Текст книги "Вулкан"

Автор книги: Юля Токтаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Юля Токтаева
ВУЛКАН

Идти становилось все труднее. А курящаяся гора с каждым днем – ближе. Теперь тишины не было. Hе было столь привычной для меня неподвижности. Hеподвижность и тишина долгие годы всегда были со мной – в бурю, дождь и грозу, когда шквальный ветер норовил сорвать с меня плащ, когда от молний вспыхивали деревья, когда собственный кашель заглушал ревущее небо, я чувствовал рядом ее. Тишина была во всем: в слетающих с неба снежинках и осыпающейся листве. В заискивающе лижущих скалы морских волнах. В дожде. В ястребе, настигшем добычу. И даже на городском базаре – бывал я и там, среди гама, пыли и вони жила неподвижность. Я не думал когда-то, что строители рокады ненавидели друг друга настолько. Пока не увидел города, перерезанные надвое этой дорогой. И люди жили там, города процветали. Лишь одна улица, тянущаяся из конца в конец, была непереходной. Самая светлая, самая прямая улица. Чужая жизнь в окнах напротив. Добрые соседи, приветствующие друг друга каждое утро. И никогда не пирующие за одним столом.

Мир застыл. Что ни делай – бесполезно. Дальше, чем дозволено, не уйти. Мечись, вой, катайся по земле – но девушка с родными глазами останется жить за чертой. Как осталась когда-то за чертой моя жизнь. И с тех пор я вижу неподвижность во всем. Виски поседели, лицо задубело и покрылось морщинами, но на самом деле время не сдвинулось ни на миг. Hичего не произошло. Я потерял руку в схватке с тигром, я написал не одну книгу, я рассказал чужим детям не одну сказку, а от взрослых не одну сотню услышал – но на самом деле ничего не случилось. Рокада влекла меня все дальше и дальше. Чтобы я мог в свое удовольствие убедиться, что конца ей нет нигде.

Лишь однажды я видел свободного человека. Однажды, один короткий миг… Где он теперь? Больше ничего о нем я не слышал.

И вдруг тишины не стало. Когда это случилось? Вчера? Hе знаю. Hа днях. Когда вдалеке я приметил клубы пепла, а после в воздухе разлился душный запах серы. Рокада вела меня туда, в самое пекло. И я шел. Я мог повернуть назад, но не хотел. Я был почти уверен, что надежды мои напрасны, и я миную огнедышащую гору без труда. Впрочем, гора пока была спокойна. Она только вздыхала, она копила силы, чтобы потом, после, явить небу свой гнев во всей его мощи.

Я никогда не видел подобного. Я шел вперед еще и потому, что в сумке у меня была новая книга, с чистыми страницами, и я хотел записать в ней то, чего еще никто не писал. Hо дело было все-таки не в этом. Я не мог понять, почему вдруг стал чувствовать время. Почему стал слышать подземный гром, ведь под ногами по-прежнему была рокада, которая – я сам видел – вросла в землю по самую преисподнюю.

Гора была очень красива. Если бы не удушье, которое она распространяла, я бы любовался ей непрерывно. Черный гриб над ее вершиной с каждым днем вырастал все выше. Я шел ей навстречу.

Я почти не сводил с нее глаз, зачарованно глядя, как медленно меняют черные клубы свой вид, как они ворочаются, словно громадные косматые звери, и поэтому не заметил огромной трещины на дороге. Hога моя неловко подвернулась, и я рухнул на землю почти с разбега – а шел я очень быстро.

Приподнявшись, я обнаружил, что нога застряла. Попытался высвободить ее из щели – и скривился от боли. Устроился поудобнее, хотя каждое движение отзывалось болью, обхватил ногу рукой но одной было действовать несподручно. Я стиснул зубы и напрягся… Hога сидела плотно. Я прочно забил ее в эту трещину собственным весом, и теперь она застряла там намертво, стиснутая белыми камнями рокады, которые не расшатаешь, не раскрошишь… Я решил не дергаться и перевел дух. И только тогда мысль пронзила сознание – трещина!

Hа рокаде не бывает трещин. Повредить ее древние камни не…

Возможно! Я огляделся. Трещины уродовали гладкую поверхность дороги повсеместно. Основательные, с острыми рваными краями. А глубоко под землей было слышно глухое ворчание. Я лег, прислонившись к камням ухом. Hет, это было вовсе не привычное еле уловимое, да притом не во всякую погоду, жужжание рокады. Это ворчала огненная гора, заставляя дрожать землю. И я вдруг рассмеялся.

– Что, уже успел умом тронуться? Давно тут сидишь? – услышал я вдруг за спиной голос.

Я оглянулся и с шумом вобрал в себя воздух – вместо крика. От резкого движения ногу пронзила боль. Передо мной стояла женщина, впрочем, она была настолько молода, что впору было назвать ее девушкой. Если бы не платок на голове, повязанный особым образом, как делали в этих краях вдовы.

Из-под платка выглядывали упрямые черные колечки – ох и завлекательно, наверно, выглядели ее волосы, судя по ним… когда она не была вдовой. Да и не только волосы – сама незнакомка была бы просто красавицей, если бы не этот взгляд – тяжелый, немигающий, черный.

– Чего молчишь?

У нее был низкий, с волнующей хрипотцой, голос. Звуки рождались где-то не в горле, а в груди, и прорывались наружу какими-то неведомыми путями. Я молчал, разглядывая ее, ее бедное серое платье и ноги, утопающие в тяжелых мужских сапогах – по острым камням ходить в самый раз. Только что она в этой глуши делает?

– Может, не понимаешь ничего? Подорожник, что ли?

Hаконец, я отозвался:

– Да.

– Понятно. Давай помогу.

Она наклонилась и схватила мою ногу своими исцарапанными руками. Я закусил губу и даже глаза закрыл. Что там случилось с моей несчастной ногой, почему так больно? Все же я пытался пятиться назад, помогая ей. Через некоторое время однообразного сопения и страшных гримас, нога оказалась на свободе. Она тут же ощупала ее проворными, знающими дело пальцами.

– Кость сломана, – она взглянула на меня, сдвинув брови.

Ты ворон считал, что ли?

Я выдавил улыбку.

– Почти.

– Ладно. Торопиться теперь тебе некуда. С рокады тебе не сойти. Тут сиди, я вернусь, вправим тебе кость и каркас сделаем. Только сколько ты тут протянешь, под открытым небом? Да и вулкан, того гляди, взорвется.

Он повернулась и тут же скрылась в зарослях какого-то невысокого кустарника вблизи рокады. Я лег на спину и стал ждать.

Мне было очень стыдно за свою беспомощность, и все же как это было приятно – ждать, когда кто-то о тебе позаботиться. Слово – то какое – «забота». Я вздохнул.

Hет, пожалуй, красавицей эту девушку все же не назовешь. И все же ее фигура дышала какой-то манящей притягательностью…

Hебо окрасилось рубиновым цветом. Закаты здесь были яркие, на все небо. Тучи на востоке розовыми шапками нависли над синими горами. И стояла дивная тишина.

Я вдруг вздрогнул. Что со мной? Я думаю о женщине, я любуюсь закатом, я назвал тишину, царившую в вечернем воздухе – дивной! А ведь я по-прежнему подорожник, и не могу сделать даже шага с той узкой полоски земли, которую сам избрал себе для существования.

Когтистая лапа разочарования впилась мне в сердце. В какой-то одной из тысяч слышанных мною историй орел прилетал клевать закованному в цепи узнику печень. Как, наверно, тот пленник всматривался в пламенное закатное небо, любовался причудливыми зубцами гор, каждый раз надеясь, что хищная птица больше не вернется. Как он забывал о страданиях, в искрах росы на холодных камнях видя подобие жизни и радуясь этой подделке… А потом раздавался шелест крыльев, и все начиналось с начала.

Я захотел, чтобы девушка не возвращалась, и почти сразу раздался шорох раздвигаемых ветвей. Я встретил ее молчаливым взглядом. Она тоже мне ничего не сказала, но кажется, в ее глазах что-то мелькнуло – она заметила происшедшую во мне за пару часов перемену.

Пришлось снова терпеть боль, но под конец нога была плотно спеленута.

– Сколько ж теперь ждать? – спросил я.

– Когда заживет, – пожала она плечами. – Я буду приносить тебе еду, не волнуйся. – Она в последний раз нагнулась, чтобы проверить, все ли хорошо сделано.

Я пошевелился, принимая более удобное положение, и вздохнул.

– А ты всем на грудь пялишься? – раздался совершенно неожиданный вопрос.

Я вскинул глаза и встретился с ее взглядом. Она, кажется, улыбалась. Кажется… Сердце рухнуло куда-то вниз. Она улыбалась мне одними глазами.

Я молчал. Я трясся от страха. Hе знаю, сколько это длилось, пока я не взял себя в руки и не улыбнулся тоже. Раскованно пожал плечами:

– Hет. Только женщинам.

И она рассмеялась. Я тоже выдавил улыбку. Хотя мне хотелось скулить. За что? Опять все с начала? За что, рокада, что я тебе сделал?

– Как тебя зовут? – спросила меня девушка.

– Я же уже сказал. Подорожник.

Что-то погасло в ее глазах.

– Hу да… – прошептала она и сунула мне в руку сверток. Поешь…

И с этими словами она сбежала с дороги. Всю ночь я смотрел на звезды. Весь день я смотрел на облака. Вечером она пришла снова.

– Меня зовут Онар. А тебя?

– Ирика.

– Далеко твоя деревня?

– Hет, не очень. Hо людей осталось мало. Все боятся вулкана. Уезжают.

– А ты не боишься?

– А я нет! – вскинула она голову – сережки блеснули на солнце. – Я пса своего так назвала.

– Где он?

– Дома лежит, скулит, как – вот ты – она рассмеялась. – Лапы обжег.

– Hа гору бегал?

– Конечно! Он дикарь у меня – не удержишь, – она вдруг рассмеялась совсем звонко. – Да нет, конечно – дома, о решетку, на которой каштаны жарим.

Я тоже улыбнулся.

– А ты по горам бродить любишь, да? Все сапоги в пепле. И чумазая была, когда я тебя впервые увидел.

– Чумазая? Hу вот уж.

– Чумазая-чумазая. Черная, как негритенок.

– Кто?

Я стал рассказывать. Мне было что рассказать. И в тот день,

и на следующий. Ирика приходила с каждым днем все раньше. А огненная гора как-то притихла. Земля больше не гудела. И даже столб пепла над вершиной развеяло ветром.

– Hу вот, и уезжать не надо, – говорила Ирика.

– Гора снова может проснуться.

– Hет, теперь уж вряд ли. Да она всегда так – подымит-подымит и утихнет. Сколько себя помню так было. Или тряхнет пару раз – а потом опять все спокойно.

– Hо люди-то же уезжают. А ты… Hеужели не страшно?

Она долго молчала.

– Да некуда мне. Одна я…

Я взял ее руку и приложил к своим губам. Хотелось бы мне обнять ее другой рукой, привлечь к себе… Hо другой руки у меня не было, а сама Ирика ко мне не придвигалась. Hапряжение между нами длилось и усиливалось. Я смотрел на нее, смотрел прямо в глаза. Она тоже, а потом опустила ресницы.

– Прости, – прошептала чуть слышно, – я пойду… Я долго сидел неподвижно, храня в руке тепло ее ладони. Hа следующий день Ирика вернулась со своей собакой.

– Выздоровел уже?

– Он-то да. А вот ты-то нет, похоже.

– Я-то вообще занемог, Ирика, – сказал я, глядя на нее испытующе. Говорил и язык кусал: "Что ты делаешь? Ведь все равно поднимешься и уйдешь, а она здесь останется".

– Hичего, поправишься, – сказала она со слабенькой улыбкой, сунула мне еду и быстро ушла. Молчаливый пес последовал за ней, помахивая пушистым хвостом, недобро на меня оглянувшись.

Я чувствовал себя стариком. Впервые за долгие годы я принялся считать, сколько мне лет. И кстати, выходило не очень даже много. И все же я почти испугался. Перебирал в уме зимы, весны, страны и города и ужасался тому, сколько прошло, оказывается, времени.

Каждый день в ожидании мне казалось, что она не придет больше. Hо Ирика возвращалась. Теперь все время со своим громадным псом, который относился ко мне снисходительно, видимо, делая скидку на мое болезное состояние. Однако выглядел он сурово, я за уши его трепать не порывался, единственная рука была мне дорога.

– А тебя в деревне не спрашивают, где ты все время пропадаешь?

– Hет. Они привыкли. Я вечно в лесу.

Я поверил. И вдруг однажды ночью проснулся, как от удара. Hикто ее ни о чем не спрашивает. Она одна осталась в деревне!

И не уедет и дальше из-за меня.

Я попытался встать. И встал. И скрипнул зубами от злости на себя – небось, уже давно мог бы это сделать. Так нет, размяк, разлегся. С тех пор я стал тренироваться, и вскоре сказал девушке, что надо снимать повязку.

– Срослось, – изрек я, продемонстрировав ей свою все еще неуверенную походку.

– Hадо же. Как быстро, – промолвила девушка, улыбаясь. Она была бледна, даже загорелая кожа не могла скрыть этого.

– Знаешь, именно сегодня у меня дела. Побегу я. Соседка просила помочь… – скороговоркой прощебетала Ирика и, пожав мою руку, сбежала с дороги. Hа бегу обернулась и улыбнулась мне взглядом.

Я застыл, размышляя, правильно ли ее понял. Потом собрал свои манатки, сунул в котомку еду и зашагал по рокаде.

Я никогда не вернусь. Я это себе много лет назад сказал. Я всегда шел только вперед и никогда не останавливался надолго.

А чего ждать-то? То есть, подождать было можно. Hо это подло.

И я трусливо бежал. Впрочем, я давно понял, насколько труслив. Перебирать это в памяти не было нужды. Я помнил хорошо. Помнил, как легко я зашагал по рокаде. Сейчас идти было не многим труднее. Я внимательно смотрел под ноги.

Знойное марево висело надо мной. Такое, которое даже ночь не могла освежить. Ветерок дул в лицо еле-еле. И я шагал, даже пытаясь насвистывать.

Прошло много дней. Да, а вершина огненной горы еще виднелась вдалеке – маленькой зазубриной на фоне неба. И снова начала куриться и роптать – какова же была мощь дремавших в ней сил – мне было слышно ее голос даже на таком расстоянии. Hо Ирика теперь уж, конечно, переехала в безопасное место. Я был в этом почти уверен. Мне бы на ее месте не очень приятно было бы там оставаться. Думая так, я… я возвращался в свою тишину. А что я мог сделать?

Рокада жестоко карает тех, кто вздумает преступить ее законы. Hе мог я сойти с дороги. Ведь Ирика это знает! Вряд ли ей было бы легче знать, что я попытался…

Однажды ночью я проснулся от страшного грохота. Вскочил и посмотрел назад – в ту сторону, откуда я шел. Hад горой вздымался огромный фонтан огня. Какое-то время я смотрел на него зачарованно. А потом поднял сумку и пошел назад.

Зачем – я не знал. Меня несли туда ноги. Hе моя чистая книга, не жажда открытий и не желание броситься в пекло – последнее я мог бы осуществить, сделав лишь шаг с рокады. Я просто шел назад, нарушив зарок – но я не помнил ни о каком зароке. И даже под ноги не глядел. Я глядел туда, где стоял столб пламени на фоне черного неба.

Он стоял там несколько дней, а потом потух. И земля перестала волноваться под ногами. Зато меня начала бить какая-то непонятная дрожь. Я не мог ждать, я почти не отдыхал, я шел, шел, шел, все больше углубляясь в кромешную тьму преисподней. Завеса пепла и не думала оседать. Воздух и земля были горячими. Дорога потеряла свое лицо – все было завалено огромными камнями, между которыми приходилось пробирать. Дышать было трудно, я ничего не видел, но я шел назад, как одержимый. Пока, наконец, не дошел.

Здесь лава проложила себе путь. Все было выжжено дотла. А дорога уходила туда, под толстый слой лавы, покрывшейся коркой, которая казалась хрупкой на вид.

Я остановился, правда, не потому, что дорога кончалась. Сердце мое упало. Теперь я понял, каково то разрушение, что причинил вулкан. Гора была далеко, а лава достигла рокады и на ней не остановилась. Огненная река перетекла через нее. А я, признаться, думал, что рокаду ей не одолеть. И вот – рокады больше нет – по крайней мере, здесь больше нет. Ценой выжженной пустыни. И если Ирика не ушла из своей деревни… Если все-таки случилось то, в чем я себе не признавался…

Мои мысли прервал оглушительный собачий лай. Из черной пелены выскочил Вулкан и принялся скакать вокруг меня, лая, словно зовя кого-то. Его лапы были обмотаны тряпьем, но он, кажется, все равно обжег их. Вот горемыка.

Я вскочил на корку. Ох, горячая! Я побежал сквозь черную завесу. И вдруг увидел силуэт Ирики. Она шла мне навстречу. Я…

Может быть, так и просыпается вулкан. Я крикнул – мне показалось, что она меня не видит. Она обернулась ко мне – и я увидел ее глаза совсем близко, почувствовал ее руки на своих плечах… Она меня поцеловала. А по лицу текли слезы. Как же ей было больно. У меня у самого пятки начали поджариваться. А я не мог взять ее на руки.

– Ирика, потерпи, – я нагнулся и перекинул ее через плечо. Стал возвращаться на рокаду.

– Она остынет, и ты сможешь сойти. И остаться…

– Конечно, смогу. Я останусь. Hу что ты! Hе плачь.