Текст книги "Лабиринт судьбы"
Автор книги: Юлия Красовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 12
Мягко покачивался вагон ночного поезда… Вера напряженно вглядывалась в темноту за окном. Но разглядеть что-то в ночном мраке было невозможно, только мелькали иногда яркие огни станций.
В купе постучали. Вошедшая молоденькая проводница предложила чай. Осторожно держа обеими руками горячий подстаканник, Вера сделала несколько глотков. На какое-то время она почувствовала себя лучше. Надо хоть немного поспать, завтра силы ей понадобятся. Что-то будет завтра? Об этом лучше сейчас не думать… Прислушиваясь к монотонному шуму колес, Вера старалась уснуть. Это ей не удалось, и она снова села поближе к окну. Все та же тьма…
Но огней стало больше. Поезд замедлил ход, по-видимому, подходил к какой-то станции. Показался перрон, послышались голоса. Взяв со стола стакан, Вера допила остывший чай. Кажется, это последняя станция перед Москвой…
Вера ехала в больницу к Лене. Накануне в Ленинград позвонила Надежда Павловна и сказала, что Лену только что увезли на «скорой». Для всех это было неожиданностью, так как ребенок должен был родиться только через два месяца. Положив трубку, Вера немедленно поехала на вокзал. «Только бы все обошлось, только бы обошлось», – думала она всю дорогу.
Вера сначала заехала домой к родителям, а оттуда, наскоро позавтракав и переодевшись, поспешила в больницу.
Стоял конец апреля, но было уже очень тепло. Почки на деревьях набухли, вот-вот готовы были показаться первые клейкие листочки. Весенняя Москва становилась особенно радостной и красивой. На стенах зданий развешаны праздничные плакаты. «Мир! Труд! Май!» – было написано на них.
По дороге Вера купила букетик гвоздик. Войдя в старинное здание больницы на Пироговке, она получила в гардеробе белый халат и прошла к палате.
С трудом поднявшись по высокой лестнице – уж очень много ступенек в ней было, – Вера остановилась отдышаться перед двустворчатыми стеклянными дверями, ведущими в отделение.
– Что, милая, плохо тебе? – услышала она сзади участливый голос.
Обернувшись, Вера увидела пожилую нянечку, держащую в руках металлический поднос с разными склянками.
– Нет, ничего. Это я так… – ответила Вера.
– А что ж не заходишь? Заходи, не бойся. Заодно и дверь мне откроешь.
Открыв дверь и войдя в длинный коридор, Вера спросила:
– А где здесь тридцать первая палата, не подскажете?
– Тридцать первая? Так мы к ней идем.
Разговорчивая нянечка спросила:
– А кто там у тебя?
– Подруга. Вчера утром ее сюда по «скорой» привезли, – объяснила Вера.
– По «скорой»? А фамилия-то как? – продолжала допытываться нянечка.
– Вавилова, Лена.
Нянечка засмеялась:
– Так тебе, милая, не сюда надо.
– А куда? – растерялась Вера.
– В послеродовую палату надо.
Вера побледнела. Как это – в послеродовую?
– Да что ты, милая! Чего ты испугалась? Не бойся! Мальчика она родила, – нянечка улыбнулась. – Здоровенького такого. И ничего, что раньше срока. Такое часто бывает, уж поверь мне, я много чего здесь повидала…
– А мне можно туда? – робко спросила Вера.
Нянечка задумалась.
– Вот что, – решительно сказала она. – В случае чего скажешь, что ты сестра. Пошли, провожу. Только вот посуду оставлю. Ты погоди пока здесь…
Сердобольная нянечка проводила Веру в послеродовой блок. Они шли каким-то одной ей известным маршрутом, по пустым, полутемным коридорам, заставленным каталками со стопками постельного белья. Вера испуганно оглядывалась по сторонам. Наконец они свернули в какой-то очередной коридор и оказались перед высокой белой дверью. На уровне глаз висела табличка, указывающая на то, что за дверью находится родильное отделение.
Нянечка вынула из кармана связку ключей и, порывшись в них, нашла нужный. Открыв дверь, она пропустила Веру вперед:
– Иди, не бойся. Это вообще-то для персонала вход, но ничего… Ты только халат не снимай, там строго…
– Спасибо вам, – поблагодарила ее Вера.
– Тебе сейчас по коридору до конца, а там налево завернешь. Ее палата самая первая будет.
– Спасибо большое!
Вера быстро переступила порог. Сзади она услышала, как нянечка прикрыла за ней дверь. Мягко повернулся ключ в замке, и Вера осталась одна. Немного постояв, она пошла дальше, вдоль выкрашенных белой краской дверей с указанием номеров палат, пока, наконец, не нашла нужную. Подойдя к двери, она постучала, сначала тихо, а потом сильнее, но никто не ответил. Вера прислушивалась. Нет, ничего не слышно… Как быть – войти или нет? Собравшись с духом, Вера осторожно открыла дверь.
В палате было две постели. На одной Вера увидела Лену, другая была свободной. Подруга, очень бледная, с осунувшимся лицом, казалась спящей. Но как только Вера подошла ближе, Лена открыла глаза.
– Верочка… – тихо прошептала она. – Это ты?
– Здравствуй, моя хорошая! Как ты себя чувствуешь?
Подойдя, Вера погладила Лену по руке, та ответила лишь слабым пожатием.
– Уже лучше… – чуть слышно сказала она. – Когда ты приехала?
– Сегодня утром. Мне вчера мама позвонила и все рассказала. Я там чуть с ума не сошла.
– Ну что ты… – успокоила ее Лена. – Теперь все хорошо…
– Можно, я посижу с тобой? – спросила она.
– Конечно, можно. Я так рада тебя видеть. Тебе уже сказали?
– Да, поздравляю тебя. Ты не волнуйся, мне сейчас нянечка одна сказала, что такое часто бывает – роды до срока. Главное, ребеночек себя хорошо чувствует. Ты его уже видела?
– Нет, еще не приносили…
В голосе Лены послышалось беспокойство.
– Ну, ничего, – Вера постаралась придать своему голосу больше уверенности. – Значит, скоро принесут, ты только не волнуйся. Тебе это сейчас вредно, ты же пока совсем слабая. Поднаберись сил. Я тебе, кстати, бульон принесла в термосе. Мама сварила.
– Спасибо, я не хочу пока…
– Надо, – настаивала Вера. – А цветы я вот сюда поставлю, чтобы ты их видела. Я так рада, что все хорошо закончилось, – продолжала Вера. – Ты себе представить не можешь, как я волновалась. Петя тоже испереживался. Мама сказала, что он все время с тобой был, да?
– Да, он только что ушел домой отсыпаться… Буквально за несколько минут до тебя. Вы не встретились?
– Нет, я же со служебного входа вошла. Могу себе представить, как он обрадовался сыну! Не думали еще, как назовете?
– Раньше думали, если родится дочка, назовем Верой, а если мальчик, то Андреем.
– А приданое для малыша готово? – поинтересовалась Вера.
– Да, все есть… А ты сама-то как? Как Саша? Как тетя Варя с тетей Зоей? Расскажи мне о них…
– Хорошо, хорошо, все расскажу… Леночка, тебе подушки не надо поправить? Давай я тебя повыше положу, хочешь?
Устроив подругу поудобнее, Вера стала рассказывать ей последние новости, но, заметив, что у Лены потихоньку закрываются глаза, замолчала.
– Ты только не уходи… – шепотом попросила Лена.
– Поспи, я не уйду. Спи…
Из больницы Вера вышла, когда на Москву медленно опускались весенние сумерки. С наслаждением вдохнув свежий воздух, она стала спускаться по каменной лестнице. Вечер был удивительно теплый, и Вера решила немного пройтись. За Лену теперь она была спокойна. Как только принесли малыша, настроение у молодой мамы сразу улучшилось, да и Петя снова пришел. Перейдя дорогу, Вера оглянулась назад, туда, где на фоне фиолетового неба темнел фасад старого больничного здания. Почти все окна в палатах были ярко освещены.
Вера вошла в длинную аллею, которая тянулась от больницы почти до Садового кольца. Фонари тем временем уже зажгли. В их мягком свете были хорошо видны аккуратные, выкрашенные в белый цвет лавочки. Днем на них всегда было много народа, а сейчас аллея уже пуста. Все вокруг отдыхало от дневной суеты, даже не было слышно шума машин. С двух сторон дорожки росли старые тополя, наверняка ровесники тянувшихся вдоль аллеи больничных корпусов.
Вера медленно шла, наслаждаясь окружавшей ее тишиной. Вот где-то вдалеке послышался шум машин. Садовое кольцо сразу же оглушило ее. Ночное небо прочертили желтые дорожки фонарей. От их ярких огней закружилась голова… Как же изменилась Москва! Витрины магазинов пестрели разноцветными огнями. По тротуарам неторопливо прогуливались люди. Слышался чей-то смех. На душе у Веры стало отчего-то легко и спокойно…
За ужином Вера с родителями обсуждали последние новости.
– Ну как там дела? Видела маленького? – спросила Надежда Павловна.
– Да, видела. Он такой хорошенький! – восторженно отвечала Вера. – Глазки такие темные и волосики вьются…
– А Лена как себя чувствует?
– Лучше. Когда малыша принесли, совсем повеселела. Кстати, у него уже имя есть – Андрей.
– Андрей? Хорошее имя. Можно звать Андрюшей, а если ласково, то Андрюшенькой, – сказала Надежда Павловна. – Петя сейчас с ней?
– Да, он сменил меня. Знаешь, мамочка, мне показалось, Петя просто необыкновенно счастлив. Он так смотрел на Лену… – Вера замолчала, не в силах подобрать нужного слова. – Понимаешь, это трудно объяснить словами. У него глаза просто лучились!
– Думаю, ей повезло с мужем, – задумчиво произнесла Надежда Павловна.
– Вообще-то мне тоже повезло, – сообщила Вера.
– Ну, ладно, везунчики, – сказал Федор Николаевич, вставая из-за стола. – Спасибо за ужин, все было очень вкусно. Ты бы почаще приезжала, дочь. Для меня одного твоя мама так не старается.
– Как тебе не стыдно! – Надежда Павловна в шутку нахмурилась.
– Стыдно. Поэтому я спешно ухожу смотреть телевизор. А вы здесь поболтайте о своем, девичьем.
Посмеявшись над мужскими привычками, женщины стали убирать со стола.
– Я сама помою посуду, мамочка, – предложила Вера.
– Ну уж нет, – сказала Надежда Павловна. – Иди отдыхай: у тебя был трудный день.
Я сама помою.
– Мамочка, я хочу с тобой еще немного посидеть…
Они немного помолчали.
– Вера… – тихо начала Надежда Павловна. – Я вот все хотела поговорить с тобой… Скажи мне, только правду, хорошо?
Вера кивнула.
– Ты действительно счастлива, дочка?
Несмотря на то что вопрос прозвучал вроде бы невинно, Вера сразу же поняла: это всего лишь вступление к чему-то более серьезному.
– Да, мамочка, счастлива, – осторожно ответила Вера. – Я очень люблю Сашу, ты же знаешь…
– Это я знаю.
Сделав небольшую паузу, Надежда Павловна снова спросила:
– А он тебя?
Вера непонимающе посмотрела на мать. Что она имеет в виду?
– Конечно, любит, – спокойно подтвердила она. – А что?
– Да так, ничего… Это я просто спросила… – Выражение лица Надежды Павловны стало даже как бы безразличным. – Мы редко видимся, поэтому я не могу наблюдать за вашими отношениями.
– Я живу очень хорошо, – Вера постаралась успокоить мать.
Надежда Павловна нервно постукивала ложечкой по столу, и это выдавало ее волнение.
– Понимаешь, я тебя еще об одной вещи хотела спросить…
Вера приготовилась выслушать все, что накопилась в душе у матери за последние месяцы, которые они не виделись. Она была готова к подобному разговору, понимая, что мать не вздохнет облегченно, пока не узнает о ее жизни все подробно. Вера решила во что бы то ни стало успокоить мать.
– Скажи, доченька, почему вы тянете с рождением ребенка?
– Тянем? – Вера приготовилась к неприятной теме. – Нет, мамочка, мы не тянем. Просто Саша сейчас очень занят…
– Саша всегда будет занят. Я не хочу говорить про твоего мужа ничего плохого, но знаешь, у меня такое ощущение, что ему ребенок не очень-то и нужен.
– Нет, мамочка, это не так.
Надежда Павловна тяжело вздохнула:
– Боюсь, что это именно так, дочка. Поверь мне, я лучше тебя знаю жизнь. Если судить по его поведению, то…
– Я в этом и не сомневаюсь, мамочка, – прервала ее Вера. – Но вот в отношении Саши ты, скорее всего, ошибаешься. Он, как и я, тоже хочет ребенка.
– Тогда почему он…
Но Вера остановила мать:
– Я прошу тебя, мамочка…
– Ну хорошо, хорошо… Не буду…
В воздухе повисло тяжелое молчание.
– Кстати, я завтра собираюсь поехать в детский магазин, купить что-нибудь для Леночкиного малыша, – Надежда Павловна сменила тему разговора. – Ты поедешь со мной?
– С удовольствием.
– Ну вот и хорошо…
Ложась в ту ночь спать, Вера поймала себя на мысли, что она все время думает о доме. Странно, но своим домом она теперь считала не московскую квартиру родителей, где она родилась и выросла, а старый дом на Васильевском острове. Вера улыбнулась. Как там они? Несмотря на усталость, она долго не могла заснуть, все думала о Саше…
После разговора с матерью у нее в душе остался неприятный осадок. Неужели ее мама права? Не то чтобы она засомневалась в Сашиных чувствах – нет! Она была уверена, что он любит ее так же сильно, как и она его. В конце концов, Надежда Павловна всегда недолюбливала зятя, и даже годы не смогли сгладить этого чувства. Но почему-то слова матери зародили в ней непонятно откуда взявшуюся тревогу. Вера попыталась разобраться в этом, но получалось только хуже. Ей вдруг вспомнилось, что каждый раз, когда она заводила разговор о ребенке, Саша спешил переменить тему…
Глава 13
…Жизнь шла вперед, и один год незаметно сменял другой. Не стало Зои и Варвары… Прожили они нелегкую, но, как сами всегда искренне считали, очень счастливую жизнь. Первой покинула этот мир Зоя. Варя до самого конца держала сестру за руку. Она не плакала и была очень спокойна, словно знала – они расстаются ненадолго. Предчувствуя свой уход, Варя просила похоронить их рядом. Она оказалась права, и уже через два месяца сестры снова были вместе…
С их смертью ушел в прошлое огромный кусок Сашиной жизни. Он понимал, что каждое промелькнувшее мгновение его детства и юности неразрывно связано с его любимыми тетями. Без них дом как-то сразу опустел, словно лишился того основного, что превращает обычную квартиру в тихую пристань, Дом с большой буквы, куда каждый стремится спрятаться от житейских невзгод. Непривычно тихо и пусто теперь стало в квартире на Васильевском…
Вера тоже переживала смерть сестер. За время своей жизни с этими милыми и добрыми женщинами она успела искренне привязаться к ним, полюбить. Так же, как и Саша, чувствовала она пустоту, охватившую их когда-то радостный и шумный дом. Возвращаясь из школы, она теперь уже не слышала шутливых приветствий, не было веселых разговоров за чаем… Пустота… Видя, как страдает Саша, она даже пришла к мысли, не лучше ли им переехать с Васильевского в какой-нибудь другой дом, но поговорить с ним на эту тему она все же никак не решалась.
Помимо заботливой и преданной Веры, рядом с Сашей всегда был еще один человек. Постаревший и немного ссутулившийся, Викентий Ларионович во всем помогал Саше, он всегда был для него самым строгим, но всегда справедливым судьей. На нелегкой дороге, когда-то выбранной Сашей, он остался его верным проводником, помогающим преодолевать трудные и опасные участки. Последние годы они стали еще ближе друг другу. Викентий Ларионович так относился к Саше, словно тот был его собственным сыном. Иногда даже ворчал по-стариковски, если Саша забывал позвонить ему или несколько дней не появлялся у них в Свечном переулке…
Через год, когда Александру Шубину исполнилось тридцать шесть лет, его приняли в члены Союза художников. Это знаменательное событие произошло в конце семидесятых годов и стало важной вехой в творческой деятельности молодого мастера. Поводом для этого стал грандиозный успех, которым были встречены его картины на выставке в Москве. Первый раз в своей жизни Саша давал интервью журналистам московских и ленинградских газет и журналов.
Работы художника Шубина пользовались особым интересом у публики. Около них постоянно толпились люди. Надо сказать, что для этой выставки были отобраны наиболее удачные его картины. Среди них был и портрет Лукерьи, написанный им по памяти.
В начале июня того же года Александр Иванович Шубин с женой въехали в квартиру на Фонтанке. Старый дом на Васильевском острове остался в прошлом… Подъезд их прекрасного дома был украшен колоннами, на стенах и на полу еще сохранилась старая мозаика.
Квартира была большая. Из просторной прихожей вели двери в кухню и четыре комнаты. В самой большой из них располагалась мастерская художника. Главным достоинством этой комнаты были два широких окна, дававших много света. У одного из окон Саша поставил подрамник, а немного в стороне – тумбочку, где хранились кисти и краски. По боковой стороне расположился большой кожаный диван. Иногда, работая всю ночь, Александр Иванович ложился здесь же спать.
Окна семейной спальни выходили в каменный полутемный двор. Здесь всегда было тихо, лишь изредка по ночам слышались кошачьи концерты. В комнате, где располагалась гостиная, был небольшой полукруглый балкон, выходивший на набережную. В том, как была обставлена эта комната, было видно отношение Веры к мужу, ставшему за эти годы ее единственным кумиром. На всех стенах висели те из его картин, которые особенно нравились Вере. На низком комоде стояли в красивых рамках его рисунки. Возле окна она поставила удобное кресло, в котором он мог бы отдохнуть и расслабиться после работы. В целом, надо сказать, квартира получилась очень уютной, несмотря на то что последняя, четвертая комната пока пустовала. В будущем Вера планировала устроить в ней детскую.
Для них обоих переезд в этот дом стал как бы чертой, отделившей старую жизнь от новой – наполненной новыми событиями и людьми; жизнью, связанной с известностью и славой. Где-то далеко в прошлом осталось тихое семейное счастье и задушевные беседы за чашкой чая вместе с Варей и Зоей…
Над золотым куполом Исаакия по-прежнему кружили чайки, и по весне Нева частенько пугала наводнениями, но Веру это уже не тревожило. С годами ее личная жизнь не менялась. Она по-прежнему преподавала немецкий все в той же школе, и дети просто обожали «свою дорогую Веру Федоровну», как они называли ее. Ее коллеги знали, что Вера Федоровна – жена известного художника, и втайне завидовали ей.
А вот жизнь Александра Ивановича, напротив, все время менялась, словно бурные воды горной реки. Он создавал все новые и новые полотна, которые можно было увидеть в лучших выставочных залах города. Отечественная, а затем и зарубежная пресса наперебой расхваливала его талант и мастерство. Несколько его картин были вывезены за рубеж.
Теперь уже ни одна из его выставок не обходилась без журналистов. Скоро вспышки камер стали чем-то привычным, обыденным, его уже не пугали настойчивые вопросы корреспондентов. Стали появляться и первые поклонницы… Они, сначала по одной, а потом и целыми стайками, подлетали к нему, протягивали букетики цветов и прося автограф. Такое внимание со стороны молоденьких девушек льстило самолюбию Шубина. Он снисходительно улыбался, видя, как во время этого общения вспыхивают девичьи щеки…
Ему исполнился сорок один год.
В бытовые вопросы Александр Иванович вообще не вникал, оставляя все жене. Однако, как только позволили средства, он сразу же посоветовал Вере найти домработницу.
Так появилась у них в доме Анна Егоровна, не то знакомая, не то дальняя родственница покойных теток, живущая в Гатчине. Это была высокая, крупная женщина, носившая в любое время года шерстяные деревенские платки и грубые, почти мужские ботинки. Но, несмотря на непривлекательную внешность, Анна Егоровна обладала замечательным качеством – надежностью. Она-то и взяла на себя заботу об их семье. Переехала к ним Анна Егоровна зимой, прямо под Новый год, со старым чемоданом и большим узлом белья. Она-то и заняла нежилую до сих пор четвертую комнату.
Эта четвертая комната была больным вопросом для Веры и Александра Ивановича. В течение двух лет после переезда Вера специально держала ее пустой, даже временно не соглашаясь ничего туда ставить. Она говорила мужу, что там не должно быть ничего, кроме детской кроватки. Даже обои для этой комнаты она специально выбрала светлые и теплые, чтобы ребенку там было уютно. Но время шло, кроватка все не покупалась, да и обои стали понемногу выцветать…
Пустующая комната сильно омрачала тихое семейное счастье Веры, постоянно напоминая ей об отсутствии в доме детей. Поначалу она регулярно ходила по врачам, проходя все новые и новые обследования, однако все безрезультатно – причину, которая не позволяла бы ей иметь ребенка, врачи не находили, хоть и обращалась она к самым лучшим специалистам. Александр Иванович обследоваться отказывался, объясняя это занятостью. А однажды они даже поссорились. Это произошло после очередной выставки, прошедшей в Ленинграде с большим успехом. В газетах тогда печатались хвалебные отзывы о двух его последних картинах, интервью с ним.
Придя как-то под вечер домой после встречи с журналистами, Александр Иванович был удивлен, что жена не встречает его в прихожей, как обычно. Пройдя в гостиную, он увидел Веру, которая сидела в кресле, свернувшись калачиком под пушистым пледом. Выглядела жена очень расстроенной.
– Что с тобой? Ты не заболела? – забеспокоился он.
Отсутствующим взглядом Вера посмотрела на мужа.
– Что-то случилось? – продолжал он допытываться.
– Ничего не случилось… – наконец ответила Вера.
Поднявшись с кресла, Вера прошла на кухню. Анна Егоровна с самого утра ушла к своей заболевшей приятельнице, жившей где-то на окраине города, и до сих пор еще не возвращалась.
– Ты знаешь, у Зины сегодня дочка родилась! – крикнула она мужу.
– Это хорошо, – сказал, войдя в кухню, Александр Иванович. – А кто такая Зина?
Вера стояла, повернувшись спиной к окну.
– Зина – моя коллега, она год назад вышла замуж, а сегодня родила дочку. Нам из больницы сегодня сообщили… – тихо ответила Вера.
– Замечательно. Но почему ты грустная?
Резко обернувшись, Вера ответила, еле сдерживая слезы:
– Саша, ну как ты не понимаешь? Зина год назад вышла замуж и уже родила ребенка, а мы с тобой сколько лет женаты? А детей до сих пор нет! Права была моя мама, теперь-то я это понимаю…
Александр Иванович растерялся:
– Вера, ну что я могу сделать?
– Как это – что?! – Голос у нее сорвался. – Я же говорила тебе – надо сходить к врачу вместе!
– Глупости! – крикнул Александр Иванович. – Это все глупости, я абсолютно здоров! Просто надо подождать…
– Чего нам ждать? Годы идут… Мне уже сорок! Скажи прямо, ты просто не хочешь детей! – Она открыто бросила ему в лицо обвинение.
– Вера, послушай, ты же знаешь, я много работаю, – защищался Александр Иванович. – Моя жизнь принадлежит искусству, понимаешь? Искусству! Оно для меня всегда стояло и стоит на первом месте!
– А как же я? – Вера первый раз в жизни злилась на мужа. – Обо мне ты подумал? Разве ты не понимаешь, что любая женщина хочет иметь детей!
Александр Иванович удивленно смотрел на жену. Что она говорит? Неужели она не понимает, ведь все его мысли и чувства направлены только к одной-единственной цели – к работе. А для того чтобы он мог полноценно работать, жена должна обеспечивать ему необходимые условия. Это же так просто! Дети будут ему только мешать, ну как она не понимает?!
– Я очень устал, Вера, пойду спать…
Спать в ту ночь он лег в гостиной. Демонстративно взял с их кровати свою подушку и лег на диван, укрывшись пледом.
Вера в ту ночь так и не заснула… Впервые за время их совместной жизни она задумалась над тем, любит ли ее муж на самом деле или же ему просто удобно жить с ней? Уступчивая, неконфликтная Вера всегда избегала тем, которые могли бы расстроить мужа, старалась как можно тактичнее обходить острые углы. Но в этом вопросе она не могла согласиться с ним и считала себя правой…
Семья без детей была в ее понимании неполноценной. Конечно же, если причиной бездетности была болезнь одного из супругов, с ситуацией можно было бы как-то смириться. Но в данном случае она столкнулась с явным нежеланием со стороны мужа иметь детей. Именно это огорчало ее больше всего.
Вера вдруг вспомнила давние слова матери о том, что Шубину не нужен ребенок. Вера тогда спорила с Надеждой Павловной, защищая мужа, а мама-то в итоге оказалась права… Вера беспокойно заворочалась. Тут же, как назло, вспомнились и слова Лены. Выходило так, что и Лена оказалась права. Слепая любовь к мужу лишила Веру обыкновенного женского счастья. Припомнились ей и телефонные разговоры с Москвой, когда она, разговаривая с Леной, слышала на заднем фоне лопочущего что-то Андрюшеньку. Тогда она не особенно задумывалась об этом, а сейчас совершенно отчетливо поняла, что никогда ей не пережить того, что переживает любая мать. Уткнувшись в подушку, Вера разрыдалась…
Со временем инцидент забылся. Вера разговоров на эту тему больше не заводила. Александр Иванович тоже молчал и делал вид, что не замечает, когда жена, увидев на улице женщину с детской коляской, провожает ее тоскливым взглядом. Но даже такое выражение страдания все равно раздражало Александра Ивановича. Внимание жены, по его мнению, должно было принадлежать только ему одному, и он не собирался его ни с кем делить.
А Верина надежда на то, что когда-нибудь у них появится ребенок, постепенно таяла, пока, наконец, не пропала совсем. Как-то незаметно для самой себя Вера Федоровна со временем смирилась с таким положением вещей. Конечно, можно было взять на воспитание ребенка из детского дома, но она вынуждена была сразу же отказаться от этой мысли – она хорошо знала, что муж никогда не согласится. Поэтому и разговоров о ребенке больше не заводила.
А жизнь между тем снова пошла своим чередом…
