Текст книги "Шанс на счастье, или Поиск мужа за рубежом (Замуж за иностранца, или Русские жены за рубежом)"

Автор книги: Юлия Шилова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 9

– Что ты сказал? – мне хотелось думать, что я ослышалась, но я хорошо понимала, что это не так.

– Ты прекрасно меня слышала.

Ян развернулся и пошел в ванную комнату. Я стояла ни жива ни мертва и боялась пошевелиться. Услышав, как в ванной полилась вода, я сжала кулаки, вскрикнула от навалившейся на меня душевной боли и бросилась искать злосчастный паспорт и билет. На этот раз я впала в такое отчаяние, что стала вываливать все содержимое из шкафов и тумбочек.

– Да что это такое?!

Поняв, что все мои усилия тщетны, я рванула в ванную комнату и распахнула дверь. Ян сидел в пенистой ванне и улыбался мне все той же издевательской улыбкой.

– Что ты лыбишься?! Тебе смешно?!

– С тех пор как ты появилась в нашем доме, наши семейные дела пошли в гору. Можно и ванну принять, не так сильно экономя на воде, – при этом Ян посмотрел в мою сторону нахальным, похотливым взглядом. – Не хочешь присоединиться?

– А тебе плохо не будет? – процедила я сквозь зубы и с трудом удержала себя от того, чтобы не заехать ему по физиономии.

– Не будет, – все так же нагло заверил меня он. – Я уже с одной девицей пробовал. Мне очень понравилось. А у тебя опыт большой. Я уже давно такую искал. Надеюсь, от тебя не убудет.

Сказав это, Ян протянул ко мне руки, приглашая меня принять вместе с ним ванну.

– Таня, помоги мне расслабиться. Ты за ночь столько мужиков обслужила, что какая тебе разница – одним меньше или одним больше.

– Конечно, я тебе помогу, придурок. Но только я помогу тебе отправиться на тот свет. Если хочешь жить, то немедленно скажи мне, где мои вещи, которые у меня украл ты или твой сумасшедший папаша.

Не прошло и нескольких секунд, как мой несостоявшийся пасынок увидел электрический фен, который я держала прямо у поверхности воды. Он был включен в розетку.

– Ты что? – перепуганный парень моментально изменился в лице и задрожал как осиновый лист.

Наконец-то до него дошло, что я не шучу и что, если я нажму на кнопку, включу фен и опущу его в воду, то он умрет, как на электрическом стуле.

– Самая несложная схема убийства. Слышал про такую?

– Нет, – покачал головой вконец перепуганный парень, который боялся даже пошевелиться.

– А зря! Все предельно просто…

В доказательство своих слов я включила фен и направила на Яна струю теплого воздуха.

– Что ты делаешь?

– Ускоряю процесс.

– Пожалуйста, не надо.

– Где мой паспорт, кошелек и обратный билет?

– У бабушки.

– Где?

– Отец передал пакет с твоими вещами мне и сказал, чтобы я отвез это бабушке. Кстати, в пакете был и твой мобильный телефон.

– Точно! Как же я сразу не заметила: мобильника в сумке нет.

– Пакет с твоими вещами лежит в кладовке у моей бабушки. Сама ты вряд ли его найдешь. Да и в дом тебя никто не пустит. Если ты не сунешь фен в ванну, то я могу тебе этот пакет принести.

– А где гарантия того, что ты вернешься с пакетом?

– Если хочешь, то мы можем пойти за ним вместе. Если ты подаришь мне жизнь, то я подарю тебе свободу.

– Позвони своей бабушке и объясни ей, где лежит пакет. Пусть она его принесет прямо сюда.

– Она его не найдет. В кладовке есть тайник. Она не знает о его существовании. Таня, убери, пожалуйста, фен. У меня уже нервы сдают. Я же сказал, что тебе помогу.

– Клянись, – неожиданно для себя произнесла я.

Несмотря на то что я могла убить Яна в любую минуту, стоило мне только нажать на кнопку фена, я чувствовала полную беспомощность, потому что понимала, что не могу получить желаемое так быстро, как мне бы хотелось.

– Клянусь, – как-то несмело ответил Ян и посмотрел на меня глазами, полными надежды.

– Повторяй за мной.

– А что повторять-то?

– Сейчас я вместе с Таней пойду к своей бабушке и вынесу украденные вещи. Повторяй, я сказала!

– Сейчас я вместе с Таней пойду к бабушке и вынесу украденные вещи, – дрожащим голосом повторил Ян и вновь затрясся как осиновый лист.

– А если я этого не сделаю и хоть в чем-то обману Таню, то я законченное чмо, сволочь, подонок, дерьмо и просто мразь.

Как только Ян повторил эти слова, я выдернула шнур из розетки, положила фен на полку и спешно произнесла:

– Послушай, одевайся как можно быстрее. У нас нет времени.

– Я мигом, – нервно произнес Ян и облегченно вздохнул.

Пока Ян вытирался и одевался, я вновь зашла в спальню, опустилась на колени и заглянула под кровать. Мне хотелось убедиться, что из-под кровати не виднеется лужица крови и что спертый запах еще не настолько силен, чтобы стало понятно, что под кроватью лежит покойник.

Убедившись в том, что пока нет оснований для паники и у меня еще остался небольшой запас времени для того, чтобы как можно быстрее унести ноги из этого проклятого дома, я бросилась на кухню, схватила ножницы для самообороны и, подойдя к дверям ванной комнаты, крикнула:

– Ян, давай быстрее!

Услышав, что за дверью все так же течет из крана вода, я нервно усмехнулась и стукнула по двери кулаком.

– Послушай, давай, заканчивай мыться… Время идет. Твой папа не учил тебя экономить воду? Лафа закончилась. Больше у тебя не будет ни ванны с водой, ни ноутбука. Придется тебе, парень, деньги самому зарабатывать.

В этот момент я повела носом и подумала о том, что я все-таки недооцениваю ситуацию и будет лучше, если я открою в спальне окно. Воздух становился каким-то спертым: в доме было чересчур душно. Ян может выйти из ванны и почувствовать что-то неладное. Лучше подстраховаться и пустить в дом хоть немного свежего воздуха.

Бросившись к окну, я отдернула штору, пустив тем самым в спальню солнечный свет и, распахнув окно, обомлела…

Окна спальни выходили прямо на кладбище. Очень мрачный пейзаж. Но это – не главное, и не это меня напугало. Под окном стояла белокурая женщина и смотрела мне прямо в глаза. Я была готова отдать голову на отсеченье, что я где-то видела эту женщину. Господи, но ведь я действительно ее видела! И если я еще окончательно не сошла с ума в этой стране чудес, то эта женщина была очень похожа на покойную жену Хенка. Бог мой, на меня смотрела женщина с фотографии!

– Рия??? – я побледнела, глядя на женщину с землянистым лицом и синими губами. Она была в том же голубеньком платье с рюшами, в котором я видела ее на фотографии.

– Рия, это ты?

Женщина кивнула и улыбнулась.

– Как же так? А ты откуда пришла?

Вместо ответа женщина подняла руку и показала в сторону кладбища.

– О боже, – я ощутила, как меня замутило и как сильно затряслись мои губы.

– Такого не может быть! Неужели я просто сошла с ума!

Со словами «Мама, забери меня домой, обратно в Россию!» я бросилась прочь из спальни и ударилась о дверной косяк, взвыла от боли и прокричала:

– Ян, да где ты, черт побери?! Ну что ты так долго? Помыться решил на халяву! А ну-ка, быстро вылезай, кому я сказала?!

Подбежав к дверям ванной комнаты, я тихонько всхлипнула и, облокотившись о стену, произнесла с особым надрывом:

– Ян, или я с ума сошла, или там стоит твоя мать, которую вы с Хенком похоронили. Конечно, ты мне сейчас скажешь, что у меня белая горячка, но я и в самом деле ее видела. Не веришь – пойди посмотри сам. Все-таки иметь дом рядом с кладбищем – дурной знак.

В ванной по-прежнему из крана текла вода, на которой Ян, по всей вероятности, больше не собирался экономить. По-моему, он испытывал мои нервы на прочность. Я не выдержала, распахнула дверь ванной комнаты и издала пронзительный крик…

Глава 10

Ванна, в которой полулежал Ян, была полна крови. Его лицо застыло в ужасном оскале, рот приоткрыт, глаза закатились, а во лбу зияло пулевое отверстие.

«Но ведь я не слышала, как стреляли», – пронеслось у меня в голове. Значит, стреляли с глушителем. Так как в ванной текла вода, я могла не услышать выстрел, а может, и вовсе стреляли из пистолета с глушителем.

Дотянувшись до крана, я стала судорожно перекрывать воду и, чувствуя, что я уже не в себе, забормотала:

– Ян, ну что же ты так воду-то не экономишь. Она же бешеных денег стоит. Если бы твой отец это увидел, то он бы уже, наверное, умер от разрыва сердца. Пока я была у вас в доме, он постоянно мне твердил, чтобы я воды поменьше тратила. Достал уже, честное слово. Встанет под дверью и подслушивает, а потом кричит, чтобы я под душем не мылась. У вас, видите ли, не принято утром и вечером душ принимать. Когда я в туалете сидела, он все время слушал, сколько раз я смываю. Жесть! И вообще, твой папаша сказал мне о том, что ванны для голландцев большая редкость и даже роскошь. Он сказал, что во многих домах и квартирах есть только душ. Получается, что вы крутые. При ванне.

Почувствовав, что я медленно схожу с ума, я присела на корточки, облокотилась о стену и, посмотрев на ванну, полную крови, произнесла:

– Я вообще не понимаю, что происходит. Твой отец мертв, тебя больше нет. За окном маячит ваша покойная мать… Господи, а ведь как хорошо все начиналось… Ничто не предвещало беды. Еще несколько дней назад я прилетела в амстердамский аэропорт и чувствовала себя по-настоящему счастливой. Блин, но ведь кому-то же повезло! Кто-то же смог принять эту страну вместе со всеми ее достоинствами и недостатками, попытался здесь наладить жизнь и смог понять ее культуру. Ведь до того, как приехать в Голландию, я переписывалась с девушками, которые вышли замуж за голландцев и жили размеренной и счастливой жизнью. Но почему именно меня угораздило вляпаться в такое дерьмо?!

Я немного помолчала, но тут же продолжила:

– Ян, а кто тебя убил? Кто?! Я тебя не убивала, на меня вешать не надо! Феном тебя немного попугала, и все. Я и папашку твоего убила по неосторожности. Я тоже здесь ни при чем. Он меня ногами бил, а я всего лишь в него статуэткой кинула и попала в голову. А тебя-то кто застрелил? За что? В доме же не было посторонних.

В этот момент я подумала о том, что убийца может быть еще в доме, и прислушалась. Но в доме было настолько тихо, что от этой тишины звенело в ушах. Я хорошо понимала, что если бы убийца хотел убить и меня, то ему ничего бы не стоило выйти из ванной комнаты, пройти в спальню и пустить в меня пулю. А может быть, он меня не заметил? А что было бы, если бы убийца пришел раньше и увидел, как я стояла рядом с ванной и пугала Яна феном, обещая устроить ему электрический стул? Получается, что меня уже не было бы в живых. Да и вообще, кто это убил моего несостоявшегося пасынка? Кому это надо? От всех этих вопросов закружилась моя голова, и я усилием воли заставила себя встать. Когда я вышла из ванной комнаты, сердце так билось в груди, что казалось, оно выпрыгнет наружу.

– Эй, есть кто-нибудь?! – прокричала я, не выпуская из рук ножниц, будто если кто-то сейчас пустит мне пулю в лоб, они смогут меня спасти.

Обежав весь дом, я не обнаружила в нем ни души, посмотрела на приоткрытую входную дверь и на ватных ногах вновь пошла на кухню. Я открыла шкаф, в котором Хенк хранил свои алкогольные запасы, и достала бутылку виски, которой особенно гордился Хенк, говоря, что купил ее во время поездки в Германию. Затем открыла бутылку и принялась жадно пить из горла, чувствуя, как крепкий напиток обжигает горло и желудок. Затем перевела взгляд на лежащие на соседней полочке таблетки и подумала о том, что какими-то из них Хенк пичкал меня.

Не выпуская бутылку из рук, я вновь прошла в спальню. За окном стояла все та же белокурая женщина с мертвецки синими губами и все так же грустно улыбалась.

От ужаса у меня перехватило дыхание. Не придумав ничего лучше, я поднесла дрожащими руками бутылку виски ко рту и принялась жадно пить.

– Ну ты что тут стоишь? Чего ты хочешь? Твоя семья скоро будет с тобой. Ты за ними, что ли, пришла? Потерпи немного. Скоро вы все будете вместе. Семейка Адамс.

– Я пришла за тобой, – ледяным голосом ответила женщина, растянув свои синие тонкие губы в неком подобии улыбки.

– Уходи!

– Пойдем вместе.

– Уходи, нечистая!

– Я тебя буду ждать. Приходи. Там еще есть место.

Женщина развернулась и пошла в сторону кладбища. Я смотрела ей вслед и с жадностью пила виски. Конечно, если бы я сейчас не напилась, то просто сошла бы с ума. Хотя, может быть, я уже давно не в своем уме и плохо понимаю, что происходит. Когда женщина скрылась между могил, я отпрянула от окна, снова стукнулась головой о косяк и, испытав настоящий шок, не захватив даже дорожную сумку, выскочила из дома.

Какой смысл хватать свою сумку, если у меня нет самого ценного: ни паспорта, ни денег, ни обратного билета? На память о Хенке у меня остались лишь синяки на теле да распухший глаз, который я старалась прикрыть распущенными волосами.

Конечно, перед тем как уйти из этого проклятого дома, можно было бы сесть за компьютер, удалить все свои письма, забрать свою сумку и, словно в навороченных, детективных фильмах, стереть отовсюду, где только можно, отпечатки своих пальцев. Ведь главных свидетелей моего приезда – отца и сына – больше нет в живых. Но заметать следы бессмысленно: о моем приезде знали родители Хенка и целая куча мужиков, которым Хенк так грязно и пошло меня продавал, как самую последнюю шлюху. Да и невозможно полностью себя обезопасить. Существуют еще телефонные счета и много других улик. Поэтому для меня есть единственный и верный способ уйти от всего этого – это бежать. Правда, куда – не знаю.

Выйдя из дома, я дошла до конца улицы, обнимая бутылку виски и оглядываясь при этом поминутно на кладбище. Куда я иду? Зачем? Что ждет меня за следующим поворотом? Где-нибудь должны быть люди. Пусть хотя бы один человек! Я могу рассчитывать на сочувствие, сострадание, а быть может, мне даже окажут помощь. Правда, какая именно помощь мне нужна, я пока и сама не знаю. Какая может быть оказана помощь изнасилованной девушке, да еще и убийце! Пожалуйста, помогите мне выбраться из этой страны и забыть все, как страшный сон!

На другой улице я увидела сидящего на лавочке деда и, почему-то обрадовавшись, присела рядом с ним.

– Здрасте, – мне почему-то показалось, что сейчас я не одна, что есть с кем поговорить, кому-то можно излить душу, поплакаться в жилетку и поведать о том, что со мной произошло.

Дед смотрел на меня недоумевающим взглядом… он совершенно не знал русского языка. Но меня это нисколько не смутило. По большому счету, мне нужен был слушатель, но никак не собеседник.

– Я – русская, и я в таком дерьме, вы даже представить себе не можете, – посмотрела я на деда глазами, полными слез. – Знаете, а ведь я так и не смогла прочувствовать эту страну. На моем пути встретился такой страшный человек, что теперь мне хочется ругать всех здешних мужчин за скупость, которую они называют экономией. А ведь до того, как приехать, я переписывалась со своими соотечественницами. Кому-то здесь очень нравится, а кто-то хает эту страну, как только может, и считает, что только в России люди ведут правильный образ жизни. Но тем не менее они не торопятся домой и пытаются здесь задержаться всеми способами. Но это не про меня. Я так хочу отсюда уехать! Я здесь чувствую себя, словно в тюрьме или в ссылке. Мне кажется, я бы никогда не смогла прижиться в Голландии. Даже если бы и мужик хороший попался, все равно бы мне не хватало душевного тепла и привычного общения. Правда, говорят, что здесь коммерческий журнал издают – «RUS», но ведь этого мало. И кто же мне может помочь?

Я вновь отхлебнула виски и посмотрела на сидящего рядом деда каким-то несчастным взглядом. Он слегка от меня отодвинулся, что-то сказал по-голландски, а в его глазах появилась ярко выраженная неприязнь.

– Да не бойтесь вы меня. Я вполне нормальная девушка, которой просто не повезло. У меня на родине своих козлов хватает. Я приехала сюда с целью выйти замуж за хорошего мужчину и встретила еще одного мудака. Получается, мудаков везде как грязи. У мудака нет национальности. Я вот, дедуля, знаешь, о чем думаю? Почему здесь нет русской диаспоры? Я вот перед тем, как сюда лететь, справки навела. Ни черта здесь нет! С русской диаспорой тут, увы, напряженка. А то бы я сразу обратилась к ней. Свои друг другу в стрессовой ситуации помогать должны. А ведь если так разобраться, то русский народ сам по себе недружный. Даже в России никакой солидарности у людей нет. Нет такого, что мы друг за друга горой. Скорее всего, наоборот, – держим камень за пазухой на того, кто живет чуть лучше, и радуемся, когда кто-то слишком больно падает. Вот такие мы, русские люди, – пожалеть любим, а порадоваться не можем. И все же жаль, что здесь нет русской диаспоры. Она есть в странах, где живет большое количество эмигрантов, а в Голландии их совсем немного.

Глотнув еще виски, я почувствовала, что теряю равновесие, и слегка облокотилась на испуганного деда, который абсолютно не понимал, о чем я говорю, почему постоянно вытираю слезы, всхлипываю, и с ужасом смотрел на то, как я пью виски прямо из горла.

– Вы меня, наверное, осуждаете, – продолжала я свой монолог. – Думаете, что я шизанутая русская, но у вас тут покойники прямо среди бела дня ходят. Я сама видела, честное слово. Знаете, а я ведь так мечтала сюда приехать. Так мечтала… Я с такой радостью узнала о том, что здесь есть русские магазины. Мне об этом мудак Хенк писал, даже сфотографировал один такой магазин. На фотографии он выглядит как сельпо, но все равно приятно. Банки с консервированными помидорами и огурцами, баранки и даже килька в томате, гречка, горох, сода… Русские детективы, диски. Вы не представляете, как я радовалась, когда на эти фотографии смотрела. Ведь в Амстердаме есть даже несколько русских школ выходного дня. Я думала, буду здесь жить, детишек нарожаю и буду всеми силами пытаться сохранить русский язык и культуру. Мудак Хенк писал, что сюда даже русские артисты приезжают. Правда, поют в основном какие-то грустные, лирические песни, словно хотят вышибить слезу и вызвать ностальгию у тех, кто здесь живет. Да ладно, главное, что они вообще приезжают.

В очередной раз отхлебнув виски, я уже положила голову на плечо деда и заговорила жалостливым голосом:

– Значит, Голландия для всех разная. Все зависит от ситуации, в которую ты попала. А я попала в такой жуткий ад, что просто не передать словами.

Не успела я договорить последнюю фразу, как дедуля резко убрал мою голову со своего плеча и побежал к проезжающей мимо меня полицейской машине. Он стал что-то громко кричать на своем языке, махать руками и показывать на меня пальцем.

– Эх, дед-парапет! – крикнула я. – Я к тебе со всей душой, а ты ко мне, значит, задницей!

Но не прошло и минуты, как ко мне направилась парочка суровых полицейских.

Глава 11

…Я сидела на заднем сиденье полицейской машины и пыталась хоть что-нибудь объяснить полицейским, но они совершенно меня не понимали и вели меня с собой крайне недружелюбно. Они тут же забрали у меня недопитую бутылку виски, поражаясь тому, как я могла так много выпить, ничем не закусывая. Потом меня привезли в полицейский участок. Слава богу, что здесь со мной стали разговаривать по-английски.

Конечно же, я не стала рассказывать правду о том, что со мной произошло на самом деле. Я поведала лишь, что прилетела в Голландию в гости к давней подруге, но она меня даже не встретила. Вчера поздним вечером меня ограбили какие-то подонки, прихватив паспорт, кошелек и билет с открытой датой.

– Пожалуйста, свяжитесь с представителями моей страны, – просила я полицейских. – Пусть меня отправят на родину. Дайте мне какую-нибудь справку вместо паспорта. А насчет денег не переживайте: я обязательно все верну. Как только доберусь до дома, так сразу рассчитаюсь.

Но полицейские совершенно не собирались ставить меня в известность о том, каким именно способом они будут решать мою судьбу. И, несмотря на мой жалкий и даже затравленный вид, никто не проникся ко мне жалостью и сочувствием.

Один офицер написал рапорт, в котором засвидетельствовал факт пропажи моих денег и документов, а также засвидетельствовал факт избиения. Не засвидетельствовать его было просто нельзя. Заплывший глаз и избитое тело… В рапорте было написано, что эти увечья были нанесены мне в тот момент, когда хулиганы отбирали у меня мою сумку.

После того как был составлен рапорт, полицейские посадили меня за решетку вместе с какими-то крайне неприятными личностями, напоминающими девиц легкого поведения и наркоманов, и перестали обращать на меня внимание, словно меня и не было вовсе. Я пыталась объяснить, что мне необходима любая справка, заменяющая паспорт, и срочная депортация из страны, но вместо этого меня попросили не беспокоиться и не мешать слаженной работе полицейского участка.

Я сидела на холодной лавке ни жива ни мертва, нервно покачивала ногами и думала о том, что в любой момент могут найти тела Яна и Хенка. Мало ли кто может зайти в их дом? Информация долетит до полицейского участка мгновенно, и тогда мне просто несдобровать. Если сейчас меня здесь держат по той причине, что у меня нет при себе документов, то тогда на меня повесят двойное убийство и привлекут к уголовной ответственности. А я и понятия не имею, какие законы в Голландии, но знаю точно, что, какими бы они ни были, вся жизнь пойдет насмарку.

– Ты русская?

Я вздрогнула и посмотрела на сидящую на противоположной стороне молодую девушку, которая держала на руках спящего младенца, и обрадовалась так, как уже давно никому не радовалась.

– А ты тоже русская? – задала я встречный вопрос.

– Русская. Меня Ириной зовут. Я из Люберец.

– А меня – Таня. Вот так встреча! Ты не представляешь, как я рада.

– А ты здесь какими судьбами? – спросила меня моя новая знакомая, покачивая младенца.

– Приехала к подруге, а она меня не встретила. В общем, осталась тут совершенно одна. А вечером на меня напали грабители и отобрали сумку с деньгами, паспортом и документами. Я с горя виски напилась и встретилась нос к носу с полицейской машиной. Я очень хочу домой и не понимаю, почему они меня сюда посадили, а не спешат депортировать на родину. Ума не приложу, сколько мне здесь еще сидеть. Я никогда не испытывала особой любви к русской милиции, а теперь с уверенностью могу сказать, что и к голландской полиции у меня нет ни любви, ни симпатии. Еле уговорила офицера написать рапорт. Но и что толку, что он его написал? Посадили меня сюда на неопределенный срок, и никто не хочет ничего объяснять.

Выдержав паузу, я, сама не знаю чему, улыбнулась и обхватила колени руками.

– Ирка, а ты-то здесь что делаешь, да еще и с ребенком?

– Ой, лучше не спрашивай!

– А все же?

– Я сама не понимаю, как очутилась здесь с пятимесячным ребенком и пакетом молока. Я же жертва домашнего насилия. На черта меня сюда посадили?! Изверги.

– Тебя муж, что ли, избил?

– Избил, – кивнула Ирина. – Обещал убить. Вот, решила попросить помощи у полиции и здесь оказалась.

Наши соседи, сидящие рядом с нами на лавках, быстро потеряли к нам интерес, потому что не понимали, о чем мы говорим. Я отодвинулась от пьяного, дурно пахнущего мужчины, повела носом и посмотрела на Ирину.

– Сидим тут не пойми с кем. С какими-то преступниками и крайне подозрительными личностями. Ты замуж за голландца вышла?

– За голландца, – вздохнула Ирина и прижала к себе ребенка. – Тут многие русские девушки замуж вышли и не жалуются. Живут в любви и согласии. Вместе с мужьями справляются со всеми трудностями. А мне по жизни не везет. Я вот никогда не грезила жить за границей. Просто как-то не клеилось у меня с мужчинами на своей родине. Все мои отношения заканчивались одним сплошным разочарованием. А тут моя подруга показала мне сайт с иностранными женихами, на котором-то я сразу увидела своего голландца. Просто вот посмотрела на фотографию, утонула в его глазах и поняла, что пропала. А потом я только и жила его письмами. Спала, ела, переживала у компьютера. Никогда бы не подумала, что найду свою любовь в Голландии. И ведь нашла же! А через несколько месяцев переписки мы поняли, что не можем жить друг без друга. Так я и решила порвать со своей жизнью на родине и уехала искать свое счастье за границей.

Глядя на Ирину, сидящую вместе со мной за решеткой с младенцем на руках, было понятно, что счастье, которое она так долго искала, оказалось призрачным и сомнительным, но я принялась слушать ее дальше.

– Ты не представляешь, как я радовалась предстоящей красивой жизни.

– Представляю, – перебила я девушку. – Когда я сюда летела, я тоже ей радовалась.

– Поначалу было все действительно хорошо, – продолжила девушка, сунув проснувшемуся ребенку бутылочку с молоком. – Романтика полным ходом! Я даже как-то не придавала особого значения тому, что дом моего любимого слишком стар и чересчур мрачен. Со стен падала штукатурка. Кран был только на кухне. Там же приходилось чистить зубы. Посуды – минимум. Все комнаты пустые. Только стены и белые ящики. Но ведь с милым рай в шалаше, и все это было не важно. На мой вопрос, почему в доме так неуютно, любимый говорил, что в Голландии ценится человек, а не то, что он имеет или где он живет. Так я его и ценила. А еще он сказал, что хорошо жить здесь стыдно. Одним словом, он убеждал меня в том, что удобства нам не нужны: мы и так можем быть счастливы. Можно сказать, что он и в самом деле убедил меня в том, что на этом свете есть вещи, которые важнее бытовых удобств. А ведь у себя на родине я так не считала. В России комфорт и удобства были для меня жизненно важны и необходимы. Но здесь я смогла пожертвовать всем этим только ради любви. Несмотря на неприхотливость своего супруга, я все же стала обставлять дом и принялась покупать самое необходимое. Правда, муж был очень недоволен, что я что-то меняю в доме. Ему не нравилось, что я пытаюсь сделать дом красивым. Я думала, он это оценит, но он просто ничего не замечал, а иногда новшества вызывали у него раздражение. Я пыталась ему доказать, что цветы и картины на стенах делают дом уютнее, но бесполезно. Да и для быта необходимо много вещей. Без них просто никак!.. Он стал моим мужем и мечтал о ребенке. Я тоже этого очень хотела, а пока с ребенком ничего не получалось, пыталась учить язык, чтобы хоть как-то изъясняться по-голландски, изучить культуру, понять менталитет. Мне совсем не хотелось быть полностью зависимой. Знаешь, я очень верила в то, что буду счастливой, что у меня будут ребятишки, прекрасный муж и мы вместе состаримся. Первые ссоры начались из-за того, что он не хотел принимать русскую культуру. Он не понимал, почему я хочу красить яйца на Пасху. Почему я считаю 8 Марта своим родным праздником. Когда я рассказывала ему о том, что в этот праздник поздравляют всех женщин, он говорил, что русским только дай повод, чтобы они напились и не работали. Он начал раздражаться от любой мелочи. Не понимал, почему я общаюсь с мамой по телефону и хочу общаться как можно чаще, ведь мне интересно узнавать все новости. Он не понимал, почему я не могу без русской литературы и русской музыки. Он выражал вечное недовольство оттого, что я живу в Голландии, а традиции так и остались русские. Он говорил, что нужно жить так, как живут голландцы. А мне всегда хотелось забежать в русский магазин, купить консервированные огурцы, кильки в томатном соусе, наши пельмени. Это ему тоже не нравилось. Он считал, что нужно есть только то, что едят голландцы, смотреть только голландское телевидение, читать только голландские газеты, встречаться с голландцами, но ведь я в то время ни слова не понимала по-голландски. Как я могу читать или общаться? Мой муж считал, что, если я живу в этой стране, значит, я должна полностью меняться. Я не отрицала того, что я должна меняться. Но мне также хотелось иметь свободу выбора. А мой супруг мне ее не давал. Ведь это просто насилие над личностью. Почему я должна есть пищу, которую я не люблю и к которой я не привыкла? Каждый вправе выбирать, как проводить свой досуг. Я хочу читать книги на понятном мне языке, смотреть те программы, которые мне нравятся, и наслаждаться нашими фильмами. Это на родине мы сетуем на то, что уж слишком много фильмов показывают на телевидении и не все эти фильмы пригодны для просмотра. За границей такого нет. Мы рады любому фильму на родном языке и смотрим его с нескрываемым восторгом и радостью. Одним словом, моего супруга стало раздражать то, что я ем, что смотрю, что читаю, что слушаю. Зато ему нравилось, что я готовлю, убираю, глажу и веду хозяйство. За всю нашу совместную жизнь я не увидела от него ни одного подарка. В ресторан мы сходили всего один раз: тогда, когда я только сюда приехала. На отдыхе мы так ни разу и не были, хотя он неоднократно мне обещал. Но я свыклась с семейной жизнью и пришла к мысли, что нужно просто привыкать к будням. Мой супруг убедил меня в том, что я слишком избалованная и что нужно более экономно вести хозяйство. Несмотря на то что мой муж постоянно подавлял меня во всем, я подчинялась ему ради иллюзорного будущего и шла на постоянные компромиссы. Он любил говорить мне о том, что я должна быть ниже его и мне не надо думать, что я такая умная, так как я здесь никто и никому не нужна. Что я должна благодарить его день и ночь за то, что живу в такой хорошей стране и он дал мне такую замечательную жизнь. А ведь на своей родине я жила лучше, была свободна в своих действиях и была личностью, которую ценили и уважали. С каждым днем мне открывалось его истинное лицо, которое раньше он умело прятал. А он теперь об этом уже особенно и не заботился. А потом он стал меня обзывать, унижать, запрещал со всеми общаться и реагировал на все крайне негативно и неадекватно. Я понимала, что если есть проблемы в семейных отношениях, то виноваты оба. Я пыталась не давить, ничего не требовать. Даже когда он кричал от недовольства, я старалась промолчать и выяснить отношения после бури. Меня поддерживала только мама, которой я постоянно звонила, делясь с ней наболевшим. А однажды я поняла, что больше так продолжаться не может. Несмотря на то что жалко было все разрушать, но спасать, по большому счету, уже было нечего. Все поступки моего мужа медленно убивали мою любовь. Я стала думать: «А мне это надо?» Ведь я молодая, красивая, активная, интересная. Проживаю свою жизнь в маленьком провинциальном городе, напоминающем село, с человеком, который любит только себя и уважает только свое мнение. Причем на людях этот человек ведет себя совсем по-другому. Всегда интересный, общительный, с отличным чувством юмора, но дома он показывает свое истинное лицо. Ради чего все эти муки? И вот я сняла розовые очки, потому что глаза стали очень сильно болеть. В тот момент, когда я решила расстаться с мужем, я узнала, что я беременна. И поэтому решила не разрушать семью.

Ирина вынула у ребенка изо рта соску и продолжила свой рассказ:

– Беременность была слишком тяжелой. Мы по-прежнему много ссорились. Мой муж ударил меня в первый раз, когда ребенку был всего месяц. Он просто хорошенько накачался пивом, а ребенок много плакал и его раздражал. После этого он клялся, что никогда больше меня не ударит. Мол, выпил лишнего. Стоял на коленях, просил прощения. Я подумала про то, что фраза «ударивший однажды обязательно ударит дважды» не про меня, и его простила. Той ночью я долго думала, почему так произошло. Почему он поднял на меня руку? Я пришла к выводу, что я сама во всем виновата, что я проявила бесхарактерность и позволила моему мужу мною манипулировать. Когда я еще до рождения ребенка сказала мужу, что хочу с ним расстаться, он мне не поверил. Разве марионетка способна на такое? За всю нашу совместную жизнь я так и не смогла выработать способность отстаивать свое мнение. Я вечно терпела, пыталась его оправдать, боялась обидеть и вот таким образом и стала жертвой деспотизма. Понимаешь, деспоты всегда находят женщин-жертв, которых легко себе подчинить. Я познакомилась с девушками, которые не смогли ужиться со своими мужьями, но все равно остались в Голландии. При всем том, что им довелось пережить, они продолжают верить только в хорошее. Они учат язык, получают новую профессию, работают, чувствуют себя свободными, имеют право выбора и живут своей жизнью, а не жизнью кого-то. А у меня не получилось сделать подобный шаг. Большую роль играет совместный ребенок. Знаешь, несмотря на все трудности, я привыкла к этой стране. Чем дольше я в ней живу, тем больше меняется мое мировоззрение. Но тем не менее то, что было вложено в меня с детства, никуда не уходит. Оно всегда со мной и во мне. Да и от ностальгии никуда не денешься. Быть туристом и иммигрантом – это две разные вещи. Иногда хочется отдать все на свете за глоток свежего воздуха с родины. За привычную давку в трамвае, за задушевные посиделки с подругами, разговоры по душам с мамой. Но остается только плакать в подушку и с нетерпением ждать телефонных разговоров с родными.