Текст книги "Все люди...(СИ)"
Автор книги: Юрий Адашов
Жанры:
Прочая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
"Лист летит на лист,
Все осыпались и дождь,
Хлещет по дождю"
Като Гёдай
Все люди – зануды.
Он был великолепен. Этакая могучая посредственность, серая мышь... Нет, не мышь. Крыса. Большая, пухлая серая крыса. Иван Петрович Сидоров. Вася Пупкин, Отто Нормальфербраухер, Хуан Перес и Месьё Ту-ле-Мон в одном флаконе. Его голос нудно и маслянисто лился в уши, проникая всё глубже и глубже, обволакивая мои извилины липкими медовыми струями. Я зевнул. Глаза потихоньку слипались, голова клонилась набок, а внутри уже начали копошиться смутные картинки будущих сновидений. Внезапно голос исчез – словно отрезали. Я встревоженно открыл глаза. Но нет – этот Джон Смит всё так же сидел рядом, рассматривая меня так, как однажды мой пёс – мелкий двухкилограммовый княв – рассматривал связку молочных сосисок, ненароком свесившуюся со стола.
– Э... э... э... – я прочистил горло и, с потаённой надеждой, что он уйдёт, спросил: – Так вы заполнили входящую форму тринадцать дробь четыре бис в ручном и электронном виде?
Это сосредоточие обыденности протянуло мне голубоватый бланк о четырёх листах, заполненный мелким, но очень разборчивым почерком. Я горестно вздохнул и углубился в изучение данного жизненно важного документа. Проклятье. Все верно. Я вздохнул ещё разок и спросил:
– Значит, вы заявляете, что изобрели аппарат, способный раздваивать, расстраивать и сколько там ещё «ивать» сознание и на этой основе создавать некую виртуальную реальность?
– В общих чертах – да, – с готовностью закивал Сидоров, – но не виртуальную. Иначе, чем бы мой аппарат отличался от обычного виртуализатора? Скорее, сущностную. Знаете, есть в Интернете такие тесты? Кто ты в мире таком-то? Трёх мушкетеров, Песни Льда и Пламени, Средиземья, Вархаммера... Ну и так далее. Вы пыхтите, отвечаете на глупые вопросики. Пытаетесь отвечать честно. Потом переотвечаете. И так далее. Так вот, мой аппарат раз и навсегда ответит на этот животрепещущий вопрос. Раз и навсегда! Вы будете знать кто вы в любом мире. В соответствии с вашей сущностью.
– Ага-а-а, – неопределённо протянул я, – с сущностью значит. И как же ваш аппарат определяет эту самую сущность?
– О! – восторженно воскликнул Сидоров, – это прекрасный вопрос! Понимаете, не каждый локальный индивидуум компетентен отрицать тенденции ортодоксальных эмоций. Поэтому, мы мoжeм пpийти к oбщeмy кoнфидeнциaльнo вaжнoмy кoнceнcycy, aпeллиpyющeмy эгaлитapнoмy пpepoгaтивy...
Бла, бла, бла... Я раздражённо поморщился изнутри. Три мушкетера? Песнь Льда и Пламени? Вархаммер? Опять? Хотя понятно: скучная унылая работа, жена-стерва, дети-балбесы. Вот и тянет их всех туда, где «звон клинков и шипенье плазмоганов». То ли дело я. Образованный, начитанный, эрудированный и потрясающе умный. Глаза опять начали слипаться, я тряхнул головой и пододвинул к себе клавиатуру. Мой Медельсвенссон всё так же восторженно бубнил о «парадоксальных иллюзиях в аккомодальной стадии». Я вяло поставил галочку в окошке «Принято к рассмотрению», отодвинул клавиатуру и, подперев голову рукой, принялся «слушать», время от времени кивая головой, якобы в знак согласия. Привычка, выработанная годами упорных тренировок.
Все люди – зануды...
... Все гретчины – нытики.
Он был омерзителен. Этот вонючий гретчин, поганый грот. Нет. Не грот. Сквиг. Огромный, откормленный сквиг. Тоже мне, помесь Красного Бобо и Макари. Его визгливый голос терзал уши, не давая сладко заснуть. Внезапно голос исчез – словно отрезали. Я встревоженно открыл глаза. Но нет – этот перекормленный Фиксит всё также сидел рядом, рассматривая меня так, как голодный сквиг рассматривает жирного снотлига. Интересно, а бывают на самом деле жирные снотлинги? Отвлёкся...
– Э... э... э... – я прочистил горло и с потаённой надеждой, что он уйдёт, спросил: – Ты панимаишь, ваиводе нужны реальные парни для этай работы, а не кучка таких гротов, как ты?..
...Я помотал головой, приходя в себя. Мой Матти Мейклинен копошился рядом, похрюкивая от возбуждения:
– Ну как? Работает? Кем вы побывали? – его голос теперь походил на визг возбуждённого поросёнка. – Я же говорил, говорил!
– Что как? – несколько равнодушно произнёс я. – Ничего особенного я не почувствовал.
Сидоров сразу приспустился, словно разваренный кусок колбасы, чью шкурку безжалостно проткнули, погрустнел:
– Как не почувствовали? Не работает? Не может быть... – голосом обиженного ребёнка проблеяло это лысенькое недоразумение, обиженно хлопая ресничками.
Я подпустил в голос пачку официоза:
– Поймите, – мой палец важно и глубокомысленно взлетел вверх, – я обязан блюсти моральное равновесие наших граждан. Неукоснительно! И даже если бы ваш аппарат работал, то я всё равно не дал бы разрешения. Кроме того, даже в такой недоработанной стадии, я просто вынужден конфисковать как сам аппарат, так и все разработки по нему. Дабы избежать нарушения этого самого равновесия, – я сурово рубанул воздух пальцем, ставя точку в данном решении.
– Но, почему?!!! – взревел от обиды этот Фред Нёрк. – Вы представляете, какие перспективы открываются? Пережить самому путешествие в миры, которое человечество выдумывало на протяжение всего своего существования. Не выдуманным героем, а именно самому! Своей сущностью! Какие перспективы откроются в индустрии развлечений! А психиатрия?!...
Я молча покачал головой, и он заткнулся, вопросительно лупая на меня коровьими глазами.
– Перспективы – это хорошо, – мягко начал я, – это даже очень хорошо. Но вы не видите картины в целом. Я исхожу из принципа действия вашего прибора. Ведь его нельзя обмануть, не так ли. А люди, в большинстве, не хотят признавать себя такими, какие они есть. Вот скажите мне: вы уже применяли прибор на себе? Вижу, что применяли. Ответьте: ну и кем вы были в мире, скажем, Трёх мушкетеров?
– Портосом, – гордо просипел он.
– Неужели, – несколько удивленно протянул я. Мда-а. Обнищали духом Портосы в наше время. Но вслух сказал другое: – Значит, вы удивительное исключение. Но не все ведь Портосы или д'Артаньяны. Более того, я открою вам страшную тайну: д'Артаньянов в этой жизни немного. А кто захочет быть Бонасье? Не играя роль, а взаправдашним, реальным Бонасье? Планше или Сквигом? Голумом, Вонючкой или Гримой? Допускаю, что сначала всем будет интересно, необычно и весело. А потом нас засыплют жалобами, судебными постановлениями, повестками в суд, штрафами...
Мой славный Фуланито Менганито сник, бормоча себе под нос:
– Так вот почему жена была не в восторге...
Женщины, – закатывая глаза, вскричал я, – как же я забыл о них?! Милых, трепетных созданиях. Они вас разорвут. Ведь славно быть пастушкой на альпийском лугу, но если на этом лугу ты – овца... – я махнул рукой, безнадёжно, но сочувствующе.
– Так что же делать? – почти всхлипнул «сеньор Флану». Ещё чуть-чуть и он заплачет в голос, размазывая сопли рукавом.
– Ничего, – я включил толику теплоты, – ничего. Я заберу ваше изобретение. Но вы талантливый человек, вы придумаете что-то ещё. Идите, мой друг, идите. Но помните, – я мягко взял его за руку, – вы навсегда останетесь Портосом сердца моего...
Он ушёл. Я взял флэшку, что Сидоров принёс с собой, и засунул в карман пиджака. Аккуратно сложил аппарат в портфель. Да, ma puce мсье Дюпон, мне ваше изобретение пригодится. Оно – моя прелесть. Ведь я прекрасно знаю, кто я есть. Пододвинул к себе клавиатуру и поставил галочку в графе «Отказано». Откинулся на спинку и закрыл глаза, наслаждаясь. Моя память совершенна, и я запомню адрес навсегда. Мне придётся навестить моего незабвенного Мортена Минигманда. Всего один раз.
Все люди – посредственности. Все люди – зануды.
А я ненавижу посредственностей. И зануд...
...Я помахал правой гляделкой, приходя в себя. Мой хрипкий оратель копошился рядом, похлюпывая от возбуждения:
– Ну как? Работает? Кем вы побывали? – его голос теперь походил на визг возбуждённого пляку во время случки. – Я же хлюпал, хлюпал!
– Что как? – мой средний кольцеватель остался недвижим. – Ничего особенного я не вштырил.
Клл'екколль сразу сник. Словно мягкий сырну в ведре отходов.
– Как не вштырили? Не буркает? Не может быть...
Мой должностной тентакль взлетел вверх в жесте глубокомысленного изречения:
– Поймите, – тенктакль равномерно помавал воздух, – я обязан хранить осевые прищепки в полной неприкосновенности. Неукоснительно! Равновесие не должно быть нарушено! – тенкакль решительно рубанул воздух, обрезая нить в полотне хлюпа.
– Но почему?!!! – взблямкнул от обиды этот фиолетовый нерд. – Вы представляете, какие перспективы...
...– Ничего, – мои утешающие тентакли мягко скользили по его кольцевателям, – ничего. Вы талентовый гррыгг, вы смислите что-то ещё. А теперь плюхайте, мой дари, плюхайте...
Он отплюхал. Я плавно растёкся в седалищном месте, расслабив гляделки и крангуя. Мне придётся проплюхать в твою жиркую нору, мой мягкобрюхий кранч. Всего один раз.
Все гррыгги – лохопатели. Все гррыгги – хлюпы.
А я теребонькаю внаглую лохопателей. И хлюпов.
"Лист летит на лист,
Все осыпались и дождь,
Хлещет по дождю"
Като Гёдай
Все люди – зануды.
Он был великолепен. Этакая могучая посредственность, серая мышь... Нет, не мышь. Крыса. Большая, пухлая серая крыса. Иван Петрович Сидоров. Вася Пупкин, Отто Нормальфербраухер, Хуан Перес и Месьё Ту-ле-Мон в одном флаконе. Его голос нудно и маслянисто лился в уши, проникая всё глубже и глубже, обволакивая мои извилины липкими медовыми струями. Я зевнул. Глаза потихоньку слипались, голова клонилась набок, а внутри уже начали копошиться смутные картинки будущих сновидений. Внезапно голос исчез – словно отрезали. Я встревоженно открыл глаза. Но нет – этот Джон Смит всё так же сидел рядом, рассматривая меня так, как однажды мой пёс – мелкий двухкилограммовый княв – рассматривал связку молочных сосисок, ненароком свесившуюся со стола.
– Э... э... э... – я прочистил горло и, с потаённой надеждой, что он уйдёт, спросил: – Так вы заполнили входящую форму тринадцать дробь четыре бис в ручном и электронном виде?
Это сосредоточие обыденности протянуло мне голубоватый бланк о четырёх листах, заполненный мелким, но очень разборчивым почерком. Я горестно вздохнул и углубился в изучение данного жизненно важного документа. Проклятье. Все верно. Я вздохнул ещё разок и спросил:
– Значит, вы заявляете, что изобрели аппарат, способный раздваивать, расстраивать и сколько там ещё «ивать» сознание и на этой основе создавать некую виртуальную реальность?
– В общих чертах – да, – с готовностью закивал Сидоров, – но не виртуальную. Иначе, чем бы мой аппарат отличался от обычного виртуализатора? Скорее, сущностную. Знаете, есть в Интернете такие тесты? Кто ты в мире таком-то? Трёх мушкетеров, Песни Льда и Пламени, Средиземья, Вархаммера... Ну и так далее. Вы пыхтите, отвечаете на глупые вопросики. Пытаетесь отвечать честно. Потом переотвечаете. И так далее. Так вот, мой аппарат раз и навсегда ответит на этот животрепещущий вопрос. Раз и навсегда! Вы будете знать кто вы в любом мире. В соответствии с вашей сущностью.
– Ага-а-а, – неопределённо протянул я, – с сущностью значит. И как же ваш аппарат определяет эту самую сущность?
– О! – восторженно воскликнул Сидоров, – это прекрасный вопрос! Понимаете, не каждый локальный индивидуум компетентен отрицать тенденции ортодоксальных эмоций. Поэтому, мы мoжeм пpийти к oбщeмy кoнфидeнциaльнo вaжнoмy кoнceнcycy, aпeллиpyющeмy эгaлитapнoмy пpepoгaтивy...
Бла, бла, бла... Я раздражённо поморщился изнутри. Три мушкетера? Песнь Льда и Пламени? Вархаммер? Опять? Хотя понятно: скучная унылая работа, жена-стерва, дети-балбесы. Вот и тянет их всех туда, где «звон клинков и шипенье плазмоганов». То ли дело я. Образованный, начитанный, эрудированный и потрясающе умный. Глаза опять начали слипаться, я тряхнул головой и пододвинул к себе клавиатуру. Мой Медельсвенссон всё так же восторженно бубнил о «парадоксальных иллюзиях в аккомодальной стадии». Я вяло поставил галочку в окошке «Принято к рассмотрению», отодвинул клавиатуру и, подперев голову рукой, принялся «слушать», время от времени кивая головой, якобы в знак согласия. Привычка, выработанная годами упорных тренировок.
Все люди – зануды...
... Все гретчины – нытики.
Он был омерзителен. Этот вонючий гретчин, поганый грот. Нет. Не грот. Сквиг. Огромный, откормленный сквиг. Тоже мне, помесь Красного Бобо и Макари. Его визгливый голос терзал уши, не давая сладко заснуть. Внезапно голос исчез – словно отрезали. Я встревоженно открыл глаза. Но нет – этот перекормленный Фиксит всё также сидел рядом, рассматривая меня так, как голодный сквиг рассматривает жирного снотлига. Интересно, а бывают на самом деле жирные снотлинги? Отвлёкся...
– Э... э... э... – я прочистил горло и с потаённой надеждой, что он уйдёт, спросил: – Ты панимаишь, ваиводе нужны реальные парни для этай работы, а не кучка таких гротов, как ты?..
...Я помотал головой, приходя в себя. Мой Матти Мейклинен копошился рядом, похрюкивая от возбуждения:
– Ну как? Работает? Кем вы побывали? – его голос теперь походил на визг возбуждённого поросёнка. – Я же говорил, говорил!
– Что как? – несколько равнодушно произнёс я. – Ничего особенного я не почувствовал.
Сидоров сразу приспустился, словно разваренный кусок колбасы, чью шкурку безжалостно проткнули, погрустнел:
– Как не почувствовали? Не работает? Не может быть... – голосом обиженного ребёнка проблеяло это лысенькое недоразумение, обиженно хлопая ресничками.
Я подпустил в голос пачку официоза:
– Поймите, – мой палец важно и глубокомысленно взлетел вверх, – я обязан блюсти моральное равновесие наших граждан. Неукоснительно! И даже если бы ваш аппарат работал, то я всё равно не дал бы разрешения. Кроме того, даже в такой недоработанной стадии, я просто вынужден конфисковать как сам аппарат, так и все разработки по нему. Дабы избежать нарушения этого самого равновесия, – я сурово рубанул воздух пальцем, ставя точку в данном решении.
– Но, почему?!!! – взревел от обиды этот Фред Нёрк. – Вы представляете, какие перспективы открываются? Пережить самому путешествие в миры, которое человечество выдумывало на протяжение всего своего существования. Не выдуманным героем, а именно самому! Своей сущностью! Какие перспективы откроются в индустрии развлечений! А психиатрия?!...
Я молча покачал головой, и он заткнулся, вопросительно лупая на меня коровьими глазами.
– Перспективы – это хорошо, – мягко начал я, – это даже очень хорошо. Но вы не видите картины в целом. Я исхожу из принципа действия вашего прибора. Ведь его нельзя обмануть, не так ли. А люди, в большинстве, не хотят признавать себя такими, какие они есть. Вот скажите мне: вы уже применяли прибор на себе? Вижу, что применяли. Ответьте: ну и кем вы были в мире, скажем, Трёх мушкетеров?
– Портосом, – гордо просипел он.
– Неужели, – несколько удивленно протянул я. Мда-а. Обнищали духом Портосы в наше время. Но вслух сказал другое: – Значит, вы удивительное исключение. Но не все ведь Портосы или д'Артаньяны. Более того, я открою вам страшную тайну: д'Артаньянов в этой жизни немного. А кто захочет быть Бонасье? Не играя роль, а взаправдашним, реальным Бонасье? Планше или Сквигом? Голумом, Вонючкой или Гримой? Допускаю, что сначала всем будет интересно, необычно и весело. А потом нас засыплют жалобами, судебными постановлениями, повестками в суд, штрафами...
Мой славный Фуланито Менганито сник, бормоча себе под нос:
– Так вот почему жена была не в восторге...
Женщины, – закатывая глаза, вскричал я, – как же я забыл о них?! Милых, трепетных созданиях. Они вас разорвут. Ведь славно быть пастушкой на альпийском лугу, но если на этом лугу ты – овца... – я махнул рукой, безнадёжно, но сочувствующе.
– Так что же делать? – почти всхлипнул «сеньор Флану». Ещё чуть-чуть и он заплачет в голос, размазывая сопли рукавом.
– Ничего, – я включил толику теплоты, – ничего. Я заберу ваше изобретение. Но вы талантливый человек, вы придумаете что-то ещё. Идите, мой друг, идите. Но помните, – я мягко взял его за руку, – вы навсегда останетесь Портосом сердца моего...
Он ушёл. Я взял флэшку, что Сидоров принёс с собой, и засунул в карман пиджака. Аккуратно сложил аппарат в портфель. Да, ma puce мсье Дюпон, мне ваше изобретение пригодится. Оно – моя прелесть. Ведь я прекрасно знаю, кто я есть. Пододвинул к себе клавиатуру и поставил галочку в графе «Отказано». Откинулся на спинку и закрыл глаза, наслаждаясь. Моя память совершенна, и я запомню адрес навсегда. Мне придётся навестить моего незабвенного Мортена Минигманда. Всего один раз.
Все люди – посредственности. Все люди – зануды.
А я ненавижу посредственностей. И зануд...
...Я помахал правой гляделкой, приходя в себя. Мой хрипкий оратель копошился рядом, похлюпывая от возбуждения:
– Ну как? Работает? Кем вы побывали? – его голос теперь походил на визг возбуждённого пляку во время случки. – Я же хлюпал, хлюпал!
– Что как? – мой средний кольцеватель остался недвижим. – Ничего особенного я не вштырил.
Клл'екколль сразу сник. Словно мягкий сырну в ведре отходов.
– Как не вштырили? Не буркает? Не может быть...
Мой должностной тентакль взлетел вверх в жесте глубокомысленного изречения:
– Поймите, – тенктакль равномерно помавал воздух, – я обязан хранить осевые прищепки в полной неприкосновенности. Неукоснительно! Равновесие не должно быть нарушено! – тенкакль решительно рубанул воздух, обрезая нить в полотне хлюпа.
– Но почему?!!! – взблямкнул от обиды этот фиолетовый нерд. – Вы представляете, какие перспективы...
...– Ничего, – мои утешающие тентакли мягко скользили по его кольцевателям, – ничего. Вы талентовый гррыгг, вы смислите что-то ещё. А теперь плюхайте, мой дари, плюхайте...
Он отплюхал. Я плавно растёкся в седалищном месте, расслабив гляделки и крангуя. Мне придётся проплюхать в твою жиркую нору, мой мягкобрюхий кранч. Всего один раз.
Все гррыгги – лохопатели. Все гррыгги – хлюпы.
А я теребонькаю внаглую лохопателей. И хлюпов.
