355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Юлия Верба » Одесская сага. Понаехали » Текст книги (страница 5)
Одесская сага. Понаехали
  • Текст добавлен: 13 апреля 2020, 02:30

Текст книги "Одесская сага. Понаехали"


Автор книги: Юлия Верба



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Это бомба!

– Иван Несторович, можно тебя на минутку? – Сема-Циклоп радостно скалился у подворотни, распахнув дверь своей квартиры. – Совет твой нужен инженерный.

Иван зашел в полутемную комнату с тяжелыми бархатными шторами, закрывающими фасадные окна на две стороны. Во дворе говорили, что из комнаты есть прямой выход в катакомбы. «Из шкафа, наверное», – подумал Ванечка, осматривая неожиданно богатую и чистую квартиру. В углу комнаты стоял стол с разложенными на нем склянками.

– Вот, глянь, – Сема щелкнул пальцами. Молодой человек за столом в гимназической кургузой куртке смущенно кивнул головой. – Это Левушка – светлая головушка. Но не такая, как твоя. Мы тут решили, – неуверенно начал Семен, – ну, после тех наших поездок, двор обезопасить. Надо, Иван Несторович, сделать так, чтоб неповадно было к нам в двор отребью всякому лазить.

Ваня покосится на Семена:

– И кто ж на районе сюда сунется? Ты ж в авторитете!

– Я про революционеров этих с пролетариатом. Надо запас иметь. Вдруг тебя не будет. Вот мы тут смесь собираем. Может, посмотришь, как до ума довести. Ты ж в бомбах еще пацаном разбирался.

Ваня покосился на стол:

– Бомбы, что ли, делаете, анархисты хреновы?

– Да господь с тобой, Беззуб! Мы так, для личных нужд. Для безопасности.

– Видел я ваши нужды. Без меня. – Он развернулся и вышел.

– Ну и зря, – процедил Сема. – А мог бы бо-ольших денег заработать.

– Ванечка, нам хочется сладенького, – Фира смущенно улыбалась и гладила батистовую рубашку с еще маленьким животом. – Купишь сладенького после работы?

Она не знала, что Ванечка получил премию, и тем более не знала, что сегодня ему предложат должность инженера в локомотивном депо железной дороги. С жалованьем в два раза выше, чем на конке.

Ну и что, что четверг, когда такие новости и перспективы! Ваня заскочит в трамвай – сегодня его Фира, как аристократка, будет есть самые модные и дорогие сицилийские канноли – новинку лучшего конфектно-булочного заведения Одессы, кондитерской Либмана. Здесь, в его доме вместе с пекарней – самое модное кафе, точно на углу Преображенской и Садовой. Золотое место, бриллиантовая публика – купцы первой гильдии, самые успешные портовые и биржевые спекулянты, аристократки, богатые семейные пары… Цвет общества дегустировал сладости, в соседней зале играли на бильярде.

Ваня добавил к новинкам любимый Фирин венский штрудель и, подхватив коробку с лиловой ленточкой, направился к выходу. К кондитерской со стороны Соборной площади подходила небольшая компания, первым шел тот самый гимназист-переросток, которого он видел неделю назад у Семы. Ваня приподнял руку для приветствия и тут увидел, как паренек выдергивает из-под тужурки перевязанный пакет.

Уроки деда Беззуба не исчезли и через семь лет семейной жизни. Тренированному телу даже не понадобилось включать математический мозг – Ваня резко отпрыгнул, перекатился через руку и присел, прикрыв собой заветную коробку. Грохот был оглушительным. Через оскаленные звериные пасти разорванных фасадных окон, как в цирковом иллюзионе, прыгали окровавленные, перепуганные люди. Со всех сторон к дому Либмана мчались полицейские. Ваня лизнул теплую соленую струю, сбегающую в угол рта, и вытащил из щеки осколок. В ушах звенело, он, прижав к груди коробку, пошатываясь, побрел к конке.

7 декабря 1905 года анархисты взорвали пять бомб в кафе Либмана – это был самый масштабный теракт за всю историю Одессы. Двадцать человек погибло, столько же обратились в госпиталь за помощью. Среди жертв – сам хозяин и трое коллег-приказчиков из магазина Бомзе.

Ванечка на цыпочках зашел в дом и, оставив коробку на кухне, тихонько выскользнул.

Сема-Циклоп, задыхаясь, болтался в воздухе. Двое его корешей стояли в углу комнаты, положив руки на наганы.

Ваня железной хваткой держал Вайнштейна за горло.

– Самооборона, говоришь? Революцию решили устроить? Зависть гложет? Или платить не хотят? Слушай меня, Циклоп! Никаких бомб в нашем доме! Твои идиоты забросили шесть, а взорвалось пять. Я там был. Если бы они знали правильную пропорцию, погибло бы в десять раз больше, а если бы знали другие расчеты, могли б с одной разнести весь дом Либмана. Гимназист твой если запоет – я добавлю. А теперь внимание! Я вас сам взорву к чертовой матери всех. Не насмерть, а так, что останетесь обрубками и будете днем просить милостыню, а ночью – смерти. И не вздумайте мне что-нибудь сделать – я перед тем, как зайти, уже закладки тебе заложил: шагнешь куда не надо – и сразу на тот свет отправишься. А может, тебе просто второй глаз выбить прям сейчас?

Семен хрипел и вертелся:

– Беззуб, ты что? Ты чего? Да я никогда! Меня уважаемые люди попросили этого шлимазла пустить и место дать. Я думал, они ограбление готовят! Какой Либман? Какой гимназист?! Бог с тобой! Да уберите вы стволы, меня замочите ненароком!

– У нас во дворе революций не будет. Надеюсь, все поняли? – Ваня разжал пальцы и вышел.

– Слышал, – окликнула его мадам Голомбиевская, – говорят, сегодня «Фанкони» взорвали.

– Не, у нас в депо все тихо, – отозвался Ванечка.

1906

Бессонные ночи

1906-й станет просто годом-фейерверком – взрывы будут греметь ежемесячно, если не чаще. И первый случится в канун Татьяниного дня – 24 января. В Одессе появится новая гроза коммерсантов – Лев Тарло.

– Новый герой со старыми дырками, – будет ворчать Ванечка, вспоминая безумные глаза гимназиста из Семиной комнаты. Черные знамена анархии отлично прикрывали и придавали банальному рэкету гражданской позиции.

Новые бомбисты учли опыт коллег – первая бомба приземлилась точно в дымовую трубу жандармского управления на Ришельевской. Она взорвалась чуть раньше – до открытия участка, поэтому только напугала жандармов. И понеслось – нападение на дом купца Лимонова, налет на кассу российско-бельгийской фирмы «Гвоздь», очередной кровавый наезд на несговорчивого Бомзе прямо в его магазине на Александровском проспекте, где застрелили управляющего и ранили самого хозяина, взрыв на Одесской бирже, метание бомб и снова нападение на полицейских…

Беззуб ворочался по ночам – с каждой новостью о новом взрыве он думал о том, что если бы тогда в декабре пошел в участок, то, возможно, не было бы ни новых взрывов, ни жертв. Но за стеной спали Лида и Нестор, а в колыбельке рядом с ними сопела Анюта. Их бы не пощадили… Он продолжал до изнеможения просчитывать и прокручивать варианты решения, как будто время можно было отмотать назад.

Ваня будет маяться долгих четыре месяца, пока в апреле группу бомбистов не ликвидируют. Во время облавы Тарло ранят трижды и отвезут в тюремный госпиталь. В сентябре по приговору Одесского военно-полевого суда его расстреляют. На казнь Левушку вынесут на носилках, Семе шепнут, что казнили уже мертвого. А труп закопали прямо во дворе тюрьмы.

Ваня вздохнет с облегчением, но бомбы в Одессе будут продолжать рваться долгие двенадцать лет.

Родная кровь

– Кому война – кому мать родна! – мурлыкала Голомбиевская, наблюдая, как через двор идет к себе внезапно похорошевшая Елена Фердинандовна, а за ней – на полшага сзади – ее новый фаворит.

Третий официальный мужчина мадам Гордеевой – Иван Косько был неприлично хорош собой: смуглый, черноглазый и кудрявый. И даже разболтанная моряцкая походочка с чуть заметной хромотой только добавляли пикантности и шарма.

Он божился, что отец его – белорус, приехал в Одессу на заработки, а мать – гречанка, и что оба померли от чумы. А сам он – списанный из-за ранений в русско-японскую моряк. Злые языки поговаривали, что он не совсем Косько, и точно не Иван, а, судя по роже, то ли беглый румынский каторжанин, то ли обычный еврейский контрабандист, которого подстрелили в портовых разборках или очередных налетах, и пока Гордеева залечивала его раны, он пролечил ей мозги. Как бы там ни было, Косько под девизом «слабоумие и отвага» вообще не боялся Елены, фамильярно называя ее при всех Лёлей. С его легкой руки Лёля приклеится к Фердинандовне навсегда, правда, называть ее так будут только за глаза.

Елена догнала идущую с колясочкой Фиру.

– На пару слов, – смущенно буркнула она. – Ты одна правду скажешь.

Фира остановилась и с интересом снизу вверх посмотрела на нее.

Гордеева наклонила голову:

– Я сильно старая?

– Для чего?

– Для него! – фыркнула Елена. – А то ты не понимаешь!

– Ну что ты… – Фира от такой откровенности растерялась.

– Я уже – сухофрукт против него. Шутка ли – мужик на десять лет моложе!

– Ты? Ты у меня совета спрашиваешь? – Фира критически осмотрела Гордееву. Красивая крупная баба со сбитым тугим телом, крутыми боками и румянцем во всю щеку. Она была не сгустком, а цельным мощным куском энергии.

– Ты… ты… как сахарная голова! Кристалл. Ни убавить, ни прибавить. Да ты любую за пояс заткнешь! У тебя фигура, и лицо, и грудь. Какая разница вообще, если ты его любишь?

– Вот это самое страшное… – Елена помолчала и почти беззвучно выдохнула: —…что люблю.

Фира сжала ее руку:

– Я так рада! Поздравляю!

Гордеева уже пришла в себя, выдернула ладонь и демонстративно обтерла об платье:

– Довольно уже сантиментов. Иди куда шла, подруга.

Фира сходит на рынок, вернется, выкупает и уложит спать Анечку и спустится во двор с тазом свежей стирки.

– Кеца-але!!!! – Дремлющий после обеда Гедаля чуть не свалился со стула от такой внезапной фамильярности.

– Кецале! – вопил тощий еврейский паренек в пижонском твидовом костюме и шляпе «хомбург».

Он промчался мимо Гедали, бросив возле колонки рыжий кожаный чемодан, и схватил за талию Фиру. Она от неожиданности уронила в дворовую пыль белоснежную простыню с тонким кружевом и монограммой и заверещала на весь двор: – Йоська!!! Йосичка!!!!

– Ой, мне все равно до их забобонов. – Младший брат Фиры Йоська прихлебывал чай с пирожками. – Прямо такая тайна! Еле узнал ваш – твой адрес у Беззубов! Фирка, ты что, умеешь готовить? Сама? От так новости! А в Никополе у нас весело! Дедушка Иван стал совсем мишигинер со своим пьянством, стреляет по соседям, если вдоль его забора ходят. И всю прислугу заставляет петь – как заголосили бабы вечером, значит, опять перебрал. Зато твой свекор, дай ему Бог здоровьичка, с нашим папой крутят такую коммерцию – не поверишь! Мы теперь богатые люди. Полгорода под нами! Зерно, ткани, свой пошив, лавки… Бакалею на проспекте помнишь? Там еще Макс был рыжий? Прогорели. Теперь у нас работает. Женился в том году на твоей Розе. Боже, как он ее боится! Мы со смеху помираем с этой пары. Детей у них нет пока. Роза Макса гоняет, что это потому, что он ее мало любит. Мы только не поняли: мало – это редко или недолго.

– Йосик, – Фира махнула на него полотенцем, – никак не привыкну, что ты вырос уже. Ну что ты несешь! Лучше скажи, как дома?

– А что дома? Бетя уже на выданье. Она стала такая жирная! Ты не поверишь! Ничего, кроме шоколада и марципанов, есть не хочет. Все равно замуж пойдет. Самая завидная невеста. Тереза и Софа в гимназии учатся. С нашими доходами и место нашлось, и гувернантка. Бронечка совсем старая стала. Мы только с ней тебя вспоминали. Помнишь ее «а-ди-ёт!»? До сих пор меня так называет: – Адиёт! Ехай в Одессу – найди Фиру, целуй за меня.

Так что давай башку – тебе от Брони поцелуйчики.

– А мама? Как мама?

– Мама… год назад ушла…

– Куда ушла?

– Туда… Умерла. Она первый год каждый день на пристань ходила – пароходы из Одессы встречать. Потом перестала. Сидела у тебя в комнате постоянно. Они с Броней после того, что ты уехала, не разговаривали вообще. Мама так ее и не простила, считала, что тебя в рабство продали.

Йоська упал своей напомаженной башкой Фире в колени.

– Как ты, в рабстве-то?

– Хорошо. Живу. Без курсов. Права была Броня. Вон трое уже.

– А еще хочешь?

Фира хихикнула:

– Как Бог даст – все равно. Знаешь, они как-то после трех самоорганизуются. Или я уже всё поняла… Йоська, Йосичка, какое счастье, что ты нашелся! Ты здесь по делам или как?

– Я здесь – в университет! – Йоська подбоченился и достал пачку ассигнаций. – Могу позволить. Так что где тут самый модный кафешантан? Гуляем, сестра моя воскресшая! Надо ж кому-то в семье медицинские курсы окончить.

– А это кто? – Сема Вайнштейн, как собака, повел носом: – Что за гость такой знатный у вас?

Фира подбоченилась:

– Это мой…

С галереи гаркнул Ваня:

– Это мой брат! Кто тронет – застрелю, как собаку!

– Такой нарядный юноша на нашем хуторе! Очень отважно! Беззуб, я тебя услышал. Какие вы, однако, разные получились, – Сема улыбнулся. – Та я только хотел предложить в карты сыграть! Ну нет, так нет!

Йосик подмигнул Семену:

– Уважаемый, в карты со мной настоятельно не рекомендую – три года музицирования и ремесленное училище. Что мозги, что пальцы тренированные. Но я в хирурги готовлюсь. Так что, если не дай бог огнестрел – милости прошу.

Семен сплюнул:

– Типун тебе на язык и чиряк на сраку! Такой же языкатый, как Фира, вы, часом, не родственники?

Йосик шептался с Ваней Беззубом:

– Я денег от отца твоего привез. Да не отказывайся – это не тебе, а внукам. Он скучает и уже не сердится, что ты дело завалил. Навестил бы его в Никополе.

Ваня стукнул ладонью ему по шляпе:

– Йося, ты ничего не попутал? Хочешь по-семейному приходить, роднёй быть – так не учи старших. Уши оборву.

Йосик, нечаянная радость, серебряная ложечка из прошлой жизни, из раньшего времени, сразу все понял, принял правила игры и получил право приходить в гости практически каждый день. Он снял комнаты и активно изучал все прелести приморского города.

– Ты уверен, что тебе на медицинский? – волновалась Фира.

– Ну а куда ж еще! Не в армию же, – хохотал Йося. – Потому что там чины тоже только выкрестам дают. А может, ты в офицеры пойдешь, Фирка?

– Ира, Ирина я теперь! – шипела Фира. – Ой не нравятся мне твои настроения, братик…

Фира поделится опасениями с Еленой.

– Какой университет?! – гаркнет та. – Ему сначала годик санитаром отбегать, говна понюхать, больных помыть, там, глядишь, и видно будет, что ему надо. А давай ко мне под крыло – уж я присмотрю, будь спокойна.

– Вот это меня и пугает, – задумчиво протянула Фира.

Йося воспринял предложение послужить у Фердинандовны как шутку:

– Ты чего, сестренка? Какой брат милосердия? Не глупи! Я на врача иду, а не подтирать в богадельне.

Он вернется из университета чернее тучи.

– Сказали, что год стажировки и рекомендательные письма обязательно. И что квота евреев опять сокращается, даже с деньгами – не больше десяти процентов. Так что реально дорога мне к твоей Гордеевой.

Год не понадобится. Через два месяца Йося Беркович окончательно и бесповоротно осознает: медицина – это не для него. Первый позор случился не в морге, а в родзале – Йося, увидев сакральный переход из мира иного в белый свет, а проще говоря – прорезание детской головки, рухнул в обморок, сломав головой стул и сколов себе передний зуб. А потом он повторил падение в морге, проблевался в палате, увидев сифилитика с провалившимся носом, и сбежал из перевязочной. К чему эти стрессы такому модному парню? Тем более что кругом революционеры, самообороны, большие деньги, дерзкие теракты и даже движение за права евреев.

– Голубь мой сизокрылый, лети-ка ты отсюда. Твоя сестра и то покрепче будет, – потрепала его по щеке Гордеева.

Страхи Фиры насчет связи с кланом Вайнштейна не оправдались. Случилось кое-что похуже: юный Беркович увлекся идеями сионизма. Он начал приносить сестре книжки на идише:

– Читай, совсем язык забудешь.

Фира ворчала:

– Йося, у нас во дворе его не забудешь. Мне бы русский доучить.

Младший Беркович смотрел с укоризной:

– Детей хоть бы научила.

Фира вспыхнула:

– Зачем? Они все крещеные. Чтоб они тоже по квотам в десять процентов поступали или чтоб за черту оседлости не выезжали? Йосик, дай покоя и сам бы не совался: не дай бог опять погромы – к тебе первому придут.

– Фира, ты стала совсем гойка, но я тебя люблю все равно. Отдай мне Нестора или Ханку – дай я их научу.

– Йося, не смей. Заклинаю. Не ломай жизнь ни мне, ни им. Все уже случилось еще в Никополе. Любить надо! Можешь – люби такую, не можешь – уходи. Поздно что-то исправлять. Поздно и бесполезно.

На выходе из двора Йосю встретил юный экс-крысолов Борька Вайнштейн:

– Дядя Йося, а ты рррэволюционэр? – сильно грассируя, поинтересовался он.

– Нет, я еврей, – ухмыльнулся Йося.

– А папа сказал, что все рэволюционэры – евреи.

– Малой, тебе что надо, не все евреи революционеры, – Йося рефлекторно проверил наличие жилетных часов.

– Дядя Йося, а рэволюцинэры против газетчиков?

– Все против газетчиков. Они врут безбожно и деньги за брехню берут.

– Я тебя понял, – заговорщицки подмигнул ему Боря и побежал домой с воплем: – Заговорщики тоже против газет!

Ни Йося, ни бдительная мадам Полонская не придадут значения этой детской глупости. А через два месяца достойные продолжатели семейной династии Мойша и Боря закатятся во двор с двумя мешками свежайшей продукции братьев Крахмальниковых.

Совсем рядом, в трех кварталах на углу Глухой и Госпитальной находилась «Одесская паровая конфектная и пряничная фабрика». Семейное производство за последние пятнадцать лет разрослось до промышленных масштабов. Скромный пекарный цех Абрама Вольфовича Крахмальникова возле Привоза помогал содержать восемь сыновей. Усилия оправдались – Лев и Яков подхватили и развили отцовское дело. И уже строили новые цеха возле Чумки. Леденцы, карамель, шоколад, пряники и даже халва были нарасхват по всему городу. Такой прыти от молдаванских пекарей не ожидали – крупные кондитерские Либмана и восточные сладости Абрикосова и Амбразаки, несмотря на модность, и близко не подходили к обороту Крахмальниковых. Секрет был в дешевизне и качестве. С их двумя леденцами местные биндюжники могли всосать целый самовар.

– Мадам Голомбиевская, вам до чаю! – Пацаны щедро насыпали Нюсе сахарных подушечек и пряников и двинулись дальше по квартирам.

– Ирина Михайловна! С Новым годом!

– Норка, Ритка, ходите – мы вам халвы принесли! В бонбоньерке!

Заспанный Сема в пальто, кальсонах и штиблетах на босу ногу вышел во двор:

– Отродье, вы шо, обнесли Яшу с Левой? Мине ждать неприятностей?

– У своих не воруем, – гордо пропыхтел Боря и затарабанил в дверь соседке:

– Мадам Полонская! Вам гостинчик под елочку!

– Шо такое? – Софа Полонская приняла шоколадку и заглянула в мешок:

– А мармеладу нет?

– Все есть! Берите! – ухмылялся Боря.

– Дай вам Бог здоровичка! Сема, шо, у нас вторая Ханука?

– Та сам не знаю! Банда, кого обнесли?

Мойша шепнул ему, проходя в дом:

– Скоро узнаешь. Исполнили в лучшем виде! Вот десятину прогуливаем. На фарт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю