Текст книги "Империя Инферно. Несущие Свет"

Автор книги: Юлия Щербинина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Юлия Щербинина
Империя Инферно. Несущие Свет

Пролог

Это произошло уже второй раз за ночь.

Не успел лекарь закончить осмотр больного, как граф распахнул налитые кровью глаза и с воплем выгнулся дугой. Вот уже второй раз он бился в конвульсиях, кричал не своим голосом и судорожно мотал головой, но никто не мог понять, что с ним происходит, и что ещё нужно сделать, чтобы это наконец закончилось.

Из последних сил четверо дворовых слуг удерживали графа в постели, но больной – или одержимый? – буквально зверел от каждого прикосновения, яростно рычал и извивался так, как если бы его пытались удержать в кипящем котле.

Минута борьбы, лёгких травм, ужаса всех обитателей усадьбы, и крики начали стихать. Несколько раз граф дёрнулся в судорожных припадках, сомкнул веки и безжизненно обмяк в руках дворецкого и камердинера.

Аккуратно, чтобы не разбудить едва притихшее лихо, они опустили его на кровать и обернулись к бледному лекарю.

– Живой ещё. Сердце тарабанит, аж сквозь кожу видно.

– Д-да п-омилует нас Свет Несущий! – заикаясь, просипел лекарь. – Что… что это было?!

– Прям во время ужина свалился, – проговорила молодая служанка. Её трясло с ног до головы. – Весь в жару, без сознания… Мы его в постель, а он… Вы сами всё видели!

– Он с прогулки вернулся, под ливень, – сообщил лекарю статный дворецкий. – Сюртук весь в грязи, и сам барин какой-то помятый. С коня, видать, упал.

– Руслан Романович с трёх лет в седле, – усомнился камердинер, потирая ушибленное плечо.

– Ежели и с коня… – пробормотал лекарь. – Я осмотрел, сотрясение у него сильное. Критическое. Но чтоб такое состояние перенести на ногах…

– Как ни в чём не бывало вернулся, и преспокойно себе за ужин!

– Для этого выдержка нечеловеческая нужна. – Лекарь промокнул платком вспотевшую лысину и с досадой выдал: – И как только не истязают себя эти аристократы, чтобы казаться нечто большим, чем биосоциальным существом! Сотрясение бы пережил. А вот сердце… Сердце у него нехорошее совсем. Ох нехорошее.

– Сколько, Арсений? Сколько ещё осталось? – тихо спросил лакей.

Множество тревожных взглядов охватило лекаря.

Он боязливо приблизился к постели и приложил руку ко лбу больного. Горячее лицо графа исказилось в гримасе боли.

Дворовые не соврали. Все жилы на его теле бились, как кулаки об спасительную дверь. Казалось, вот-вот кожа лопнет, и из артерий брызнут фонтаны крови.

Лекарь попятился.

– Обтирайте мокрыми полотенцами… Постоянно обтирайте. Не то заживо сгорит. И готовьтесь.

В воздухе завис ещё один страшный вопрос.

– К чему же нам готовиться, Арсений? – осмелился задать его дворецкий.

Со вспышкой молнии раскатился такой мощный гром, что в окнах задребезжали стёкла. Электрические лампы замигали и погасли, густая темнота обволокла каждый закуток усадьбы. С неба хлынули тяжёлые водопады.

Слуги торопливо зажгли свечи на настенных канделябрах, а служанка, прихватив на подмогу одного из лакеев, убежала за водой и полотенцами.

Лекарь смотрел в окно сквозь танцующие на стекле рыжие блики и думал о том, что сегодня не вернётся домой. Покинуть родовую усадьбу Волхонских этой ночью не сможет никто. Смерть бродила по Александрийской губернии в поисках жертв, и, почти наверняка, первым из них будет последний представитель древнего графского рода.

К чему же теперь готовиться?

«Одному Свет Несущему известно, – устало подумал лекарь. – Да помогут нам его божественные демоны».

Глава 1 «Возвращение»

Гром… Монотонный шум дождя… Хриплый стон. Кажется, его собственный. Он попытался открыть глаза, но тут же зажмурился, ослеплённый ярким светом.

«Что со мной?»

Кто-то изумлённо ахнул и затопал по ламинату. Прозвенела разбившаяся ваза.

«А, не важно».

И снова тишина.

Вдруг звуки окружающего мира вернулись в сознание, – а может, вернулось само сознание? – и будто бы из-под толщ воды стали доноситься чьи-то голоса.

Слов он разобрать не смог, ещё раз попытался поднять веки и увидел размытые пятна.

– Вы слышите меня? Руслан Романович!

Чей-то силуэт то расплывался, то резко обретал очертания.

«Да что ты тут… мерцаешь? Отстань!»

Этот некто не отставал. Всё говорил что-то, звал, махал рукой перед лицом. Вскоре более смелые руки принялись ощупывать лоб, измерять пульс, задирать веки так, что едва не вылезли глазные яблоки. А после настойчиво защёлкали пальцами перед глазами. Руслан моргнул.

– Во-от, правильно. Смотрите на меня, Руслан Романович! Вы меня слышите?

– Никого он не слышит.

– Не мешайте! Руслан Романович! Вы помните, что с вами произошло?

«Произошло? С кем?»

– Принесите воды, срочно! Он весь обезвожен. Ой, беда!

«Со мной произошло? А со мной… что-то произошло? Где я, чёрт возьми?»

Голову приподняли с подушки, стали лить в рот питьевую воду, и её тонкие струйки защекотали гортань. Глаза тут же заслезились, горло порезал сухой кашель, и затёкшее тело оживили рефлексы. В ушах перестало звенеть, и, откашлявшись, граф осушил весь стакан.

– Вот умница, – как ребёнка, похвалил его обладатель настойчивых рук, аккуратно опустил на подушку и продолжил возвращать графа к жизни каким-то рассказом.

Он всё говорил и говорил что-то, а его слова то и дело сливались в один тягучий сгусток.

«Волхонский? Я?.. Упал… Конь… Конь упал?.. Куда? Что он несёт?.. Ты кто вообще?!»

– Вы упали с коня, понимаете меня, Руслан Романович? Ваш конь. Раскат, помните? Вам его графиня Виктория ещё жеребёночком подарила…

Перед ним туда-сюда двигались две безликие головы, а через минуту – или тридцать – слились в одну и обрели черты. Чуть ли не по-детски наивное, улыбающееся лицо казалось очень знакомым. Лекарь. Как его… Арсений или вроде того.

– Помню.

– Вот и чудно! – как дитя, заулыбалось лицо, изрезавшись морщинами. – Ну и напугали же вы нас, Руслан Романович! Неделю беспробудно… Вам надо восстанавливать силы, есть, пить и не напрягаться. Это настоящее чудо, что вы пришли в себя. А ещё я вам хочу сказать… – Глаза наивного лица растерянно забегали. – Настоятельный мой вам совет – откажитесь от алкоголя и кофе. У вас появились проблемы с сердцем, дорогой мой. Уж больно оно стало активное.

И только сейчас до него дошло.

«Упал с коня!»

Действительно. Был дождь, как и сегодня, если слух его не обманывает. Правда, тогда он быстро закончился. Руслан мчался по лесу. Куда мчался, зачем? Видно, очень было нужно. А потом обрушилось небо, земля взлетела на воздух, и они затеяли игру, наперегонки меняясь местами и принося своей забавой сильную боль и головокружение. К горлу подступала тошнота, в ушах звенело, перед глазами то темнело, то прояснялось.

А дальше…

Руслан зажмурился и мотнул головой. Картинки воспоминаний были размытыми и непонятными как сон, ускользающий по пробуждению.

Вокруг дремучий лес, ни одной живой души. Мокрая трава, плывущие тёмные тучи. И вороны. Бесчисленное множество ворон. Они кружат прямо над ним рваным чёрным смерчем, и всё кричат, кричат…

От воспоминаний закружилась голова.

«Так, всё. Хватит на сегодня».

Он неуклюже перевернулся на бок и закрыл глаза.

Да. В тот день бешеные вороны атаковали весь небосвод.

* * *

Дни и ночи слились в один отрывистый промежуток. Часами, или днями, или неделями – как тут разберёшь? – граф Волхонский то спал, то скользил пустым взглядом по стенам и высокому потолку. Не хотелось абсолютно ничего.

Слуги приносили еду, что-то мямлили и оставляли на тумбочке поднос, а к обеду забирали остывший завтрак обратно. Приставучий лекарь читал нотации о необходимости питания и влияния на ослабленный организм белков и углеводов. В конце концов, он так достал графа, что тот стал укутываться с головой в одеяло и отворачиваться к стене, стоило толстому, жалостливому лицу возникнуть в дверях.

А по ночам Руслану снился один и тот же странный сон.

Граф стоял у кровати и смотрел на свои руки. Он точно помнил, что шрамы в форме зигзага были на левом запястье, а два старых пореза – на правой руке, чуть ниже локтевого сгиба, но никак не наоборот. В детстве ему сломали мизинец, и кость срослась неправильно – до сих пор при близком рассмотрении можно увидеть лёгкую деформацию. Теперь пострадавший палец мистическим образом переместился с левой кисти на правую. Всё же смирившись с этим фактом, граф замечал, что не только он, но всё вокруг стало словно бы зеркальным отражением бытия.

Спальня окрасилась в чёрно-серые тона, и в то же время это была не типичная ночная палитра. Обычно мрак поглощает всё, до чего прикасается, а Руслан видел каждую мелочь. Каждый мазок красок ничего не передающих картин, каждую застывшую каплю воска на огарках свечей, хмурое лицо позолоченного всадника и мускулы его коня. Идиотская статуэтка. Слишком много неестественности и пафоса. Как и в даме, что всучила ему сей подарок. Коллекцию револьверов он разглядывал издали во всех деталях, несмотря на то, что за последние годы его зрение несколько упало. Вазы и статуэтки в нишах, письменные принадлежности на лакированном столе, витки ручек шкафа, узоры на обивке кресел – ничего не скрывала от него эта необычная тьма. Зеркало в серебряной раме обратилось сплошным матовым пятном.

Не чувствуя собственного тела и не слыша шагов, граф подходил к одному из больших в пол окон, и то, что представало перед ним, захватывало дыхание. Если бы в этой реальности можно было дышать.

Миллиарды нитей дождя беззвучно тянулись с туч к земле. Медленно. Просто нереально медленно. Ползли по незримым воздушным тоннелям и въедались в ребристую поверхность чёрных луж. Растительность словно ожила. Высокая берёза бесшумно скребла когтистой ветвью по стеклу, садовые яблони лениво подтягивались, как после долгого сна. Руслан видел, как шевелится каждый их лист. Всё, что происходило вокруг, надолго завораживало, придавало забытью и покою.

Граф неприхотливо наблюдал за чудесами замедления времени и не думал ни о чём. Здесь он был один, наедине с собой, без нудных слуг и собратьев-аристократов. Просыпаться не хотелось. Руслан чувствовал себя полностью невесомым и почти наверняка знал, что может оторваться от пола и взмыть к манящим небесам.

Но вдруг душу пронзал леденящий страх. Что-то не так. Что-то здесь было такое, от чего земля уйдёт из-под ног, а сердце вырвется наружу.

Со страшным предчувствием он оборачивался к кровати с отдёрнутым балдахином и видел на ней своё собственное тело.

Эти сны сразу же обрывались. Руслан подскакивал в постели и с ужасом смотрел в то место у окна, где только что стоял, но самого себя он там, естественно, не видел. Всё вокруг становилось прежним…

* * *

Одним безоблачным ветреным утром дверь распахнулась, и в спальню бесцеремонно ввалился рыжий мужчина с кустистыми рыжими бакенбардами и пенсне на курносом носу.

– Романыч! – воскликнул он, швырнул на стол цилиндр и белые перчатки. – Наводнение, пропади оно пропадом, сошло, ураганы стихли, а от тебя ни слуху, ни духу! Мы с тобой – страшно сказать! – почти две недели не куролесили. Сегодня электричество заработало, и я ж тебе с утра звоню, спросить, как ты тут. Вдруг спился один, да без меня! Или ещё чего. Как в воду глядел! Отвечает мне твой дворецкий, мол, беда, неладно с барином – чуть не отошёл. Я сюда, ни свет, ни заря, а мне девки дворовые такие страсти давай рассказывать! Ты как же ж так умудрился, да с коня-то? Говорил я тебе тогда – пошли ко мне, развеемся, а ты упёрся – домой пойду, да сам! Ну и что, доволен? Ни на день тебя нельзя оставить без присмотра, как дитё малое!

Он говорил так быстро и возбуждённо, что Руслан спросонья не разобрал и половину слов. Даже не понял, кто перед ним.

Рыжеволосый повесил чёрный плащ-крылатку у двери, спешно пригладил взъерошенную шевелюру и сел у него в ногах.

– Ну-у-у, Руслан Романович, и запустили же вы себя! Волосы точно швабра, лицо как моя щётка для обуви. И не стыдно, ваше сиятельство граф?!

– Стёпа? – прохрипел Руслан и сел на кровати.

«Точно. Стёпа! В тот день он был со мной».

– Ну во-от! А говорят, не узнаёт никого! – жизнерадостно осклабился рыжий. – Я-то им сразу сказал, что барона Гайдарова не узнать невозможно! Даже пари хотел заключить с твоим камердинером, да жалко его стало. Он ведь…

«Да. Мы ездили верхом за Марийской Долиной. Потом начался дождь, и Стёпа уехал домой. А я… я…»

– …всем щас тяжко, сами на грани разорения, а им-то каково! Ох и хлебнём же мы сейчас хлопот, все – поголовно! Урожаи не спасём – уж всё затопило. А вот дома порушенные и владения наши восстанавливать надо. У меня вот ураган, падлюка, пол-леса свалил, ты представляешь?

Руслан перевёл непонимающий взгляд на барона.

– Как затопило? – прохрипел он, и Гайдаров едва не захлебнулся в эмоциях.

– Романыч! Пока ты мохнатым овощем в постели валяешься, всю губернию едва не смыло с лица земли!

И он рассказал то, отчего графу захотелось вновь провалиться в беспамятство.

Всё началось в роковой день их последней встречи. Как утверждали дворовые, граф слёг в разгар разбушевавшегося ненастья, а буквально за несколько минут проливной дождь и порывистый ветер переросли в ураган. На земли обрушилась страшная буря.

Столь мощных стихийных кошмаров на своём веку не видывал ни один житель империи Инферно. От раскатов грома тряслись деревянные стены, без конца мерцающие вспышки молний наводили на людей панику. Ливень, гроза и град замуровали население в лишённых электричества домах на нескончаемые шесть дней.

Ураганы обращались смерчами, вырывали с корнями деревья и вместе с элементами кровли и заборов разносили по городам и деревням. Дожди не прекращались, наводнение погубило все урожаи и унесло добрую часть скота. Всё вокруг гибло.

Как будто разгневанные за что-то демоны послали на землю страшную кару.

Но на седьмой день божественные демоны смиловались, и всё прекратилось. Просто взяло и прекратилось, так же внезапно, как и началось. Ещё ночью мир словно бы готовился принять в жертву всё живое, а к полудню сквозь спешно убегающие тучи стало игриво выглядывать солнце. Воды сходили в океан, реки и озёра, расширяя их берега. Как ни в чём не бывало, защебетали птицы, на полумёртвые леса и зыбкие болота, бывшие когда-то лугами, вышли голодные дикие звери.

Под последние раскаты грома и предсмертный стон уходящего ветра, вопреки прогнозам лекаря и ожиданиям дворовых, и пришёл в себя истощённый и посеревший граф Волхонский.

– Ну и вот, уже то ли четвёртый, то ли пятый день, как всё стихло. Так, иногда накрапывает дождина, чтоб не расслаблялись, – рассказывал Гайдаров, пожимая плечами. – Я сегодня первый раз за ворота нос высунул. Грязищи везде! Кареты не проедут, только верхом. И то моя Цикада местами еле копытца волокла. Так что, вставай, лентяй, будешь моей кобылке ножки чистить. Из-за тебя, непутёвого, пострадала. И побрейся уже, наконец! Позорище! Где твой цирюльник?

– Сколько же времени прошло, с тех пор как… я упал? – заторможено проговорил граф. Степан задумался.

– Ну… дней десять получается или около того, – ответил он, почёсывая бакенбарды, и тут же встрепенулся. – Завалялся ты, однако, мохнатый! Сейчас вон солнышко светит, по утрам, правда, холодновато, а ночами так вообще морозит. Но ничего – скоро отогреемся, всё кругом высохнет, и вперёд, земли восстанавливать! Работы непочатый край – дороги все побиты, у крестьян половина домов без крыш осталась, а урожаи так вообще потеряны, всё уж сгнило. – Беспечность в его голосе постепенно угасала, а с последним словом и вовсе ушла во мрак. – Разоримся мы, Романыч… Того гляди, и жрать скоро будет нечего. Нам теперь остаётся только уповать на милость божественных демонов.

– Если они вообще существуют… Эти твои божественные, – апатично прохрипел граф.

Но барон не слышал и всё заливал:

– Если император Владимир нам не поможет… Да чего я говорю? Разумеется, поможет! Где ж оно видано, чтоб великие основатели империи бросили свой народ в беде! Ой, ну тебя, Романыч! Сам неисправимый пессимист, ещё и меня в тоску вгоняешь!

Он натянул перчатки, облачился в плащ, надел на голову цилиндр и взглянул на Руслана уже с любопытством.

– Всё никак не спрошу. А чего это за побрякушка у тебя на груди висит?

Руслан продолжал смотреть в пустое пространство, а когда опомнился, нащупал на шее цепочку, опустил руку ниже и обхватил неизвестный предмет.

Это было большое, размером с половину ладони, каменное распятье. На нём, словно живая, высечена обнажённая женщина с пустыми белками несчастных глаз. Тугими кольцами от ступней до плеч её обвивала огромная змея с распахнутой пастью.

Руслан так долго смотрел на свою находку, которую в упор не замечал несколько дней, что Степану стало не по себе. Помявшись, он настороженно позвал:

– Романыч?

Граф разжал пальцы и обеими руками прикрылся одеялом.

– Да так… Ничего, – выдавил он из себя, опустился на подушку и закутался с головой, совсем как ребёнок, прячущийся от монстров в тёмной комнате.

Гайдаров оторопело смотрел на фигуру друга. Заметил муху, усевшуюся на остывший завтрак, опять почесал бакенбарды, со вздохом скинул с головы цилиндр и широким шагом приблизился к кровати.

– Так, ну всё, хватит! Романыч! Ты мне это прекращай! – Он сдёрнул с графа одеяло. – Ты скоро не только волоснёй, но и мхом обрастёшь. Я пошёл за Танечкой… ну в смысле… за служанкой твоей, пусть уберёт тут за тобой, непутёвым. А ты пока вставай и приводи себя в порядок. Скоро обед!

Он кинул одеяло на кресло и, выйдя из спальни, стал громко созывать прислугу.

По комнате гулял сквозняк. В открытые окна врывались голоса крестьян, стук молотков, скрип колёс гужевых повозок, ржание лошадей и пение птиц. Жизнь продолжала свой обыденный ритм.

Полураздетый, обросший щетиной, Руслан сел на кровати и сжал в кулаке каменный крест. Мысли извивались в голове туго запутанным червивым клубком, и как ни призывай такую уже привычную спасительную апатию, она не наступала. Ещё и в дверь постучали. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы голос прозвучал достаточно громко.

– Что?

Дверь скрипнула, и в комнату вошли. Граф ждал, пока служанка заберёт недоеденный завтрак. Он так и не мог заставить себя есть. Не было аппетита.

Шаги стихли за спиной, но звона посуды не поступило.

– Добрый день, Руслан Романович.

Он нахмурился и глянул через обнажённое плечо.

Перед ним стояла молодая девушка в длинном приталенном платье из струящегося шёлка цвета серебра. Её ярко голубые глаза сверкали бриллиантовым блеском, чуть завитые длинные волосы переливались на солнце и падали на миниатюрные плечи и спину тяжёлыми соблазнительными локонами. Выраженные аристократические скулы, тонкие губы и холодная бледность завораживали взгляд, придавали её чарующему образу царственную неприступность.

Некоторое время оторопевший граф молча осматривал её через плечо. Только потом развернулся, спустив на пол ноги, расправил плечи и откашлялся.

– Добрый. Мы знакомы?

Она улыбнулась лёгкой, загадочной улыбкой.

– Закат, лес, ужин в соседней усадьбе, не помните? Неужели за эти пять лет я так изменилась, Руслан Романович?

Изменилась, это было очень мягко сказано! С огромным трудом граф узнал ту диковатую девчонку в обворожительной девушке, что стояла перед ним. Да и что стесняться выражений – пожалуй, в самой красивой из всех, что он когда-либо встречал.

Граф хорошо помнил то случайное знакомство. Одним весенним вечером он возвращался домой от Гайдарова и наткнулся на пятнадцатилетнюю Веру прямо в лесу. Тогда, по её словам, она впервые вышла на прогулку без сопровождения и не смогла сама найти дорогу домой. Разумеется, бросить её одну посреди леса Руслан не смог. В благодарность за помощь Вера уговорила мать пригласить его на ужин, а он из простого любопытства к никому неизвестной, как выяснилось, неполной семье, согласился.

Вечер пролетел незаметно. Оказалось, что за свою жизнь Вера почти никогда не выходила за ворота собственного дома и попросту не имела представлений о том, как живут другие люди. За графа она ухватилась, как за проводника в большой мир, жадно расспрашивала обо всём на свете, восторгалась, не стеснялась задавать глупых вопросов и вдоволь позабавила его своим наивным восхищением. Её мать Анна весь ужин молчала, и Руслан, которому весьма льстило повышенное внимание Веры, вспомнил о ней, только когда слуги сообщили ему о позднем часе.

Эту семью он больше не видел. Проезжая однажды мимо их дома, Руслан заметил на воротах замок. Ни через неделю, ни через месяц и год они так и не открылись.

И вот, спустя годы, встреча снова состоялась.

Граф улыбнулся.

– Что ж, с возвращением вас… мадемуазель.

– Бросьте, Руслан Романович! Какая я вам мадемуазель?

– А какой я тебе Руслан Романович?

Её смущённая, но чарующая улыбка придала его забвению. Вера опустилась на кровать подле графа, как бабочка на помятый цветок. Руслан взглянул на её нежную руку и горько усмехнулся.

– Ты чего? – робко спросила она.

– Я бы поцеловал твою руку, да боюсь, у тебя раздражение появится, – сухо ответил он, отведя взгляд.

– Да, выглядишь неважно, – в свою очередь виновато призналась Вера. – Как же ты так, Руслан? Слуги сказали, ты чудом выжил…

– Преувеличивают. Ты-то где была все эти годы?

– У родственников. Но теперь я вернулась домой.

– Вместе с матерью, я полагаю? – спросил он с тихой надеждой на обратное.

Вера опустила глаза и слегка отодвинулась от него.

– Её больше нет, Руслан. Давай не будем об этом.

– Как скажешь, – немедленно отреагировал граф. На самом деле, её нелюдимая, странноватая мать была последней, кто его сейчас интересовал. Напротив, отсутствие Анны давало множество самых интересных привилегий.

– Я вернулась ещё до наводнения, а здесь, кроме тебя, у меня никого нет, – проговорила Вера приятным грудным голосом, в котором сквозила нотка грусти. – Ты, наверное, помнишь, какой затворницей была моя мать. Никаких связей, никакого выхода в свет, ни друзей, ни просто знакомых. Я хотела…

– Он ещё в постели, мохнатый притворщик!

Гайдаров вероломно ворвался в спальню и только потом заметил Веру. Застыл на мгновение, расплылся в галантной улыбке и отвесил поклон, стягивая с рук перчатки и откидывая их в сторону.

– Мадемуазель? Прошу простить мою дерзость! Барон Степан Аркадьевич Гайдаров. Но для вас просто Стёпа.

Вера встала с кровати, едва он появился, и Степан, как бы прося, взял её руку и поднёс к губам. Светящийся нежной улыбкой, показательно смущённый и гладко выбритый.

«Гад ты, просто-Стёпа!» – обозлился про себя Руслан.

– Очень приятно. Я Вера, – с лёгкой растерянностью произнесла она. Степан оживился:

– А не Каржавина ли Вера вы часом? Имел когда-то удовольствие мельком видеть вас. У меня ведь отменная память на женские лица, знаете ли.

Вера слегка улыбнулась и отняла руку.

– Так это вас лет шесть назад лакеи выставили взашей за развязное поведение и неприличные намёки моей гувернантке?

Волхонский не сдержал звучной усмешки, и Гайдаров залился бордовой краской.

– Да я ж!.. Я тогда… Уверяю вас, меня не так поняли, не захотели дослушать! Если вы окажете мне честь впустить меня в свой дом, я из шкуры вылезу, чтобы доказать вашей гувернантке своё…

– Я уже выросла, Степан Аркадьевич, и в гувернантке более не нуждаюсь, – вежливо сказала, не глядя на Степана, Вера и обернулась к графу. – Скорейшего вам выздоровления, Руслан Романович. Я буду рада новой встрече… когда вы поправитесь.

Степан попытался было обратить на себя её внимание, но с последним словом Вера бросила краткое: «До свидания, господа!», приклонив голову, и спешно удалилась, оставив двух друзей заворожено смотреть ей вслед.

– Ты смотри-и-и… – задумчиво протянул Гайдаров. – Вон оно что из этого выросло-то! Ну-ну.

Руслан встал с кровати, подошёл к зеркалу и с горечью увидел там истощённого, обросшего щетиной полумертвеца с бледной, почти прозрачной кожей.

«Блеск! Браво, Руслан Романович, просто браво!» – раздражённо подумал он и попытался пригладить волосы, чёрт знает уже сколько дней не ведающие ничего, кроме подушки.

А Степан так и смотрел на дверь, за которой скрылась Вера.

– Ну-ну… Выросло… – бормотал он себе под нос. – И встрече, говорит, буду рада, взрослая стала… Ай, плутовка!

– Слюни подотри, – кольнул его Руслан, и Степан точно бы очнулся, нахохлился и чопорно уставился на друга.

– А чего это ты подорвался, да к зеркалу сразу?

– Приводить себя в порядок. Ты не этого добивался? – парировал граф.

– Я-то много чего добиваюсь, Романыч, коли сильно захочу, – самодовольно заметил барон. – И, как видишь, своё обычно получаю.

– Добился, и хватит с тебя на сегодня.

Гайдаров согласно закивал головой.

– Даже если, даже если… На сегодня-то оно, может, и хватит, конечно. А завтра, как ни крути, будет новый день.

Он водрузил на голову цилиндр и стал натягивать перчатки, демонстративно разглядывая каждый оттопыренный палец.

В это время в открытые окна ворвался стук парадных дверей, и помещики стрельнули друг в друга вызывающими взглядами. Гайдаров заторопился, брякнул: «Бывай, Романыч!» и засеменил к выходу. Руслан, недолго думая, вылетел на балкон.

– Вера!

Девушка подняла голову. Облачённая в тёмную мантию, она стояла у коновязи со своим вороным и жемчужно-белой баронской кобылой.

Солнце пригревало, но ветер обтянул мурашками обнажённый графский торс. Руслан героически подавил дрожь, и голос его прозвучал спокойно и почти беспечно.

– Приходи завтра на ужин.

Вера немного растерялась.

– Вы уверены?

– Абсолютно! Пообщаемся в более приятной и менее суетливой обстановке. Без посторонних. Как тебе будет удобнее – в пять или ближе к восьми?

Она не ответила. Оседлала коня, развернула его в сторону открытых ворот и с лёгкой, немного скованной улыбкой оглянулась к графу.

– Что ж, до завтра, Руслан Романович!

Скакун трусцой покинул территорию графской усадьбы и устремился вдаль по просёлочной дороге. В деревне шла бурная работа по восстановлению повреждённых домов, и Вера везде цепляла крестьянские взгляды.

Руслан вернулся в спальню, снял с груди каменное распятье, намотал на него цепочку и спрятал в карман. Пусть лежит, а то уж больно бросается в глаза это случайно найденное непонятно что.

Граф до победного терпел холод, и сейчас, перед Гайдаровым, не собирался отдаваться дрожи. Тем более холод – такая мелочь в сравнении с гордой улыбкой барона, маскирующей признание поражения.

– Ничего-ничего, Романыч, – с азартом погрозил он пальцем. – Ещё сравняем счёты.

– Это пари, Степан Аркадьевич? – деловито осведомился Руслан. Барон чопорно рассмеялся.

– Не смешите мой цилиндр, Руслан Романович! Уж кому тут из нас вишенка на торте, так это…

– Тому, кто рожей в него плюхнется.

– Ха-ха! Вернулся, Романыч! – звонко воскликнул Гайдаров, третий раз снял перчатку и сошёлся с графом в крепком рукопожатии.

* * *

Марийская Долина как будто вымерла. Ещё одна необычная ночь озаряет деревню чёрно-серыми тонами, но сегодня смотреть уже не на что. Ветер стих и больше не оживляет листву. Дождевые капли не ползут по воздуху к земле, непроглядные тучи сменило звёздное небо.

Руслан смотрит на своё спящее тело и снова на небо. Здесь, в этой реальности, оно не чёрное, а тёмно-серое, звёзды – тусклая, ничтожная россыпь.

Граф подходит ближе к окну, протягивает руку, и она окунается в тюль, точно в воду. Шаг вперёд. Стекло поглощает невесомое тело. Что-то легко подхватывает его и уносит ввысь, в бесконечность.

* * *

…Воет ветер. Тяжёлые тучи напоминают оббитую стекловатой гробовую крышку, над лесом кружится зловещий вороний смерч. Вокруг никого.

Гнедой жеребец волнуется, дёргает головой и с храпом пятится задом, но всадник этого не замечает. Чёрные вороны занимают всё его внимание, завораживают, вырывают душу из обыденного мира. Внезапно вспыхнувшая тяга заставляет изо всех сил рвануть коня и поскакать в лес, в самую гущу событий.

Раскат несётся лихим галопом, и чем дальше углубляется в лес, тем сильнее его подгоняет взбудораженный граф. Он должен прийти на это место. Немедленно, сейчас!

Остаётся совсем чуть-чуть, но тут с паническим ржанием конь встаёт на дыбы, Руслан вылетает из седла, катится по земле, и вот, лежит с раскинутыми руками и смотрит, как в плывущих тёмных тучах прямо над ним кружится вороний смерч.

Это зрелище навивает страх и восхищение. Он совсем не чувствует своего тела, не может ни моргнуть, ни пошевелиться, да и не хочет вовсе. Время останавливается, и графу кажется, что он видит чёрные глаза каждой из тысяч, или миллионов, падших птиц, и все они обращены к нему, что разбирает их голоса и понимает всё, что они говорят ему.

Раздаётся волчий вой. Сначала где-то по ту сторону, а потом над самым ухом, вытягивая умиротворённую душу в реальность. Покой отступает, отторгает от себя, не даёт ухватится за свои полы.

Вспоминается, что тогда всё произошедшее показалось полным идиотизмом. Что, поднявшись на ноги, Руслан в голос выругался, а отряхивая от мокрой травы сюртук, сгорал от стыда перед самим собой за такое глупое и нелогичное помрачнение. Но сейчас эти действия прошли неестественно быстро, без эмоций и каких-либо мыслей. Просто машинально, ведь всё это уже было.

Он по-прежнему не чувствует ни боли, ни прикосновений к ушибленным местам, словно бы стал бесплотным призраком, но точно знает, что тогда тело ломило от нешуточной боли. Особенно в том месте, между лопатками, которым он напоролся на…

Смотрит на землю и видит, что из примятой травы торчит что-то вроде чёрного камня, правда, больно странной формы. Поддавшись любопытству, наклоняется и обхватывает предмет, похожий на миниатюрную рукоять меча, воткнутого глубоко в землю. Выдернуть его ни с первого, ни со второго раза не удаётся.

Это дразнит Руслана, – что смеет сопротивляться графу Волхонскому?! – он крепко сжимает кулак и выдёргивает наружу.

Громкие удары, подобно грому, сотрясают окрестности – это вороны хлопают крыльями и разлетаются, и их хриплые крики ещё долго разносятся по просторам леса.

В его руке каменный крест с распятой на нём женщиной, обвитой кольцами змея. Привязанным к земле, точно корнем, он был серебряной цепью, которую Руслан тщательно очищает от земляных комьев.

«Не стоит это брать… Не нужно!» – кричит где-то в глубине души его голос.

Граф решает, что найденная вещь довольно стоящая и даже сочетается с чёрным камнем его фамильного перстня. Перекидывает цепочку через шею, распятье уже почти касается груди, как вдруг раздаётся ледяной голос:

– Я бы не делал этого, граф.

Между двух растущих неподалёку берёз стоит весьма странный человек. На вид лет тридцать с небольшим, почти его ровесник. Одет в чёрные вещи неведомой моды – солидный раскрытый пиджак поверх рубашки и брюки на ремне с крупной металлической пряжкой. Белёсые волосы прилизаны к затылку, несмотря на ветер, не выбивается ни одного локона. Глаза неестественно золотистого цвета смотрят на графа холодным и, как ему кажется, угрожающим взглядом.