Текст книги "Фатум (СИ)"

Автор книги: Юлия Созонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Машинально облизнув пересохшие губы, я крепче стиснула скальпель в подрагивающих пальцах. И почти беззвучно, с отчаянным вызовом и не смея отвести взгляд, дерзко выпалила:

– А кто сказал, что я хороша девочка, м?

Мужчина хрипло рассмеялся, щурясь лукаво и довольно. И не давая мне времени на осмысление происходящего, сжал запястья сильнее. До боли, лишь едва-едва граничившем с наслаждением. Так, что я стиснула зубы, давя рвущийся наружу вскрик. Тут же задохнувшись, стоило ему дёрнуть меня вверх, впиваясь в губы голодным, злым поцелуем. И это было…

Восхитительно.

Скачано с сайта knigomania.org

Скальпель с тихим звоном выпал на пол из ослабевших, разжавшихся пальцев. Упёршись ладонями в чужую грудь, я кусалась, царапалась, била кулаками по плечам. И целовала. Тягуче-медленно, несдержанно, агрессивно и упоительно одновременно.

Теряясь в собственных ощущениях. Забывая про все свои опасения и мысли. Сгорая в пламени вспыхнувшей страсти, отдающей крепким алкоголем и металлическим привкусом крови.

Не замечая, как довольно блеснули тёмно-фиолетовые глаза с разгорающимися золотыми искрами в глубине. Не чувствуя, как жжёт под закрытыми веками глаза, а сердце заходится как безумное. Не видя, не ощущая ту тонкую, пока ещё тонкую, едва заметно вибрирующую нить связи. Опутавшую меня, сидящую на его коленях и его, сжимающего меня до боли в своих объятиях. Купаясь в чуждом ощущении безопасности и родства, топя его в страсти и агрессии, переполнявших меня.

Пожалуй, случись сейчас прямо посреди моей гостиной Конец Света, я показала бы Всадникам Апокалипсиса средний палец и послала нахуй без зазрения совести. И плевать, что такой внезапной, полной чувственного, хищного голода страсти нет никаких разумных объяснений.

Плевать.

Укус. До крови на губах. До пьяного, шального взгляда и безумной улыбки. Пальцы, скользящие по спине, пересчитывая позвонки и оглаживая рёбра. Забираясь под ремень джинсов, обхватывая ягодицы и сжимая их сильно и властно. Притирая к себе как можно ближе. Оставляя алые полосы от ногтей на коже и диковинное желание продлить это ощущение нежной боли как можно дольше.

До бесконечности. А может, чуточку дольше.

Треск ткани тонет в гулком стуке сердца, пуговицы с тихим звоном разлетаются врозь, не выдержав натиска грубой мужской силы. Отстраниться, но ненамного. Приподняться, но невысоко. Обхватить его лицо ладонью, поднимая вверх, заглядывая в глаза, путаясь пальцами в тёмном шёлке чужих волос. Замереть, застыть, затрепетать. Как бабочка, пойманная в паутину его демонического обаяния.

Тонуть с головой в этом манящем омуте, лететь с закрытыми глазами в чувственную бездну. Обрывая связи. Разрывая оковы приличия. Нарушая к дьяволу все свои принципы и правила.

Его пальцы скользят выше, цепляясь за край лифа. С лёгкостью переступая невидимые границы, не оставляя ни единого шанса на побег или отступление. И я не сопротивляюсь, нападая в ответ. Рисуя узоры на его коже кончиками ногтей. Изгибаясь в сильных, уверенных руках, соблазняя и зовя. И целуя. До боли в губах, до горящих от нехватки воздуха лёгких, до незнакомого, почти тошнотворного чувства неделимости.

– Сними, – хриплая просьба-приказ на долю секунды выбивает из марева чувственного наслаждения. Я моргаю пару раз, глядя на него невидящим взглядом. Облизывая припухшие губы и пытаясь понять, что от меня хотят. А когда понимаю…

Порочная усмешка на его лице зеркальное отражение моей. Я неторопливо поднимаюсь, намеренно задевая ощутимый бугор на его штанах. И делаю шаг назад, выпрямившись во весь свой не самый выдающийся рост.

– Ну же, девочка, покажи мне, какая ты, – он откидывается назад, медленно лаская меня взглядом. Так, что становится жарко. Так, что хочется сжать колени и удивиться, откуда во мне столько страсти и желания. Но я не делаю ни того, ни другого, лишь шире расставляю ноги, уверенно расправив плечи.

Первыми на пол летят остатки блузки, легко скользя по обнажённой коже вниз. Стоит лишь изогнуться, двинуть плечом и куски ткани опадают к моим ногам лёгким светлым облаком. Пальцы медленно оглаживают бока, пробегаясь по чуть выступающим рёбрам, задевая старые шрамы и первый раз в жизни я не чувствую ни стыда, ни горящей, жгучей злости на саму себя. Я чуть изгибаюсь, очерчивая линию ремня на джинсах, забираясь за него, медленно покачивая бёдрами.

Телевизор что-то бубнит, создавая ненавязчивый, никому не нужный фон. Слова сливаются в единый поток звуков, превращаясь в пустоту. Где я не замечаю ничего, кроме текущего по венам жидкого пламени и голода. Голода тела, дорвавшегося до настоящих плотских утех и голода души. Жаждущей заполнить, наконец, ту удушающую пустоту одиночества где-то глубоко внутри.

Закрыв глаза, я медленно повернулась спиной к нему, расстёгивая ремень и пуговицу на джинсах. Издевательски неторопливо стягивая их по бёдрам вниз. Чтобы вышагнув из грубой синей ткани, ногой откинуть её в сторону, так же медленно повернув голову и глянув на него из-под полуопущенных ресниц. Испытывая на прочность и себя, и его. Заливаясь дьявольским хохотом в глубине души, когда именно он сдаётся первым, сокращая разделяющее нас расстояние. Хватая меня за руки и впечатывая спиной в ближайшую стену. Приподнимая над полом, легко удерживая на весу и срывая только мешающее нам бельё. Зажимая мои руки над головой, вынуждая обвить его ногами за талию, раскрываясь и подчиняясь чужой воле.

Но кто сказал, что в эту игру нельзя играть вдвоём?

– Терпение – высшая добродетель, – подавшись вперёд, я прикусила его подбородок, тут же невесомо скользнув губами вниз на шею. Оставляя ощутимый укус над самой ярёмной веной.

– И зря потраченное время, – от низкого, чувственного рокота, зарождавшегося где-то в его груди, вдоль позвоночника скользила дрожь. Предвкушения. Страха. Нетерпения.

Кольцо эмоций затягивалось всё туже, мешая дышать, лишая мыслей. Сворачиваясь в узел, оседая тяжестью внизу живота. Моё тело, такое безыскусное в чужих руках, наученное горьким опытом ничем не обязывающих связей, пело в его руках. Как самый изысканный, самый тонкий музыкальный инструмент. Я дрожала, текла, ждала, звала…

И не испытывала ни малейшей капли стыда. Ни тогда, когда мягкие губы обхватывают мочку уха, а длинные пальцы уверенно скользят по влажному лону, дразня и не делая ничего, чтобы прекратить эту пытку. Ни тогда, когда я прогибаюсь назад, зарываясь пальцами в чужие волосы, прижимая его голову к своей груди в надежде продлить эту сладкую пытку.

Едва сдерживая громкий стон разочарования, когда подведя меня к самому краю, он отступал. Самодовольно ухмыляясь и глядя на меня полным безмолвной жажды взглядом.

– Ещё…

Не стон – тонкий всхлип, почти мольба. Я плавилась от страсти, от жажды и зашкаливающего возбуждения. И воздух плавился вместе со мной, став вязким и осязаемым, оседающим на языке солёным привкусом пота, скользящих по коже.

– Пожалуйста…

Просьба, едва слышная, почти беззвучная. Откровенная в своём безграничном бесстыдстве. Уверенные пальцы скользят по внутренней стороне бедра, дразня и не притрагиваясь к самому сокровенному. Доводя до безумия и ломая любой намёк на сопротивление. Жадные губы пьют моё дыхание, оставляя после лишь иссушающее ощущение огня на потрескавшихся губах. И мне бы испугаться этого жуткого чувства покорности и безграничной власти над собой, сосредоточенной в одних руках, но…

– Моя.

Слово-клеймо, выжигающее отпечаток на душе, на сердце, на теле. Покорность, пронизывающая каждую клеточку моей сущности. Такая нужная, такая необходимая, такая естественная. Такая моя. Я не могла по-другому, не хотела и с радостью, с ошеломляющей тягой сдавалась на волю победителю. Чтобы пленить его в ответ. Притянуть ближе, ещё и ещё. Впиться в улыбающийся рот жёстким, жадным поцелуем. Окунаясь с головой в алое марево страсти. С каждым вдохом, с каждым прикосновением, с каждым движением погружаясь всё глубже в это безумие, разделённое на двоих.

Не желая, чтобы оно когда-нибудь прекращалось.

Звук расстегивающейся молнии лишь на какой-то краткий миг отрезвил меня, позволил отстраниться. Но лишь для того, чтобы в следующее мгновенье я подавилась вдохом, обвивая его шею руками и откидывая голову назад. Крепко зажмурившись, не в силах сдержать отчаянно-болезненный стон, сорвавшийся с прикушенных губ.

Движение. Медленное, садистски-дразнящее. Сильное, подавляющее, заполняющее до отказа. Легко удерживая меня одной рукой на весу, второй он вновь перехватил мои руки, уже привычно сжимая пальцами запястья. Прижимая их к стене и не давая мне шевелиться. Опаляя чувствительное место за ухом горячим дыханием и ласковым прикосновением губ. Обманчиво невесомым, слишком нежным.

– Моя…

Толчок, ещё один. Ещё. Всё так же сильно, властно. Доминируя и подчиняя. И мягкое скольжение языка по коже. Поцелуи, лёгкие и чувственные. Такие противоречивые и желанные. Эмоции переполняют, грозя вот-вот вырваться наружу. Скручиваясь в тугой узел внизу живота. Заставляя меня прижиматься крепче, выгибаться сильнее, дёргать руки, в попытке освободиться.

Приглушённый, жалобный стон срывается с губ. Я хочу, я не могу оборвать эту сладкую, мучительную пытку. Точно зная, как самодовольно усмехается в ответ этот невозможный мужчина, оставляя на моей коже следы-метки.

Страсть, бурлящая и закипающая. Нежность, прохладными прикосновениями разжигающая тёмную, первобытную похоть. Боль, оставляющая приятное покалывание в теле и пьянящее послевкусие подчинения. Усталость и одержимость. Желание и жажда. Всё слились в одно, спаивая нас воедино. Неделимые, единственные, половинки одного целого…

От начала и до последнего финального толчка. Ворвавшегося в моё тело с первыми волнами нарастающего оргазма, накрывающего с головой слепящим, невыносимым удовольствием. Срывающим с губ хриплый крик, сливающийся с чужим стоном. Оставляя после себя приятную, усталую опустошённость и томительную негу в душе, с робкой надеждой на то, что это ещё не конец. Глупой. Наивной. И такой неправильно желанной…

С трудом открыв налившиеся тяжестью веки, я посмотрела в дымчатые, поддёрнутые пеленой желания глаза мужчины. Хмурясь от того, что невозможно было понять, какого они цвета. Ему же было на это откровенно плевать. Обхватив меня за талию двумя руками, он навалился всем весом, вжимая меня в стену. Уткнувшись лбом в плечо, молча гладя пальцами влажную от пота кожу на спине. Очерчивая старые, полустёртые шрамы и тонкие, выступающие позвонки. Дразня по-прежнему слишком чувствительную кожу.

Медленно выдохнув, я скользнула дрожащими пальцами по его плечу, рисуя на гладкой коже невидимые глазу узоры. Упёршись затылком в стену и часто, слишком часто моргая. Не зная, что сказать, что сделать и подсознательно понимая, что слова, в общем-то, и не нужны. Вот только…

Тихо охнув, я удивлённо распахнула глаза, стоило ему пошевелиться. Так и не выйдя из моего тела, он поднял голову, уставившись на меня с лукавой и порочной улыбкой:

– Ты же не думала, что это всё, да, девочка моя?

– Что…

Ещё одно движение и я задохнулась очередным вопросом. Растягивая дрожащие губы в ответной ухмылке, не находя в себе ни сил, ни желания возразить. Чувствуя, как утихшее было возбуждение нарастает с новой силой. С каждой секундой промедления грозя превратиться в самый настоящий ураган, сметающий всё на своём пути.

Соблазн поддать ему был слишком велик.

То, что было дальше, слилось в одной большое, слепое пятно. Удовольствие, наслаждение, похоть. Здесь не было места сдержанности и каким-то ограничениям. Здесь я брала всё, что мне дают, не скупясь на ответ. Срывая голос от криков, поддаваясь соблазну и соблазняя в ответ. Доводя до точки кипения и жалобно трещавшую от этого мебель, крошившуюся в хватке сильных пальцев. Раззадоривая и совершенно не думая о последствиях. Пылко отвечая на любую провокацию, задыхаясь от удовольствия и срываясь камнем вниз. В тёмную, сладкую бездну чужих объятий и ласк.

Угомонились мы только под вечер. Когда первые лучи заходящего солнца вызолотили белый потолок спальни. Свернувшись клубком под горячим боком, я засыпала счастливой, утомленной. Лениво потёршись щекой о твёрдое, крепкое плечо, не желая расцеплять крепких объятий. Не видя, как задумчиво смотрят на меня чужие, колдовские глаза. Как нежно, почти благоговейно скользят по моему обнажённому бедру мужские пальцы. Лелея ту самую, глупую надежду, что это не конец. Что утром всё случившееся не окажется кошмарным в своей реалистичности сном.

Моё первое осознанное и самое заветное желание за долгие шесть лет одиночества.

– Как тебя зовут всё-таки? – сонно поинтересовалась, уткнувшись носом  в его грудь. С наслаждением вдыхая терпкий запах страсти и секса, смешавшийся с неуловимым ароматом нежных, хрупких лилий.

– Сай, – тихий смешок и мягкое прикосновение губ к виску. – Спи, девочка.

– Джо. Меня зовут Джо…

– Знаю, – ещё один смешок, и пальцы сжались на моём бедре с намёком. – Спи.

Вздохнув, я ещё раз потерлась носом о его грудь. И провалилась в сон, окончательно и бесповоротно. В счастливый, спокойный, безмятежный сон.

Оборвавшийся внезапно, резко. Как будто на меня ушат холодной воды вылили, вырывая из объятий сна. Под оглушающую трель телефона, надрывавшегося уж минут пять точно, где-то в глубине квартиры. Сдавленно застонав, я медленно села, отчаянно зевая и пытаясь вспомнить, что было вчера и почему мне так не хочется двигаться и что-то делать. Привычно потерев шрам над ключицей, я закрыла глаза, перебирая обрывки воспоминаний, мелькавших в голове. Чтобы тут же широко раскрыть глаза, оглядываясь по сторонам. Ища то, чего мне так отчаянно не хватало сейчас.

Того, кто мог заглушить нарастающее, всепоглощающее чувство пустоты и одиночества, разливающееся в душе. Топившее в холодной, зябкой, вязкой тишине все яркие, жаркие воспоминания.

– Чёрт…

Разворошенная кровать была пуста. Холодные простыни неприятно липли к обнажённому телу, укутывая дрожащие плечи. Они все ещё пахли сексом, страстью, лилиями. Но не могли дать того, что было необходимо. Не могли мне заменить его.

– Чёрт.

Медленно поднявшись, я тихо охнула от слабости, накатившей приливной волной. Шаркая босыми ногами по старому паркету, я направилась в зал, опираясь свободной рукой на стены. Мимоходом отмечая, что на память о вчерашнем госте мне ни осталось ничего. Ни крови, ни одежды, ни записки. Ничего, кроме тускневшей с каждой минутой памяти. Выцветающей, как старая фотокарточка.

– Чёрт!

Добравшись до комнаты и предсказуемо ничего не обнаружив, я ударила кулаком в стену. Ещё и ещё. Оставляя алые разводы от разбитых костяшек на светлых обоях. Сжимая зубы и сдерживая рвущиеся наружу всхлипы. Пытаясь хоть так вытеснить тоскливое ощущение пустоты там, где когда-то, почти вечность или минуту назад, была моя душа.

Ну или что там нынче цениться у Демонов Перекрёстков?

– Чёрт…

Ещё один удар, со всей дури, со всего маху. До хруста ломающихся костей. До боли, обжигающей нервные окончания, отрезвляющей затуманенный эмоциями разум. Бессильно прислонившись спиной к стене, я медленно съехала вниз, прямо на пол. Прижав колени к груди и сжимаясь в комок. Глотая одинокие злые слёзы, текущие по щекам.  Оплакивая ту глупую, робкую надежду, погибшую под давлением обстоятельств.

Невольно вспоминая табличку, висевшую над стеллажами с алкоголем за стойкой. «Оставь надежду всяк сюда входящий». Негласный девиз «Фатума». Девиз, который мне не следовало нарушать. Но…

Сколько времени прошло – я не знаю. Может час, может два. А может я провела в прострации всего лишь жалкие пять минут. Не знаю. Просто в какой-то момент я резко вскинула голову, вытерев щёки тыльной стороной ладони. Усилием воли запрещая себе думать обо всем случившемся.

Медленно поднявшись, я прижала концы простыни к груди, машинально шагая на кухню. Там меня ждала нетронутая пачка сигарет, отвратительный горький кофе и обезболивающее, спрятанное в недрах морозильной камеры. И надежда хоть ненадолго, но забыть обо всем.  О горящей огнём руке,  о ломоте во всём теле. В конце концов, о том, что грудь так и не начала ныть, как бывало после сильной эмоциональной встряски. Словно напоминая о том, чего у меня нет, и никогда не будет.

О моём грёбаном солумейте.

Хмыкнув, я вытащила пару ампул из старых, неприкосновенных запасов и вколола сразу двойную дозу. Тут же, на живую замотав пострадавшее место эластичным бинтом. Втайне надеясь, что той капли демонической крови во мне хватит, дабы залечить такую травму. И выбив сигарету из пачки, бездумно щёлкнула пальцами, выбивая искры на кончиках пальцев и прикуривая от них.

Ментол и корица. Невыносимое сочетание, обжигающее лёгкие и прочищающие мозги на раз. Недостаточно, чтобы скрыть рвущую на части боль и ощущение брошенности. Но вполне хватит, дабы взяв себя в руки, я потянулась к кофеварке, намереваясь сделать себе кофе. Безразлично скользнув взглядом по собственному откровенно помятому виду, отразившемуся в зеркальной поверхности холодильника и мимоходом отмечая странную гармонию тёмно-фиолетового и золотисто-карего цвета глаз.

Постойте-ка. Что?!…

Резко дёрнувшись в сторону, я рассыпала молотый кофе по полу, сбивая стоящий на краю стола стеклянный чайник от кофеварки. С громким звоном разлетевшийся на сотни, тысячи мелких осколков. Но я только медленно обвела взглядом остро блестевшие куски стекла и шагнула вперёд, протягивая руку. Скользя дрожащими пальцами по холодному металлу, невесомо обводя ими собственное отражение. Смотревшее на меня широко раскрытыми от ужаса глазами.

Разноцветными глазами человека, что встретил свою вторую половинку души. Своего человека или нелюдя.

– Да какая, блять, разница… – слабо выдохнула, опираясь ладонью на холодильник и кусая губы.

Какая разница? Кого это волнует, если твой соулмейт исчез в неизвестном направлении? Обрекая тебя на жалкое существование? На отголоски его эмоций и переживаний, от которых мне не помогут ни зелья, ни попытки оградиться от него щитами. На чёртово безликое, тягостное одиночество и отсутствие хоть каких-то отношений. Потому что никто и ничто не сможет составить ему конкуренцию.

Потому что никто и ничто не сможет заменить мне… Его.

– Фатум… – я горько рассмеялась, мотая головой и глотая слёзы. – Злой, мать его рок. Я устроилась в самый печально знаменитый бар города, даже не пытаясь искать свою пару. Я нашла её в переулке за ним. Чтобы, блять, узнать, что ему это нахер не сдалось. Вот уж действительно… Фатум. Чёртов, невозможный фатум…

Где-то там всё ещё разрывался мой телефон. Видимо, начальство заинтересовало моё внезапное и такое возмутительно наглое отсутствие. Но мне было плевать. И смеясь и плача, я повторяла на все лады одно единственное слово.

Фатум. Судьба. Злой рок…

– Дамы и господа… Леди и джентльмены… – хриплый, прокуренный голос конферансье дивно сочетался со звуками старого доброго блюза, наполняющего зал. – Мы рады приветствовать вас с нашем баре… В этот знаменательный час мы собрались… Чтобы раз и навсегда попрощаться со скукой и сукой-тоской! Дамы и господа, леди и джентльмены… Встречайте нашу милую Дотти… – голос понизился до заманчивого, зловещего шёпота. – И да разверзнется Ад, дамы и господа…

Блюз умолк, свет софитов сосредоточился на маленькой, круглой сцене. Дороти Стреч в своей хищной грации, в своей острой, неправильной красоте прошлась кончиками пальцев по микрофону. Нежно и собственнически, властно обхватив стойку, наклоняясь вперёд и кидая на зрителей пронзительный, звериный взгляд. Чтобы спустя мгновение сорваться на заводную, быструю, ритмичную песню. Призывая целовать, целовать, целовать…

Целовать до самой, мать его, Смерти.

Я медленно затянулась, пуская сизый дым в потолок. Терявшийся где-то в мрачной глубине, скрывающей искусную лепнину вокруг монструозных люстр. Прислонившись к стойке с алкоголем, я курила, скрестив руки на груди и скользя безразличным взглядом по беснующейся толпе. Бьющейся в экстазе, прожигающей жизнь. Не способной остановиться, сорившей деньгами налево и направо. И кричащей в экстазе, вившейся вокруг всё той же маленький, скромной сцены.

 Хмыкнула, склоняя голову набок. Томный, дразнящий, резкий голос милой Дотти наполнял зал, одурманивая  и завлекая глупцов и простофиль, жаждущих развлечения дурачков. Она скользила у самого края, маня и убивая наповал. И никто, никто из восторженных зрителей не замечал, как по особому зло блестят её звериные, чУдные глаза. Как хищно скалятся ровные, острые зубы, прятавшиеся за алыми, пухлыми губами. Изгибающиеся в предвкушающей, опасной улыбке.

Преисполненной ожидания такой же лёгкой добычи.

Неторопливо затянувшись в последний раз, я затушила сигарету в пепельнице и так же медленно одёрнула рукава любимой, форменной блузки. Кипенно-белой, со строгим, накрахмаленным воротничком. Так удачно скрывающим алеющие метки на коже. Всё, что осталось на память о безумной встрече.

Всё, что напоминало мне о Нём на протяжении последних семи дней.

– Всё нормально? – Корги бросил на меня полный скрытого сочувствия взгляд. Ловко разливая горькую текилу по бокалам для двух степенных, пожилых дам.

Пожиравших мускулистого бармена далеко не светскими, жадными взглядами.

– Да, – заправив за ухо прядь волос, я ловко подкинула шейкер. И тут же заучено улыбнулась новому клиенту, задавая уже привычный вопрос. – Чего желаете?

– Виски. С содовой. И без вашего этого льда, – брезгливо сморщился молодой, холёный паренёк, вальяжно навалившись на стойку. Смерив меня оценивающим взглядом, небрежно бросил: – Девочка не желает познакомиться поближе?

– Нет, – это слово, прозвучавшее из чужих уст, ударило в грудь до вспышки фантомной боли. Сдержанно улыбнувшись, я небрежным жестом ткнула на табличку, висевшую у меня за спиной. – Правила бара запрещают путаться с неизвестными. Ваш заказ.

– Ну и зря…

– А мне похер, – ещё раз улыбнувшись, я тут же переместилась, принимая новый заказ. Затем ещё один и ещё. Мимо нас мелькали мужчины и женщины, бедные и несчастные девочки, и богатые, золотые мальчики. Пары и одиночки, влюблённые и не очень.

Жаждущие только одного. Запретного, тёмного удовольствия. Исполнения самых страшных, самых сокровенных желаний. Какими бы они не были.

Праздник набирал обороты, стягивая тугой узел из эмоций и чувств. Питая моё истекающее болью и одиночество сердце чужими страданиями и эйфорией. Заливая нывшие душевные раны хмельной страстью и горькой похотью. Предлагая мне повод и причину просыпаться по утрам, вставать по вечерам и проживать день за днём, снова и снова. Заново научившись дышать и говорить, заново становясь самой собой. Той самой циничной, прожжённой стервой Джо.

Барменом из «Фатума», лучшим сотрудникам месяца, года и последних трёх лет.

Который не имел никакого, дьявол его побери, отношения к той маленькой, наивной девочке Джоанне. Мечтательной, влюблённой дурёхе, снова и снова подставляющей себя под острый нож реальности. Забывающей о том, как больно потом собирать себя вновь, по осколкам, по маленьким, хрупким кусочкам.

Крепко зажмурившись, я упрямо тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. И всё же сосредоточилась на том, что помогало забыться. На своей самой искренней, самой взаимной страсти. Алкоголь, коктейли, бар.

«Фатум» любил своих демонов. А мы, демоны «Фатума», любили его в ответ.

Мерно тикал внутренний метроном, отмеряя время, оставшееся до конца смены. Похожей на сотни таких же ночей до неё и всё же, самую малость, другой. Здесь веселье и смех, похоть и азарт лились рекой. Наслаждение и вседозволенность заключались в рамки, выходя за них. Дотти пела и пела, выводя любимые хиты, разжигая, разливая жидкий огонь по телу. Согревая, сжигая изнутри. Официанты скользили меж столиков, сверкая белозубыми улыбками, уверенно, точно и в срок, выполняя каждый заказ. Девочки-танцовщицы тихо хихикали, кокетничая напропалую и ведя охоту на незадачливых зевак. И только одна из них, новенькая, Эббигейл Фокс стояла в стороне, скованно улыбаясь, зажимаясь от прикосновений чужих.

Она попала сюда в тот самый злополучный вечер. Попала, чтобы попытаться исправить свою судьбу. Вызывая понимающие смешки у коллег и старожилов бара в ответ на заявление, что она здесь не насовсем.

Милая, наивная Эбби. Она ещё не знала, что «Фатум» пропитывает тебя насквозь, раз и навсегда. Он как медленный яд проникает в кровь, отравляя собой. И тот, кто однажды шагнул в эти двери, не сможет больше отсюда сбежать. А после – и не захочет, откровенно наслаждаясь происходящим здесь так же, как наслаждается каждый из нас.

И всё же, каким бы точным ни был мой внутренний метроном, ночь подошла  к концу внезапно. Просто обрушившись вдруг осознанием того, что в зале больше нет посетителей. Что персонал неторопливо прибирает валявшийся на полу мусор, судача обо всём и ни о чём, а шеф… Наш шикарный, непревзойденный шеф с довольной улыбкой сытого кота тасуя потёртую колоду карт, предлагая новичкам поставить на кон собственную зарплату.

Искренне огорчаясь, когда с каждой минутой желающих расстаться с кровно заработанными деньгами становилось всё меньше и меньше. Слава о его шулерской натуре была слишком велика, чтобы её сдержать.

– Эй, Джо! – я лениво приоткрыла глаза, вопросительно глянув на привалившегося к стойке Грегори. Сверкавшего белозубой улыбкой демона-искусителя. – Паршиво выглядишь. На что подсела?

– На безответную любовь, – зло хмыкнув, я в последний раз скользнула мягкой ветошью по поверхности стойки. И повела плечами, убирая шейкер на место.

– У-у-у… Бросай это дело. Давай лучше ко мне. Я помогу тебе избавиться от этой пакости, – улыбка Грегори стала шире, а в голосе появились похотливые нотки. От которых внутренности скрутило неприкрытым отвращением.

Поддавшись вперёд, я заглянула ему в глаза и медленно протянула, окинув его откровенно оценивающим взглядом:

– Прости, но не интересует. Тем более, что дома меня ждёт злой, голодный и очень недовольный моим отсутствием мужчина. И он куда лучше тебя. Адьёс!

Щёлкнув пальцами прямо перед его лицом, высекая острые искры магии. Тихо посмеиваясь от испуга, мелькнувшего на лице официанта. И, засунув руки в карманы джинсов, уверенно зашагала в сторону служебки и чёрного входа. Стойко игнорируя всё те же, такие опостылевшие, понимающие взгляды. Особенно остро реагируя на сочувствие со стороны Дотти.

Искреннее, звенящее и отвратительное. Оставляющее липкий след на коже и вязкий привкус на языке.

Отмахнувшись от очередного предложения выпить, я забрала вещи и натянула неизменное, любимое пальто. Поношенное, потёртое и родное. Поправив шляпу, я шагнула в двери, остановившись посреди крыльца. Бездумно скользя взглядом по тупику, прекрасному в своей неизменности.

– Ну хоть что-то осталось прежним, – дёрнув плечом, я нашарила в кармане пачку сигарет, закуривая и пуская дым в холодное, предрассветное небо. Зябко кутаясь под порывами кусачего, ледяного ветра. Устало перебирая вившиеся в голове мысли на уже опостылевшую тему.

Неделя. Семь чёртовых дней, проведённых в тумане непонимания, недоверия и тоскливого одиночества. Жить по инерции, по привычке. Разбавляя бессонные, бесцельные дни яркими, жгучими ночными сменами в «Фатуме». Раз за разом возвращаясь в пустой, тёмный дом, где меня никто не ждёт.

Хрипло хохотнула, качая головой. Ах да, не совсем никто. Теперь каждый мой день скрашивает пушистый щенок, найденный мною в ближайшей подворотне. Озлобленный, ожесточённый, уляпанный чьей-то кровью. С большими лапами и ярко-жёлтыми, звериными глазами. Мы не понравились друг другу с первого взгляда, я отвесила ему пинок, он прокусил мне ладонь. И, видимо, нам обоим нужен был кто-то, кого можно было так откровенно не любить. Закрывая глаза от ласковых почёсываний за косматым ухом и нежных прикосновений мягкого языка к забинтованным ладоням.

Пытаясь хоть так заполнить ледяную пустоту в груди.

Ещё одна затяжка. Медленно выдохнув носом дым, я затушила сигарету в пустой жестяной банке из-под пива, стоящей на краю перил. Семь дней бессмысленного ожидания. Потерев шрам над ключицей, я нахмурилась, закусив губу. Пожалуй, это слишком мало, чтобы забыть. И слишком много, чтобы продолжать ждать дальше. Ждать, когда раздастся стук в дверь и на пороге появится мой соулмейт. Ждать и разочаровываться раз за разом.

– Да пошёл он, – криво усмехнувшись, я засунула руки в карманы пальто, сбежав вниз по ступенькам и бодро зашагав в сторону дороги. Не глядя по сторонам, пиная попадавшийся под ноги мусор.

Препятствие на пути к выходу из тупика стало полной неожиданностью. С размаху врезавшись в кого-то, я нелепо взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие. И чуть не грохнулась на землю, если бы не уверенные руки, успевшие ухватить меня за талию. Прижимающие к горячему, чужому телу так крепко, что становилось трудно дышать.

– Простите… – глубоко вздохнув, я попыталсь осторожно высвободиться из ненужных, неуместных объятий. Недовольно поджав губы, когда меня стиснули крепче, не давая пошевелиться. – Эм… Отпустите меня. Пожалуйста.

Просьбу самым наглым образом проигнорировали. Но возмущение тут же утихло, сменившись крупной, предательской дрожью, когда неизвестный спаситель опустил голову ниже, согревая кончик моего уха своим горячим дыханием:

– Таким хорошим девочкам негоже в одиночку ходить. Особенно в этом районе. Особенно таким, как ты…

Знакомые хриплые нотки проникали в самую душу. Заставляя сердце биться быстрее. Сращивая разодранную в клочья связь, вибрирующую где-то глубоко внутри. Сшивая по живому бедную, израненную душу. Задохнувшись от всколыхнувшейся бури эмоций, разрывавшую изнутри, я упёрлась руками в широкую грудь, резко вскинув голову вверх. Недоверчиво глядя в такие знакомые, такие разноцветные глаза.

Такие же, как у меня.

Взгляд. Жадный, властный, упоительно нежный. Ухмылка, самодовольная и дразняще порочная. Невыносимая, невозможная. Заставляющая улыбнуться в ответ. Ощущая кожей, как рушатся с такой тщательностью выстроенные мною стены и щиты. Как обнажаются мысли, душа, сердце. Сдаваясь без боя яростному напору чужих эмоций и чувств, раздувая потухший огонь в душе.

Огонь, грозивший спалить всё к Дьяволу. Без остатка. Без сожаления.

– Сай… – беззвучно выдохнула, растворяясь в ощущении безграничной принадлежности. Единства. Неделимости. Духовного родства.

Обида? Злость? Ничего не осталось внутри. То ли от того, как осторожно и ласково скользят его пальцы по моей щеке. То ли от мягких, чувственных поцелуев, обнулявших злые, обидные мысли и желания. То ли от того, как крепко, собственнически держали меня в объятиях его руки. Раз и навсегда утверждая своё право на меня.