такой же с башенками и зазубринами. Олег покосился на Томаса и понял, что тому тоже пришло в голову такое же сравнение.

– Монастырь Святого Йоргена, – выкрикнул Томас. Глаза его полыхали отвагой, пальцы судорожно шарили в поясках эфеса меча. – Как же далеко забрались эти отважные братья!

– Далеко, – согласился Олег. – Драчливые у тебя братья.

Томас сказал восторженно:

– Зришь сияние?

– Испарения, – буркнул Олег, подумал, предположил: – Монахи ж не моются, да?

Томас обиделся:

– С чего ты взял?

– Ну, аскеты и не такие обеты давали…

– То аскеты, – отмахнулся Томас. – А это монахи. Им делом заниматься надо, а не… Это святость, не видишь?

Олег хмыкнул, но на сияние смотрел с великим интересом. Крупный замок, несмотря на тяжеловесность, все-таки в первую очередь создан для защиты монахов от враждебного мира, выглядит изящным, возвышенным и даже элегантным, хотя какая уж элегантность у босоногих монахов, одетых в рясы и подпоясанных простыми веревками.

Томас быстро оделся в мокрое, лишь чуть отжатое, влез в железо. Конь горестно вздохнул, когда рыцарь снова взобрался в седло.

– Уже скоро, – сказал Томас виновато. – Вон там, видишь, отдохнем.

Он отпустил повод, усталый конь против ожидания сорвался с места, как стрела, спущенная с тетивы, Олег проводил их взглядом, своего понукать не стал, однако тот сам не возжелал отстать от приятеля, оскорбленно заржал и понесся, как стриж, низко летящий над землей, догнал и, в знак победы, обогнал на два корпуса.

Монастырь, больше похожий на замок, из одного здания на высоком, в три человеческих роста, каменном основании. Выше – толстые стены, четыре поверха, не считая массивной надстройки слева. Слева к зданию примыкает, являясь его частью, массивная цилиндрическая башня, в ней одно-единственное окошко на высоте четвертого поверха, да еще башенка на крыше. На этой башенке еще одна, совсем маленькая, на шпиле реет многоцветный флажок.

Кони наконец-то домчались до стены, пошли вдоль нее шагом, ноздри раздуваются, головы склонились к самой траве, Томас счастливо засмеялся.

– Как видишь, сила воинов Господа велика!

– Слуг, – сказал Олег.

Томас не понял, повернулся всем корпусом, брови поднялись.

– Что?

– Слуг, говорю, – повторил Олег со злорадством. – Рабов. Так сказано в ваших священных текстах.

Томас фыркнул, отмахнулся.

– То-то и видно, что ты совсем дикий человек, – произнес он с жалостью к заблудшей душе. – Быть рабом Божьим – значит не быть больше ничьим рабом на свете! Совсем недавно Господь говорил, что рабов у него нет, что рабы ему не нужны, быть рабом Божьим то же самое, что быть рабом слова, рабом чести!.. Эх, не понимаешь…

– Темнота, – согласился Олег, но ощутил, что Томас в самом деле чувствует полнейшее превосходство и что чувствует не так уж и зря. Быть рабом невидимого и неощутимого Бога, который создал этот мир и отдал его человеку, ничего не требуя взамен, не так уж и хреново. Быть рабом Бога – это быть предельно свободным. Настолько свободным, что даже не по себе от такой свободы. Поневоле сам себя начнешь опутывать разными обетами, клятвами и обещаниями.

Справа каменное основание выдвигалось вперед узким клином, опускаясь к траве крупными ступеньками. Ступени ведут наверх к массивным железным воротам. Слева отворилась дверца, двое монахов в длинных сутанах с капюшонами на головах вышли безмолвно, как две тени, остановились, спокойные и отрешенные от мира.

Томас приветственно помахал рукой.

– Лаудетор Езус Кристос! Мы можем надеяться на приют в этот странный день, очень похожий на холодную ночь?

Монахи рассматривали их сверху неотрывно, наконец один сказал приятным негромким голосом:

– Мы оказываем приют всем страждущим.

Второй добавил более деловито:

– Коней можете оставить там. О них позаботятся.

Олег соскочил вслед за Томасом, блистающий рыцарь слегка размял спину и начал подниматься по ступенькам. Олег с беспокойством оглянулся на коней.

– Их в самом деле не сожрут? – спросил он. – Мы проехали мимо таких тварей…

Монах смерил его взглядом с головы до ног.

– Странно, что вас пропустили. Но здесь вы в безопасности. Темные силы не могут переступить черту святости.

Олег повел рукой, очерчивая зеленый круг.

– Это вот под вашим контролем?

– Да, – ответил монах коротко. – Я отведу вас к настоятелю. Он охотно… даже с радостью примет людей, сумевших пройти через Язву.

Глава 2

Дверь простая дубовая, и хотя из толстых досок, но без широких железных полос, металлических блях, словно монастырь в мирной сельской местности, даже не слыхавшей о войнах и грабежах.

Их провели в калитку, Олег слышал, как тут же с неприятным металлическим грохотом захлопнулась за их спинами. Проход выглядит узким и коротким, впереди распахнулся мрачного вида зал, каменные ступеньки на той стороне повели вверх.

Томас поднимался бодро, хотя время от времени крестился и благочестиво упоминал Деву Марию. Олег помалкивал, монахи начали поглядывать на него с подозрением. На самом верху монах прошел вперед к дальней двери, стукнул. Олег услышал негромкий голос, монах тут же распахнул дверь и жестом пригласил обоих войти.

Томас еще с порога привычно быстро оглянул помещение на предмет опасности, но в комнате нет оружия даже на стенах, всего лишь книжные шкафы вдоль стен, широкий стол, а на нем – человеческий череп, как напоминание о бренности жизни, дескать, нужно думать о том, что ждет потом, когда останется только вот такое. Еще толстая книга, но не Библия, большая чернильница и груда перьев в высоком стакане.

У шкафа с книгами спиной к ним широкий человек в темном плаще до пола, непокрытая голова блестит серебром, жидкие пряди волос падают на плечи и спину. Он повернулся, Томас невольно вытянулся, перед ними патриарх, словно только что вышедший из библейских времен: крупнолицый, густая длинная борода, блистающая серебром, падает до пояса, длинные пушистые усы сливаются с бородой, нос длинный и хищный, глаза под кустистыми бровями смотрят остро, как глаза орла.

Монах поклонился.

– Отец настоятель, – сказал он почтительно, – эти двое… проехали через Топь. Брат Тиберий на всякий случай побрызгал их святой водой, а брат Домиций проверил молитвой…

Настоятель отмахнулся:

– Ладно, иди-иди.

Монах исчез, настоятель пару мгновений всматривался в гостей, Томас молчал и тянулся, как перед императором, настоятель коротко указал на лавку по ту сторону стола.

– Садитесь, садитесь. Монахи у меня усердные. Не все, к сожалению, умные… Понятно же, что вы оба не создания Тьмы. Святость этого монастыря достаточно сильна, чтобы не допустить в его стены Врага.

Он сел, положил на столешницу крупные руки. Седые брови напоминали Томасу снежные уступы над темными пещерами, но сейчас из этих пещер смотрели острые живые глаза. Он перекрестился и сказал почтительно:

– Ваша святость, я – рыцарь и верный слуга Господа Нашего, Томас Мальтон из Гисленда, рыцарь крестоносного войска, первым ворвавшийся в Иерусалиме в башню Давида…

Настоятель кивнул.

– Похвально, сын мой, очень похвально. Это было великое деяние, все его величие не рассмотреть вблизи, только потомки воздадут вам должное. Меня зовут отец Крыжень, я когда-то закладывал первый камень в этот монастырь. Стены его неприступны для Врага.

– Мы уже увидели, – заверил Томас горячо. – И зеленая трава, конечно же, только благодаря животворной силе монастырских стен!

– Ты верно заметил, – одобрил настоятель, его острые глаза впились в Олега. – А ты, сын мой…

Томас напрягся, настоятель не представляет возраст Олега, но Олег ответил мирно:

– Меня зовут Олег. Просто Олег.

– Ты… странник?

– Да, – ответил Олег, опустив обязательное «отец мой», что настоятель, конечно же, заметил. – Просто странник.

Настоятель помолчал, всматриваясь в обоих. Томас чувствовал, что они оба прозрачны для глаз отца Крыженя, как прозрачная вода ручья, он с легкостью читает в их душах, как охотник читает следы только что пробежавшего зверя.

– Что привело вас в эти края? – спросил он.

Пока Томас рассказывал о щедром предложении короля Гаконда, Олег осматривался в келье. Явился молодой монах, принес кувшин и три глиняных кубка. Напиток оказался прохладный, в меру сладкий и в меру терпкий, Олег ощутил, как в усталое тело вливаются новые силы. Настоятель тоже отхлебнул, но явно из вежливости, сказал коротко:

– По нашему уставу мы обходимся без ужина, но для гостей можем в особых случаях делать исключения.

– В чужой монастырь со своим уставом… – начал Томас.

– Это не чужой, – прервал настоятель, – а вам лучше не ломать свои привычки, это может ослабить ваш боевой дух. Продолжайте, сын мой, продолжайте!.. Каким вы увидели болото с той стороны?

Томас продолжал рассказывать, Олег откинулся на спинку скамьи и сделал вид, что дремлет. Томас рассказывал ярко, с жаром, образно, и если бы Олег не шел через болото с ним рядом, сейчас представил бы себе совсем другой мир, другую местность и совсем-совсем других чудищ.

Когда Томас, захлебнувшись эмоциями, закашлялся от избытка чувств, Олег вставил мирно:

– Отец Крыжень, что собой представляет это Адово Урочище?

– Мы его называем Язвой, – ответил настоятель, – сперва она была вроде колодца с гнилой болотной водой. И монастырь наш здесь совсем не для борьбы с Язвой. Это потом, когда вышла из ямы и пошла, как чума, к нам пришли за помощью. Молитвы и святая вода помогают, но мы уже опоздали, Язва набрала силу, расползается во все стороны. Когда подступила к стенам монастыря, мы удвоили бдения, прибыл святейший брат Симон из Рима, папский прелат…

Олег огляделся:

– А где теперь, смылся?

Настоятель сказал укоризненно:

– Обижаешь, сын мой. Но тебе в твоем невежестве простительно. Он сейчас в самом сердце Язвы! Его святость столь велика, что Язва ему нипочем. И все сонмы демонов его не могут тронуть, только воют и кривляются в бессильной злобе.

– А че он туда пошел? – спросил Олег снова. – В карты с ними играет?

Томас пнул его под столом, настоятель ответил мирно, явно привык разговаривать и с придурками, обиженными Богом, бесноватыми и умом тронутыми, голос звучал ласково:

– Он ищет, как загнать Язву обратно. Туда, откуда пришла.

– И как?

Томас пнул сильнее, а в глазах настоятеля впервые проступило неудовольствие.

– Любого другого Язва бы убила, – ответил он коротко. – А еще он привез святую книгу из Ватикана! С того дня, как мы начали читать ее, Язва обходит монастырь стороной.

– Это как-то связано?

Настоятель кивнул.

– Пока святую книгу читают вслух, монастырь будет стоять нерушимо.

– Ого, – сказал Олег с уважением. – Видать, старая книга?

Настоятель посмотрел на него внимательно.

– Похоже, ты понимаешь в этом толк.

Олег сдвинул плечами.

– Просто слышал, что в старых силы и святости больше. Прелат вам эту книгу привез в дар?

Томасу показалось, что настоятель смотрит уже с уважением.

– Нет, – ответил он со скорбным вздохом. – Как только Язва будет уничтожена, прелат увезет книгу обратно в подземные хранилища Ватикана. Это слишком большая ценность.

– Жадничает, – буркнул Олег. – В Ватикане этих книг, как… словом, много.

– Наш прелат, – сказал настоятель с величайшим почтением, он перекрестился и продолжил благоговейным шепотом: – Наш прелат… человек святой! Он немолод, очень немолод, но каждую минуту жизни отдает делу церкви… Уверен, что когда ты послушаешь его пламенные речи, тебе захочется принять Господа Бога…

Олег отмахнулся.

– Я слишком уж закоренел в язычестве, падре.

Настоятель сказал наставительно:

– Святыми не рождаются. Сам прелат как-то рассказывал, что он в молодости вел недостойную и даже не совсем честивую жизнь, но встреча с одним святым и набожным человеком великой мудрости изменила его. С того дня он уверовал в Господа, преисполнился к нему любви и обожания.

Олег буркнул скептически:

– Брехня. Так не бывает.

Настоятель ахнул:

– Как ты можешь?.. Он же сам сказал!

– Брешет, – сказал Олег равнодушно. – Педагог сраный. Воспитывает вас, вот и брешет.

Настоятель от возмущения раздулся, как боевой петух, раскрыл рот, но громко хлопнула дверь, в келью влетел запыхавшийся молодой монах.

– Отец настоятель!.. – прокричал он в восторге. – Отец настоятель, прелат возвращается!

Отец Крыжень вскочил, несмотря на всю его дородность и величавость, торопливо перекрестился. На бледных щеках появился слабый румянец.

– Слава Тебе, Господи… Мы уж и не надеялись…

Олег спросил удивленно:

– Вы же говорили, что он безбоязненно уходит в самое сердце Язвы…

– Но она все злее, – ответил настоятель торопливо, – а мы так надеемся на этого святого человека! Если погибнет, то нам придется… труднее. Даже очень.

– Несмотря на святую книгу?

– Несмотря на книгу, – согласился настоятель. Он смотрел на дверь. – Чувствую поступь…

Через порог шагнул среднего роста человек в белой одежде, волосы тоже белые, как снег, падали бы свободно на плечи чистым серебром, не будь срезаны коротко, с небрежностью уверенного в себе человека, который не стремится выглядеть красивым. Кустистые брови нависают дремучими выступами над усталыми, покрасневшими от недосыпа и усталости глазами. Лицо сморщенное, как печеное яблоко, беззубый рот собран в жемок, однако чело высоко и взгляд ясен, в комнату ступил достаточно бодро, хотя при каждом шаге опирался на длинный посох, почти до рукояти запачканный черной грязью.

Настоятель вскочил, на лице умиление, поспешно придвинул святому человеку единственное кресло. Прелат сказал хриплым усталым голосом:

– Тьма наступает…

Он сделал шаг, взгляд его, обежав комнату, остановился на Олеге. Лицо дернулось и застыло. Олег посмотрел равнодушно и отвернулся, Томасу почудилась нарочитость в подчеркнуто замедленном движении.

Прелат так же медленно, не отрывая взгляда от Олега, прошел к креслу. Настоятель жестами показал монаху, чтобы принесли на стол скромные дары Господа, подкрепляющие силы.

Монахи как будто ждали в коридоре: сразу же вдвинулись с кувшинами, кубками, чашами, принесли завернутый в чистое полотенце свежий творог, сыр, однако прелат только долго и жадно пил, а от еды отказался жестом.

– Зло приближается, – произнес он, отрываясь от чаши с темным пахучим настоем. – Я стоял и чувствовал под ногами в толще земли, как некто огромный и тяжелый, как железная гора, поднимается к поверхности. Наконец земля так задрожала, что я, чтобы не упасть, вынужден был отступить… и в конце концов вернуться.

В наступившей тишине все услышали далекий тяжелый грохот. Мощь в нем ощутилась неимоверная, как будто подземная гроза невиданной силы идет в сторону монастыря.

– Чем мы можем помочь? – спросил Томас. – Ваше преосвященство, располагайте нами!

Прелат помедлил с ответом, взгляд на миг перепрыгнул на Олега, тот сидит с непроницаемым лицом, но в зеленых глазах Томас уловил насмешку: ведь это твои земли, хвастун! Иди и очищай их сам…

– Еще не знаю, – ответил прелат. – Не знаю, чем можете помочь… но Господь ничего не делает зря.

На Томаса от него ощутимо веяло силой. Такое Томас чувствовал только однажды, когда находился рядом с принцем Готфридом, но сейчас ощущение было сильнее во сто крат.

В то же время, если Готфрид Бульонский был огромен и силен неимоверно, прелат же, напротив, беден телом, узкоплечий и очень сухой, изможденный ночными бдениями, хотя жилистый, с подвижными суставами. Лицо худое и сильно вытянутое, с близко посаженными светло-синими глазами, настолько светлыми, что оторопь пробежала по спине Томаса, будто смотрел в ясный день. Плотно сжатый рот говорит, что его хозяин не склонен улыбаться.

Настоятель сказал заискивающе:

– Ваше преосвященство, эти два благородных человека рискнули пройти через Топь! Не значит ли это, что хотя бы с одной стороны дорога становится свободнее?

Прелат вместо ответа, избегая взглядом Олега, посмотрел на рыцаря. Тот кашлянул и сказал со смущением в голосе:

– Это выглядит бахвальством, но я в самом деле не знаю рыцарей, которые сумели бы пройти там, где прошли мы. А у меня есть основание полагать, что мы выбирали самый безопасный путь.

– Основание? – переспросил прелат.

– Да.

– Какое?

– Мы избегаем драк, – ответил Томас. – Не столько из христианского милосердия, просто мы уже наубивали на пять жизней вперед.

Прелат покосился на Олега, тот пил из чаши настой из трав, рассеянно рассматривал корешки книг в келье отца Крыженя.

– А твой спутник?

Томас отмахнулся.

– А ему все вообще обрыдло. К стыду своему, должен признаться, что этот человек все еще язычник, как это ни дико. Все никак не удается приобщить его к истинной вере! Упрямый, тупой, невежественный, закоренелый… но спутник хороший. Надежный.

Настоятель сказал искательно:

– Ваше преосвященство, этот человек… он же спутник нашего доблестного рыцаря, верного сына церкви! Можно сказать, друг. А это характеризует…

Он замолк, посмотрел за поддержкой на Олега, но тот зевнул и буркнул:

– Не судите о человеке только по его друзьям. Друзья Иуды были безукоризненны.

Настоятель умолк с полуоткрытым ртом, а прелат посмотрел на язычника с настороженным интересом.

– Ты знаешь основы Святого Учения? Тогда ты не безнадежен.

– Святой отец, – возразил Олег, – не мечите бисер перед такой свиньей, как я. Да и надо ли? У вас есть дела поважнее.