Текст книги "Возраст осени"

Автор книги: Юлия Верба

Верба (Юлия Артюхович)
Возраст осени

Возраст осени – время потерь.

Отплывая от всех берегов,

Ты стучишься в закрытую дверь –

И теряешь друзей и врагов.

© ГБУК «Издатель», оформление, 2019

© Верба (Артюхович Ю. В.), 2019

Моя осенняя книга

Наши годы уже не идут,

А несутся

быстрей и быстрей.

Каждый день, как прощальный салют, —

Это время закрытых дверей.

В е р б а

Неумолим возраст «осени»: время утекает сквозь пальцы, уходят ближние и дальние, закрываются двери, гостеприимно распахнутые ранее.

Перед вами осенняя книга, написанная за несколько последних месяцев: две маленькие повести и трехчастный поэтический цикл из шестидесяти трех новых стихотворений, который называется «После первой горькой чаши».

 
После первой горькой чаши не закусывают
удила.
Верят: жизнь, такая яркая и вкусная,
не прошла.
Как щенки, в чужие двери слепо тычутся
наугад
И надеются, что где-то путь отыщется
в райский сад.
 

Моя первая жизненная чаша отравлена ядом «чеченской войны». Поэтому редко удается избежать этой темы – и в стихах, и в прозе. Прошло более двадцати лет, а я все еще порой вижу сны, где играю со смертью «на вылет» на догорающем бесплодном просторе родного города. Об этом – «военная» часть стихов: «Там».

 
Там
По развалинам бродит беда,
Хлеб и тротил в изголовье креста,
Там пусто мыслям и тесно мечтам
Там.
 

Если не боитесь узнать, сколько цветов у войны как «ежится вокзал в перекрестье пуль», как взвивается пламенем неосторожный шаг по «нитям серебра в минной пуповине», – приглашаю пройти со мной по седому, остывшему пеплу моей памяти. Но предупреждаю – будет больно.

Сестре по войне

Война – злое безвременье.

Все, кто внутри, ранены или убиты.

В е р б а

 
Мы у войны внутри.
Не о чем говорить
В день, когда дети легли
В рваную рану земли.
Мы с тобой рядом стоим.
Пламя и дым – на двоих.
В ближней воронке – мои,
В дальней воронке – твои.
А между нами – стена,
Море кровавой тоски.
Не отрекайся, страна!
Куда нам теперь – таким?
 

Следующий, «мирный» стихотворный раздел называется «Жить». Это неспешный разговор о нас с вами: о добром вечере, расцвеченном звездной россыпью, о залетном маленьком счастье «с надеждой без веры», о теплом доме из сокровенных слов на далеком берегу.

 
Не задувай, Господь, мою свечу:
Я все еще люблю, еще свечу,
Я все еще храню и берегу,
Я все еще умею и могу!
 

Последний поэтический цикл: «Обрывки несбывшихся снов» – очень откровенные «женские» стихи.

 
Я сотру отпечатки растраченных слов,
Заметая следы телефонных бесед.
Разбросаю обрывки несбывшихся снов
По рассветной росе,
                      по рассветной росе…
 

Иллюстрацией к этому разделу могла бы стать «размытая тень на старом нечетком фото». Грустные размышления, воспоминания о любви «без тормозов по-над пропастью», о первом «разлучном» глотке холодка, о мятном горьком вкусе одиночества, о вальсе, который танцуют без пары.

 
Стонет-мечется гитара,
В темноту роняет звуки.
Я танцую вальс без пары —
Вальс разлуки…
 

Герои прозы «Время закрытых дверей» – как и я, в возрасте «осени». Их жизнь – настоящий «бег с препятствиями»: торопятся, спотыкаются, ошибаются, боятся пропустить что-то важное, стараются успеть наверстать упущенное.

В повести «Адреналин» Николай Петрович проходит непростой жизненный путь, но все еще ощущает себя морально не повзрослевшим Коляном. На склоне лет он с удивлением обнаруживает, что не испытал чувства полета, и старается восполнить этот пробел весьма неожиданным способом.

Героиня «Закона сохранения любви» спохватывается, что так и не любила по-настоящему. Математик Вера не бросается с головой в омут чувств, а пытается строить отношения на рациональном фундаменте, разрабатывает сложную систему законов и принципов любви.

Переживет ли Николай Петрович адреналиновый взрыв? Сумеет ли Вера практически реализовать свою стройную любовную теорию? Или двери, за которыми могли ожидать яркие впечатления и переживания, для них навсегда закрыты?

Об этом вы узнаете, когда прочтете повести. Скажу лишь, что мои «осенние» герои полны надежды и сил, чтобы жить, несмотря ни на что и вопреки всему.

 
Жить – не мстить, не винить огонь,
Опаливший крылья твоей судьбе.
Жить – собирать семена в ладонь,
Даже если плоды достанутся не тебе…
 
 
«Бег с препятствиями» продолжается!
Будем жить!
 

В е р б а

Там

«…Там…»

 
                          …Там,
      За морщинами прожитых лет,
Память скрывает осколочный след —
    Жизни военной уродливый шрам
                            Там.
 
 
                         Там,
   Где войны заколдованный круг,
Там по полям воют ветры разлук
    И превращаются люди в золу
                         Там.
 
 
                           Там
       По развалинам бродит беда,
 Хлеб и тротил в изголовье креста,
Там пусто мыслям и тесно мечтам
                           Там.
 

Все было, как было

 
Все было, как было – в другом измерении жизни,
Изломанной долгой, жестокой и странной войной.
Цена миллиметров, которыми снайпер ошибся,
Для многих была непомерно высокой ценой.
 
 
Мы жизнь измеряли буханками жесткого хлеба,
Глотками воды под бомбежкой, в крови и огне,
Кусочком бездонного синего мирного неба,
Иконно сияющим в грязном подвальном окне.
 
 
Мы жизнь измеряли румянцем рассвета над дымом
Любимого города, вскоре разбитого в прах,
Разрушенным домом – ведь каждому необходимо
Хранить его в памяти. Или хотя бы в мечтах.
 
 
Все было, как было. Потом в килограммах тротила
Измерили тяжесть и степень беды и вины,
И в тех миллиграммах,
                             которых чуть-чуть не хватило,
Чтоб кто-то из нас никогда не вернулся с войны.
 

Комендантский час

 
Под дождем затих
Утренний перрон.
Около пяти
Опустел вагон.
Ежится вокзал
В перекрестье пуль.
Отведу глаза:
Впереди патруль.
 
 
Комендантский час —
Ровно до шести.
Мы здесь взаперти.
Раньше не уйти —
Комендантский час.
Фас!
Кто тут засланный?
Руки за спину!
Ну!
 
 
Утро. Ровно пять.
Остается час.
Надо переждать.
Бог не выдаст нас!
Беззащитно-гол
Полутемный зал.
Автоматный ствол —
Отведу глаза…
 
 
Вот они стоят:
Равнодушный взгляд,
Лица – как броня.
Только не меня!
Только не меня!
Только не меня!
 
 
Утро. Скоро шесть.
Нет пути назад.
Новую мишень
Ищет автомат.
Приглушенный свет.
А в руке дрожит
Проездной билет —
Мой билет на жизнь.
 
 
Комендантский час —
Ровно до шести.
Мы здесь взаперти.
Раньше не уйти —
Комендантский час.
Фас!
Кто тут засланный?
Руки за спину!
Ну!
А они стоят:
Равнодушный взгляд,
Лица – как броня.
Только не меня!
Только не меня!
Только не меня!
 
 
Утро. Ровно шесть.
Вышли за порог.
Ну спасибо, Бог!
Верю, что ты есть!
 

Непонятная война

 
Со своими и чужими
Рядом жили и дружили,
И не знали, что за дверью
Притаилась хищным зверем
Непонятная война.
 
 
Где тут ваши, где тут наши?
Все в одной кровавой каше:
И солдаты, и бандиты —
Все распяты и убиты.
Непонятная война…
 
 
Как вы их ни назовете —
Не простите, не поймете.
Победителей не судят…
Победителей не будет!
Непонятная война…
 

Нити серебра

 
Летние сады,
Вялые ромашки,
Кислые плоды,
Минные растяжки.
Нити серебра
В минной пуповине —
Росчерки пера
В смертной паутине.
Прячется в траве
Тонкий отблеск света —
Пламенный привет
Фронтового лета.
Нити серебра
Тянутся по веткам.
Взрослая игра.
Русская рулетка.
 

Ангел мой

 
Словно платье, пропахшее дымом потерь,
Сброшу памяти груз, где занозой война.
И навечно замкну опаленную дверь
В мертвый город, в котором была рождена.
 
 
Ангел мой
С перебитыми крыльями,
Мы дорогами пыльными
Шли с тобой от беды.
Ангел мой,
Пусть поля изобильные
За крестами могильными
Скроют наши следы!
 
 
Злую силу всегда нелегко побороть,
И любить нелегко среди слез и огня.
Но зачем-то в войну всемогущий Господь
Сохранил нас и спас: и тебя, и меня.
 
 
Ангел мой
С перебитыми крыльями,
За штормами и штилями
В мирном море плыви!
Ангел мой,
Мы с тобой будем сильными,
Доброй воли посыльными
В светлом мире любви!
 

Синяя чашечка

 
Пробираясь мыслей чащею,
Вспомню вдруг невзначай
Эту синенькую чашечку
И на ней: «мир», «труд», «май».
Из-за чашки братья спорили
За куском пирога,
И словам друг друга вторили:
«Мир», «труд», «май» – по слогам.
А когда фугасной линией
Стену дома снесло,
Оказалась чашка синяя
На полу, под столом.
Разлетелась на две стороны,
Раскололась сама.
И досталось братьям поровну:
Саше – «мир», Мише – «май».
Я на этом месте выжженном
Не была много лет.
Говорят, соседи выжили.
Может – да. Может – нет.
На картинках детства нашего —
Теплый хлеб, сладкий чай.
Не хватает синей чашечки,
Добрых слов: «мир», «труд», «май».
 

Мое детство

 
По Земле война бродила,
Хищно скалилась беда.
Мое детство уходило.
Уходило в никуда.
 
 
Шума взрывов испугалось,
Ярких всполохов огня,
Под бомбежкой заметалось —
И забыло про меня.
 
 
Мое детство потерялось
Между миром и войной,
Заблудилось, растерялось —
И не встретилось со мной.
 

На всякий случай

 
За окном – война.
За окном – беда.
Улица темна.
Не ходи туда!
Закрывай окно, заряжай ружье.
Не спасет оно, но с оружием – лучше.
Ты смотри, сынок, помни имя свое,
Помни адрес свой – на всякий случай.
 
 
Валит едкий дым.
Рушится стена.
Мы с ружьем стоим
На развалинах.
Вот и дома нет, и окна не закрыть.
Заряжай ружье: с оружием – лучше.
Ты теперь, сынок, адрес можешь забыть.
Помни имя свое – на всякий случай.
 
 
Стынет липкий страх.
Снайпер метко бьет:
Ствол ружейный – в прах,
Нас с тобою – влет.
Значит, вот какой он – последний час…
Жаль, пропало ружье: с оружием – лучше.
Уходи, сынок, не смотри на нас!
Помни имя свое – на всякий случай.
 

Я долго не писала о войне

 
Я долго не писала о войне:
Слова рвались и в горле застревали.
Хранить молчанье приходилось мне
И прятаться у памяти в подвале,
Где я когда-то, много лет назад,
В толпе больной, от ужаса кричащей,
По капле собирала горький яд
В страданием наполненную чашу.
И этот страшный боевой трофей
Из памяти – обугленной воронки —
Скрывала я от Бога и людей
Под сердцем. Словно мертвого ребенка.
 

«Помню мягкость ковров довоенной поры…»

 
Помню мягкость ковров довоенной поры,
Яркость красок, приятную глазу.
Мы всегда берегли и ценили ковры —
Простодушные дети Кавказа.
 
 
Как любили мы теплый уютный покров,
Дорогой атрибут меблировки!
А теперь на войне не осталось ковров —
Лишь ковровые бомбардировки.
 
 
Там чадит-догорает бесплодный простор,
Там оглохла судьба и ослепла.
Скоро город накроет последний ковер
Из седого остывшего пепла…
 

У войны три цвета

 
И зимой, и летом
У войны – три краски,
У войны три цвета:
Черный, белый, красный.
 
 
Красные пожары
Режут неумело
Черными ножами
Дыры в стенах белых.
 
 
Белый пепел светел
В доме закопченном.
Раненые дети —
Красное на черном.
 
 
Красные ракеты,
Белый выстрел дальний.
Черные скелеты
Обгоревших зданий.
 
 
В зареве рассвета
Город под прицелом.
У войны – три цвета:
Черный, красный, белый.
 

Игра на вылет

 
Мы со смертью играем на вылет
По законам военной поры.
Ночь прошла, и зенитки завыли,
Объявляя начало игры.
                                «Птичка летела,
                                Мне считать велела.
                                Раз, два, три —
                                Начало игры!»
Из игры, будто в детской считалке,
Где гадают: пора – не пора,
Вылетают дома и кварталы.
Вот и нам вылетать со двора…
                                «Опа-опа-опа!
                                Америка, Европа,
                                Индия, Китай.
                                А ну-ка вылетай!»
Мы взлетели, невольные птицы,
Мы парим на взрывной полосе.
Сверху вижу знакомые лица:
Исчезают. Исчезли. Совсем…
                                «Завтра с неба прилетит
                                Синий-синий-синий кит.
                                Если веришь – ожидай,
                                А не веришь – вылетай!»
Верю: в небе, за серою тучей,
Где серебряных звезд колея,
Ожидает нас город летучий.
Там мы встретимся: мама и я.
                                «Солнце, воздух и вода,
                                Горы, реки, города,
                                Труд, веселье, сладкий сон,
                                А война пусть выйдет вон!»
 

Не пишите о войне!

 
Не пишите о войне торопливо,
Если память не висит тяжким грузом:
Вы не видели, как в грохоте взрыва
Небо лопается спелым арбузом.
 
 
Не пишите о войне – вы не дети,
Чтобы строчками палить вхолостую.
Вам не больно. И никто не ответит
За придуманную байку пустую.
 
 
Не пишите, молодые, вам рано
Знать обугленную правду седую.
Пусть напишут те, кто старые раны
Опаленными стихами бинтует.
 
 
Неподвластна вам военная лира —
Не по чину, не к лицу, не по росту.
Напишите о любви и о мире.
Это будет справедливо и просто.
 

Сестре по войне

Война – злое безвременье.

Все, кто внутри, ранены

или убиты.

В е р б а

 
Мы у войны внутри.
Не о чем говорить
В день, когда дети легли
В рваную рану земли.
 
 
Мы с тобой рядом стоим.
Пламя и дым – на двоих.
В ближней воронке – мои,
В дальней воронке – твои.
 
 
А между нами – стена,
Море кровавой тоски.
Не отрекайся, страна!
Куда нам теперь – таким?
 

Слепая зима

 
Окна выплакали дома,
Уронили двери на снег.
Наугад слепая зима,
Спотыкаясь, шла по войне.
 
 
Дымным ветром минных дорог
Разметалась метель-коса.
Мертвый город застыл у ног,
Как невзлетная полоса.
 

«Взвился пламенем шаг…»

 
Взвился пламенем шаг…
Я лежу, не дыша.
От меня не спеша
Отлетает душа.
Светлой тенью дрожит,
Над воронкой кружит:
Ищет взорванный дом,
Словно птица – гнездо.
 

«Непредсказуемость войны…»

 
Непредсказуемость войны
Величиною постоянной
Определяет явь и сны
И перечеркивает планы.
 
 
Живем сегодня и сейчас,
Где все немедленно и здесь,
И любим, как в последний раз, —
Возможно, так оно и есть.
 

Любовь мишеней

 
Война – охотник,
А мы – мишени.
Курок на взводе,
Петля на шее.
Но кто-то в небе
Своим решеньем
Вручил нам жребий —
Любовь мишеней.
 
 
Друг другу верим,
Друг другом дышим.
А кто-то сверху
Сценарий пишет.
Одним движеньем
Прервет блаженство
Мужской мишени
С мишенью женской.
 
 
Война – в засаде,
Мишени – в клетке,
На маскараде
Марионетки.
Стоим на сцене,
А кто-то снизу
Сценарий сменит
И дернет нитку.
 
 
Любовь до смерти,
Как в старой книжке:
До черной метки,
До яркой вспышки,
До мертвой точки…
Любовь мишеней —
Как выстрел точный
На пораженье.
 

Война

 
Война порочна и грешна,
Хоть и казаться хочет скромницей.
Война – совсем не «мать родна»
И даже не жена,
А страстная любовница.
 
 
Война коварна и страшна,
И с ней не стоит силой меряться.
Война по-своему нежна,
Желанна и нужна
Тому, кто ей доверится.
 
 
Война своих покорных слуг,
На пике извращенной моды,
Не раз у смерти на балу
Сажала на иглу
Неистовой свободы.
 
 
Не все отравлены войной,
Больными играми и плясками.
Есть те, кто пил ее вино
И не валился с ног
Под пламенными ласками.
 
 
Они поймут, что жизнь проста:
Война когда-нибудь кончается.
А дальше – с чистого листа:
С войной не вьют гнезда,
Лишь временно встречаются.
 
 
Но тот, кто это скажет вслух,
Кто содрогнется и опомнится,
Получит жаркий поцелуй,
Прощальный поцелуй,
Свинцовый поцелуй
Отвергнутой любовницы.
 

Уже не больно

 
Дымился светлый рай,
Распятый на ветрах
Поруганной войною воли вольной.
Ступили мы на край —
И потеряли страх.
Уже не больно.
 
 
Постыден и постыл,
В кровавой наготе,
Случайный грех, поспешный и невольный.
Остыл девичий стыд,
Распятый на кресте.
Уже не больно.
 
 
Оставлены давно
Обиды и долги
На выжженных просторах дикой бойни.
Распятые войной
Вчерашние враги…
Уже не больно.
 

Жить

«После первой горькой чаши не закусывают…»

 
   После первой горькой чаши не закусывают
                                 удила.
     Верят: жизнь, такая яркая и вкусная,
                             не прошла.
   Как щенки, в чужие двери слепо тычутся
                                наугад
   И надеются, что где-то путь отыщется
                          в райский сад.
   После следующей чаши не закусывают —
                          просто пьют,
       Если новых сил мечтанья безыскусные
                              не дают.
       Не для слабого вторая чаша горькая:
                           валит с ног.
  Не заметит, как окажется под горкою —
                           кто не смог.
После третьей горькой чаши не закусывают —
                             ни к чему.
        Неподъемна чаша, и неведом вкус ее
                               никому.
   Так смешались в ней беды и боли выплески
                               на века,
        Что никто не сможет выпить или
                             выплюнуть
                             ни глотка.
 

Жить

 
Жить – перед Богом и перед людьми
Быть собой при параде и в неглиже.
Жить – всегда открывать новый мир,
Каждый день: за окнами или в душе.
 
 
Жить – мотыльком лететь сквозь года,
Выползая из кокона липкой лжи.
Жить – никогда не спешить в никуда,
Даже если некуда больше спешить.
 
 
Жить – догорать оплывшей свечой
На последнем метре чужого пути.
Жить – не ждать, не жалеть ни о чем,
Не просить, не бояться, а просто идти.
 
 
Жить – не мстить, не винить огонь,
Опаливший крылья твоей судьбе.
Жить – собирать семена в ладонь,
Даже если плоды достанутся не тебе…
 

Покров

 
Когда старая рана Земли кровит,
Когда попрано злом добро,
Богородица – светлая мать Любви —
Простирает над нами покров.
 
 
Этот тонкий сияющий омофор —
Неразрывен, один на всех —
Покрывает большой вселенский позор
И случайный маленький грех.
 
 
В равнодушном мире, забывшем стыд,
Чистый разум и ясный свет
Нас спасают пока от большой беды,
От которой защиты нет.
 

«Не задувай, Господь, мою свечу…»

 
Не задувай, Господь, мою свечу:
Я все еще люблю, еще свечу,
Я все еще храню и берегу,
Я все еще умею и могу!
 
 
Дай силы мне еще успеть создать,
Собрать, наполнить, подарить, раздать!
Дай вдохновения – в стихах парить
И вновь тебя за все благодарить!
 

«Я говорю на родном языке…»

 
Я говорю на родном языке.
Слово держу, как синицу в руке.
И, отпуская в небесную высь,
Снова прошу: «Полетай и вернись!»
 
 
Этот свободный и смелый полет
Люди увидят, и кто-то поймет
Слова парящего сладость и соль,
Сердца горячего радость и боль.
 
 
Русского слова жемчужную нить
Будем веками беречь и хранить,
Чтобы дышала живая строка
Добрым теплом моего языка.
 

Е. Кулькину

 
На грани раненой культуры
Застыла бедная страна.
Звезда большой литературы
Сияет в кресле у окна.
 
 
Потертость клетчатого пледа
И книжных гор опасный склон —
Приметы творческого плена,
В который мастер заключен.
 
 
И не проходит дня без строчки
В романных виражах крутых,
Где с глыбы слов стекают точки
И реют стаи запятых.
 
 
Талант и труд – такая малость,
Чтоб все случилось и сбылось!
Чтобы сиделось и писалось,
Чтобы хотелось и моглось!
 

«Часто люди, пишущие стихи…»

 
Часто люди, пишущие стихи,
Отстраненно-тихи,
Немы и глухи,
Не в ладах со временем.
Если поэты не лгут,
Они так себя берегут,
Когда строчки роняют с губ
И стихами беременны.
 
 
Говорят: откуда-то издалека
Хлынет грусти река,
Подкрадется тоска.
Непрошеная —
И неведомо как,
На помине легка,
В недопитый стакан
С губ сорвется строка
Недоношенная.
 

«Тротуары спят в грязной наледи…»

 
Тротуары спят в грязной наледи.
Мне бы солнышка, мне бы на люди.
Но народу нет – всё прохожие.
Утро морщится непогожее.
Тучи стелются, некрасивые.
Если б знать, кого – попросила бы:
«Не дарите нам злата-серебра —
Прогоните прочь тучи с севера!
В этот серый день, в этот ранний час
Отогрейте нас! Полюбите нас!»
 
 
Небо хмурится, солнце взаперти.
Я на улице – как на паперти.
Ветер бьёт в лицо, хлещет ветками.
По домам спешат пары редкие.
Шепчут истово, будто молятся,
Красны девицы – добрым молодцам:
«Не дарите нам злата-серебра —
Прогоните прочь тучи с севера!
В этот серый день, в этот ранний час
Отогрейте нас! Полюбите нас!»
 

«Защитникам» животных

Выделены средства на отлов собак и кошек во время подготовки к ЧМ-2018…

 
Не страшно убивать животное.
Оно – лишь тело без души.
И чешутся ручонки потные,
Подсчитывая барыши.
 
 
Не стыдно хвастаться заслугами
Несуществующих побед
И называть пустыми слухами
Позорной правды черный след.
 
 
И гимны петь, и сказки складывать
О судьбах тех, кого убил,
Вперед и вверх спеша по кладбищу
Безвестных маленьких могил.
 

Счастье

 
В маленьком доме с цветами и кошкой
Прячется счастье за узким окошком.
Ласковым взглядом, улыбкой согретым,
Преображает людей и предметы.
Старую занавесь перебирает,
Бликами света на стеклах играет,
Утром осенним, прозрачным и сонным,
Мир умывает рассветной росою.
Дарит нам бодрость, надежду и радость,
Раннего завтрака свежесть и сладость.
И отражается в маленьких чашках
Тихое, доброе, теплое счастье.
 

Теплый вечер, добрый вечер

 
Теплый вечер, добрый вечер…
За столом умолкли речи —
«Тихий ангел пролетел».
Я бы тоже так хотел!
Только, видно, для полета
Не хватает мне чего-то.
Если очень захочу,
И без крыльев полечу!
Познакомлюсь с птичьей стаей,
Вместе с ними полетаю —
Пусть не вправду, а в мечтах,
Но – такая красота!
Теплый вечер, добрый вечер…
На столе погасли свечи.
Нужно закрывать окно:
На дворе уже темно.
Теплый вечер, добрый вечер…
Сон спешит ко мне навстречу.
Провожу своих гостей
И останусь в темноте.
Теплый вечер, добрый вечер
Звездной россыпью расцвечен.
До свиданья, до утра!
Я желаю всем добра!
 

Время закрытых дверей

 
Возраст осени – время потерь.
Отплывая от всех берегов,
Ты стучишься в закрытую дверь —
И теряешь друзей и врагов.
 
 
Наши годы уже не идут,
А несутся быстрей и быстрей.
Каждый день, как прощальный салют, —
Это время закрытых дверей,
 
 
Непреложный суровый закон —
Краткий срок приближенья конца.
Вот уже замолчал телефон,
Но остались еще адреса.
 
 
Ты приходишь пешком, без звонка.
На дверях – сплошь замки, как кресты.
А иные открыты пока,
Но жилища темны и пусты.
 
 
Возраст осени – время потерь.
У тебя остается одна
Твоей жизни закрытая дверь.
А за ней – тишина, тишина.