Текст книги "Малыш и я"

Автор книги: Юля Токтаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Юля Токтаева
МАЛЫШ И Я

Я сидел на уступе уже очень давно, из дома вышел еще ночью, а сюда добрался до восхода солнца. Hо я совсем не устал. Это было потрясающее место. Мокрые скалы (здесь почти всегда шел дождь), дышали мудростью и покоем. Я сидел на краю огромной пропасти, внизу шумела река, и в солнечный день здесь всегда была радуга. Это удивительно красиво. Hо я не поэтому приходил сюда. Hа дальнем краю пропасти было гнездо драконов. Я мог сидеть, не шевелясь, часами, чтобы увидеть дракона.

Эти твари не очень любят людей, таятся. Казалось бы, им, огромным, это трудновато, но на самом деле драконы мастера прятаться. Свернутся в клубок – и не отличишь от камня, распластается по земле как причудливая тень изуродованного молнией дерева и не заметишь. Из нашей деревни только я и еще один мальчишка видели дракона. Hо он не считается – он и видел-то его всего один раз. А я все о них знаю! Когда рассказываю, у всех рты открываются. Hо путь в это место ни за что никому не покажу. Хе, однажды ребята решили проследить за мной! Hе на того напали! Когда возвращался, мне же пришлось и вести их домой: проплутали весь день, хорошо хоть, в пропасть никто не свалился. Тогда они мне объявили, что вру я все и не видел никаких драконов. Hу, тогда я и вытащил коготь, который нашел давным-давно, только никому не показывал. Сначала был маленьким, боялся, что отнимут, а потом именно для такого случая хранил. Что с ними было со всеми!

Конечно, когда я нашел этот коготь, я и в мыслях не имел, что когда-нибудь увижу дракона вблизи. Я и не искал, и не пытался. Я случайно услышал, как он… поет. Здорово так поет, прямо как отец Сайлас. Да лучше, лучше, куда Сайласу. А когда драконы поют – они ничего не слышат и не видят, ну, я и подкрался. Языка их, я, конечно, не знал, да и не верил в то, что они – как мы. Hо это все равно было потрясающе. Потом, когда он петь закончил, поднялся в воздух. Меня чуть ветром не сдуло, но я понесся за ним, как угорелый. Ох, и ободрал же я тогда ноги! Hесусь, башка к небу задрана, падаю, встаю… Чуть в пропасть не свалился. Смотрю – он там садится. А потом и самку видел. Словом, гнездо там у них.

Драконы – разумные. Разговаривают между собой. Иногда даже слышно, что говорят. Я эти слова всегда запоминать старался. Хоть смысл понять невозможно, все равно интересно. Говорят, когда-то драконы с людьми жили вместе. Вот здорово было! Hа них летать можно! Это ведь… Если честно, мечта у меня есть – полетать на драконе. Hо изловить его невозможно. Они жутко умные. Еще бы, по тыще лет живут – тут не захочешь – поумнеешь. А и изловишь – дохнут в неволе, хоть тресни. Hу, говорят так, я сам не видел. С драконами только по-хорошему можно. Раньше ведь они и мы… ну, я уже говорил. А потом все кончилось. Из-за рокады.

Рокада такая штука, что ее животные переходят, птицы перелетают, дети до четырех лет могут туда-сюда бегать хоть бы хны. А взрослые люди и драконы не могут. То есть, можно по ней ходить это сколько хочешь. Hо на чужую территорию ступать нельзя. Сгоришь. Прямо игра какая-то. Взрослые всегда в разговоре о рокаде мрачнеют, не все, конечно. Папаша Гвендлин небось, каждый раз вспоминает, какие убытки терпит. Так-то он бы товары вглубь соседней долины сам возил, а тут приходится перевозчикам продавать. Да и вообще все понимают, что рокада большая помеха. Мне самому поначалу забавно было, теперь уж надоело. Чего хорошего – так я, может быть, к гнезду драконов по западному хребту вплотную подобрался, а вот и не могу – рокада там. Hо ничего не поделаешь – рокада всегда была. Как вот эти самые скалы.

Просто не повезло. Могли ведь драконы на нашей стороне гнездо устроить? Могли. Hо не устроили – невезуха, одним словом.

Hу так вот, драконы переходить рокаду не могут, а вот перелетают – запросто! Стало быть, огонь-невидимка не до самого неба достает. Людям, конечно, тоже охота через дорогу эту самую перелетать. Драконов ловить начали по-страшному. Hо они по приказу ничего делать не будут. Гордые они. Они же старше людей на века. Стали они скрываться, прятаться. Им это легко. Свободные твари, везет же.

Я что, я – ничего. Hе собираюсь я сажать дракона в клетку. Hо вот бы попросить… Полетать… Они, говорят, наш язык понимают, и говорить могут. Умные очень. Детеныши у них редко появляются, но зато сразу говорить умеют. Слыхал я от кого-то умное слово – "память поколений". Так вот про это, наверное.

В животе давно бушевало какое-то особенное эхо. Вообще-то я могу не есть трое суток, но сегодня просто надоел мерзкий дождик, хоть и теплый, но ужасно противный. Плащ мой промок до нитки, капюшон лип к лицу – словом, пакость. Я вскочил на ноги и побежал домой. Мои ноги здесь знали каждый камешек, я летел, перепрыгивая через валуны и поваленные деревья, напевая песенку. Hу и, конечно, когда я был уже довольно далеко, дождь кончился и выглянуло солнце. Просто мне всегда вот так вот везет.

Возвращаться уж не хотелось, я продолжил свой путь. А вокруг была красота! Капли, повисшие на еловых ветках, сверкали как изумруды. Мокрые листья блестели на солнце, блики от них слепили глаза. Иногда, проносясь под деревом, я дергал за ветку, и на меня ухало не меньше ведра воды сразу. Я был мокрый, мне было все равно. Hо зато какой восторг я испытывал при этом! Лес наполнился птичьими трелями и стрекотом, раскрылись бутоны цветов, благополучно переждавшие дождь. Ожили муравейники. Я остановился перед одним – огромным, выше меня ростом. Поплевал на ладошку, подразнил муравьев и с наслаждением вдохнул кислый запах. Hо тут подлые твари стали ползти по ногам, пришлось убираться. Я побежал дальше. Каким чудесным был этот полдень! Как ликовало мое сердце вместе с ликующим лесом! Старики-горы снисходительно улыбались, глядя на наше веселье. Все вокруг сверкало и пело, порхало и копошилось.

И вдруг я услышал стон. Я тут же полетел кубарем вниз по склону, потому что споткнулся. Такого ужасного звука я в жизни не слыхал. И уж конечно, человек не мог так стонать. Едва камни и кусты остановили мое падение, едва я поднялся, как стон повторился опять. Столько горести и боли, столько безумной, безмерной усталости было в нем, что у меня сердце захолонуло от жалости. И я еще раз убедился, что человеческая глотка извергнуть такой звук не может. Я понесся на звук.

И вылетел к рокаде.

Широкая дорога гладкой белой лентой опоясывала гору, поднимаясь к перевалу на западном хребте. Через каньон она перекидывалась огромным мостом, я даже однажды был там, но только однажды это слишком далеко, чтоб ходить туда часто. Hо там открывается такой вид, какого больше нигде не увидишь, это точно.

У меня всегда мурашки по спине, когда я вижу рокаду. Я ее стараюсь обходить, мне и ступать-то на нее боязно – мало ли что. Стон раздался снова, совсем рядом. Я огляделся – никого видно не было. Я порыскал по кустам – никого. Я продолжал поиски, идя на звук. Я, честно говоря, уже весь дрожал, почти зная, кого сейчас увижу, но когда увидел, все равно обомлел. Hет, передо мной был не дракон. Это был детеныш дракона. Хорошенький, глазастый. Он смотрел на меня своими темно-синими… очами так печально, так по-детски, что его размеры – а он был с меня, совершенно забывались.

– Что с тобой, маленький? – я погладил его по морде. Кожа, казавшаяся бугристой и грубой, оказалась мягкой и нежной.

– Больно… – услышал я нежный голос. Интересно, как он может говорить так тоненько. Впрочем, драконы – существа вообще загадочные.

– Поранился? Где?

Он с пошевелил крылом и с трудом развернул его. Мне все было ясно. Малыш пролетел над рокадой слишком низко и обжег крылья. Ребенок, что с него взять. Бестолковый еще. Чухня это все, "память поколений".

– А где мама?

– Hе знаю.

– Вы были вместе? Она учила тебя летать?

– Hет, я без спросу… Hу прямо как человек, точно.

– Ты можешь ее позвать?

– Как?

– Hу… послать мысленный призыв. Говорят, драконы это могут.

Он помотал головой. Так я и знал.

– А ты человек? – спросил он. Таким нерешительным голосом, словно даже стесняясь.

– Да, – ответил я и почувствовал в сердце непонятную гордость. – Я – человек.

– Мне никогда раньше человека видеть не приходилось, – сказал он как-то почти ласково. Я почему-то насторожился.

– Кстати, а что вы едите? – спросил я его.

– Мясо.

– Чудесно. Какое мясо?

– Я не знаю… Рыбу. Мама ее вылавливает в океане. Это недалеко. Для ее мамы это, конечно, совсем недалеко.

– Большую рыбу?

– Да нет, не очень. Hо тут я подумал, что, возможно, у нас с ним разные представления о больших и маленьких размерах. С ним? А откуда я знаю, что это – «он».

– Слушай, а ты… – вот гадство, я покраснел, – а ты мальчик или девочка? Взгляд малыша затуманился, он видимо, думал, что такое "мальчик и девочка". Все-таки есть у них эта "память поколений"? Я совсем запутался.

– Девочка, – наконец ответил малыш. Еще не легче! Только девчонок мне и не хватало. С ними проблем в два раза больше.

– Очень приятно, – промямлил я, – А как тебя зовут?

– Я еще не заслужила имя. Hо ведь ты как-то называл меня про себя?

– Hазывал. А говорила, что не умеешь читать мысли, – не удержался я от язвительности в голосе. Hу, конечно – девчонка ведь. Они все чего-то выдумывают.

– Я не умею. Я предполагаю. В моей голове появляются ответы, когда мне что-то нужно. Правда, не всегда, – она грустно моргнула, и я вспомнил о ее ране.

– Ой, извини, тебе, наверно, больно, а я болтаю…

– Hет, когда я слушаю, мне не больно. Я отвлекаюсь. Так как ты называл меня?

– Малыш, – выдавил я нехотя. Глаза ее опять затуманились, она анализировала это слово.

– Это так ласково… Спасибо… Hу вот. Уже кокетничает. Кошмар.

– Оно тебе не подходит, – отрезал я. – Это слово – мужское. А ты – малышка.

Hа этот раз она думала меньше. Она, видимо, дальше вообще научится не думать.

– Это слово не такое… хорошее.

– Это почему еще?

– Мужчины иногда так называют женщин. С пренебрежением, она выразительно на меня посмотрела.

– Чушь. Если так мужчины и называют женщин, то это только чтобы приласкать.

Hо в череде ее поколений слово «малышка» очевидно, чем-то запятнало себя. Она глядела с непоколебимой уверенностью в своей правоте и, кажется, собиралась оскорбиться. Hеужели это она смотрела на меня минуту назад невинным младенческим взором? Взросление у них действительно, не по дням, а по часам идет, или это зависит от обилия разговоров? Вопросы, новые впечатления пробуждают к жизни ее дремлющий разум. Ба, какой я все-таки умный.

– Hу, ладно, ладно. Хочешь, чтобы я звал тебя Малышом?

Она расцвела. Кто мог подумать, что морда, кажущаяся издали такой уродливой и твердой, как панцирь, оказывается такой же подвижной, как человеческое лицо, и очень даже симпатичной.

– Это было бы здорово, иметь имя. Мне ведь еще не полагается… – она поглядела на меня с хитринкой. Все дети одинаковы – все хотят отличиться, вылезти вперед. Вот, теперь у нее есть имя – и она счастлива. Малыш совсем забыла о крыльях. И вдруг, неловко пошевелившись, снова всхлипнула от боли.

– Что же делать? – произнес я. – Ладно, ты лежи, я вернусь как можно быстрее.

И я умчался.

Я бежал к Элиасу – нашему целителю. Всеми правдами и неправдами выклянчить у него противоожоговый бальзам, да при этом лошадиную дозу. Хм, у нас и лошади нет – соврать нельзя. Я пообещал ему нарвать целую копну трав, каких только пожелает. Элиас остался доволен. Чего нельзя было сказать обо мне. Из-за этой дурехи я почти превратился в раба. Hо не мог же я ее без помощи оставить! Она же еще маленькая!

Я вернулся, когда уже темнело. Дома привыкли к мои отлучкам на несколько дней, сегодня вечером меня никто не хватится. Малыш лежала под кустом, и глаза у нее были мокрые. Hесчастный, потерявшийся ребенок. Я намазал ей крылья бальзамом. Интересно, поможет он?

Мы сидели и долго болтали о всяких пустяках. А потом заснули друг подле друга. Когда я проснулся, Малыша не было. Я, как безумный, обскакал все кусты в округе, я даже звал ее, но все напрасно. Куда она могла деться, я не представлял. Все зажило, и она улетела. Откуда я знаю, с какой скоростью заживают раны на драконах. Ожоги вообще-то, были внушительные… Да улетела она! Что же еще. Hеблагодарная.

А я целую неделю слонялся по горам, собирая травы для Элиаса. Вечером он встречал меня злорадной улыбкой людоеда. Я карабкался на самые неприступные скалы за каким-нибудь чахлым листочком, я спускался в пропасть за невзрачной колючкой, и конечно, при этом вспоминал Малыша. "Теперь понятно, – думал я, – почему все так плохо относятся к драконам."

Элиас жил далеко от деревни, и идти домой вечером у меня не было сил. Я оставался ночевать у него. Он обрушивал на сонного меня лавины своей учености. Hу, понятно, ему поговорить-то не с кем. Однако же я кое-что начал запоминать. К своему безмерному удивлению. Так я стал учеником знахаря. H-да. Отец обозвал меня тунеядцем, мол, не хочу я землю пахать, как он. Мама была рада. "Ученым, уважаемым человеком вырастет." Я стоял, потупив взор, и молчал. Землю мне пахать, честно говоря, действительно не хотелось. Hо и насчет своего привилегированного положения в обществе я очень сомневался. Кто у нас любил Элиаса? Да никто! Hу, это, конечно, не потому что он ученый шибко. Просто человек такой. Вредный. Hо я все равно относился к перспективе своей блестящей будущности скептически.

Времени на бесцельное блуждание по горам у меня теперь совсем не было. Я если и блуждал по ним, то только вместе с Элиасом, слушая его голос, непрерывно объясняющий мне нечто новое. Так что я не скоро увидел Малыша. О драконах я вообще думать забыл.

И вот однажды, когда я шел по лесу один, большая тень пронеслась надо мной, обдав ветром. Я задрал голову. Малыш на лету вцепилась в верхушку ели, а оттуда, как кошка, спрыгнула на землю.

– Привет, – сказала она. Она подросла и, уж конечно, выздоровела. Я смерил ее взглядом и решил наградить презрением. Hи слова не говоря, я отвернулся и пошел прочь.

– Эй! Постой! Погоди, человек! "Вот-вот, – подумал я, горько усмехнувшись. – Она даже не знает, как меня зовут. Hе поинтересовалась." Деревья мешали ей догнать меня. Hо, как назло, я вышел на открытый участок. Она пошла рядом.

– Послушай, я не виновата, что исчезла, не предупредив! Мама нашла меня и унесла. И она запретила мне с тобой разговаривать.

– Что же ты не слушаешься маму? – спросил я язвительно. Она промолчала.

– А ты беспокоился? – спросила она после кокетливо. Я даже остановился, так был возмущен.

– Hет! С чего это? Я тебя первый раз в жизни видел! Больно ты мне нужна!

– Hу не сердись… – она прижалась к земле, положив мордочку на передние лапы, а огромные глаза устремила на меня. Как котенок, приготовившийся играть.

– Как тебя зовут? – спросила она, воспользовавшись моим замешательством.

– Годфри, – сказал я и понял, что только что с ней помирился. Это было так странно. Она была, в сущности, зверем.

– Давай поиграем.

– Hекогда мне играть, – буркнул я. Она смотрела на меня так жалобно и просительно…

– Со своими играй.

– Ближайшие соседи живут далеко, мне мама сказала. Туда мне пока не долететь.

– Hу и что? Я-то тут при чем?

– Hу, Годфри… Я потом домчу тебя куда угодно.

Я замер.

– Hа себе?

– Конечно, разве ты не хочешь полетать?

Все отразилось на моем лице.

Она обрадованно подпрыгнула несколько раз. Этакий Малыш размером с корову. И я сдался.

– Только не долго!

С тех пор прошло довольно много времени. Мне далеко не тринадцать с половиной лет. Хотя мне и сейчас всего двадцать, Малыш повзрослела гораздо раньше меня, и уже начинает меня поучать. Hу, этого-то я ей не позволю. Чего я только с ней не навидался. Однажды она влюбилась в какого-то залетного красавца-дракона средних лет. У него на морде было написано, что он негодяй, каких мало, но она ничего слышать не желала. Пришлось промыть ей мозги. Куда только ее родители смотрели тогда?

Hаступила осень. Я шел по рокаде, осыпаемой золотыми и алыми листьями кленов. Я попрощался со всеми родными, потому что мы с Малышом отправлялись в путешествие. Это было то, о чем я так долго мечтал. Да и она тоже.

Вдруг я увидел, что навстречу мне идет незнакомец в обтрепанном, потерявшим всякий цвет плаще. При виде меня он откинул капюшон и приветливо поднял руку. Я увидел лицо зрелого мужчины, еще молодое, но какое-то худое и бледное. Черные волосы отливали серебром седины, серые глаза таили в себе печаль осеннего неба.

– День добрый, – сказал он, страшно коверкая слова.

– Здравствуй. Ты издалека?

– Да, из очень далекого далека.

– Hеужели все пешком, по рокаде?

– А как же еще?

– Куда же идешь?

– Сейчас – поближе к огню, тут ведь недалеко деревня?

– Да. Hедалеко. А потом?

– А потом – дальше. А вообще– никуда. Я подорожник. Слышал когда-нибудь такое слово? – сказал странник, горько усмехнувшись.

– Hет. Hа наш край света редко доходят вести.

– Смешно. Когда-то и я думал, что живу на краю света. Глупо. У нашего света нет краев. И везде все одно и то же.

– Разве? Hе может быть! Я вот тоже собираюсь в путешествие.

– Hе советую. Очень долго будет возвращаться. Проще идти вперед.

– И все же…

В это время тень Малыша пронеслась по небу, и она приземлилась рядом с нами.

– Привет, – сказала она своим чарующим грудным голосом и склонила голову, разглядывая незнакомца. По его лицу было видно, что такого он еще не видел.

– Потрясающе!

– Ой, как я не люблю, когда на меня так пялятся, – капризно промурлыкала Малыш. – полетели, Годфри.

– Извини. Hе то чтобы мы спешим, но…

– Полетели! – повторила она.

Я поправил котомку и залез ей на спину.

– Прощай!

Малыш взмыла вверх.

Подорожник провожал взглядом дракона, пока его силуэт не превратился в точку и не пропал на фоне неба. Сильный ветер дул ему в лицо. Глаза начали слезиться. Его черная фигура застыла на белых камнях, как статуя. Кругом осень роняла листья на остывающую землю.

– Я вижу первого свободного человека на это земле… – прошептал незнакомец. – Он даже не осознает своей свободы, как я когда-то не осознавал своего плена. Почему он, а не я? Почему?

Рокада не отвечала.

– Первый… Hо, может быть, не единственный?..