Текст книги "Тайна старинной усадьбы (СИ)"

Автор книги: Юлия Жаркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Глава 4. Архив

Позавтракали мы остатками картофельных оладий и направились к зданию нашей администрации, с торца которого и располагался архив. Ник и я оделись как под копирку: спортивные штаны, толстовка с капюшоном, кроссовки. Вручила Нику рюкзак с камерой, он закинул его на одно плечо.

На улице из-за туч выглядывало весеннее яркое солнце, громко пели птицы. Из густого куста у дороги, выпорхнула целая стая воробьев, покружили над нами и весело чирикая, перелетели на липу. На деревьях зеленели молодые листья, воздух был наполнен свежестью и терпким запахом скошенной травы. Весна пришла в этом году рано, и была она теплая и дождливая, трава вымахала быстро и уже понадобился покос. Зато конец мая выдался сухим, дождей было всего несколько, да и те мелкие и короткие. День был будний, среда, людей на улице было мало. Миновали новый спальный квартал, в нашем небольшом областном центре, частные дома перемежались обычными панельными многоэтажками.

Вскоре мы вышли к центральной улице. Здесь располагались магазины, торговый центр, и другие необходимые заведения для полноценной жизни городка. По пути забежали в местную пекарню, купили плюшек, два картонных стаканчика кофе и несколько бутылок воды.

Недавно отремонтированное здание администрации, радовало взор: красным кирпичами кладки, пластиковыми окнами, зеленым газоном у входа. Ник галантно, открыл тяжелую металлическую дверь, пропуская меня вперед. Я вошла внутрь и словно оказалась в прошлом: небольшой коридорчик, обшарпанные стены, покрашенные в светло зеленый цвет, спутанные полосы проводов под потолком, скрипучий пол, застеленный протертым линолеумом, тусклый свет одной голой лампочки.

– К кому обратится, что бы нас пропустили в архив? – обернулась я к Нику, тот с сияющей улыбкой вытащил из кармана штанов связку ключей, отделил один, реечный, длинный, прямой и помахал им в воздухе.

– Ключ есть, открываем дверь и закапываемся в старину.

– Откуда у тебя ключ, – я наморщила лоб, пытаясь вообразить ответ на этот вопрос. Воображения мне катастрофически не хватало, но я все же решила озвучить самое правдоподобное предположение, вслух:

– Ты что, его у кого-то стащил?

– Не я здесь работаю, в архиве, – кивок в сторону металлической двери, я почувствовала, как моя челюсть падает вниз.

– Ты? В архиве?

– Да, именно здесь я и работаю. Встал на путь исправления. Ну, если честно, устроился сюда три месяца назад, когда не смог найти никакой другой работы, но сам не ожидая, втянулся. Хотя, как ты понимаешь, зарплата копеечная. Однако, я переехал в поселок, в дом деда, и научился жить и на такую. – Ник подошел ближе и кивнув на дверь слева по коридору, перешел на шепот. – Все, идем, время неумолимо, обсудим личные вопросы позже. Напротив, работает Марина Ивановна, бухгалтер, у нее в кабинете ремонт, вот и сослали в подземелье, милая старушка, но неудержимая сплетница.

Он передал мне стакан с кофе, подошел к двери с правой стороны от нас и вставил, с нажимом, реечный ключ в замок. Механизм натужно заскрипел, ржавые петли взвизгнули. Наверху мигнула лампа. Ник заметив появившееся на моем лице выражение, засмеялся.

– Не переживай, просто проводка идет в стене, рядом с коробкой двери, и каждый раз, когда ее открывают, мигает свет.

– Занятные люди, электрики, – покачала я головой.

Парень поправил лямки рюкзака, забрал стакан и махнул рукой, пропуская меня вперед. Я подошла ближе, вниз в подвальное помещение, уходили крутые бетонные ступеньки. Ник повернул выключатель и внизу замигали, загораясь люминесцентные лампы, схватил меня за локоть и помог спуститься вниз. Архив занимал весь подвал, далеко не маленький, металлические стеллажи тянулись частыми рядами, на полках теснились коробки, кипы бумаг, горы бумаг и стопки бумаг.

– Объясни мне, если ты переехал в жом деда, зачем тебе пару месяцев жить у меня?

– Так крышу перестилают, нашел мастеров, там дыра на дыре. Замучился тазы под протечки подставлять.

– Сделаю вид, что поверила.

– Эй, я не обманываю. Ну конечно, есть еще одна причина.

Я многозначительно подняла бровь, он загадочно улыбнулся.

– Об этом позже! Нас ждет история, пыльная слегка, но от того не менее интригующая.

– Не рассчитывай, что я отстану. История значит, и как же здесь найти нужные нам документы? На везение надежды мало.

– Не все так плохо, я тут неплохо поработал, рассортировал коробки и часть бумаг по годам. Так хотя бы понятно, где начинать поиск. Выбирай, с 1770гг, информация о старом имении, или с 1842, усадьба купца?

– Имение с 1770гг.

– Принято, за это время документов не так уж много, все они на вот этой полке. Давай так, выносить документы не будем, – он протянул мне рюкзак. – Если найдешь что-то полезное фотографируй, разберем дома. Дышать здесь еще сложно, пыли вагон.

– Хорошо, а твои находки?

– В конце все быстро сфотографируем, мой ряд в самом конце подвала. Роем до четырех, и уходим.

Я согласно кивнула и потопала в ряд, указанный Ником, на торце стеллажа висел тетрадный листок с годами 1770–1800. Осторожно опустила рюкзак и кофе на пол и огляделась. Картонные коробки без надписей на третьей полке снизу, подошла к одной из стопок бумаг, взяла верхний листок. Какие-то счета, без даты. Похоже действительно придется полагаться на везение. Вздохнула, сделала глоток из стакана и вытащила с полки первую попавшуюся коробку, поставила ее на пол, огляделась, сесть было решительно некуда, либо на ледяной пол, либо на другую коробку, но они были очень хлипкие. Вернулась к началу ряда и выглянула, в самом начале у двери заметила стул, быстренько притащила его и усевшись, рядом с коробкой, открыла ее и начала просматривать содержимое. Время текло быстро, сняв третью коробку, вытащила булку из бумажного пакета и сжевала, запивая остывшим кофе.

Пару часов я не находила ничего, на интересующую нас тему, я уже понемногу начала впадать в уныние. Потом в стопке бумаг, обнаружила карту местности, датированную 1800 годом. Хозяев имения к тому времени в живых не было, но сам участок был отмечен, правда без построек. Расстелила тонкую бумагу, с протертыми сгибами на полу, достала камеру и выставив нужные настройки, сняла ее с разных ракурсов, целиком и частями. Проверила, кадры на экране камеры, все видно. Отложила карту в сторону.

В конце подвала раздался грохот и приглушенные ругательства. Я бросилась к Нику, завернула в последний ряд у стены и едва сдержала рвущийся к горлу смех. Ник тоже нашел себе сидячее место, небольшую табуретку. Вот только деревянный представитель мебели, не выдержал вес здоровенного парня, две ножки валялись отдельно от основной конструкции. Он заметил меня и соскребся с пола в ускоренном темпе:

– Я в порядке, правда!

– Верю, ты и выглядишь, так – в порядке, во всяком случае, лучше, чем табуретка, вот она выглядит не очень.

– Я ее починю, – Ник поднял с пола отлетевшие ножки. Я удалилась в свой ряд.

Спустя еще час документов рядом с картой прибавилось. У меня все сильнее свербело в носу, пыль явно составляла немалый процент подвально-архивного воздуха. Ближе к трем, мне повезло несказанно, я обнаружила годовой отчет уездного полицмейстера от 1789 года и метрическую книгу с 1770–1800 года. Сфотографировала все страницы. Спину ломило, в глазах плыли световые круги от вспышки. К четырем часам, я начала чихать, но вскоре ко мне подошел Ник, с несколькими листочками в руках. У него тоже покраснели глаза, волосы стояли дыбом, одежда вся была в пыли и паутине, судя по его ехидным взглядам, я выглядела не лучшим образом, ну хотя бы сегодня, обошлось без травм.

Он быстро отщелкал кадры, мы сложили нужные нам бумаги в одну стопку и поднялись наверх. На улице с удовольствием, вздохнули полной грудью сладкий весенний воздух. Стоя у двери в архив мы немного почистились и став отдаленно похож на нормальных людей, забежали по пути в магазин. Ник героически тащил до дома все четыре пакета и рюкзак. Дома искупались, переоделись, на скорую руку настрогали бутербродов, заварили чай и засели перед компьютером.

Глава 5. История

Пока перекидывали фотографии с карты памяти на жесткий диск компьютера, смели все бутерброды под чистую, последний честно поделили пополам. Посидели минуту, переглянулись и потопали на кухню за добавкой, оказалось, что, копаясь в архиве, проголодались мы зверски. Нажарили на двух сковородках гору сладких гренок, с бутылкой молока и тарелкой, стоявшей на деревянной подставке, вернулись в комнату.

За окном разливались вечерние сумерки, вдалеке слышался лай собак, стрекот сверчков и радостные вопли детворы. В распахнутое окно проникала вечерняя прохлада, я набросила на плечи вязаную шаль, взглянула на экран компьютера, файлы уже скопировались.

– Ну, что отправляю на печать, – лопая горячий гренок, ткнул Ник пальцем в принтер.

– Нет, там только на одну метрическую книгу полпуда бумаги изведем, как и на годовой отчет, их просмотрим для начала, распечатаем то, что будет нужно. Печатай карты, письма, и что там у тебя еще есть?

– Что за метрическая книга и чей годовой отчет? Поясни недотепе, прошу покорно!

– С чего бы, такая самокритичность? – сощурила я глаза.

– Росту как личность, процесс сложный и без самокритики никуда! Так объяснишь?

– Может в Интернете поищешь?

– Я на слух воспринимаю гораздо лучше, – заверил он меня, засовывая в рот гренок целиком. Проглот ненасытный.

– Объясняю, расти! Метрические книги, у нас ввел Петр 1, в 1702 году законодательным актом, но обязательное ведение метрических книг по всем церковным приходам ввели только в 1722 году, в них вели записи о рождении, браках и смерти. Однако, не везде они велись с должным тщанием и в 1778 году вышел указ «об исправном ведении метрических книг». Годовой отчет – обер-полицмейстера, он описывал все пришествия на своем подотчетном участке: пожары, кражи, убийства, мелкое хулиганство. Вырос?

– Определенно! – кивнул Ник и провел рукой по макушке. – Боюсь спросить откуда у тебя такие познания?

– Ну, так я в архиве с телефоном была, проверила важность находок, это я про метрические книги, отчет он и сейчас отчет.

Ник рассмеялся, хорошо, что успел все прожевать, зато я успела, под шумок, цапнуть с тарелки последний гренок.

– Эй! – возмутился Ник, я показала ему язык,

– Прости, но сладким не делюсь. Вернемся к нашим бумагам, давай сначала просмотрим все за 1789 год, ведь если верить той мистической брошюре, семья умерла именно в тот год. Что ж поищем записи в метрической книге.

Я открыла первый снимок, Ник присвистнул.

– Ну и почерк! Да, мы минимум месяц его расшифровывать будем.

– Главное, найти нужный год, а там ориентируемся на одинаковые фамилии, нет, подожди у дочери и зятя другая фамилия, что ж попытка не пытка!

Уставились на пару в экран, открыли и ту часть книги, где записывали умерших, и нашли столбец с указанием года. Вскоре наши усилия увенчались успехом.

– Вот, смотри 1789 год, – я ткнула пальцем в экран, Ник согласно замычал.

Мы распечатали листы, разложили на столе и начали просматривать, внимательно всматривались в старомодный почерк с завитушками и вензелями, очень красивый, но совершенно нечитаемый. Однако никаких записей о смерти четверых людей в один день не обнаружили.

– Может тот автор вообще не посчитал необходимым придерживаться фактов? – спросила я. – Или они умерли не в 1789 году?

– Вполне возможно! – пригорюнился Ник, – Давай взглянем на остальные твои находки, может там найдем точную дату и год, кстати и имена их тоже. Мы пока вообще считай ничего о них не знаем.

– В точку! Еще я нашла два письма, дат там не было указано, но одно написал уездный врач, своему коллеге в столицу, второе, юная девица после свадьбы, подруге.

– Ты их прочитала?

– Нет, почерки ужасно неразборчивые, а время поджимало. Давай так, я займусь письмом девицы, ты врача, потом перескажем друг другу. Сейчас, распечатаю!

– Идет! – кивнул Ник, забрал листки распечатки с письмом врача и откинувшись на спинку стула, приступил к чтению.

Я придвинула ручку и тетрадь, мне было проще сразу переписать письмо своим почерком. В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь гудением блока питания компьютера. Вчитываясь в старинное письмо, понемногу привыкла к речевым оборотам и буквам с завитушками и дело пошло быстрее.

– Все я закончил! – воскликнул Ник четверть часа спустя.

– Я тоже, – кивнула я. – Начинай первый.

– Хорошо, судя по всему, из имения, ночью, послали за врачом в ближайший город, тот приехал, но было уже слишком поздно, члены семьи и дворня, слегли с чумой. Доктор по приезде, смог лишь констатировать горькую истину и установить карантин, прекратив полное общение с деревенским людом, чтобы болезнь не пошла дальше. Пишет в самом конце письма, что местные, все равно были обозлены сверх всякой меры, и он боялся, как бы они не задумали неладного. Писал он это письмо своему учителю, с припиской, что не знает точно будет ли все еще жив, когда тот получит его письмо.

– Значит все-таки чума, – тихо прошептала, с грустью глядя на письмо в руке.

– А когда была эпидемия?

– В 1770, великая чума, остановили ее распространение в 1772.

– Но как они могли заразиться в 1789? Подожди, а трупы сжигали?

– По-всякому было, но людей чаще всего хоронили на отдельных кладбищах, которые потом закрывали. Строили новые бани, больницы, и понемногу эпидемия стихла. В этом письме, – я указала на листок. – Мария, пишет своей подруге, что свадьба прошла тихо, чуть больше недели назад, только вот она прихворнула немного, как и маменька, отец послал денника за доктором. Как могли заразиться не понятно, обычно заразу разносили крысы, клопы, мыши.

– Доктор приехал поздно и лишь поставил страшный диагноз, невеселая история, – Ник потер глаза и отчаянно зевнул. – К сожалению, в письме не указана дата, и конца нет, видимо последний листок потерялся. Но врач, пишет, что дорогу к имениям, местами, сковало за ночь льдом.

– Что может относиться и к осени и, к весне. Мария же пишет – в саду вызрели яблоки, новый сорт, отец хвалится нашим гостям при каждой встрече.

– Осень, безусловно. Давай заглянем в отчет полицмейстера, может повезти. Распечатай, все же и снова поделим.

– Распечатаю, конечно, вот часть смерти, насильственные и ненасильственные, просмотрим все. Эх выяснить бы их настоящие имена, а то ищем не пойми кого!

– Не переживай, где-нибудь да найдем! Одно выяснили – имя дочери, и остальные имена по бумагам узнаем. У нас еще большая часть архива не перерыта! Не могу сказать, что это непыльная работенка, но нас-то пылью не напугаешь!

– Оптимист ты, как я посмотрю! Непыльный мой!

– Ого, по-моему, ты проговорилась!

– Я не понимаю, о чем ты, я говорила об архиве! – показала Нику язык и уткнулась в отчеты обер-полицмейстера.

– Так, список происшествий, сословия натворивших всякого-разного, а вот и описания, пожары.

– Вот оно! – заорала я, Ник от неожиданности чуть не свалился со стула. – Пожары в имении Мавриных и молодых Веригиных. Причины не установлены. Все, ни слова больше.

– Какого числа пожары произошли? – нахмурился Ник, он взял со стола распечатку письма Марии.

– Двенадцатого октября 1789 года, – отчиталась я.

– Вот оно как! Интересно, когда они заболели? Жаль в письмах нет чисел… яблоки… Осень. Слушай, скорее всего пожар произошел, когда они уже болели чумой, и об этом писал врач, местные что-то неладное задумали, – он ткнул в письмо пальцем.

– Думаешь? Возможно, конечно, – я покачала головой и задумалась. – Утверждение голословное, но не лишено логики.

– Да, это конечно же ничем не подтвержденное предположение, но представь, если народ испугался новой эпидемии и решили ее остановить в самом начале. Люди разные жили в деревне, многие своих близких потеряли в семидесятом году…

– И у кого-то сдали нервы? Теория вполне жизнеспособная, но не единственная, возможно, слуги тоже заболели, а пожаробезопасность в старых домах и так хромала на обе ноги. Свечи, камины, печи. Версия о поджогах наиболее реалистичная, не поспоришь. Или еще вариант, узнав о болезни, кто-то из домочадцев с ума сошел и решил покончить со всем сразу, не мучаясь? Странно, что о причине пожаров в отчете ничего не сказано – следствие ведется, дело не закрыто. О захоронении тел тоже ничего не написано, как и в метрической книге.

– Тоже вариант, если бы мне сообщили, что у меня чума, я бы тоже съехал с катушек, а вот с книгой совсем не понятно! Тела обнаружили или нет? Если да, то почему нет записи о смерти?

– Вопрос…– я задумчиво полистала отчет.

– Возможно не было на тот момент приходского священнослужителя? – Ник указал на распечатки.

– В деревнях вообще храма быть не могло, максимум часовня, а храм был в ближайшем городе, и священник оттуда же…

– Вот оно что…

– Ладно, с 1700 годом закончили до появления новых данных. Что там с 1842? Ты упоминал, что купец тоже в пожаре сгорел?

– Да, об этом мне и дед рассказывал. История старая и тоже странная. Не понятно, то ли он сам виноват, то ли помог кто!

Ник протянул мне распечатанную карту 1850 года, я с трудом разобрала, где что изображено на карте. Квадратики, линии, ни названий, ни нормальных обозначений.

– Карта более позднего времени, но усадьба еще сохранила свою территорию. Давай сравним со старой картой.

Мы положили карты рядом, на столе, сравнили территории старого имения и усадьбы купца.

– Он действительно выкупил имение и еще часть леса. Только по такой карте понять где находилось старое имение точно, не представляется возможным. Размахнулся мужик, – ухмыльнулся Ник. – Что о нем известно: купец первой гильдии, торговал пушниной, женился на молодой барышне, выкупил землю, начал строительство усадьбы, и вдруг от жадности приказал использовать для стройки развалины имения и склеп.

– Отличная характеристика, щедрые жесты на публику и мелочность и жадность втихую.

– Такое сплошь и рядом…

Я уткнулась в экран монитора, открыла браузер и набрала 1842 год, Россия.

– И не говори, еще что-то? Кстати, посмотри, нашла кое-что в сети: насчет пожаров, в те года архитекторов в России обязали нести ответственность за пожары в построенных ими зданиях. Такое решение было связано с тем, что 30 ноября 1831 года в Петербурге в Калинковской больнице произошёл опустошительный пожар из-за архитекторской ошибки: от оставления деревянного простенка между двумя печами в углах двух смежных комнат. Еще в Петербурге произошёл крупный пожар, уничтоживший около 250 домов, большое количество коров и лошадей. В огне погибло более 500 человек. Пожар начался в доме Сафроновых на Болотной улице между Свечным переулком и Разъезжей улицей. В этой части города стояли в основном деревянные дома: конюшни, навесы и сеновалы извозчичьих и ямских дворов. Это и предопределило огромный ущерб, причинённый огнём. Спустя несколько дней министр внутренних дел распорядился наложить запрет на строительство деревянных домов в Петербурге и поощрять строительство каменных, способствовать устройству колодцев во дворах и не устраивать складов с горючими материалами.

– Вот, только наш купец строил усадьбу каменную, не деревянную. Пожар начался в его комнате, дальше не пошел, успели потушить. Усадьбу с тех пор только ремонтировали пару раз, но домище-то до сих пор стоит.

– Ты прав, но загореться могло что угодно, мебель, отделка, шторы, ковер в конце концов, – я пощелкала по сайтам. Больше ничего интересного не нашла. – Вот еще интересный вопрос, а старое имение из каких материалов были построено?

– Не знаю, но выяснить было бы неплохо. Можем обратиться к нашей раритетной бабульке. Она работала там до меня, и вообще в администрации сидит больше полувека, вдруг что-то слышала или видела.

– Что за бабулька? Ты же говорил там только бухгалтер?

– Нет, – помотал головой Ник. – Раритет – бабулька, Клара Васильевна Дубинина, обретается с главного входа в коридоре на право, завтра к ней зайдем. Она кем только в нашей администрации не работала, сейчас на пенсии, но в обучении новых кадров ей равных нет, вот и выделили ей небольшой кабинетик.

– Кажется я поняла о ком ты, маленькая, сухенькая, голос тихий, часто мелькала за спинами наших народных мужей на выступлениях. Я в администрации как ни странно, ни разу и не была.

– Точно, именно она. Что ж, вернемся к нашему купцу. Смотри, еще я нашел часть копии ревизии, переписи от 1826 года. Так как вот там и указан наш купец, то есть на тот момент потомственный мещанин, с кучей долгов от отца, тот записан как банкрот, в 1835 получил купеческое свидетельство.

– В 1846 его уже не было в живых, тогда проводилась следующая ревизия, – кивнула я. – А ревизских сказок между этих переписей не нашел?

– Не подловила, я тоже умею пользоваться интернетом, что такое ревизские сказки я посмотрел, но в архиве их не нашел. Пока…

– Постой, а где было кладбище в 1772 году? Возможно на нем хоронили умерших от эпидемии и потом его закрыли, создали новое. Если по уму, то так и должно было быть, и трогать его нельзя было.

– Это же небольшая деревня, может хоронили их на отдельном месте. Чудо, что вообще выжившие остались.

Сложив стопкой распечатки, я перерисовала более старую карту в тетрадь.

– Смотри здесь кладбище находится далеко от имения, у дальнего конца деревни, но это 1787 год. Предположим, что ранее оно могло находиться с противоположной стороны, а это означает…

– Это означает, что, выкупив землю под имение, новые владельцы могли прихватить и часть старого кладбища.

– Ну конечно, иначе как это купец мог разобрать склеп втихаря, строители ночами через всю деревню кирпичи таскали?

– Вот я тоже об этом подумала, а если люди знали и помнили, что семья умерла от чумы, они не позволили бы разобрать склеп. Или их похоронили не в склепе? Почему же нет записи в метрической книге? Не могу понять.

Ник покивал задумчиво, и замер, я прокручивала в уме все что мы выяснили и выдумали, вот только пока выдумки явно вели в численном перевесе. Время уже перевалило за час ночи, когда мы уставшие от бессмысленных разговоров, разошлись до утра. Голова гудела, я еще долго лежала в кровати без сна, обдумывая и сопоставляя, но в конце концов, усталость взяла свое.

Всю ночь мне снились пожары, а лекари в чумных масках гонялись за толпами с факелами по дремучему лесу, загоняя их на кладбища. Проснулась я еще более разбитая и уставшая, чем засыпала накануне, бок все еще ныл. Кое-как привела себя в относительно божеский вид и не найдя своего жильца в доме, вышла в прихожую, Ник уже ждал меня сидя на крыльце у распахнутой входной двери, я протянула ему рюкзак с камерой.

– Может, на сегодня изменим планы? – спросил он, поднявшись на ноги.

– Есть идея?

– Да, осмотреться на месте.

– То есть в у-у-садьбе? – запнулась я.

Признаться, неожиданное появление Ника в моей жизни немного притупило страх, поселившийся внутри после ночного посещения усадьбы, сейчас же он вновь, дал о себе знать. По спине пробежал холод, я поежилась, обхватив себя руками за плечи.

– Настя, не переживай так, мы поедем вместе, днем и просто немного осмотримся, поснимаем, полазаем по лесу. Может что и найдем, ну, ты за?

– Днем, за! – я не хотела ему показывать ни свой страх, ни слабость и трусость. Хотя далось мне это не легко, сидя в пыльном архиве, я чувствовала себя на своем месте, и в безопасности. – И как только у тебя это получается? Ты настолько ничего и никого не боишься?

– Нет, я отлично умею притворяться, что ничего не боюсь, и иногда сам себе верю. Идем, накупим эклеров в пекарне и заглянем на чай к милой Кларе Васильевне, она кстати пирожные обожает.

Я засмеялась и вдруг с удивлением поняла, что чувствую страх, любопытство, воодушевление и неуверенность, но не злость. Неожиданное открытие, все эти долгие полгода внутри постоянно клокотал гнев, как я думала на Ника, а оказалось, что злилась-то не только на него, но и на себя. С тяжелым вздохом я рассеянно осмотрела двор, ночью прошел небольшой дождь, на траве поблескивали капли воды, с ветвей росшей у крыльца вишни, за шиворот упало пара холодных брызг. Вернулась в дом и натянула ветровку, Ник на предложение взять старую отцовскую куртку лишь отмахнулся.