Текст книги "И прийдже Спиридоне. Здравствуй, чудо"
Автор книги: Юлия Струкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
И вот он идет… Невысокий, ладный, крепкий, ярко-желтая курточка натянута на накачанные мышцы, а солнечная улыбка его освещает весь этот хмурый день и сумрачный лес.
Так появился Спиридон возле моего дома и возле моей жизни.
Однажды в момент отчаяния, когда не было уже сил ухватить замерзшей рукой ножовку, подняв глаза вверх, я прошептала низко висящим облакам: «Боже, пошли мне помощника!» Я точно помню этот день, поскольку это был мой день рождения. Человек я далекий от ритуалов религии, из молитв помню лишь «Отче наш», да и то с ошибками, и я не знала, сработает это или нет. Это был просто крик отчаяния.
И только опустила я очи долу – с покрытых тучами небес на уходящую в сумрачный лес дорогу, – тут я его и увидела. Мне показалось, из воздуха, деревьев и пожухлой травы – вдруг из всего этого таинственного пространства возник Спиридон. На Балканах (а дело происходило именно там) мальчиков часто называют этим именем в честь святителя Спиридона Тримифунтского, покровителя Балкан и Средиземноморья.
Спиридон помог с дровами, провел горячую воду и отладил водопровод, наладил электричество во дворе… Легче сказать, чего он не сделал. И денег за это не взял, понимая, что взять-то с меня особо и нечего…
Появление этого человека я считаю одним из самых замечательных чудес моей жизни и от души желаю, чтобы в самые трудные минуты жизни у вас в жизни появился такой Спиридон.
ЧАСТЬ 1. ЗДРАВСТВУЙ, ЧУДО
Я давно, лет двадцать назад, начала собирать истории о чудесах, которые мы не замечаем. Одни собирают марки, другие – монеты, а я – рассказы о проявлении чуда. Набралось их уже достаточно, в основном, от людей, которые, прочитав мои заметки, поделились и своими воспоминаниями.
Когда жизнь становится трудна, монотонна, когда она наполнена потерями и стрессами, иной раз помогает воспоминание о чем-то удивительном, что происходило когда-то. В жизни каждого человека случались такие моменты, к сожалению, лишь с годами мы учимся их ценить.
Чудо вовсе не обязательно должно являться к нам в виде ангелов небесных или летающей тарелки. Более того, если бы такое случилось, это могло бы свести нас с ума. Чудо происходит с нами в рамках той реальности, в которой мы способны его воспринять, не потеряв при этом разума и здравого смысла…
1. «ЧЕЛОВЕК ПОЛАГАЕТ, ГОСПОДЬ РАСПОЛАГАЕТ…»
Злясь на ситуацию, предъявляя претензии судьбе, порой мы даже не догадываемся, от чего были избавлены благодаря тем трудностям, которые на нас свалились.
Спасибо, что не пустили в самолет
Мне было года четыре с небольшим, брату не было еще и года, а моим родителям было всего-то по двадцать пять лет, и жили мы в Норильске, за Полярным кругом. Поскольку мы с братом часто болели, мама решила отвезти нас к бабушке, на юг Красноярского края. Папа нас провожал, купил билеты, но рейс все откладывали из-за непогоды. Папе нужно было возвращаться на работу, он так и не успел нас проводить. Мама осталась одна с двумя маленькими ребятишками, несколькими узлами и небольшой сумкой с едой. Из-за задержки рейса еда почти заканчивалась. В небольшом буфетике аэропорта продавали только чай да черствое печенье.
Надо сказать, что самолеты тогда до Красноярска летали небольшие, на четырнадцать пассажиров, помещавшихся на жестких лавках вдоль корпуса самолета, и летели они по семь-восемь часов.
И вот, наконец, объявляют посадку. Мама, ухватив меня за руку, с братом на руках, со всеми узлами и сумкой становится на регистрацию. Нам с братом билеты еще не полагались. Рядом с контролершей (стюардесс тогда еще не было) стоял пилот самолета и отслеживал, кто полетит. Увидев маму с двумя детьми, он преградил ей путь.
– Самолет рассчитан на четырнадцать мест, осталось два, а вас трое. Полетите следующим рейсом. – И он пропустил двоих взрослых пассажиров, которые стояли позади нас.
– Но ребенок на руках, – горячо возражала мама, – мы и так третий день сидим в аэропорту, дети вымотались…
– Я сказал – нет. Не положено! – Летчик перекрыл полосатую дощечку-барьер и повел пассажиров на посадку. А мама горько заплакала от обиды. Неужели у человека сердца нет? Видит же, что дети маленькие, устали.
Самолет взлетел, мы только посмотрели ему вслед, мама продолжала плакать, а глядя на нее, и мы.
Прошло где-то с полчаса. Кое-как успокоив нас, мама вытирала слезы, когда мимо нее пробежала встревоженная контролерша. Увидев маму, она тронула ее за плечо:
– Женщина, самолет, тот, который вас не взял, он упал под Туруханском. Все погибли…
«У меня моментально слезы высохли, – потом вспоминала мама, – и хотя время было самое безбожное, я выскочила на мороз, посмотрела на небо и стала горячо молиться за душу того пилота, который своим упрямством нас фактически спас…»
В девяностые годы, во время первой чеченской был похожий случай, когда из какого-то горного селения вывозили мирных жителей. Женщину с двумя маленькими внуками пилот вертолета отказался брать на борт – мол, перегруз. Она и умоляла, и проклинала, и на колени падала. Не взял – и все.
Вертолет поднялся в воздух, но далеко отлететь не успел. Все оставшиеся на земле видели, как он загорелся в воздухе. С той бабушкой случилась истерика… Она кричала в голос и прижимала ребятишек к себе.
Дети увели от смерти
Скоро исполняется тридцать лет со дня землетрясения в Спитаке. Землетрясение было столь быстрым и неожиданным, что за полминуты уничтожило город. Как раз в те дни в Спитаке отдыхала молодая пара. Поскольку детей еще не имели, отпуск им дали в декабре, и поехали они в Спитак к матери своего сослуживца.
У пожилой хозяйки жили двое внуков – мальчик лет двенадцати и девочка лет семи-восьми. В тот день мальчик собирался в горы, к дедушке-пастуху. Молодая пара решила отправиться вместе с ним, полюбоваться на горы. Взяли с собой корзину с едой, плед, фотоаппарат. И еще увязалась девочка с ними. Бабушка не хотела ее отпускать – устанет. Но отдыхающие заверили, что если девочка устанет, парень возьмет ее на руки.
Говорят, что перед землетрясением бывают какие-то приметы, предвещающие стихийное бедствие – змеи и ящерицы, прочие животные покидают насиженные места, чувствуя земные толчки. Но ничего подобного молодая пара не заметила. Они благополучно дошли до дедушки, выпили с ним чаю, вскипяченного на костре, отдохнули и двинулись в обратный путь, чтобы засветло вернуться в город, ведь в горах темнеет рано.
Еще спускаясь с горы, и взрослые, и дети замолчали от увиденного. Они не могли понять – может, заблудились, может мальчик-проводник вывел их в другое место? Мальчик шел, словно наполовину спал, механически передвигая ногами.
Уже приехали спасатели, техника, но все происходящее все-таки казалось нереальным. Города не было. На его месте груды камней, развороченные стены, арматура. Мальчик плакал молча, просто шел, и слезы катились по щекам, девочка тихо причитала – звала бабушку.
Бабушку они увидели позже, она, видимо, собиралась коз во двор выгнать, да не успела. Так и лежала рядом с теми козами, придавленная каменной стеной.
Конечно, приезжая пара тут же включилась в работы по спасению, хотя вряд ли кого-то можно было спасти. Они вернулись часов в пять, а бедствие произошло около одиннадцати часов утра – через час после их ухода.
Позже они хлопотали перед армянскими властями – хотели усыновить брата и сестренку. Ведь дети им фактически жизнь спасли, да и себе тоже. Но из Армении ни одного уцелевшего ребенка не отпустили за пределы республики, ни одного не отправили и в детский дом – всех детей разобрали родственники.
– Что примечательно, – рассказывая эту историю, отметил приятель молодых свидетелей трагедии, – Лена и Славка вообще-то не любители походов. Их и в Томске-то в выходные за город не вытащишь. «Мы – дети асфальта». А тут собрались с утречка и отправились, да еще ребятишек прихватили. Это просто чудо какое-то. Мы в отделе когда узнали про землетрясение в Армении, испугались на них, даже в списках жертв их фамилии искали…
О другом страшном землетрясении я слышала еще в школе. Девочка из параллельного класса, чья семья переехала из Ташкента в 1966 году, рассказывала, что спасла их кошка. Они жили в одноэтажном доме, который выходил во двор, огороженный толстой глинобитной стеной. Среди ночи кошка завопила ни с того ни с сего, да так, что разбудила всю многочисленную семью, а заодно – и соседей. Она рвалась на улицу, орала, изорвала оконную занавеску и выпрыгнула. Попав на улицу, продолжала орать истошным криком. Соседи, кто в чем был, повыскакивали на улицу, кто-то с детьми на руках, поскольку дети проснулись и тоже принялись орать. И тут дома, огороженные общим забором, начали оседать и разламываться на куски. Кого-то задело обломками, поцарапало. Но серьезно никто из людей не пострадал. Кошка спасла всех…
Ангелы-хранители? Случайность? Да какая разница, как назвать. Пощадила судьба, и спасибо ей за это. И разве не является случайность проявлением чуда в конкретной обстановке?
2. ЛИШЬ БЫ ДИТЯ НЕ ЗАПЛАКАЛО
Эти невероятные истории – отголоски времен ГУЛАГа. И то чудо, о котором в каждой из них пойдет речь – это не только чудо спасения ребенка, но и чудо материнской любви…
Девочка в посылке
Собиралась эта история по разрозненным воспоминаниям детства, затем дополнялась какими-то наблюдениями, случайно услышанными обрывками разговоров. И гораздо позже, когда я сама уже держала на руках собственного ребенка, об истории наших бывших соседей в Норильске рассказала мне мама.
Боришкевичи были с Западной Украины. Тетю Тамару в Норильск, что называется, приволокли за косы (и в прямом, и в переносном смысле). В 1946 году, когда по лесам отлавливали бендеровцев, она, на тот момент пятнадцатилетняя девочка, «попала под раздачу». По поручению своей мамы несла в лес узелок с едой, поскольку в лесу скрывался ее дядя (возрастом едва ли на год ее старше). Пытали и избивали ее жестоко, потом затолкали в скотский вагон (целый состав таких девчонок и молодых женщин отправили тогда в Сибирь). В Красноярске пересадили на пароход, довезли до Дудинки, а от Дудинки до Норильска восемьдесят километров гнали пешком. Дело было в сентябре, и в Норильске уже лежал снег.
Из детства сохранилось одно воспоминание. Тетя Тамара и мама сидели за большим круглым столом, и каждая делилась какими-то переживаниями. А мне было лет шесть, и я сидела как раз под этим столом, скрытая скатертью с кистями и павлинами. Тетя Тамара вспоминала то, что потом не давало мне спать по ночам…
Девочек-украинок гнали по промерзшей дороге до Норильска. Вдруг одна из них запела:
«Дывлюсь я на небо, тай думку гадаю,
Чому я ни сокил, чому ни лэтаю…»
И вдруг все, кто шел в колонне, дружно подхватили:
«Чому же ты, Боже, мне крылов ни дал,
Я б зэмлю покинув и в небо злэтал…»
Видимо, такой силы было это исполнение, что у охранников выступили слезы. Девочек начали избивать прикладами, таскать за косы, чтобы прекратили песню.
В Норильске работы велись на рудниках: независимо от пола и возраста в основном занимались тем, что перетаскивали на поверхность из рудника тачки с рудой. Правда, с прибытием новой партии заключенных-мужчин, женщин перевели на подсобные работы.
Это были первые четыре года ее юности. А потом, когда ей было двадцать, она встретила дядю Володю. Он был тоже с Украины, на начало войны работал водителем, его взяли в плен немцы, а после освобождения Украины уже нашими войсками, отправили в ГУЛАГ.
В начале пятидесятых для политических заключенных появилось послабление. Касалось оно только Норильска или было во всех лагерях, не знаю. Но в Норильске заключенным, объединившимся в семью, давали место в «семейном» бараке. Это был такой же барак, как и остальные, просто одна пара отделялась от другой матерчатыми занавесками.
Когда Тамара забеременела, и беременность была уже на седьмом-восьмом месяце, ее перевели на «легкий труд». «Легкотрудницы» ухаживали в медсанчасти за больными, стирали простыни и бинты, чистили и убирали. Тамара родила девочку, три месяца ей полагалось отпуска, а потом тюремные ясли – до года. А вот после года детей у матерей «изымали», направляли по детдомам, давали новые имена и фамилии, то есть, даже если получишь свободу, найти потом своего ребеночка вряд ли сможешь.
До года девочке, которую назвали Любой, оставался месяц, когда и придумали Тамара и ее начаьница-докторша план по спасению ребенка. Тамаре докторша как-то подарила свою старенькую кофточку, пожалела молодую старательную девушку. А потом врачиха увидела, какие красивые вышитые узоры появились на этой старой кофточке. Тамара оказалась великолепной вышивальщицей и белошвеей. Персонал медчасти в очередь становился за заказами, и по этому случаю ей даже делались небольшие послабления: раньше отпусками с работы, прикармливали – беременная все-таки. Владея ювелирными технологиями вышивания, мережки и т.д., Тамара для норильских медичек-модниц стала человеком незаменимым.
Поэтому, когда оставался месяц до года Любе, и ее должны были у матери отобрать, видя, как плачет Тамара, докторша решила ей помочь. У нее был приятель – летчик, с ним она и договорилась. Написана была справка о смерти ребенка, а Любочку, напоив маковым отваром (чтобы ребенок неожиданно не заплакал), запеленали и запаковали в посылку. Летчик, зная, что находится в посылке, довольно бережно положил ее рядом с собой. Еще недели за три Тамара написала своей матери на Украину, чтобы та ждала в Красноярске и нашла летчика с такой-то фамилией – он прилетит из Норильска. Большего она написать не могла. Через всю огромную страну мать Тамары добралась в Краснярск и встречала каждый рейс из Норильска. Наконец прибыл тот самый, летчик аккуратно передал женщине посылку, и так бабушка познакомилась с внучкой.
А потом, лет до семи Люба жила с бабушкой. Своих родителей она увидела, когда мы все вселялись в новый дом. На ул. Комсомольской, 30 мы с Боришкевичами оказались соседями. Туда-то и привезла бабушка Любу к родителям, уже освобожденным, но не до конца реабилитированным.
Малыш в чемодане
Эту историю рассказал мне тот самый бывший малыш, только теперь это был взрослый солидный человек, директор одной из томских гимназий. Я ее так и передам от первого лица.
«Мои родители поженились в студенчестве, на выпускном курсе, было это в конце войны. Они закончили медицинский и были направлены в Магаданскую область. Я родился, конечно, ослабленным, как и большинство, наверное, детей, родившихся в тех тяжелых условиях. После трехмесячного отпуска по уходу за ребенком мама вынуждена была сдать меня в ясли, я постоянно болел, и врачи не были уверены, что не умру до года. В это время отца вызвали в Москву, а мама должна была отработать еще год. Ей полагался месячный отпуск, и она подала заявление. Но начальник медчасти, понимая, что мама может и не вернуться (поскольку папа уже уехал из Магадана), решил, что ребенок останется в круглосуточных яслях.
– Да, вы вольнонаемная и имеете право на отпуск, – заявил он, – но ребенка с вами я отпускать не обязан.
Мама была в отчаянии. И тут ее выручил один из ее бывших пациентов – из политических заключенных. Надо сказать, что врачей на Колыме не хватало, и лечили они всех – и охрану, и заключенных, и начальство. И вот бывший зек, уже отсидевший, но не до конца отпущенный, «на поселении», который работал при медсанчасти, кажется, истопником, он маме и помог – в благодарность за то, что она его с того света вытащила.
Этот человек подрабатывал тем, что мастерил чемоданы – делал их из фанеры и обивал дерматином. Фабричных-то в ту пору не было, люди в основном ездили с узлами да с корзинами. А он мастерил очень неплохие, аккуратные. Промерив мой рост, он сделал для мамы небольшой чемоданчик и прокрутил в нем едва заметные дырочки, чтобы я не задохнулся.
Перед вылетом мама напоила меня успокоительным, чтобы не заплакал в неподходящий момент, и я почти сутки проспал. Самолеты были небольшие и ненадежные, лететь нужно было до ближайшей пересадки на поезд часов семь. Надежной оставалась только охрана, контроль на вылете и при посадке.
И вот мама, упаковав меня в чемодан и замирая от страха, подходит к контролеру, замерзшими руками приоткрывает застежки чемоданчика, и тут (вот уж действительно чудо!) она видит, что этот охранник – ее бывший больной, она даже вспоминает его имя и отчество! Порой в критические моменты жизни память нам действительно преподносит сюрпризы. Ведь за это время через ее руки прошли сотни больных.
– Ну как, Иван Макарович, печень больше не беспокоит? – спрашивает она заботливо. Иван Макарович, которого докторша вспомнила и назвала по имени-отчеству, разулыбался, вскользь глянул на содержимое приоткрытого чемодана, и посчитал неудобным рыться в женском белье докторши, которая ему так помогла.
В самолете, где помещалось человек четырнадцать, летчик посоветовал пассажирам положить вещи на пол. Может начаться тряска, не исключено, что кто-то ударится. От одной мысли, что ее больной годовалый сын будет лежать на ледяном полу салона, мать сама похолодела. Она крепче прижала к себе чемодан и сказала пилоту, что везет в министерство ценные бумаги, и ей велено довезти их в сохранности. Это подействовало, и больше ей не предлагали освободиться от багажа.
– Тот перелет стал для мамы самым тяжелым воспоминанием в жизни. Семь часов она сквозь рев мотора пыталась услышать мое дыхание и в то же время боялась, что я проснусь и закричу».
Времена, конечно, не выбирают. Но в любом времени есть люди, которые, рискуя если не жизнью, то уж точно – судьбой, помогают спасать ребенка. Я думаю о той докторше, о том летчике, о тамариной матери. Я думаю о том заключенном-истопнике, изготовившем чемодан для малыша. А еще – о невероятной материнской любви.
3. ВСЕ БЫ ОТДАЛ ЗА…
Фраза «Полцарства – за коня» всем, наверное, знакома. Не всегда деньги или материальные блага становятся самым необходимым. Бывает, что более важна чья-то своевременная помощь, минуты и секунды, а то и просто добрый совет. Вот здесь и случаются чудеса…
«Ищи человека»
Одна моя знакомая, врач, как-то сказала: «Не борись с системой, ищи человека…» Возможно, кому-то такой совет покажется конформистским, но я не раз убеждалась в его действенности.
Вот рассказ одной матери особенного ребенка, как иллюстрация этого простого правила.
«В начале девяностых годов, когда обвалились все поставки импортных лекарств, многие просто не знали, как спасать своих близких. Моему мальчику нужен был церебролизин в ампулах, без него он бы просто не смог дальше жить. В поисках средства я дошла до начальника областного аптекоуправления, и он откровенно мне сказал: этого лекарства нет в стране.
Я стояла и смотрела на него, я просто не знала, что делать и куда еще идти. Может, вид отчаявшейся матери чем-то тронул этого человека, он сказал: «Попробую вам помочь…» Мы привыкли, что чиновники – это какие-то бездушные механизмы, служители системы, лишенные сострадания и совести. Но иногда и чиновничье сердце – это сердце человеческое.
Без особых надежд я вышла из аптекоуправления, я не знала, как мне смотреть в глаза своему ребенку, измученному головными болями. Неожиданно через неделю раздался телефонный звонок от того самого чиновника. «Приходите за церебролизином». Между тем, в то время церебролизин был на вес золота, в объявлениях и по телевидению, и по радио, и в газетах то и дело проносился просто-таки стон: «Срочно! Церебролизин за любую цену!»
И вот захожу в кабинет, и начальник подает мне сверток, в котором золотые для меня ампулы. На них что-то написано иероглифами, и никакого перевода, даже на латинице, – нет.
– Это точно церебролизин? – засомневалась я. – И сколько я вам должна?
– Нисколько. Идите и лечите своего мальчика.
Позже я еще раз зашла к этому человеку, просто поблагодарить. И узнала, каким путем попали ампулы в мои руки. Этот человек, не имея возможности помочь мне через официальные каналы, нашел телефон старинного приятеля, с которым когда-то вместе учились. Тот связался со знакомым судовым врачом торгового судна во Владивостоке, который как раз собирался в рейс до Японии. В Японии врач купил те заветные ампулы, предназначенные, конечно, для японцев – потому и промаркированы они были только по-японски.
Те ампулы помогли поддержать здоровье моего сына. Он до сих пор жив, и при его диагнозе, неплохо себя чувствует.
Прошло более двадцати пяти лет с тех событий. Начальник аптекоуправления давно ушел на пенсию, переехал из Томска куда-то в европейскую часть страны к родственникам, фамилий его далекого друга и того судового врача, который купил в Японии ампулы, я, к сожалению, не знаю. Но я все время вспоминаю этот случай, и по прошествии лет все чаще думаю, что в тех условиях, в той неразберихе, в том всеобщем пофигизме нашлись ответственные люди, которые, по сути, спасли моего мальчика – больного ребенка, которого они никогда в жизни не видели. Спасли не по обязанности, а из человеческого сострадания. Для меня это осталось в памяти настоящим чудом милосердия».
