Текст книги "Система"

Автор книги: Юлия Шамаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Начали думать над тем, как сделать доступ к персональным данным максимально простым для владельца и максимально сложным – для злоумышленника.

Происходило это все в две тысячи двадцатые, биотехнологии были уже неплохо развиты, а конкурс на биофак МГУ в Московии был прямо-таки неприличным.

Чип вшили под кожу. Самым удобным местом, конечно, была внутренняя сторона запястья правой руки. Провел запястьем по любому транскодеру – и готово. Одним и тем же движением ты можешь оплатить налоги или коммунальные услуги, пройти через турникет метро, купить продукты в магазине, включить зажигание персонального автомобиля… Больше не нужно искать в сумочке пропуск, когда приходишь на работу. Все по мановению руки и очень удобно. Больше никаких бумажек и карточек.

Первые миллионы добровольцев с энтузиазмом тестировали новое изобретение, но тут кто-то вспомнил, что в Откровении Иоанна Богослова, последней и самой мистической книге Библии – именно начертание на правой руке, без которого «нельзя покупать и продавать», названо признаком скорого Апокалипсиса. Эсхатологическая паника, с наслаждением раздуваемая средствами массовой информации, вспыхнула и понеслась как лесной пожар. Стало ясно, что в таком виде население Систему не примет.

Тут-то и подняла голову биобижутерия.

Оказалось, что носителем идентификационного кода необязательно должен быть вшитый под кожу чип с отчетливым эсхатологическим душком. Это могут быть биочасы. Или биокольцо. Или биосерьги. Да хоть запонка на пупок. (Часы, конечно, удобнее, но если это оскорбляет чувства верующих – нет проблем, биоби-мастера изготовят все, что хотите.) Милая и прелестная вещица, элемент моды и престижа, которая может быть частью тела, а может – просто украшением. Может коммутироваться с биофизикой человека (это, конечно, дороже и престижнее, потому что предоставляет дополнительные медицинские возможности), а может и нет (дешевле и проще). Это зависело исключительно от желания хозяина и толщины его кошелька. И полностью соответствовало духу времени абсолютной Свободы.

Теперь уже трудно было понять, кто кого породил: Система биобижутерию или биобижутерия – Систему. Очевидно было лишь, что одно без другого существовать уже не могло.

Сейчас мои биочасы показывали пять баллов. Это означало, что если я не исправлю ситуацию за три дня – прилетит беспилотник, чтобы отвезти меня в зону D. К отравленному воздуху и ядерным отходам.

…«Пилик», – я снова вздрогнула на своей скамейке, и это снова была не мама. «Температура вашего тела – 37,6». Раздражают меня такие уведомления. Захочу проверить температуру – сама это сделаю, нечего напоминать каждые пять минут. Давно собираюсь переставить в Универсуме режим «контроль здоровья» – с «по умолчанию» на «по требованию», но все руки не доходят. Но почему мама не звонит?

Я полезла в Универсум посмотреть мамину геолокацию. Она была в центре города и не в Сети. «Жива хоть?» – в панике подумала я и быстро залезла в ее медицинский профиль. Хвала Небу, пульс в данный момент сто десять ударов в минуту. Многовато, но у нее всегда так. Или волнуется. Что она делает в центре?

В папке личных сообщений от нее ничего не было. Зато висело четыре новых письма. Корпорация «Телемед» вежливо уведомляла меня об ухудшении моего самочувствия, рекомендовала покой и обильное питье. Спасибо, без вас я бы не догадалась.

Банк прислал строгое письмо о прекращении обслуживания и необходимости погасить кредит в течение трех дней. Они там с ума совсем посходили, я теперь крипты где возьму?

Третье письмо было из эмиссариата. Соболезнующим тоном мне давались рекомендации по улучшению рейтинга (контроль над мыслями, позитив, правильное СС-поведение и прочий суповой набор, как называл это отец). В конце говорилось, что если я не добьюсь ощутимого результата в течение трех дней, то должна буду переехать в зону D, к людям соответствующего социального статуса.

А четвертое письмо было отправлено с неизвестного мне идентификационного кода. Отправитель не добавлялся ко мне в друзья, поэтому ни лица, ни профиля, ни рейтинга его я так и не увидела. Просто ник – некий Фил. И этот Фил был краток: «Добро пожаловать в отстой». Что ж, это хотя бы было по существу.

В профиле у меня исчезли все иконки доступных банков и магазинов. Значок «Биоби» побледнел и не откликался на нажатие. И удивительным образом почти вдвое сократилось количество друзей.

Да, но где же мама?

Я включила программу распознавания лиц и уточнила мамину геолокацию. Ага, вот она где. Системный храм в центре. Медитировать, значит, пошла. Вот и прекрасно. Во-первых, это ее успокаивает. Во-вторых, это значит, что у меня есть еще немного времени, чтобы что-то придумать…

«Пилим-пилим!» – биочасы запиликали на тон громче. И это был, к сожалению, не «Телемед» с уведомлением о температуре тела. Это был Тим.

– Ну что? – зазвучал в бионаушнике знакомый голос.

Я тяжело вздохнула. Он же видит, что.

– Тима, миленький, – начала я оправдываться, – прости меня, я все исправлю, я постараюсь, честное слово!..

– Заяц, – сказал Тим тревожно. – Этот вопрос надо срочно решать. Тебе дали три дня. Давай решим, как их провести с максимальной пользой.

Он, безусловно, был прав, но во мне шевельнулось раздражение. А он думает, я эти три дня как собираюсь провести? Завалиться на танцпол в зону А? Выдавать раздражение было нельзя.

– Хорошо, – сказала я кротко. – Давай решим, как правильно поступить.

В сущности, все произошедшее было чередой дурацких случайностей, я надеялась, что Тим это понимает. Я действительно опоздала с платежом по кредиту, но сделала это не из-за злого умысла, а из-за элементарной невнимательности – работала над сценарием и просто проморгала тот момент, когда стрелка часов перевалила за 20.00. А банковский день длился именно до двадцати часов.

Конечно, надо было просто отправить деньги немедленно – в банке увидели бы платеж утром. Или сделать это на следующий день утром, а потом поучаствовать в какой-нибудь благотворительной программе, чтобы поправить тренд, – именно так я и собиралась поступить.

Но на следующий день все опять пошло не так. До пяти утра я писала сценарий (да, там был этот Калигула, именно поэтому у меня такие запросы в Сети, неужели эмиссару не понятно?). А в восемь утра позвонил Валентин:

– Это ты что мне прислала? – спросил начальник.

Вопрос не предвещал ничего хорошего.

– Сценарий, – мрачно ответила я.

– Нет, ты мне прислала не сценарий. Ты мне прислала проходной текст, который может написать любой ломаный алгоритм. А мне нужен от тебя человеческий сценарий, поняла? Напомнить, зачем я тебя держу и сколько ты мне стоишь? На одну твою зарплату я могу купить два лицензионных алгоритма! Два! И они тут же окупятся!

Я вздохнула:

– Что не так со сценарием?

– Все не так, – голос Валентина как будто торжествовал. – Абсолютно все не так! Нет главного! Че-ло-ве-чес-ко-го!

Он говорил почти час: громко, образно, явно любуясь собой и звуком своего голоса. Странная вещь: пока начальник говорит, всегда кажется, что он сообщает очень важные и правильные вещи по существу дела. А когда разговор заканчивается, с трудом можно выделить из вышесказанного одну или две расплывчатые мысли.

– Нечто человеческое, Лара! Был такой писатель Мо-эм!..

Насколько же плохо шеф кре-департамента формулирует мысли! И как он вообще в начальники попал? Тогда я только начинала осознавать горькую для всех трудоголиков истину: качество работы к построению карьеры не имеет вообще никакого отношения.

Уставшая и расстроенная, я села переписывать сценарий: Валентин дал сутки на исправление текста и пригрозил штрафом. Кредит не то чтобы совсем вылетел у меня из головы, но на этом фоне как-то отодвинулся на второй план.

А вечером я поссорилась с Тимом.

Тема была все та же – ребенок. Два десятибалльника ребенка завести не могли. Ну то есть могли, конечно, в Обществе-то абсолютной Свободы, – но это означало слишком большие налоги. Вот когда мы станем одиннадцатибалльниками и переедем в зону А – будет совсем другое дело: налога на первого ребенка в зоне А вообще нет, напротив, там мы смогли бы даже претендовать на небольшое пособие. Но время шло, а наши рейтинги не повышались.

Почему ничего не меняется, несмотря на все усилия? Этот вопрос периодически поднимался за семейным ужином, но сегодня он встал особенно остро.

Крупные ссоры всегда начинаются безобидно. Мы болтали о том, как организовать мой приближающийся день рождения – тридцать лет как-никак.

– Давай закажем авиакар и слетаем в зону А, – предложил Тим. – В Дубае я знаю отличный ресторан. Я там раньше часто ужинал. Дорого, конечно, для не местных, но что поделаешь…

Я ощутила острый прилив злости. Наверное, просто оттого, что не выспалась.

– Давай ты больше не будешь жертвовать ради меня собой, а потом выставлять мне за это счет.

Говорить так, конечно, не следовало. За десять лет совместной жизни Тим ни разу не упрекнул меня за то, что переехал из зоны А. Он удивленно посмотрел на меня сквозь очки.

– А я и не выставляю никакой счет. Просто тебе исполняется тридцать лет. Юбилей как-никак. Я устал, и ты тоже, предлагаю нормально отметить и отвлечься заодно. И потом, заяц, надо что-то решать с ребенком. Остался год. Если ты за год не улучшишь СС-поведение и не подрастешь – мы выпадем из квоты по детям… А ребенок заявлен в нашем позитивном плане. Если мы не выполним план, это сильно испортит тренды.

Про ребенка ему не стоило сейчас говорить.

– А почему, собственно, это я должна улучшать СС? Это что, из-за меня одной рейтинг не растет?!

Эти слова я произнесла склочным тоном, и дальше последовала безобразная сцена, во время которой я, честно говоря, хватила через край: разбила две тарелки, закричала, а потом и вовсе кинулась на Тима с кулаками…

Потом еще дня два мы выясняли отношения в Универсуме: я то блокировала Тима, то разблокировала, срочно требовала меня набрать и не отвечала на вызовы, плакала и обильно поливала слезами биочасы – вела себя неадекватно, что уж говорить, Система за такое здорово понижает тренды.

Только на третий день я сдала, наконец, Валентину сценарий и бурно помирилась с Тимом на любимом нашем диване в прихожей. Отдыхая после примирения, мы шутили и баловались, как дети. Тим весь был покрыт родинками, и я, схватив раритетный маркер – мамин подарок, – стала рисовать у него на груди и плечах, соединяя родинки в узоры созвездий. Он смеялся и отбивался, а потом вдруг спросил:

– Зайчик, а ты кредит оплатила?

Я перепугалась. Точно! Кредит, скребать его! Я бросила маркер и немедленно отправила деньги.

Это было последнее воскресенье месяца – день, когда Тиму нужно было показываться в локальном офисе – он быстро выпил кофе и ушел. А я решила нормально позавтракать – строго в соответствии с рекомендациями «Телемеда» – йогуртовое суфле, красная рыба на пару и свежевыжатый сок. Рыбы дома не было. Я зашла в приложение органической еды, отыскала привычные кнопки «продукты на дом» и «лосось органический». И вдруг увидела надпись: «Этот продукт на вашем уровне недоступен».

Я вошла в Универсум и не поверила своим глазам. Семь баллов. Зеленая рамка профиля. Не может быть.

…То же самое твердил мне сейчас в бионаушнике голос Тима:

– Заяц, это не может быть серьезной проблемой. Из-за одной просрочки такого не бывает. Ты раньше всегда вовремя платила кредиты. У тебя есть человеческая работа. Ну поссорились, покричали – с кем не бывает? Да, проучила тебя Система, надо быть сдержаннее. Теперь надо просто подобрать программу исправления ситуации. О!

– Что?

– Поговори-ка с Валентином, – предложил Тим. – У него есть связи в эмиссариате, я знаю. Может, рекомендацию даст или еще что-то…

Мы работали в одной корпорации, Тим знал Валентина и его возможности.

Я согласилась и набрала начальника. На звонок Валентин, конечно же, не ответил. Нужно было ехать в офис. Я нажала на кнопку вызова авто – как раз из-за угла неторопливо показывался симпатичный беленький и совершенно пустой беспилотник, обычно меня возили такие. Я уж было поднялась со скамейки, но авто, не замедлив скорость и не моргнув фарой, прошмыгнуло мимо. Я уставилась на биочасы. А, ну конечно: «На вашем уровне этот вид транспорта недоступен». Погружаться в прелести общественной транспортной сети мне сейчас не хотелось. Тем более что офис «Х-Видения» находился относительно недалеко от районного эмиссариата.

Впервые за многие годы я пошла по городу пешком. Странное это было чувство. Пешеходы у нас по городу не ходят. Для пешеходов есть парки, прогулочные зоны. Я понимала, что выгляжу нелепо, и старалась идти быстро. Сверкающее здание было видно издалека.

Компания «Х-Видение» (полное наименование «Свободное Общественное Х-Видение» – произносить надо было именно «Икс-видение») была компанией-гигантом. Отец называл ее телевизионной компанией-монополистом, но он был безнадежно старомоден – так же, как сами эти слова: «монополия» и «телевидение».

«Х-Видение» производило самую разношерстную аудиовизуальную продукцию: девяносто процентов всего, что выводилось на внешние и внутренние аудиовизуальные панели в этой части света, было продукцией «Х-Видения».

Я трудилась сценаристом сектора драмы отдела реальных историй кре-департамента.

«Страшное, тяжелое, все, от чего слезы и мурашки по коже, это к вам, – объяснял нам на Свободных тактических сессиях Валентин, начальник кре-депа. – И вы мне тут не жалуйтесь на жизнь! А целуйте ноги гуманитарщикам за то, что у вас вообще есть работа».

Валентин говорил чистую правду. Получить работу, будучи человеком, было не так-то просто.

Первая беспилотная революция тридцать лет назад лишила работы миллионы водителей, пекарей и банковских клерков по всему миру. Представители творческой интеллигенции – писатели, сценаристы, журналисты – смотрели на это, горестно вздыхали, писали пронзительные статьи насчет глобальных цивилизационных изменений, а в перерывах за чашечкой биокапучино сокрушались о судьбах «простого человека». А вскоре Вторая беспилотная революция добралась и до интеллигенции.

Оказалось, что программы пишут горестные статьи о судьбе человечества ничуть не хуже, чем пекут булочки и водят автомобили. Огромную часть творческих работ алгоритмы научились выполнять не хуже людей, и при этом совершенно бесплатно. Приложение «Ре-райт» сочиняло типовые тексты ровно так же, как писали их последние пару десятков лет так называемые «профессиональные копирайтеры». (Тесты Тьюринга были пройдены со свистом – невозможно было отличить текст, созданный алгоритмом, от текста, написанного человеком.) Да ладно тексты! С газетными статьями, сценариями телепрограмм, документальных фильмов и сериалов приложения справлялись на отлично. Газеты, издательские дома, теле– и кинокомпании – как транспортные концерны и банки за десять лет до этого – охотно отказались от живых работников и перешли на услуги приложений.

Безработица грозила стать глобальной, но тут очень вовремя наступило Общество абсолютной Свободы, провозгласившее главными ценностями Свободу, Доверие и Открытость. Эти прекрасные категории закрепили во Всеобщей Конституции законное право человека на Свободу от работы. Ну а дальше требовалось только одно – помочь человеку получить от законной Свободы максимум наслаждения. Ибо что еще делать со Свободой, современные философы – даже подгоняемые наступающими им на пятки алгоритмами, – придумать не могли.

Определенных достижений Единое координационное правительство все-таки добилось, чего бы там батя ни говорил. Во-первых, на Земле наконец-то сократилось население – а ведь этого не удавалось добиться ни одному правительству за всю историю человечества. Во-вторых, был достигнут баланс между экономикой и Системой: люди получали социальные пособия согласно баллам рейтинга, а биогастрономия позволяла держать миллиарды безработных в полуголодном, но относительно спокойном состоянии – безо всех этих традиционных ужасов начала века типа голода в Африке. В-третьих, все это было окрашено в безупречные морально-нравственные тона.

По всему миру цвели сотни гуманитарных концепций, программ и организаций по защите и поддержке людей. Людей от машин защищали так рьяно, что в противовес этим движениям пришлось создавать встречные течения, которые настаивали на наличии у приложений и алгоритмов личности – тоже нуждающейся в защите.

В Европейском секторе – гуманитарном центре Свободного мира – уже голосовали за проекты законов о защите искусственного интеллекта от людей. Это было прекрасно. Общество абсолютной Свободы не лгало и предоставляло свободу всем – даже алгоритмам.

В творческом мире людей тихая паника сменилась раздражением, разложением, декадансом и прочими сумерками богов. Из пишущих людей при работе сумели остаться от силы процентов десять. В основном, благодаря «Межправительственной гуманитарной программе поддержки людей» – по которой, кстати, трудоустроилась и я, причем именно наличие гуманитарной программы в профиле когда-то добавило один балл к моей девятибалльной истории успеха.

Правда, была одна проблема. Одна вещь, которую приложения делать не умели, и алгоритмизировать которую не удавалось. Программисты, элита земного шара, бились над проблемой уже не один десяток лет, но воз, как говорится, стоял и ныне там. Талант. Приложения не умели быть талантливыми.

Впрочем, поможет ли мне сейчас талант – я не имела ни малейшего понятия. На рынке труда люди плохо выдерживали конкуренцию…

Тяжелая стеклянная дверь медленно подалась мне навстречу. Я пересекла порог и в очередной раз поразилась тому, что в огромном сверкающем холле «Х-Видения» только один турникет. Неизбежно скапливается очередь. Хотя ходить на работу каждый день давно не принято – все работают по домам – все равно у турникета всегда люди. Счастливчики, которых выбрала гуманитарная программа поддержки. Приходят периодически. То вопрос редактору задать, то рейтинг обсудить, то просто почувствовать себя десятибалльником в обществе живых, себе подобных.

Глядя на эту цветную очередь, я подумала, что с турникетом это они придумали нарочно. Пудрить населению мозги – и так донельзя запудренные. Со стороны-то кажется, что людей работает много – ну раз очередь стоит. А реально в нашем отделе пять человек. А он чуть не самый крупный во всем кре-департаменте.

Я вздрогнула: вот за такие мысли, видимо, и ругала меня эмиссар сегодня утром. Как-то эти мысли, очевидно, пролезают из подсознания в тексты и сетевое поведение – правильно говорят, Система видит все. Я почти подошла к турникету, оставалось человек пять или шесть.

– Доступ разрешен.

– Доступ разрешен.

– Доступ разрешен.

Вот опять-таки, зачем они это придумали? Молча турникет пропустить человека не может? Зачем это сопровождать дурацким голосом? Ох, права эмиссар, права, – тревожные и агрессивные мысли в моей голове явно превалировали… Последний человек передо мной прошел, но я не могла заставить себя приложить биочасы к транскодеру.

– Девушка! – послышался сзади раздраженный голос. – Вы проходите или что?

Я решилась. Вместо милого пиликанья, с которым турникет обычно пропускал людей, раздался резкий неприятный сигнал.

– Доступ запрещен!

Сзади напирали, в очереди нарастал гул.

– Охрана! – раздался визгливый женский голос. – У нас тут пятибалльница пытается пролезть! Здесь все еще зона В, или я что-то путаю?

– Вы вообще куда смотрите?! – поддержал резкий мужской дискант. – У вас «Х-Видение» или что? Я жалобу напишу! Я ребенка на экскурсию привел, а у вас такое!..

– Как такие по городу вообще ходят, – подлил масла в огонь старческий тембр. – Сидели б там у себя.

Мои уши горели. Из-за светящегося пластикового нимба с названием компании показался охранник. Неторопливо подошел к очереди. Пустыми прозрачными глазами прошелся по лицам.

– Пожалуйста, – прошептала я, умоляюще сложив на груди руки, – позовите моего начальника…

Валентин спустился через полчаса. Свежий, благоухающий, веселый и прекрасно одетый. Спорт, безупречно ровный загар, двенадцать баллов, только положительные тренды и воздух класса А – это сразу было видно. Он должен был работать в зоне А, но согласился жить в В – и получал за это неплохую прибавку к зарплате.

– Лаааарочка! Ну что же это такое? – Валентин, дружелюбно улыбаясь, развел руки в стороны, и я с трудом подавила в себе желание разрыдаться и броситься ему на шею. – Пойдем, душенька, пойдем. А плакать неет, мы не буудем, ни в коем случае.

Он отвел меня в кафе и заказал антистрессовый коктейль. Секунд десять ушло у него на то, чтобы, не сходя с места, расплатиться за коктейль при помощи дико дорогих биочасов. Я следила за ним исподлобья.

Красив он был, гад, – высокий брюнет, длинные волосы, зеленые глаза – когда-то в самом начале он очень мне нравился. Да что уж там, первые недели работы в кре-депе я была в него страстно влюблена. Кстати, как и все без исключения сотрудники обоих полов и сорока восьми сексуальных статусов (собственный статус Валентин от подчиненных тщательно скрывал). Среда – день планерок – называлась у нас Валентинов день. Я каждый раз с трепетом ждала среды.

Но влюбленность – такое состояние, которое всегда ищет чего-то большего. Как следователь, пристрастный к своему объекту, ищет улик и доказательств вины или невиновности, так и я страстно следила за начальником, но в какой-то момент поняла, что искать там нечего. Он красив. Он положителен. Он двенадцатибалльник. И все. Под ровным загаром Валентина не скрывалось ничего, кроме страстного желания как можно дольше сохранить двенадцатибалльное положение, а если удастся – пролезть в тринадцатибалльники и как-то подобраться к программам по продлению жизни. Ничего больше его не интересовало, и поэтому жить рядом с ним оказалось смертельно скучно. Сейчас, впрочем, от этого самодовольного индюка («Небо, сделай так, чтобы Система все-таки не умела читать мысли!») зависела моя судьба.

Дракей привез коктейль.

– Ну, душа моя, что случилось? – Валентин ласково и сочувственно улыбался, демонстрируя восхитительные достижения двенадцатибалльной стоматологии.

Я вздохнула. Он ведь прекрасно знает, что случилось. Отчет о катастрофическом падении моего рейтинга, конечно, был автоматически сформирован и уже упал ему на рабочую почту. И спустился он только через полчаса после скандала у турникета – потому что принимал решение на мой счет и согласовывал с вышестоящим начальством. Моя судьба была уже определена, и приговор вынесен и подписан. Мы оба это знали. И знали также, что даром он мне приговор не огласит. Сначала вымотает всю душу.

Я начала рассказывать про кредит и ссору. Валентин слушал невнимательно и перебил уже через минуту.

– Ларочка, я всегда тебе говорил: есть у тебя одна глобальная проблема. Вот это твое вечное «недо». Вот почему ты никогда не была ни двенадцати-, ни одиннадцатибалльником?

Валентин держал драматическую паузу, глядя в упор. Я молчала.

– Потому что у тебя низкая самооценка. Ты сама себя низко ценишь, а Система – это зеркало, твое отражение, поняла?

Я кивнула. Чего же тут непонятного.

– Система понизила тебя не за ссору и кредит. Хотя и за это тоже, конечно. Но главное: Система понизила тебя за то, что происходит у тебя в подсознании. А в подсознании у тебя – бардак.

В моей душе слабо шевельнулась надежда. А вдруг он все-таки поможет?..

– Мое подсознание принадлежит только мне. Система не может туда заглянуть…

– Э, нет, голубушка, ошибаешься.

Валентин встал, откинул волосы со лба и гордо прошелся по кафе. Он любил поучать, и сейчас был явно в ударе.

– Твое подсознание Система знает очень хорошо. Так же, как подсознание каждого из нас. И, заметь, это единственный гарант стабильности общества, в котором мы живем. Куда делись все ужасы прошлого века? Все эти нацизмы и терроризмы? Нету их. А почему? Потому что преступные намерения человека становятся известны системе задолго ДО того, как он их привел в исполнение!

– Ну не все, – сказала я, лишь бы что сказать.

– Почти все, сама отлично знаешь! Пси-анализ произносимых и написанных тобою текстов Система производит? Еще как. На тысячах аналитических платформ. Температуру, давление, сердцебиение через биочасы считывает? Да. Сопоставляет первое и второе? Конечно. То есть Система знает, что ты на самом деле чувствуешь, когда говоришь слово «Свобода». Она знает о тебе все.

Я терпеть не могла такие разговоры. Если честно, мне не очень нравилось, что Система знает обо мне все. Системе я, наверное, не очень нравилась тоже.

– Кого ты пытаешься обмануть? – продолжал петь Валентин. – Самое совершенное достижение цивилизации за всю историю человечества?

– Да я не обма…

– Система – абсолютно справедлива, пойми. Она так устроена и просто не может быть иной. Баллы рейтинга распределяются идеально честно. Согласно всего лишь поведению человека. По-ве-де-ни-ю, слышишь? Система любит всех и доверяет всем без исключения. Веди себя согласно нормам и принципам абсолютной Свободы, и все будет хорошо.

– Да я же веду…

– Тогда рейтинг почему такой? Взять вот для примера меня и тебя. Мои двенадцать баллов и твои… Сколько у тебя сейчас?

Валентин явно прекрасно знал, сколько у меня баллов.

– Пять.

Шеф делано вздохнул и покачал головой.

– Ну и что мне с тобой делать? Что? Вот скажи?

– Валь… Пожалуйста… Ты мог бы мне помочь?

– Конечно, душа моя. Конечно. Для этого я здесь. Знаешь, – он откинул волосы со лба, – ты мне всегда нравилась. Подожди, не благодари. И хотя ты пишешь не сильно лучше, чем алгоритмы, я всегда был против того, чтобы тебя сократить. Хотя мысли такие начальство высказывало, скрывать не буду. Но! Что-то в тебе есть. Что-то человеческое. В наше время мы, люди, должны ценить друг друга…

В этом духе он мог продолжать бесконечно.

– Валя, ты ведь не уволишь меня… мммм, прости, не оСвободишь?

– Я сделаю то, что пойдет тебе во благо. – Валентин накрыл своей ладонью мою (точь-в-точь как эмиссар, их всех учат этому, что ли?). – Ты не будешь работать. Я понял, что именно тебе вредит – твоя работа. Сектор драмы, который вынуждает тебя формировать определенный образ мыслей. Профдеформация, психика не выдерживает, я встречал такое раньше. Как только ты перестанешь работать – тебе сразу полегчает.

– Но как только ты меня оСвободишь, рейтинг еще упадет!

– Конечно! Он и не может не упасть! Зато потом, потом – все наладится! Вот и не надо, не надо мне тут слез и всяких глаз на мокром месте! Свобода от работы – одно из главных достижений нашего общества. Это благо! Другая прыгала бы до потолка от счастья.

– Но я же тогда не смогу завести ребенка…

– Пфф… Средневековье какое-то. Ларочка, знаешь, этот разговор начинает мне надоедать. Я тут бьюсь, трачу на тебя время, а тебе все мало, ты все хнычешь и недовольна. Вот еще одно прямое доказательство: рейтинг тебе понизили совершенно справедливо! С такими негативными мыслями, конечно, только так и будет. Все! Марш домой спать! Сон, физкультура, позитив – и не успеешь оглянуться, как переедешь ко мне в зону А.

Я добралась до дома и долго рыдала на руках у Тима.

Вечером биочасы написали мне 38,4 градуса по Цельсию, уведомили о растущем кровяном давлении и робко предложили дешевый противовирус, аспирин и валерьянку – согласно моему новому рейтингу ничего приличнее мне, видимо, уже не полагалось. Когда я нарыдалась досыта, меня начал бить кашель, и Тим решил, что идея с аспирином вовсе не плоха. В домашней аптечке совершенно ничего не было, мы сообщили об этом Универсуму, и уже через семь минут на пороге нашей квартиры сидел аптечный дрон, под брюхом которого помещалась экстренная медицинская заправка. Мы прикрепили капсулу заправки к входному разъему биочасов. Микроскопические множественные шипы под браслетом ненадолго впились мне в кожу, чтобы ввести лекарство. Кашель вскоре утих, температура спала, я успокоилась и уснула.

В полночь, когда обновился статус, мои биочасы показали четыре балла рейтинга. Тим оставался десятибалльником. У меня было еще двое суток.