Текст книги "Под покровом тайны"
Автор книги: Юна-Мари Паркер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)
Глава 15
В отличие от прошлого посещения Милтон-Мэнора мягкий ландшафт Девоншира приобрел унылый вид: наступила зима, земля замерзла, и деревья, сбросив листья, стояли голыми. На станции Мэделин встретил все тот же Дженкинс, молчаливыми угрюмый. Он повез ее по скользкой дороге. Вдоль нее стояли покрытые инеем деревья.
«Наверное, я тоже изменилась, с тех пор как была здесь в последний раз, – подумала она, сидя на заднем сиденье старенького автомобиля и глядя в окно. – Я тоже стала тверже, как замерзшая земля. Это холодный ветер действительности сделал меня такой. А ведь порой казалось, что я не выдержу испытаний.» Мэделин представила себе Карла в постели с Кимберли, в то время как она навещала деда прошлым летом, и подумала о плане секретарши соблазнить Карла, чтобы потом шантажировать его. Она вспомнила о последующих напряженных днях, когда ей приходилось с трудом сдерживать себя, скрывая от мужа, что ей все известно, и в то же время готовить Кимберли ловушку.
Оглядываясь назад, Мэделин удивлялась: откуда только взялись у нее силы? Если бы шесть месяцев назад ей кто-нибудь сказал, что она сможет выдержать такое адское напряжение, притворяясь беззаботной и счастливой, она решила бы, что это невероятно. Тем не менее она сделала это, потому что очень любила Карла и хотела спасти их брак, но самое главное – Карл тоже любил ее.
Однако пока не все кончено. Кимберли еще способна погубить их.
Хантер приветствовал Мэделин с обычной церемонностью, но ей показалось, что он рад видеть ее, и когда она осмотрела дом, стало ясно, что дворецкий и остальные слуги сохранили его в прежнем хорошем состоянии. Дженкинс тоже не прекращал работать в саду: здесь не было опавших листьев или сломанных веток, а дорожки и лужайки имели опрятный, ухоженный вид.
– Что пожелаете, мадам? – спросил Хантер, поднимая ее чемодан.
Мэделин прилетела из Цюриха утром и, приземлившись, в Хитроу, взяла такси до центра Лондона, затем собрала свои вещи в «Ройал-Вестминстере» и расплатилась по счету. До того момента, как сесть в поезд до Оукгемптона, она отсутствовала в отеле ровно сутки, и для нее хранилось сообщение: ее муж ждет звонка в Нью-Йорке. Он пытался связаться с ней вчера вечером в шесть часов по лондонскому времени.
– Я хотела бы принять душ, – сказала Мэделин Хантеру, – а потом выпить кофе в библиотеке. Мне надо сделать несколько телефонных звонков.
– Хорошо, мадам.
Для нее была приготовлена та же хорошенькая спальня, обитая ситцем, и, когда она вошла в нее, там было тепло и уютно. В камине, отделанном розовым мрамором, потрескивали дрова, а в вазе у кровати красовался букет белых рождественских роз. Шторы уже были задернуты.
Двадцать минут спустя, приняв душ и переодевшись в зеленый шерстяной халат, с еще влажными волосами, повязанными платком, она сидела за письменным столом в кабинете деда и набирала номер телефона «Центрального Манхэттенского банка».
– Могу я поговорить с мистером Карлом Делани? – спросила она, когда ее соединили.
Карл был явно встревожен:
– Мэдди? Я пытался связаться с тобой! Где ты была, черт побери?
– Извини, дорогой. Мне надо было столько посмотреть…
– Здесь уже началась паника, а я никак не мог дозвониться до тебя. – Тон его был слегка укоризненным.
Сердце Мэделин тревожно забилось.
– Что ты имеешь в виду? Какая паника?
– Речь идет о Пэтти. Она неважно себя чувствует, и доктора настояли на рентгене легких…
– О Боже! Что с ней, Карл? – Этого Мэделин не ожидала: она подумала, что произошло нечто серьезное в банке. – Что сказали доктора?
Карл тяжело вздохнул:
– Мы все ужасно перепугались, но, к счастью, это не рак, а хронический бронхит. Однако есть опасение, что положение все-таки весьма серьезное. Пэтти не хотела, чтобы мы сообщали тебе, но я решил, что ты должна знать, и поэтому пытался связаться с тобой.
– О, Карл! – Мэделин была потрясена. Если что-нибудь случится с ее любимой тетушкой, она сойдет с ума. У нее перехватило горло, и она с трудом выговорила: – Карл… пожалуйста, прилетай ко мне в Англию, я чувствую себя совершенно разбитой… и ужасно боюсь встретиться со своей матерью. К тому же весть о том, что с Пэтти может что-нибудь случиться… – Голос ее дрогнул, и она всхлипнула. – Пожалуйста, дорогой, прилетай.
– Милая, ты же знаешь, что я не могу, – сказал Карл. – Мы по горло завалены работой. Это совершенно невозможно.
– Послушай, Карл… – Мэделин едва могла говорить. Голос ее был пронизан неподдельным страхом, а руки дрожали: она понимала, что муж действительно не может покинуть Нью-Йорк. – Ты не представляешь, как нужен мне здесь! Я не могу поехать к матери одна… в эту клинику… О, Карл, я не так уж часто просила тебя оказать мне услугу, но сейчас… Это займет у тебя всего несколько дней. Пожалуйста, прилетай в Англию!
– Боюсь, что не смогу, как бы мне этого ни хотелось, Мэдди…
– Карл, ты должен прилететь, – прервала она его. Если то, что сказал Хэнк, правда, Карлу следует находиться за тысячи миль от банка, когда Кимберли узнает, что произошло с ее счетом в Цюрихе. – Пожалуйста, милый… Я поговорю с отцом, он все устроит.
– Хорошо, хорошо, – попытался успокоить ее Карл. – Я прилечу, дорогая. Не переживай так. Я сам договорюсь с Джейком. Что произошло, Мэдди? Перед отъездом ты не боялась встречи с матерью. Что вдруг тебя испугало?
Мэделин вздохнула:
– Сама не знаю. Возможно, сама эта клиника. Я хочу, чтобы ты был со мной. Ты можешь прилететь завтра?
– Завтра! – испуганно воскликнул Карл. – Ради Бога, я не могу бросить банк…
– Пожалуйста, Карл. – Никогда в жизни Мэделин не прилагала столько сил, чтобы убедить его. Если бы только она могла рассказать всю правду! Если бы могла порадовать, что долгие месяцы его страха и страданий почти закончились. Однако сейчас она вынуждена была представить свои опасения перед встречей с матерью как предлог, чтобы заставить Карла покинуть Нью-Йорк, и молила Бога, чтобы эта причина оказалась достаточно убедительной.
– Хорошо, – услышала она наконец его твердое обещание и облегченно вздохнула.
– Сообщи мне, когда ты приедешь в Девоншир, и я встречу тебя, – сказала она. – Спасибо, милый. Ты не представляешь, насколько мне уже стало легче.
Закончив разговор с Карлом, Мэделин позвонила Джейку. Она хотела сама поговорить с ним, чтобы отец понял, как она нуждается в присутствии мужа.
– Хорошо, – согласился Джейк, выслушав ее. – Ему так или иначе нужен небольшой отдых. В последние дни он выглядит очень усталым. Сколько, по-твоему, вам потребуется времени?
На этот вопрос Мэделин не могла ответить. Посещение матери и завершение дел с мистером Марксом по поводу наследования поместья займет всего лишь несколько дней. Чтобы окончательно покончить с Кимберли, потребуется несколько больше времени, к тому же теперь все зависело от Хэнка Пагсли.
– Думаю, мы не слишком задержимся, папа, – сказала она, – и надеюсь, ты посодействуешь поездке Карла в Англию? Я действительно очень нуждаюсь в нем.
– Конечно, милая. Не беспокойся об этом.
Мэделин облегченно вздохнула. Все шло так, как она запланировала. Утром она позвонит мистеру Марксу и договорится о встрече с ним и, может быть, даже свяжется с Хэнком, чтобы узнать, как идут дела.
Мистер Маркс прибыл точно в назначенное время на следующий день, с удовольствием приняв приглашение Мэделин на ленч, когда она позвонила ему утром.
– Как мило с вашей стороны… мне очень приятно… – пробормотал он, глядя на нее и быстро моргая глазами-мотыльками.
Мэделин попросила Хантера затопить камин в гостиной, и они расположились перед ним. Мистер Маркс держал в руке бокал с хересом, а Мэделин предпочла джин с тоником. Хорошо выспавшись ночью, она выглядела свежей и отдохнувшей, к тому же сознание того, что Карл уже в пути, успокаивало ее.
– Вы говорили, что у вас есть какая-то информация относительно вашей матери, – педантично начал мистер Маркс. – Ваш отец посвятил вас в подробности?..
– Да. – Мэделин улыбнулась, зная, что ее сообщение вызовет шок у мистера Маркса.
– А… – Он сделал паузу. – Вы нашли свидетельство о смерти?
– Его не существует. Моя мать жива. – И Мэделин кратко изложила то, что рассказал ей Джейк. – Я привезла эти документы для вас, – продолжила она, протягивая ему большой коричневый конверт. – Когда Камилла заболела, отец получил от деда доверенность на право распоряжаться его имуществом, так что теперь нет никаких проблем с наследованием этого дома. Боюсь, моя мать никогда не вернется сюда.
– Так, значит, она… в Мередит-Хаусе? Боже! Подумать только! – Мистер Маркс был озадачен. – И вы ничего не знали? Все эти годы ваша мать была жива… а вы думали, что она умерла? Вот почему, должно быть, ваш дед не стал оформлять новое завещание: он надеялся, что ей станет лучше.
– Возможно, – сказала Мэделин. – Вероятно, он хотел все рассказать мне, чтобы я время от времени навещала мать и могла заботиться о ней.
– Какая необычная история! – воскликнул мистер Маркс. – Никогда не слышал ничего подобного! Все эти годы… ваш отец знал, но ничего не рассказывал вам?.. – Он продолжал удивленно качать головой.
– Да, все это шокировало меня тоже, – откровенно заметила Мэделин. – Завтра прилетает мой муж, и мы поедем навестить Камиллу. – При этом она почувствовала, как внутри у нее все сжалось.
Она в самом деле собиралась повидать свою мать, о которой думала с самого детства, в которой так нуждалась, будучи ребенком, и судьба которой породила у нее столько страхов во время прошлого посещения Милтон-Мэнора. В последнюю неделю собственные проблемы заставили Мэделин почти забыть о существовании Камиллы, но сейчас она должна была встретиться лицом к лицу с женщиной, чьи глаза преследовали ее, у которой хранился дневник экспериментов с черной магией и о которой никто не упоминал в течение двадцати лет. Мэделин содрогнулась, как будто ощутив порыв холодного ветра, и мистер Маркс озабоченно взглянул на нее:
– С вами все в порядке, миссис Делани?
– Да, – тихо сказала она. Мистер Маркс был не тем человеком, с которым можно было полностью делиться своими мыслями и чувствами.
Проводив его, Мэделин устроилась в кресле перед камином с газетой и романом, который купила в аэропорту, однако чувствовала себя неспокойно, как будто что-то должно было случиться. Она оглядела гостиную – хорошую и вполне безобидную комнату, типичную для английских загородных особняков, откуда теперь убрали все фотографии Камиллы, – и опять удивилась: что все-таки так тревожит ее? Камилла жива – уже хорошо! От этого атмосфера дома стала значительно светлее, так как живые не могут являться, как привидения, однако Мэделин чувствовала нечто призрачное в этой комнате и спустя несколько минут покинула ее, выйдя в холл.
Навстречу ей шел Дженкинс с корзиной дров. Глаза их встретились. Мэделин поняла, что настал момент, когда она должна узнать у него всю историю относительно ее матери. Мэделин вернулась вслед за ним в гостиную и остановилась, наблюдая, как он достает дрова из корзины и укладывает их рядом с камином. В комнате слышалось только потрескивание и шипение горящих поленьев. Сердце Мэделин тревожно забилось.
– Дженкинс! – окликнула она его и подождала, когда он повернется и посмотрит на нее. Казалось, его спина выглядела суровой и непреклонной, и на мгновение Мэделин подумала, что он игнорирует ее. – Я хотела бы немного поговорить с вами, Дженкинс, – сказала она более решительно. – Вы уже знаете, что мне известно: моя мать жива… и она находится в сумасшедшем доме… Мне также известно, что это как-то связано с колдовством и черной магией, которой она увлекалась… – Мэделин замолчала.
Дженкинс повернулся и посмотрел на нее. По его глазам трудно было понять, о чем он думает, но в них чувствовался страх.
– Кто рассказал вам об этом? – хрипло произнес он с явным девонширским акцентом.
– Мой отец, – ответила Мэделин, внимательно наблюдая за ним, – но он ничего не сказал о причинах, которые свели ее с ума. А вам это известно, Дженкинс, не так ли? Ведь это вы взяли из библиотеки дневник Камиллы, в котором она описывала свои сатанинские опыты? Вы знаете, что случилось и отчего она сошла с ума. Прошу вас, Дженкинс, расскажите мне обо всем. Пожалуйста, ведь я уже взрослая женщина. Как только мой муж прилетит из Штатов, мы навестим мою мать. Мне будет гораздо легче, если я узнаю о том, что произошло. Это поможет мне пережить встречу с ней…
Пока она говорила, Дженкинс оставался на коленях перед камином; его грубые, натруженные руки нервно потирали бронзовую каминную решетку, а глаза не отрывались от лица Мэделин.
– Боже милостивый!.. – Казалось, он молился, закрыв глаза и прося у Бога совета.
Мэделин присела на корточки рядом с ним. Ее серое платье тяжелыми складками прикрывало ноги, а темные волосы отливали синевой в свете пламени камина. Она нерешительно протянула к нему руку, отчаявшись услышать ответ.
– Пожалуйста, Дженкинс. Вы не представляете, как важно для меня знать правду.
Мэделин наблюдала за его лицом, на котором морщины, казалось, стали еще глубже, а глаза увлажнились. Губы его дрожали.
– Благослови вас Бог, миссис, вы были такой хорошенькой маленькой девочкой, – хрипло сказал он. – Это было бы настоящим убийством, если бы что-то случилось с вами в ту ночь!
До своей квартиры Кимберли оставалось пройти два квартала в толчее людей, которые спешили по домам после рабочего дня. Она решила купить кое-какие продукты и, самое главное, спиртное. Ее приятели имели привычку звонить и напрашиваться в гости неожиданно, поэтому она старалась держать бар всегда наполненным.
«Слава Богу, сегодня вечером мне некого ждать», – подумала она, шагая по обледенелому тротуару и поскрипывая сапожками на высоких каблуках, в то время как пронизывающий ветер трепал ее одежду. Она надеялась спокойно провести вечер в одиночестве: помыть голову, поужинать и посмотреть кино по телевизору. Она любила время от времени расслабиться и ничего не делать, балуя себя.
Кимберли купила бифштекс, немного салата и фруктов, затем, подумав, зашла в гастроном на противоположной стороне улицы и выбрала большой шоколадный торт. «Черт побери, – размышляла она, входя в вестибюль своего дома, – в конце концов, несколько лишних калорий не играют никакой роли!» У нее была великолепная фигура без каких-либо намеков на полноту, так что пока ей нечего было беспокоиться о диете.
В ее почтовом ящике лежало письмо. Кимберли увидела швейцарский штамп на знакомом белом конверте, и сердце ее радостно забилось. Поднявшись на лифте в свою квартиру, она зажгла свет и надорвала конверт дрожащими от волнения пальцами.
Кимберли знала, что, потребовав от банка «Микаукс интернационале» ежемесячно присылать ей выписку из ее счета, она рисковала определенным образом, однако не могла удержаться от соблазна видеть каждый раз документ, где черным по белому было напечатано, сколько денег она имела в швейцарском банке. Таким образом ее накопления становились более осязаемыми. Она получала удовольствие, глядя на постоянно растущую сумму, и наслаждалась, как ребенок, пересчитывающий монетки в своем тайнике. Слова «кредит» и «баланс» звучали музыкой в ее ушах. Каждый месяц колонка «кредит» показывала, сколько она переслала на свой счет, а цифры в колонке «баланс» все время возрастали. Все это подтверждало, что с каждым месяцем она становилась все богаче. Скоро она уедет из Нью-Йорка, возьмет наличные в Цюрихе и смоется, например… в Италию. И здесь для всех Кимберли Кэбот перестанет существовать.
Кимберли, волнуясь, достала сложенный листок бумаги. Возможно, Хэнк способен воздерживаться от того, чтобы посмотреть, сколько он накопил, но она не могла противиться такому искушению. Ей нравилось убеждаться, что каждый перевод достигал своей цели, а затем проверять итоговую сумму. Даже в самых лучших банках возможны ошибки, но только не в ее счете. Она подсчитала, что сегодня баланс должен составить три миллиона семьсот восемьдесят две тысячи долларов. Абсолютно точно! Конечно, если бы удалось осуществить последний перевод, было бы на триста шестьдесят тысяч больше! Она закусила губу, все еще расстроенная тем, что вся информация на ее дискете оказалась стертой. Она никак не могла понять, как это произошло. Дискета все время находилась у нее! Кто стер ее? Она подумала и о том, что все-таки надо придумать, как обойти новый метод хранения секретной информации у Джейка, чтобы сделать другую копию.
Испытывая почти физическое наслаждение, Кимберли развернула выписку из счета и, разгладив листок на коленях, сразу взглянула на колонку «баланс». Она вздрогнула, широко раскрыв глаза. Не может быть! Вероятно, произошел какой-то сбой в компьютере банка «Микаукс интернационале»! Он допустил чудовищную ошибку, и надо немедленно позвонить в Цюрих! Ее сердце тревожно забилось, а глаза в панике метались от одной колонки к другой. Всего четыре недели назад она перевела триста двадцать одну тысячу долларов… Да, и это было отмечено в разделе «кредит». Она взглянула на ряд цифр в колонке «дебет». Израсходовано! Кимберли едва не вскрикнула. Но ведь она не снимала деньги со своего счета! Затем перевела взгляд на нижнюю часть колонки «баланс». Три миллиона семьсот восемьдесят две тысячи долларов. И они сняты на прошлой неделе! Итого: ноль. Счет закрыт. Кимберли сползла со стула на колени. Неистовая ярость душила ее. Кто-то похитил ее деньги – все, до последнего доллара! Она начала бешено колотить по полу кулаками, а по щекам ручьями текли слезы. Плюясь и матерясь, она каталась по полу.
– Мои деньги! Мои деньги! – вопила Кимберли, словно мать, потерявшая единственного ребенка. – Мои деньги! – Волосы ее растрепались, лицо исказилось от злобы, и она была похожа на сумасшедшую. Это были ее деньги! Ее сбережения! Она подвергала себя огромному риску и заслуживала того, чтобы быть богатой! Это было ее будущее… то, о чем она мечтала с детства. А теперь все пропало! Как будто ничего и не было. Боль потери растекалась по жилам подобно страшному яду, и в этот момент она была способна на убийство.
– Я отомщу ему за это! – взвизгнула Кимберли, схватив пепельницу и швырнув ее через комнату. Затем яростным движением она пнула лампу, и та рухнула на пол. – Проклятый ублюдок! Он не уйдет от меня. Я скорее прикончу его! – кричала она. Не помня себя от ярости, Кимберли металась по комнате, круша все на своем пути. И все, что она швыряла, пинала и била кулаками, было не что иное, как Карл.
Она отомстит ему! Она обратится к Джейку Ширману, ко всем другим директорам «Центрального Манхэттенского банка» и дойдет до ФБР, но растопчет Карла. Мысли о мести захлестнули ее черной волной, подталкивая на преступную дорожку, которая должна привести к падению Карла… и его проклятой женушки тоже. Бросившись на диван, стоящий посреди устроенной ею разрухи, она устремила свой взгляд в пустоту. Выражение лица стало диким, а спутанные волосы делали ее похожей на безумную. В голове ее уже рождался новый план. Ее обманули, и она ответит тем же… Этот ублюдок не отвертится так просто, сидя в своей чертовой квартире на Пятой авеню и имея все, что пожелает, в то время как она должна корпеть всю свою жизнь за рабочим столом…
Кимберли на мгновение закрыла глаза, собираясь с мыслями. Она скажет, что Карл заставил ее сделать копию с дискеты, которую он украл из офиса Джейка, потому что решил завладеть деньгами Хэнка Пагсли. Она скажет, что он шантажировал ее, угрожая обнародовать тот факт, что она когда-то занималась проституцией. А поскольку ей очень хотелось сохранить свое место в банке…
Кимберли удовлетворенно кивнула, довольная такой логикой. Затем она скажет, что Мэделин однажды ворвалась в ее квартиру – а это было на самом деле – и угрожала ей. Так и надо сделать! Воспаленный мозг Кимберли лихорадочно работал, и она все больше убеждалась, что к ее версии не подкопаешься и все ее доводы способны погубить Карла и его жену раз и навсегда.
Она мысленно несколько раз повторяла свою историю, пока гнев не сменился горестными слезами. Кимберли начала всхлипывать, думая о потерянном капитале, и сердце ее разрывалось от сознания того, что теперь прежние мечты никогда не сбудутся. Маленькая девочка, которая когда-то стояла на Таймс-сквер, ослепленная огнями, олицетворяющими благосостояние, все еще жила в этой женщине, корчащейся сейчас на диване, и они обе оплакивали потерю. Мечты остались мечтами. Гирлянды огней никогда не превратятся теперь в сверкающие бриллианты, и слезы разочарования маленькой девочки смешались со слезами зрелой женщины.
В комнате царил полумрак, горела только одна лампа, которую Кимберли зажгла, войдя в квартиру. Окна не были зашторены, и за ними притаилась, подобно огромному непостижимому океану, холодная, враждебная ночь. Конечно, она ничего не станет рассказывать ФБР, подумала Кимберли, вытерев ладонями слезы и размазав тушь. Конечно, ей очень хочется отомстить, но следует ли при этом подставлять себя? Обхватив себя руками и стараясь подавить рыдания, сотрясавшие все ее тело, Кимберли попыталась размышлять здраво. Сокрушенная потерей, она тем не менее начинала понимать, что попытка отплатить Карлу и его жене может привести к еще большим неприятностям для нее.
Если она не станет ничего предпринимать, никто никогда не узнает, что произошло. Карл и Мэделин, разумеется, не станут болтать… Предположим, она оставит банк и найдет другую работу, может быть, в качестве модели… Ее неутомимый мозг начал прорабатывать другой сценарий, в котором, разумеется, ей была отведена роль главной героини.
… Раздался звонок в дверь. Кимберли не обратила на него внимания. Она никого не ждала и по-прежнему лежала на диване, убитая горем, не желая никого видеть. Снова прозвучал звонок – более резко и настойчиво.
Кимберли медленно направилась к двери, спотыкаясь о разбросанные по полу предметы, и случайно наткнулась на пакеты с продуктами и бутылками, которые оставила при входе, как только вошла в квартиру. Проклиная все на свете, она нащупала замок. В это время раздался очередной звонок. Он испугал ее своей настойчивостью. Кимберли нажала на ручку и приоткрыла дверь. Она поздно вспомнила, что забыла закрыться на предохранительную цепочку.
В следующую секунду она испуганно вскрикнула. Ее возглас многократно повторило эхо в пустынных коридорах многоквартирного дома. В тусклом свете Кимберли различила грузную фигуру и круглое потное лицо Хэнка Пагсли.
– Убийство? – повторила потрясенная Мэделин. – Мой дед говорил что-то подобное… Как же он выразился? О да, он сказал, что случившееся едва не привело к моей смерти, но я не поняла, Дженкинс, что же все-таки произошло?
Старый садовник оставался на коленях перед камином, касаясь влажных глаз красно-белым, в горошек, носовым платком.
– Вы действительно хотите знать, миссис? – спросил он почти шепотом. – Сэр Джордж все это время старался держать в тайне происшедшее событие, хотя в деревне все знали о случившемся. А ваш отец, миссис – мистер Джейк Ширман, – угрожал привлечь к суду каждого, кто хоть единым словом проболтается о том, что случилось в ту ночь. Вот почему я ничего не стал вам рассказывать в прошлый раз, когда вы расспрашивали меня, и даже после того, как вся деревня с любопытством смотрела на вас на похоронах сэра Джорджа. Они все прекрасно помнили.
Мэделин наклонилась вперед, напряженно слушая и стараясь не пропустить ни одного слова.
– Но я хочу знать, Дженкинс. Я должна все узнать, прежде чем встретиться со своей матерью. Что произошло? Было ли это случайностью?
Дженкинс угрюмо покачал головой:
– Это не было случайностью. Это были козни дьявола.
Он произнес это таким тоном, что у Мэделин перехватило дыхание.
– Значит, моя мать занималась черной магией?
– О да. – Старик энергично кивнул. – Ваша мать участвовала в сборищах ведьм. Ими руководил человек, называвший себя «магистром». Они собирались ночью по пятницам в роще Уорренера в старом амбаре. По ночам там творились странные вещи. Нехорошие вещи. Упаси меня Господь!.. – Его акцент и тихий голос заставили Мэделин придвинуться к нему поближе.
Она внимательно слушала Дженкинса.
– Как же моя мать втянулась во все это?
Дженкинс пожал плечами и опустил глаза, глядя на свои сильные натруженные руки и как бы ища в них ответ на ее вопрос.
– Я не знаю точно, – сказал он наконец. – Возможно, на нее сильно подействовала смерть хозяйки, и при этом за ней никто не присматривал надлежащим образом. Ваш отец все время работал в Лондоне, а она все глубже и глубже погружалась в депрессию. Я предупреждал сэра Джорджа, но он не хотел меня слушать.
– Мой дед знал, чем она начала заниматься, но ничего не сделал, чтобы остановить ее?
– Как только сэр Джордж забеспокоился, госпожа Камилла убедила его, что не делает ничего предосудительного, – ответил Дженкинс.
Мэделин была тронута уважительным отношением старого садовника к ее матери, к бабушке и деду.
– Мой отец тоже знал об этом? – спросила она.
– Мне казалось, не мое это дело ехать в Лондон и сообщать вашему отцу о поведении жены. Я был всего лишь садовником. Но однажды ночью я шел по дороге в Пендлбэри и, услышав странный шум, приблизился к амбару в роще Уорренера, где, как я знал, обычно собирались ведьмы. – Голос его понизился почти до шепота и в глазах застыл страх, как будто увиденное в ту ночь до сих пор преследовало его.
– Они только что принесли в жертву какое-то животное, – продолжил он. – Я услышал, как они запели, заглянул в разбитое окно и увидел, что собравшиеся мажут кого-то кровью. Это было ужасное зрелище. Затем я вдруг услышал… ваше имя.
Мэделин похолодела, догадываясь, что там происходило. Она попыталась представить старый амбар с алтарем в середине, вокруг которого при свечах плясали и пели голые мужчины и женщины, держа в руках фаллические символы.
– Это означало, что в следующий раз должны были принести в жертву вас, – почти неслышно прошептал Дженкинс.
– Нет! – Мэделин вскочила на ноги. От ужаса по спине у нее пробежал холодок, а лицо мертвенно побелело. – Нет! – Это был отчаянный протест, стремление отогнать ужасные видения, которые возникли перед ее глазами. Родная мать была готова принести ее в жертву?! – Это неправда, – судорожно прошептала она. – Вы ошиблись. Моя мать не могла согласиться на такое безумие…
Глядя на горящие в камине поленья, Дженкинс продолжал, не обращая внимания на ее слова:
– Затем я побежал домой, не зная, что делать. Мне не хотелось снова обращаться к сэру Джорджу, так как он не стал бы меня слушать. Времени оставалось очень мало. Я помнил, что они говорили о «середине лета», а это означало, что следующее жертвоприношение должно было состояться через два дня.
В гостиной наступила гнетущая тишина, которая, казалось, давила на Мэделин почти физически. Не было слышно никаких звуков снаружи, как будто она находилась на дне глубокого омута. И только стук сердца, отдававшийся в ушах, убеждал, что все происходящее реально. То, что говорил Дженкинс, было похоже на ночной кошмар, в котором она и ее мать были центральными фигурами, действующими словно приведения в другом месте и в другом веке. Она посмотрела на свои руки – утонченные руки художницы с золотым обручальным кольцом, единственным украшением, – и подумала, что вот эти руки когда-то доверчиво держались за мать… Мать, которая вытащила своего ребенка из детской кроватки и повела в это ужасное место… Мать, которая была готова принести ее в жертву дьяволу! Плакала ли она тогда? Цеплялась ли за юбку матери? Просила ли защитить ее?
Мэделин закрыла глаза, чувствуя тошноту.
– И что же произошло дальше? – спросила она низким голосом. Дженкинс едва расслышал ее.
Он повернул к ней свое обветренное лицо, и в ею глубоких морщинах чувствовалось такое благородство и достоинство, что в этот момент Мэделин прониклась особым уважением к садовнику. Поблекшие голубые глаза Дженкинса были влажными от переживаний и смотрели на нее с сочувствием.
– Я связался с вашим отцом в Лондоне, – медленно произнес он, обдумывая каждое слово, чтобы уберечь ее от болезненного удара и страданий, которые, однако, она уже испытывала, – и он приехал так быстро, как только смог. Он все еще не верил мне. Но ему пришлось поверить, когда поздно вечером он прибыл из Лондона и не застал дома ни вас, ни вашу мать. Сэр Джордж сказал, что не знает, куда вы исчезли, и тогда ваш отец по-настоящему забеспокоился. Он бегал по дому, выкрикивая: «Камилла, где ты? Где Мэделин?» Сэр Джордж тоже встревожился. Они начали искать меня…
Последовала длительная пауза, и казалось, Дженкинс снова переживает этот момент, вероятно, самый тяжелый в своей жизни, когда жизнь ребенка висела на волоске… Ребенка, которого он мог спасти! Мэделин затаила дыхание, напряженно ожидая продолжения.
– Я сказал им: «Следуйте за мной» – и повел их в амбар в роще Уорренера, – продолжил Дженкинс.
Мэделин едва могла вынести то, о чем рассказывал садовник, представляя, как ветер завывая в отдаленной роще, амбар, свечи и жертвенный алтарь. Она закрыла глаза и уткнулась лицом в свои ладони, задрожав от ужаса. Она смутно припоминала нож, поющие голоса, обнаженные тела и глаза – множество глаз, которые, словно угли, жгли ее тело, в то время как она лежала там… И мужской голос.
– О Боже! – воскликнула она. – Милостивый Боже!
– Да, – тяжело произнес Дженкинс. – Мы прибыли вовремя, ваш отец и я. Он бросился вперед и снял вас с алтаря, а я схватил Камиллу… – Слезы снова покатились по его щекам, и он безуспешно старался вытереть их носовым платком. – Я знал ее с тех пор, когда она была такой же маленькой девочкой, как и вы. Но в эту ночь она вела себя очень буйно. Визжала и выла, а я думал только о том, как бы поскорее увести ее из амбара и доставить домой. К счастью, вы не пострадали, но очень громко плакали, и сэр Джордж позвонил доктору. Ваш отец вызвал полицию…
Мэделин плакала. Ей было жаль и мать, и себя – ту маленькую девочку, какой она когда-то была. Она с ужасом думала о той ночи, которая только благодаря Дженкинсу не закончилась чудовищным преступлением! Казалось, все прошлые переживания, которые были загнаны в ее подсознание, теперь вырвались наружу.
– Они ничего не смогли сделать с вашей матерью, – продолжал Дженкинс. – С ее умом что-то случилось. Доктор сказал, что она была в трансе, когда ваш отец и я ворвались в амбар. Ее мозг получил необратимый шок или что-то вроде этого. Но главное, нам удалось спасти вас. – В его голосе прозвучали нотки гордости, но не более чем если бы он вырастил чудесную розу или прекрасную лилию на клумбе.
– Вы спасли мне жизнь!.. – сказала Мэделин, глядя на Дженкинса, который все еще стоял на коленях, комкая свой носовой платок, что было, пожалуй, единственным проявлением его чувств. – Я всегда буду благодарна вам за это, – искренне добавила она. – Не представляю… что было, когда прибыла полиция?