Текст книги "Волчий берег (СИ)"

Автор книги: Юлия Шолох

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Язык прошёлся по носу.

– Рыська…

Людмила стояла, прислонившись к стене и дрожала.

Что?

Её руки бессильно висели вдоль тела. Пустые, между прочим! А ладони чем пахнут?

– Есть нечего.

Она вдруг сильно засмеялась, отнимая от моего носа ладони, всхлипывая и вытирая ими щёки.

– Ты даже не понимаешь, да? Играешься? А ведь Звериное войско заняло наш замок. А я беспокоюсь только, сыта ли ты, не сожрёшь ли меня или ещё кого, если проголодаешься. Смешно, да?

Людмила сильно расстроена. Ей нравится, когда я трусь ей об ноги, она сразу смеяться начинается, отпихивать меня руками прочь и щекотать.

Надо повторить.

Только стоило подтолкнуть под колени, как она села, схватила меня за шею.

– Они, правда, нас не тронули. Видела? Мужчина, а даже не прикоснулся! А говорят, звери мимо девок пленных не ходят, хватают и делают с ними, что душе угодно… Как Великий князь с моей мамой. Чем он лучше этого, который хоть с мечом и бегает, а меня не тронул? Так что я не так сильно боюсь. Только не знаю, что дальше будет. Великого князя схватили, в темницу бросили. Княжну в комнатах заперли и охрану приставили. Всем боярам приказано собраться встречать нового князя. Говорят, теперь он наш хозяин и нами повелевать станет. И нам тоже нужно идти… Зачем им простые слуги, не пойму? Чтобы видели?

Зачем она столько болтает? И держит, словно прилипла.

– Сейчас отпущу, не вертись. Пойдёшь со мной? Не так страшно будет. А чтобы тебя не пугать сборищем, мы со второго яруса, сверху будем смотреть. Да и всё равно только бояре лицом к лицу его встретят, а слуг наверх загонят! Там перила высокие, тебя никто не увидит, а мне спокойней будет. Сейчас видела, сколько оборотней по замку лазает, во все щели нос суёт? Не хочу тебя одну оставлять.

Ох и болтливая же она! А оборки на её фартуке совсем не шуршат!

– Ну, всё, отдай фартук, не грызи! Порвёшь, меня ругать будут. Отдай, сказала! Ну вот, смотри, обслюнявила весь! Ладно уж… Теперь пойдём, пойдём скорей. Ещё в сад быстро сбегаем.

Еды, значит, не будет. На улицу, правда, мы вышли, в ту часть сада, что заросшая стоит, туда редко кто заглядывает.

Пока Людмила стояла, вытянувшись, следила, чтобы нас никто не застукал, я поймала птицу! Вкусная! Только перья мешают, выплёвывать приходится.

Людмила при виде моей морды, облепленной перьями, вздрогнула. Что? Кровь? Оближемся… У, и правда кровь, надо умыться.

– Ну и хорошо, что ты поела!

Конечно, хорошо. Я довольна.

– Всё, чистая, хватит морду тереть! Пойдём.

Людмила повела меня… коридоры словно другие стали? Нет, в замке что-то другое. Какие-то запахи… что-то носу покоя не даёт, но хищников точно прибавилось.

Опасно рядом с другими хищниками. В комнате за стенами – одно, а на открытом месте – другое. А вдруг они больше? Вдруг нападут?

Хотя я прыгать умею и убегать. Чего мне хищников-то боятся? А может… может они и вовсе на меня похожи? Я ведь никогда не видела рысей!

Ох… Вот было бы здорово!

– Тихо, не вертись.

Людмила почти прижала меня к стене, прошептала.

– Тихо, Рыська, пожалуйста, тихо.

Ну ладно, тихо так тихо. Носом-то дышать никто не мешает.

Народищу на втором ярусе было – не протолкнуться. Все такие дёрганые, словно я на них иду с оскаленными зубами, хочу сожрать. Или не я. В общем, будто их кто-то собирается сожрать.

Людмила подошла на самом углу к перилам, нашла свободное место между тучным конюхом и тощей служанкой, которая отшатнулась, когда я влезла между Людмилой и деревянными перекладинами.

В щель хорошо видать сам зал. Пол там узорный, красивыми чёрно-серыми узорами выложен. Набилось в зале бояр как селёдок! И все разряженые какие, сверкают, словно драгоценные камни! А за боярами тётушки да матушки, а княжны нет, не позвали, видно.

Но бояре тоже ждут, когда их съедят.

Потом в толпу врезались воины. Такие же хищники, как мужчина, который в комнату за Людмилой заглядывал. Шерсть на спине поднялась, я еле сдержалась, чтобы не зашипеть и не сбежать. Слишком их много, и не такие они, как я, теперь по запаху это стало понятно.

Но до второго яруса, пойди, доберись! Если что, сбегу первей и не догонят!

Воины встали в две линии и раздвинулись, освобождая место у трона.

Шум вдруг смок.

Я села.

В щель было видно, как двое последних хищников тоже разошлись и на пустое место перед троном Великого князя ступил человек.

Что-то толкало меня заскулить. Не знаю, что. Этот последний хищник – он как… как… как что-то очень вкусное! Но не еда. Нет, он не еда.

Я облизалась и замерла, не в силах отвести от него глаз.

Не было ничего важней.

***

Вот и оно. Вот место, где закончится война. Роскошный зал, полный мрамора, позолоты и колдовского света.

Вот люди, которые должны запомнить, чем она кончается, и рассказать своим потомкам.

Не все доживут. Тех, чьё участие в нападении на Тамракские земли докажут, казнят.

А пока они стоят, смотрят и ждут. Такие же вычурно богатые, такие же пусто-блестящие, как зал. Вынужденные смириться с тем, что сейчас будут слушать и подчиняться волку в кожаной походной одежде с опухшими без сна глазами.

Гордей поднялся по ступеням и сел на трон Великого князя. На самом деле он брезговал тут сидеть, однако эти люди понимают только такую демонстрацию. Человек с дороги, не помыв сапог на троне их Великого князя – вот что их впечатляет.

Недолгое молчание тут же прервалось радостным криком:

– Ура! Разрешите приветствовать вас в столице!

Из толпы выскочил юркий человечек, похожий на хорька, и заизвивался всем телом.

– Молчать! – Рявкнул Гордей.

Тихо стало так, будто все и дышать перестали, человечек незаметно юркнул обратно.

Гордей откинулся на роскошном троне, с глубокой ненавистью обводя взглядом оставшихся в живых приспешников Великого князя.

– Думаете, мне нужны ваши паршивые приветствия? Интересно смотреть на ваши жалкие потуги выслужиться? Хочется ваших подачек? Мы просто хотели жить на своей земле…

Голос сорвался, Гордей на миг сжал зубы и продолжил невозмутимым тоном.

– Великий князь казнён. Княжна отправлена в монастырь. Отныне людские земли принадлежат мне! Мне! Теперь я ваш закон! Это понятно?

Он медленно обвёл взглядом толпу. И не ждал, что кто-то слово против скажет, а всё равно разочаровался. Хотелось выбросить скопившуюся усталость и ярость, да повода не было.

– Но управлять людскими землями я не стану, посажу наместника. Он и будет вашим хозяином, вашим новым Великим князем. Сразу говорю – недовольные будут казнены без суда. Мои люди заберут с ваших дворов всё, что посчитают нужным – еду, скот, золото. По большей части это касается больших богатых дворов, принадлежащих тем, кто здесь присутствует. Мы заберём всё, что забрали у нас. И если кто-то хочет возразить, пусть прежде подумает, что по крайней мере одно – жизнь, мы вам оставим.

Конечно, никто не возражал. И бояре и слуги стояли, смирено склонив голову. Беднякам терять нечего, а богачи первым делом будут думать, как живот свой сберечь.

– Теперь расходитесь. В замке остаётся только прислуга, все гости разъезжаются по домам.

Гордей встал, потому что сказать больше было нечего.

Бояре уходили молча, ещё тише схлынул рабочий люд.

– За мной.

Всеволод показался за охраной и тут же ушёл в сторону, нырнул в узкий коридор, Гордей за ним. Комната, где они остановились, была нормального размера, в ней голоса не гудели, словно трубы, стены не терялись далеко на горизонте, а позолота не слепила глаза.

Донесения были по-военному короткие. На звериных землях всё в порядке, беженцы возвращаются в свои дома. С людских исправно поступает зерно – основа для того, чтобы пережить зиму, так как своего вырастить не успели. Конфискуется также скот, фрукты и овощи, распределением будут заниматься строго, особенно после сообщения, что в случае чего наказывать станут по законам военного времени.

Он как всегда строго следил за тем, кто и что докладывает, но мысли нет-нет да и перескакивали на единственное, что заполонило разум в тот самый момент, когда Великого князя взяли под стражу, тем самым остановив войну.

О ней.

Наконец, с текущими вопросами разобрались. В Тамракских землях дела налаживались, а другие Гордея не волновали. В нижайшей просьбе княжне выделить ей несколько минут для разговора перед отъездом в скит он отказал. Доносчика, предложившего в счёт великой грядущей дружбы между ним и князем выдать всех недовольных, посадили в темницу. Тело Великого князя Гордей разрешил похоронить в склепе рода. Земные дела – одно, а лишать посмертия никто не имеет права.

И всё это время, каждый вздох Гордея преследовал Зов.

Всеволод отпустил людей, как только смог, сам подошёл к двери, проверил, что за ней никто не стоит.

– Ну? – не сдержался Гордей.

– В замке её нет.

– Точно? Тут в каждом коридоре её запах. Она бывает в княжеских покоях очень часто.

Всеволод пожал плечами.

– Может быть.

– Но в зале её не было. Я бы почуял, как тогда, в Вишнянках! А тут… словно она есть, но её нет! Не знаю, как сказать. Ты спрашивал?

– Не до того было. Сам видел, с делами только закончили. Ты сам велел – вначале дело, после поиск Жгучки. Но я вызвал местного колдуна, он Великому князю давно служит. Подскажет, как найти.

– Всеволод. – Гордей сглотнул. – Она здесь. Я знаю.

– Ну, всё равно колдун не помешает.

– Вы опрашивали жителей дворца, где невеста или… жена Царейко?

– Нет. Только что отправил. Грын пошёл к нянькам княжны, которые остались, там всё узнает.– Пойдём и мы.

– Нет, ты сиди. – Всеволод чуть ли не силой надавил на плечо друга. – Нечего лишний интерес показывать. Почуют слабость – и мигом к шее твоей пристроятся! Кровь тянуть начнут. Пока не найдём, никто не должен знать, что для тебя Ожега!

– Не узнают.

– Вот и сиди тихо.

Они ждали немного, но виски у Гордея ломило в разы больше, чем когда звериное войско занимало замок и казнило Великого князя. Вскоре пришёл Грын, тощий и ловкий парнишка, который любое задание хватает и делает без промедления, но на вид будто доходяга, вот-вот упадёт и издохнет. На нём даже штаны болтались, словно широкая юбка.

Войдя, Грын сразу сказал, едва успев поклониться:

– Невесту Царейко в рысь за звериной земле заколдовали, говорят.

Волки переглянулись.

– Она рысь?

– Да. В облике она. Давно, говорят. Как Царейко ко двору её привёл рысью, ещё до того, как его на войну сослали, так и не могут расколдовать, хотя пытались.

– Она до сих пор в зверином облике? – Ахнул Всеволод.

– Да. Тут живёт, ходит за ней некая Людмила. Я за служанкой уже послал, явится прямо сюда. Большего не знаю.

– Хорошо. Можешь идти.

Снова поклонившись, Грын вышел.

– Ничего, – пробормотал Всеволод. – Ничего. Мы что-нибудь придумаем.

Гордей молчал. Затаил дыхание и ждал. И две минуты, и пять, и пятнадцать.

Вот почему он не слышит её, не может найти – она не человек. Зовёт же не тело, а душа, но у зверя душа звериная, лёгкая и зыбкая, переменчивая, как прыгучий солнечный зайчик.

– Можно?

Дверь еле приоткрылась, девушка в длинном переднике заглянула, увидела, что волков двое, и замерла от испуга.

– Заходи.

Всеволод взял расспросы в свои руки.

– Ты Людмила?

– Да, господа. Чем могу служить?

Служанка вошла и неловко поклонилась. Её нелепый зелёный фартук был обтрёпан внизу, будто его рвали когтями и жевали в пасти. Гордей уставился на это место и не смог оторвать глаз.

– На твоём попечении есть рысь? Заколдованная девушка?

Людмила замерла. Видно было, что есть, но признаваться она в этом не хотела, так и бегала глазами по углам, пытаясь найти отговорку – и не находила.

– Говори, не бойся. Зла не будет ни тебе, ни ей.

Но служанка боялась. Её губы тряслись, пока девушка решала, как бы удачней соврать, руки, спрятанные под фартук, дрожали.

– Где она?

Гордей не выдержал, вскочил с места. Людмила отшатнулась, и он заставил себя остановиться, не светить оголившимися зубами и горевшими звериными глазами. Просто добавил:

– У меня нет никого дороже это рыси. Скажи мне – где она?

Вглядевшись в его лицо, Людмила отчего-то успокоилась. Расправила плечи, поверила и кивнула. Покажу.

Глава 16

О счастье, одном на двоих, одинаковом и таком разном

То скопление людей взбудоражило меня. Силу девать в комнате некуда, я прыгала по шкафам и креслам так, что грохот стоял неимоверный! Завалила на бок тот белый, потёртый, ещё в одном оторвала дверцу, обивку мягкого кресла разодрала в клочья, а вату разогнала по всему полу.

Вот так!

Людмила куда-то ушла. Но теперь она хотя бы не плакала, стала серьёзной такой, скучной, ни поиграть, ни за ухом почесать.

Я выплеснула лишнюю игривость, и мне только и оставалось, что ждать. Я улеглась на пол, сложила лапы и уставилась на дверь. Людмилу слышно хорошо, но сейчас так шумно в замке, что не сразу разберёшь среди остальных звуков. Несколько раз к двери подходили хищники и что-то спрашивали. По-человечески, поэтому я не отвечала. А уж сколько раз бегали туда-сюда слуги, и вовсе не сосчитать.

Потом появилась Людмила! Её лёгкие шажки я узнавала издалека. А она не особо-то спешит! Оставила меня одну, ушла по своим неизвестным делам, хотя я скучаю.

Да ещё и идёт не одна, с ней двое. Шаги твёрдые, уверенные.

И один пахнет, один пахнет…

Я невольно зажмурилась на миг, прижала к голове уши.

Вот они останавливаются, ключ поворачивается в замке. Вот дверь приоткрывается… лапы подбрасывают моё тело в воздух – и мягкое приземление.

Входит Людмила, говорит:

– Она тут.

А за ней – он. Тот зверь, что стоял посреди зала, забитого людьми и хищниками. Тот, который напугал всех так, что страх до сих пор не выветрился из моей шерсти.

От него так притягательно пахнет. Глаза у него чёрные и блестящие, волосы выбились из хвоста, губы шевелятся.

– Жгучка!

Лапы несут меня к нему, этот зверь мне нравится. Меня он пугать не станет, для меня у него припасены другие слова.

Хорошо, что он сел на корточки, а то я не достала бы языком до его лица! Он вкусный. Нет, есть я его не буду, только облизывать! Ах… как он чешет за ушами! И треплет холку.

– Жгучка.

Мне нужно ему понравиться! Точно, так и сделаем! Для этого нужно ходить кругами, тереться о его ноги боком, урчать и лизать его лицо время от времени. Если он выйдет из комнаты, я пойду с ним.

– Она тебя узнала!

Чего это Людмила кричит? Ревнует? Ревнует… Ну и зря! Это мой зверь, всё равно что я сама. Нельзя же ревновать одну лапу ко второй? Одни глаз ко второму?

Голос зверя журчит, гладя не хуже рук.

– Ты умница… Ты меня дождалась, да? Хорошая, хорошая, кошка. Красавица!

Он берёт мою голову своими большими ладонями, смотрит в глаза, гладит переносицу. Может, он со мной поиграет? Побегает в саду?

Мне нужно ему что-нибудь подарить!

– Вот это откуда?

Мой зверь нащупывает на моей шее верёвку, запускает в шерсть пальцы и чешет под ней. М-м-м… какой удовольствие!

– Не знаю, Царейко однажды пришёл с колдунами, после них осталось. Я тогда испугалась, что ни что-нибудь ей сделают… но нет, только ошейник надели.

Ах, как я рада! Мой зверь пришёл, так и хочется кружиться по комнате. Нет! Нельзя отходить, вдруг он снова уйдёт, оставит меня! Я ведь его только увидела, значит, раньше его не было! Значит, может снова пропасть? Не отойду, не оттащат!

– Всеволод, веди колдуна. Этот ошейник просто так не снять.

– Хорошо.

Третий человек – хищник. Большой хищник, почти как мой зверь. Но он не злой, не опасный, смотрит сверху, а его глаза блестят от воды. Его лицо я где-то видела… или нет?

Хотя какая разница, когда рядом то, что нужно мне больше.

– Иди ко мне, дай себя обнять.

Мой зверь любит обниматься? Хорошо, но долго высидеть на месте не получается, приходится нагибаться, выскальзывать. Нужно бегать, бегать, прыгать! Неужели ему не хочется порезвиться со мной в саду? А я ещё, смотри, как умею! На шкаф, с него кубарем на диван и по кругу, так что пыль до потолка!

Нет, всё равно тут тесно и душно.

Ну же, Людмила, что встала столбом? Скажи ему, что в саду ещё лучше! Скажи, а то толкну!

– Она радуется… Узнала вас.

– Да.

– Я её не кормила сегодня. Мяса нет. Пятый день уже на каше сидит.

Ну вот о чём она! Хотя… мясо это хорошо. Только это я должна мясо принести, не наоборот.

– Иди, дай я тебя поглажу.

Мой зверь не хочет меня отпускать, прижимает к себе, не даёт вертеться.

– Если бы ты знала, как я рад… Как я рад, что ты жива и невредима. Пусть даже разум твой так далеко, сама ты так далеко… но ты вернёшься, обещаю. Я всех колдунов изведу, если мне тебя не вернут. Всех до единого.

Он смешно зарывается пальцами в шерсть, трогает ухо и нос, улыбается.

– Можно мне уйти?

Людмила по-прежнему стоит у порога, про неё все забыли.

– Иди.

Ах, как он чешет спинку! Где ты раньше был? Мне приходилось тереться о край шкафа!

– Спасибо, что не бросила её. Я этого не забуду.

У двери Людмила остановилась.

– А она… Говорили, она заколдованная, оборотни её в рысь превратили. А на самом деле она?..

– Она зверь, как и я. Часть звериного народа.

Людмила кивнула, бросила на меня любопытный взгляд и ушла.

Мой зверь не оставил меня, даже не пытался выйти из комнаты. Я бы не дала, конечно, увязалась бы следом, но он не спешил, сидел на месте и гладил, гладил. Раньше я думала, Людмила умеет за ушками чесать, но куда ей до него!

Вскоре и прыгать расхотелось, только лежать на его коленях, где так приятно и спокойно, мурлыкать от удовольствия и трогать его лапой, чтобы убедиться – мой зверь на месте.

Потом, правда, вернулся хищник, а с ним – старикашка в длинном халате. В природе такие не выживают, только у людей. В природе разучился сам пищу добывать – вскоре и смерть примешь.

Мой зверь поднялся, а руку держал на моей холке.

– Ты верховный колдун Великого князя?

– Я, точно так. – Величественно ответил колдун, не моргнув глазом.

– Вижу, ты долго держишься на своём посту. А значит, много знаешь.

– Точно так.

Старик еле видно наклонил голову.

– Тогда скажи мне, колдун, кто повесил моей невесте на шею эту штуку и для чего она предназначена.

Колдун, не отрываясь, смотрел на моего Зверя, а тот улыбался, чем дальше, тем шире. Потом сказал:

– Я не могу угрожать старому человеку, колдун, но может, мне и не придётся?

Вздохнув, старик безразлично скользнул по мне взглядом. Как будто мне он интересен! Тоже мне, седые волосы да тощие мослы! И пахнет неаппетитно, плесенью!

– А, узнаю кошку эту. Приходили ко мне наёмные колдуны Царейко, просили найти способ перекинуть зверя обратно в человечий облик. А я, сколько живу, способа такого не знаю. Но уж очень настырные были, денег обещали без меры, словно на них от того света откупишься! В общем, брякнул я в сердцах, что нельзя против воли перекинуть, и всё тут. Сохранить как есть – можно, не дать облик сменить – пожалуйста, а перекинуться – нет. Ну, они и ухватились. Царейко и говорит – сделай тогда так, чтобы невеста моя заколдованная в человека не перекинулась. Тоже, слышь, невестой её называл. – Колдун хмыкнул.

– Прошу, продолжай.

А зверь мой внутри какой сердитый! А снаружи весь стойкий да спокойный, под боком у такого, как за печкой!

– Ну, рассказал я, как запереть силу оборотничества. Вон, сплели они затвор да на шею ей повесили. И хитрым заговором заговорили – только родная кровь может затвор отворить.

Второй хищник, чуть старик замолчал, сразу сказал:

– Может, отправить за сестрой?

Мой зверь отказался.

– Долго. Ей нельзя больше такой быть. Если в ближайшие дни не вернём – некого будет возвращать.

Колдун тем временем молчал, после и вовсе зевнул.

– Спасибо за помощь, отец. Иди, отдыхай, тебя никто не тронет.

Мой зверь коротко поклонился.

– А ещё большее спасибо, что не вынудил меня на чёрное дело идти, у старого человека признание силой вырывать.

Колдун хмыкнул и вышел. Мой зверь тут как тут – на корточки сел, меня за шею обнял.

Как, как я жила до того момента, как он в дверь зашёл?

– Всеволод, что делать? Мы не дождёмся её сестру, никак не протянем! Что делать?

– Тише, не паникуй. Ты столько прошёл, столько вынес, небеса не дозволят тебе руки опускать. Выход есть, найдём.

– Кроме Малинки нет у неё кровных родственников.

– Стой, сказал, помолчи, дай подумать.

Мой зверь сидел, уткнувшись лицом в мою шерстку, и тихо шептал, что в случае чего пойдёт со мной в лес, будет на четырёх лапах бегать, но не оставит одну. Пусть звериная жизнь нам суждена, но только бы вместе.

Вначале я даже уши навострила, как представила, что мы на четырёх лапах с ним по лесу бежим, а сверху луна светит, и вокруг столько еды! Но какой-то он нерадостный был, словно ему этого вовсе не так сильно хотелось, как мне.

– Родная кровь. – Сказал второй.

– Я слышал, Всеволод! Слышал! И что?

– Отчим её на матери по всем законам женился, значит, перед богами тоже родная кровь.

Мой зверь как сидел, как и замер. После вскочил.

– Ты отправишь за ним людей?

– Я сам поеду.

Всеволод посмотрел на меня, улыбнулся.

– Мы вернём тебя, кошка.

И ушёл.

А потом, наконец, мы отправились в сад! Шли по коридору, и никто нам не мешал, все расступались! Передо мной и прежде все в сторону отходили, а тут чуть к стенам не прилипали.

А уж в саду как хорошо было! Стемнело, правда, поэтому мой зверь не спешил бегать, люди в темноте плохо видят, могут упасть, а уж я на радостях понеслась через весь сад, а после обратно!

И снова по кругу, пока вдоволь не набегалась. Там дальше за садом начиналась поминальная аллея, вроде так Людмила говорила, так там сейчас кого-то хоронить несли. В тишине, без музыки, без служителей. Я затаилась, любопытно стало.

А потом я почуяла их…

Добыча ещё слаще оттого, что ты сам её поймал!

А теперь у меня ещё был зверь! Ждал меня, где оставила, с места не сходил.

Я подошла и бросила добычу у его ног. Видел? Ты видел, какая я охотница!

Зверь присел на корточки.

– Что это?

Ты видел? Какая я!

Даже заурчала от удовольствия, вспарывая когтями землю. То-то он обрадуется!

– Ты принесла мне крысу?

Зверь поднял на меня глаза и рассмеялся. Такой счастливый… и смотрит, будто зовёт куда-то, а куда, не пойму. Вот же мы вместе, в саду, всё же хорошо?

– Жгучка, Жгучка.

Он подтянул меня ближе и снова зачесал за ушами.

– Ты отдала мне добычу? Хотя пять дней сидишь голодная? Это ведь моя забота – чтобы ты была сыта, моя. А я…

Опять он болтает, лучше бы прижался снова лицом к моей шее, подышал бы на ушки.

– За крысу спасибо. Но я такое не ем. Ты, конечно, тоже не станешь, а то после вспомнишь… Я её тут спрячу, у корней, видишь? Пусть пока полежит, может, кому пригодится. А мы пойдём.

В свою комнату я не вернулась, мой зверь привёл меня в другую, где большая кровать, занавешенная балдахином с кисточками. После прыжков по саду я сразу на неё забралась и легла.

– Ужин прикажу подать.

Зверь стоял у входа и улыбался. Как-то у него выходило так, будто он давно уже не улыбался, чему сам теперь удивлён.

Пришёл и ушёл слуга, я погрызла немного край подушки и подремала. Ну, так, несильно, чтобы слышать, не скрипнет ли дверь, не раздадутся ли шаги. Я не собираюсь отпускать своего зверя никуда. Если он прочь из комнаты – я за ним.

Но он не уходил. Вначале долго стоял у окна, потом какие-то бумажки читал, и на меня всё посматривал.

Еды нам принесли два подноса. И мясо! Не знаю, что за чудеса, но мяса целая миска, да всё огромные куски и хрусткие хрящики. Второй поднос несла Людмила, которая вошла и сразу стала бегать глазами. Увидела меня и вздохнула.

Скучала? Конечно, я спрыгнула с кровати – и к ней ластиться. Она рассмеялась, толкнула меня коленом.

– Отойди, дурная, опрокину сейчас! Будешь вся в соусе.

Сказала и замерла, уставилась на моего зверя. Ну что ты, не тронет он. Нашла кого бояться! Ручаюсь как за себя. Вот смотри, какой он ласковый – стоит голову в руку сунуть, как тут же гладит.

– Чего встала? Ставь поднос.

Людмила поставила поднос на стол, посмотрела на меня неуверенно. Первый слуга тоже поставив поднос и сразу же сбежал.

– Ты искала свою подопечную? Жгучка у меня в комнате останется. В твои обязанности больше не входит забота о ней.

– Да, я просто волновалась, как она там. – Людмила улыбнулась мне. – Её зовут Жгучка?

– Да. И я сказал, не бойся меня. За то, что ты её не бросила, кормила чем могла, а я знаю, что тут творилось перед нашим приходом, поди и своё отдавала? – я тебе должен. И за неё не бойся. Не обижу же я свою невесту.

– Невесту?

Ох, ну, сколько можно болтать, когда мясом пахнет? Пусть их, сама возьму.

Только раньше Людмила миску мне на пол ставила, а сейчас на стол вогрузила. Неудобно. Не в кресле же мне сидеть? Так грызть неудобно!

– Погоди.

Людмила взяла миску и поставила на пол.

– Вот!

Другое дело.

Чего они смотрят на меня, будто я их собственную ногу жую?

– Можно мне идти?

– Иди.

Мой зверь глаз от меня не отводит, подходит, садится в кресло за стол.

– Приятного аппетита.

Кажется, нужно ответить? Я быстро урчу, не отрываясь от пищи, мясо что надо, внутри почти сырое и без соли. Раньше я, кажется, солёное любила, а сейчас фу, язык от него жжёт больше, чем от перца.

Ну, сегодня мне столько еды принесли, что я даже не доела. Затолкала миску с остатками мяса под стол, пусть стоит, позже доем.

А теперь можно и поспать. Как хорошо! Живот полный, тепло, и мой зверь рядом. Правда, он опять на ногах, занят – к нему приходят какие-то люди, о чём-то рассказывают, о чём-то просят. Чаще это хищники, которые при виде меня улыбаются и кланяются, реже – плачущие люди, которые заходят, все дрожа, а уходят ещё более испуганными.

Один раз даже тётка какая-то забежала и рухнула моему зверю в ноги.

– Пощади! Молодая совсем девка, куда ей в скит монашеский! В чём её вина? Хочешь, мою жизнь возьми, а княжну пощади, не отсылай к схимникам. Пожалей!

А, вспомнила, видела её. Нянька княжны Ан… забыла, как зовут, круглая такая и пышная, словно булочка. Булочки я тоже люблю, не так как мясо, но сойдёт.

Чего тётка причитает, интересно? Мой зверь слушал, слушал, а после говорит:

– Обещаю, через несколько лет она сможет выбрать другой путь. Но сейчас или скит или плаха. Чего хочешь для своей воспитанницы?

Нянька замолчала, хлюпала носом и ушла, а в коридоре проклинала моего зверя какими-то злыми словами. Неужели скудным своим умишкой человеческим не разумеет, что звери слышат даже сквозь стены?

Я даже зарычала, чего она слова злые говорит? Но мой зверь рассмеялся, подошёл и задул свечу.

– Пусть ругается, хоть так душу отведёт. С нас все эти слова, что вода. Будем спать.

Он раздевался – люди умеют снимать свои шкуры, потому что у них только голая кожа. Жаль, был бы у моего зверя пушистый густой мех… я бы вылизывала его, чтобы блестел.

И устроен мой зверь неудобно – ноги слишком длинные. Обхватывает руками, вздыхает.

– Не о такой я ночи мечтал. Ну и пусть. Может, сегодня мне хотя бы не будет сниться, как ты умираешь. Как я бегу… но не успеваю, и в последний момент тебя убивают, твои глаза застывают, а из твоих губ течёт тёмная кровь, пачкает зелёную траву. И ты умираешь на моих руках. Я никому не рассказывал, к чему? Но я видел сотни раз твою смерть и не мог спать спокойно. Час, два… и до утра только и мыслей, как не сорваться, не бросить всё и не сбежать за тобой.

Я лизнула его в нос. Мой зверь расстроен, его нужно успокоить, я сумею.

– Я так люблю тебя, Жгучка.

И я. Видишь, лижу тебя в нос и урчу, словно дворовая кошка? Это из-за тебя, из-за твоей близости.

Он вздыхает, смыкает руки крепче.

И мы спим.

***

Утром Гордей первым делом лично выгулял рысь. Сел на лавку, наблюдая, с каким счастливым видом большая кошка играет и бегает. Пёстрая пятнистая спинка мелькала то тут, то там, ушки забавно шевелились и она снова принесла ему добычу – птицу. Пытается его накормить, значит, чувствует близость, только понять не может.

Она уходила всё глубже, даже Людмилу не сразу узнала, когда они столкнулись утром в коридоре, потому что память у животного короткая – дня за три забывает не только имена, но и места. Запахи разве что помнит, но не с чем они связаны. Конечно, она ощущала их связь, чувствовала зов и вздумай он сбежать, догнала бы, но это была связь зверя. Человека Гордей не чувствовал.

Тем странней было ему понимать, что он счастлив. Пусть даже так, но она рядом. А звери… можно и в зверином облике жить. Может, даже счастливей в зверином – бегать бог о бок по залитой луной траве и кататься в цветущих одуванчиках. Есть мягких кроликов и грызть горькие, но полезные корешки. Спать в норе, свернувшись тёплым клубком, когда снаружи шумит метель.

А рядом – она.

После прогулки Гордей отправился к своим воинам. Кроме охраны покоев им в последнее время нечем было заняться. От княжеской дружины и следа не осталось, кто жизнь сохранил, тот давно прочь сбежал. И теперь парни разве что на стену не лезли, видно было, жаждут отправиться домой. Там семьи, туда тянет сердце.

– Мы надолго тут, Князь? – Спросил один из них.

– А что? Пора обратно?

– Пора! Пора, Князь, – наперебой заговорили они. – Пока доберёмся, морозы стукнут, а в морозы лучше дома, с женами.

– Сегодня решим, когда будем выходить. Главное, дождаться советников с охраной. Они останутся в столице до тех пор, пока местные наместника не признают. Но это уже не наше дело, наше, считай, закончилось. Вскоре большую часть отпущу, домой поедете, мне и отряда хватит.

Гордей понимал желание своих волков как можно быстрей покинуть ненавистную людскую столицу и утешиться дома, на своей земле, где даже воздух пьянит. Понимал желание горевать по погибшим родным там, где жил с ними, там, где остался их прах.

Он и сам был счастлив сейчас только благодаря Жгучке, с которой, честно признаться, остальное было неважно.

Оставалось два дела – первое, конечно, Жгучку в человеческий облик вернуть и второе – поставить на место Великого князя наместника. Только вот кого? Гордей не шибко разбирался в человеческих характерах, никого из местных не знал. Послушать местных бояр? Ну, те наплетут, да так, что потом не разгребёшь. Наугад поставить? Тоже не дело.

Может, советники что придумают? Завтра-послезавтра подъедет Беляк, на него можно положиться, что-нибудь да выдумает.

Но это завтра.

А вначале Жгучка.

Всеволод уже должен вернуться, с утра птицу прислал, сказал, Марка Софийко нашёл и они немедленно выезжают. После обеда Гордей даже не стал из комнаты выходить, приказал только Всеволода, как только появится, к себе вести, а сам лёг отдохнуть. Рысь тут же рядом пристроилась, мурчала так, что кровать дрожала.

– Хорошо тебе? – Спросил Гордей, лёжа на спине, запустив руку в густую шерсть и с глупой улыбкой пялясь на потолок. – Мне вот хорошо.

Конечно, рысь не ответила. Она почти не понимала человеческую речь. По своему радовалась ему, по-своему ластилась, не отходила, но оставалась зверем. Иногда трогала лапой, как будто о чём-то спрашивала.