Текст книги "Акулькина свадьба (СИ)"

Автор книги: Юлия Серьга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Юлия Серьга
Акулькина свадьба

Глава 1

Я шла по улице, не замечая буйства красок осенней природы и думала о своей дальнейшей жизни. Я через месяц выхожу замуж, но я не уверена, что я хочу туда. Мой жених сделал мне предложение только потому, что хотел затащить меня в постель, а я думала в тот момент только о каких-то высоких чувствах, о том, что я теперь взрослая и уже почти замужняя женщина, и должна ему эту постель. Именно так – должна!

Чуть позже, после того как у моего жениха голод по женскому телу схлынул, пришли вопросы более насущные. А именно, как я буду жить и на что, если я только закончила кулинарный колледж, и собираюсь искать работу, живу с мамой. Жених же мой, Пётр, и вовсе не закончил ещё ПТУ на электрика, ибо поступил учиться туда уже третий раз.

Мама на мои желания быстрее выйти замуж за любимого отреагировала очень спокойно. Только спросила, – Алинка, а ты уверена, что это именно тот самый любимый и единственный, на всю жизнь.

Я, ошалевшая от поцелуев и объятий, сияя от счастья заверяла маму, что да, это именно так.

Мама сняла отложенные, ею же, за всю мою жизнь деньги со своего счета, и сказала – Готовься к свадьбе!

Мы купили белое платье, которое выгодно подчёркивало мою фигуру, купили к платью бельё, фату и белоснежные туфли лодочки. Мне тогда казалось, что я счастливее всех на белом свете.

За месяц до свадьбы ситуация изменилась.

Пётр засел за онлайн игры, и если раньше мы проводили время гуляя вместе по лесу за ручку, то сейчас я максимум сидела по левую руку от него и смотрела по экрану монитора бесконечные бои в преисподне.

Сидеть по левую руку было безопаснее, Петя не совсем себя контролировал во время боёв и мог иногда ударить воображаемого врага не кнопочками на джойстике, а кулачищем. О чем свидетельствовали многочисленные вмятины на столе, стене и даже системном блоке.

Я постепенно сопоставляла свою жизнь, с жизнью жениха и понимала, что мы из разных миров. Если я понимала, что семейная жизнь – это не белые единороги в розовых пачках, то Петенька считал, что он перейдёт от мамы, к другой такой же женщине, только с прекрасным бонусом в виде совместных ночей. А я была пока не готова становиться мамой кого бы то ни было. Двадцать лет – это не тот возраст, чтобы усыновить половозрелую особь мужеского пола.

В тот день я шла по улице, переходила дорогу и думала о том, что я попала в тупик, и теперь проще выйти замуж за этого игруна и делать вид, что я такая дурочка, которая даже не увидела в женихе всё то, о чем мне талдычили родственники, да и подруги тоже, но наперекор всем счастлива, чем отказаться и пожинать плоды своей трусости, объясняя, что я сначала подумала, а потом передумала. Да, я же не трус! Я выйду замуж и буду счастлива наперекор всем, пускай завидуют моему счастью!

Я постепенно накрутила себя до состояния отчаяния, когда иррациональный страх какой-то необратимости происходящего затопил меня на секунду, в результате от нахлынувших эмоций, я прикрыла глаза, а когда их открыла, все осенние прелести благоустроенной жизни исчезли, а их место заняла глухая деревня с бездорожьем, и размазанной жирной грязью в тех местах, где люди должны ходить по дорогам.

Я как была в чёрной болоньевой куртке, и широких чёрных брюках, так и осталась стоять на островке грязи посередине дороги в центре огромной лужи.

Глава 2

– Акулинаа, девка ты растреклятая, а ну иди за скотиною навоз греби! И во что ты вырядилась, убогая, кто тебе эти тряпки скинул? Быстро пошла переоделась в нормальную одежду, я сказала. Я тебе не мать! Я тебя живо выучу как вести себя у меня в доме.

Я огляделась в поисках той самой Акулины, но не обнаружила на улице какой-то незнакомой деревни ровным счётом никого, кроме бегущей в мою сторону старухи с хворостиной.

Бабка с перекошенным от гнева лицом, вбежала на полном ходу в лужу, поскользнулась и со всего маху рухнула в самую глубокую её часть. Я ещё некоторое время постояла, посмотрела как волны переливаются через верх моих сапог, но чуть позже, по гневным речам старухи я поняла, что обращается она ко мне, и хворостина, которой продолжала размахивать женщина барахтаясь в луже, тоже приготовлена для меня.

Ровно на этом месте, я со всей дури рванула по улице прочь от старухи, мечтая оказаться снова на чистеньком асфальте родного поселка и своей улицы Ленина.

Я бежала молча и сосредоточенно, правда ноги мои оказались слабенькими, еле-еле переставлялись, сзади старуха уже почти догоняла меня. И меня удивило, что в зоне видимости не было ни единого автомобиля, все заборы были деревянными, и даже проводов и газовых труб не было видно.

Я отвлеклась и не увидела сразу, что навстречу едет карета запряженная тройкой лошадей, старуха уже почти догоняя меня заметалась по дороге и шмыгнула в чей-то стог сена. Я же на адреналине пробегая мимо кареты услышала зычный мужской голос:

– А ну стой, дура! – высунулся мужик в окно без стекла и уставился на меня.

Впереди, на козлах сидел одетый победнее мужичок, и поигрывал длинным хлыстом.

Я, осознав, что мужик с хлыстом – это не старуха с хворостиной, испуганно остановилась и молча уставилась на хозяина кареты.

– Ты пошто зенки-то вылупила, глупая?! – мужик снисходительно смотрел на меня. – Как звать-то тебя?! Иль ты немая?

– Акулина её звать, барин! – Старуха запыхавшись подбежала, и огрела меня хворостиной по спине. Я съежилась, но промолчала.

– Чья ты?! – снова обращаясь ко мне, спросил барин.

Я бы и рада была поговорить с добрым человеком, но совершенно не знала, ни кто я, ни где я. И если я сейчас скажу, что я живу в районном посёлке на улице Ленина, мужик просто меня не поймёт, а не дай Всевышний, ещё и выпороть прикажет.

– Да ничья она барин, сирота, вот кормлю и воспитываю несчастную. Дура она с рождения у нас, немая, – старуха нацепила на лицо маску сострадания и смирения, но даже по виду я могла бы сказать, что она не обладает ни одним, ни другим таким качеством.

– Смотрю я на тебя, Акулина, и понимаю, что выглядишь ты ни как девка, что при полном довольствии живёт у мачехи, а еле-еле душонка в теле держиться, какая-то ты жёлтая и худая. А уж шмотье на тебе и вовсе мужицкое какое-то. Сколько тебе лет, убогая?!

Я попыталась открыть рот, но всё, что смогла оттуда выдавить – это горловой звук, похожий на мычание, который меня напугал ещё сильнее, чем барина.

– Не знает она о годах своих, и мне не младенцем досталася, – проговорила старуха склонившись.

Барин же глядя на моё лицо все больше скатывающееся в отчаяние вдруг проговорил, – Замуж тебе надо! У тебя есть приданое?!

Я обернулась к старухе, та ненавидящим взглядом, готовым прожечь дыру во мне по центру, сказала:

– Есть, батюшка, вышитый рушник, да накидка на подушку незаконченная. Не мастерица она у нас.

– Тогда вот тебе девка десять рублей, да чтобы в течение месяца свадьбу уже сыграла. А ты, старуха, чтобы отчиталась мне о предстоящем торжестве, да за десять рублей тоже, что и почем купила ей в приданое.

Барин залез обратно в карету и я услышала как он вполголоса говорит кому-то, – Ну вот, душу от грехов очистил и помог сиротке, теперь везение будет. Как и сказал батюшка.

Мы стояли посередине улицы, по колено в грязи. Старуха, в грязном сюртуке кое-как очищенном сеном, застыла в поклоне и одним глазом зыркала в сторону кареты, нервно сжимая деньги в кулаке.

Как только карета завернула за угол, она размахнулась и со всей дури огрела меня прямо по лицу хворостиной, и я ощутила, что в районе носа у меня появилась огромная царапина. От шока я застыла.

Старуха ещё пуще разозлилась, под нос себе пыхтя что-то о том, что барин теперь её накажет за порченый товар.

– Ну иди домой, дура, какой черт тебя послал бегать по улицам. И переоденься быстро. А то ещё сопливая замуж пойдёшь. Ух и дура ты пробитая.

Я подумала о том, что в теории убежать я всегда успею, но вот куда бежать по холодной грязи в совершенно незнакомой деревне я не знала.

Значит надо пойти с этой женщиной, переодеться в сухое и понять где я, и кто я. Телефон можно будет попросить и позвонить Пете, или маме, наверное, лучше. Может это вообще сон – я поморщилась и ощутила, как снова закровоточила царапина на лице. Не очень-то похоже на сон.

Старуха схватила меня, всё ещё стоящую посередине дороги, за шиворот и в прямом смысле потащила домой.

Глава 3

Зайдя в сени она крикнула: – Мавра, а ну иди забери Акульку. Эта дура выбежала на дорогу прямо под колёса барину, и теперь он велел выдать её замуж. А кому она такая убогая нужна, будем думать, что же делать…

Мавра, дородная женщина средних лет в цветастом платье и грязном переднике, схватила меня так же за шиворот, швырнула за печку, шепнула, что одежда и ужин в старом кувшине припрятаны.

– И оставь её сегодня без ужина, меньше бегать будет по дорогам, – проорала старуха и вышла.

Я забилась в самый дальний и тёмный, зато очень теплый угол за печкой и стала думать о том, что только часа три назад я думала о своём нелёгком будущем с неприглядным женихом, сейчас же мысли о женихах отошли далеко-далеко на второй план и уже полезли мысли о том, что мне делать в этом странном мире, будучи немой. Когда я пыталась произнести хоть какое-то слово, горло как будто пронзали тысячи игл, тогда я прекращала это делать, и слезы текли от боли.

Вечером за печку зашла Мавра, молча и довольно бесцеремонно схватила меня за руку, и выволокла из-за печки.

– Ты чем занималась весь день, почему не переоделась? Ты хотя бы ела?

Я молча кивала головой, что отвечать этой, вроде, доброй на вид, женщине, я совершенно не знала, да и боялась повторения мычания. Лучше голосовые связки поберегу, может болезнь это, ларингит, например.

На следующий день Мавра, снова абсолютно без слов, бесцеремонно выволокла из тёплого угла за печью и заставила чистить картошку. Много картошки. Возможно здесь большая семья, а может животных кормят картошкой, хотя чистят ли её для животных.

Далее выгнали пасти гусей. Я как могла мычала и махала руками, чем вывела Мавру из себя.

– Девка, ты становишься дурнее день ото дня. Что же ты, как дура, руками машешь?! Не пойму я, что тебе нужно.

Тогда я подвела Мавру к пыли, и пальцем написала два слова, – куда идти?

Мавра испуганно посмотрела на меня, быстро затерла написанное, и сказала, – Куда обычно ходишь, иди до конца улицы на речку. А ты оказывается грамоте научена, но откуда?! Кто тебя грамоте учил?

Я не зная, что сказать, помычала и руками помахала. Схватила хворостину и погнала гусей по улице.

Мавра глядя на меня, неодобрительно покачала головой.

Ближе к вечеру когда я окончательно околела у речки, увидела, что старуха несётся ко мне размахивая веником.

– Иди ж ты окаянная в дом. Что же ты, дура, тут на ветру торчишь, простынешь же. Да вот как же я тебя замуж-то пристрою, дуру-то такую.

Я схватила хворостину и погнала гусей обратно, но если гуси к воде бежали споро, то обратно они ни в какую не хотели. Я бестолково бегала с одного берега на другой, а старуха стояла на дороге и злилась.

– Иди в дом уже, Мавра тебя умоет. Свататься пришли к тебе.

Я, видимо, заметно изменилась в лице, на что бабка мимолётно прижала меня к себе и сказала: – Ну, ну. Хоть и дура ты, девка, а время пришло тебе. Хотела я тебя при себе подольше подержать, может хоть разговаривать бы научилась, но нет. Не судьба тебе при мачехе на довольствии и всём готовом пожить, надо идти в замуж прислуживать.

Я наклонила голову и побрела в сторону дома, бабка же проводила меня взглядом и прикрикнула, чтобы поторопилась. А потом уже только слышно было, как она гусей собирает, а те её даже слушаются.

Я попыталась войти в дом, как Мавра меня на ходу поймала и потащила в корыто умывать. Щедро зачерпывая ледяную воду огромной ручищей она размазывала по моему лицу видимо пыль и грязь, я от стресса даже ни разу не задумалась, что у меня на лице творится. Ледяная вода так же щедро затекала мне за шиворот и уже почти долилась до пояса, как Мавра все так же рывком поставила меня на ноги и потащила через заднюю дверь в дом. Там споро меня раздела догола, и цокая неодобрительно языком начала на меня надевать чистую одежду. Нижняя короткая майка, верхняя длинная майка, сарафан и передник, на ноги полагались панталоны, и чулки с веревками. Я глядя на эти чулки не сразу сообразила как их пристроить, чтобы они свалились хотя бы не сразу с моих тощих ног. Мавра уже даже не удивляясь, наклонилась и ловко привязала их к трусам.

– А я бы и не догадалась, – подумала я.

– Там сидит единственный подходящий мужик для тебя со всего села, – вдруг на ухо мне жарко защептала Мавра, – Ты сделай вид, что ты умная и все понимаешь. Мужик он пьющий, но мучать тебя не станет, я знаю, мне его тëтка сказала. Если поняла меня сейчас, кивни!

Я закивала головой, прекрасно понимая, что будет происходить и возможно после вот этого торжества мне и надо бежать. Здесь хотя бы двери на ночь изнутри не закрывают, а вдруг меня в новом доме этот муж наручниками к батарее пристегнет.

Вышли мы с Маврой в светлую большую комнату и я увидела пьющего мужика средних лет, он был даже немного похож на Петю – белобрысый и костлявый.

Когда прототип Пети открыл рот, я была неприятно поражена высоким голосом, как у девчонки. Но кто я такая, чтобы рассуждать о чужих голосах не имея своего.

Старуха-мачеха уже была тут и сладким голосом рассказывала, какая я хорошая, да пригожая. И гусей-то пасти умею, и картошку чищу. Вот даже рушничок вышила на досуге, мастерица какая.

– Не говорит только она у нас, по малолетству напугал ее сильно бык, боднул и перекинул через себя, с тех пор вот молчит девка. Но голова не пострадала, соображает. Акулька кивни если поняла, о чем я тут разговоры веду.

Я улыбнулась подурнее, и кивнула.

Улыбка у жениха медленно сползла с лица, а ее место заняло отвращение.

Я сидела и радовалась, что не захочет он меня такую брать, и я не хочу!

Тетка, что сидела при нем, тоже нахмурилась и обратилась ко мне:

– Акулька, ну-ка покажи сколько будет яблок если к одному яблоку положить еще одно яблоко. Мои пальцы против моей воли сложились в козу, а тетка увидев это улыбнулась и сказала:

– Девка не безнадежна, берем. Мне помощница по дому сильно нужна!

Глава 4

Свадьбу решили надолго не откладывать и в ближайшее воскресенье на службе и поженить. Венчание состоится послезавтра.

Я решила завтра с утра сделать вид, что пасу гусей и убежать хотя бы на край деревни осмотреться, может это деревня такая староверов, а дальше асфальтированная дорога и автомобили ездят как в нормальном мире, тогда я попрошусь довезти меня до моего районного центра, а мама заплатит.

С утра я снова начистила ведро картошки и замесила ведро теста, после чего Мавра меня отправила пасти гусей, при этом шепнула, чтобы я не показывала, что грамотная, опасно это.

Гуси быстренько побежали к воде, а я огородами в сторону предполагаемого въезда. Деревня была большая, а я все бежала и бежала. Пробежала мимо пастушка, который задорно крикнул, – Привет, Акула-дура! Куда бежишь, вот я мачехе твоей-то всë расскажу.

– Не больно-то мы и боимся твоих старух, – хотелось мне крикнуть, но я только промычала в ответ.

Я бежала и бежала, и наконец дома стали рядеть, а дорога становилась уже. Когда я выбежала за последний дом, заросшая травой дорога уводила в лес, и в асфальт даже не думала превращаться. Что же делать, бежать в другую сторону я уже не успею вернуться, искать будут, а здесь может быть тупиковый конец.

Я со всех своих сил побежала обратно к гусям, но получалось у меня это еще хуже и медленнее. Видимо в этом мире Акулина все-таки плохо питается, ручки и ножки как спички, и устает еще не начав двигаться.

Кое-как прибежав к реке, я, глядя на свое стадо гусей прислонилась к дереву, и уснула.

Зычный голос старухи разбудил меня безо всякой жалости к уставшему человеку.

– Акулька, Акулькааа, а ну иди домой. Пасет она гусей. Чем ты ночами занимаешься, раз так устаешь – то. Вот отдам тебя завтра и никто даже не пожалеет там, работать будешь как все.

Я испугавшись, подскочила и чтобы не досталось хворостиной, оббежала мачеху по широкому кругу и пошла домой.

Тяжелые мысли продолжали лезть в голову. Где я, кто я, как я здесь оказалась и как попасть обратно к моей ненаглядной и доброй мамочке. Как же мне хорошо жилось, и главное сытно. Все мои проблемы оказывается и не стоят ничего. Здесь же совершенно непонятно, бежать мне из деревни, или выходить замуж за Петруху, и самый главный вопрос, смогу ли я выжить одна, если за деревней ничего нет обитаемого в шаговой доступности. Если бы я хотя бы могла спросить у людей, где я нахожусь, какой же всё таки бесценный дар есть у человека, возможность говорить.

День подошёл к концу, а по тёмному уже Мавра загнала меня в баню. Расчесала и натерла голову какой-то травой, меня саму отхлестала веником и велела тщательно мыться, моя природная стыдливость была задавлена на корню напором этой дородной женщины.

После банных процедур, Мавра опять без слов потащила меня к лавке, на которой было постелено, видимо так она ускоряла моё перемещение не отвлекаясь на переговоры.

– Сегодня спи тут, ибо за печкой вымажешься вся, – сказала она и ушла.

– Если мне бежать, то надо это делать сейчас, – думала я.

Подошла к двери, подергала, открыто. Выглянула с мокрой головой на улицу и обнаружила, что пошёл первый снег. Весь двор покрылся белым, мокрым снегом, а вещей тёплых у меня нет совсем. Даже куртка моя на синтепоне куда-то пропала.

Я вздохнула и зашла обратно, легла на лавку, и стала думать. – Какая же я рохля, ни там, ни тут я не могу за себя постоять, и дома хотя бы я разговаривать умею, здесь же я на одном уровне с гусями. Они гогочут, и я им в ответ. Будь что будет, если будет совсем плохо, я и от мужа сбегу. Здесь у меня паспорта всё равно нет, я могу и замуж выйти, терять мне нечего. Глаза закрылись и я уснула. Всю ночь снились гуси, язык которых я начала понимать, но только ничего умного они не говорили. Только кто где ел, и кто кого ущипнул.

На следующее утро, ещё до зари меня разбудила Мавра, подняла и начала наряжать. Сменила мне всё нижнее бельё, и надела вышитую майку. А сверху неё расшитое вышивкой и кружевами белое платье.

– Нравится?! – спросила Мавра.

Я интенсивно закивала.

– Скажи “спасибо” мачехе, любит она тебя. Красивое платье сшила, хотя её никто не осудил бы, наряди она тебя в платье попроще.

Мавра выдала мне новые сапоги, и накинула сверху тёплый тулуп.

– Старуха у нас с тобой на самом деле добрая, ты не думай ничего. Видишь, как барыню тебя одела. Вышивку всю ночь тебе к платью пришивала, пока ты спала. – Мавра казалось уговаривает саму себя, что мачеха очень добрая и заботливая, а я была слишком испугана, чтобы хоть что-то осознавать.

Дальше мы с Маврой и старухой пошли в церковь, где собрались какие-то, незнакомые мне люди. Кто-то плакал, кто-то крестился, а кто-то показывая на меня пальцем, шептался. Услышала как неподалёку мужской голос сказал про дуру и как Петрухе не повезло, но женский голос в ответ резонно заметил, может это Акульке не повезло, жених-то из немощных.

Меня же больше всего заботило как и куда отсюда бежать. Я в этом средневековом месте жить не могу, я хочу домой. Пускай даже в невесты к моему Петру, тот мне уже казался не таким страшным, как этот. Того, моего, по крайней мере я уже знаю.

Мы встали у алтаря и священник сначала читал что-то божественное вполголоса, а затем спел несколько божественных песен. И, наконец, сказал, что обвенчал Петра Веселова и Акулину Сироту 8 ноября 1845 года от Рождества Христова.

Вот тут-то я чуть не села. Жених в этот момент обеспокоенно меня держал за руку, и с тревогой смотрел мне в лицо.

Глава 5

Сначала мне показалось, что я ослышалась, и батюшка сказал две тысячи двадцать третьего года… но нееет, ничего подобного. Меня потом заставили поставить крестик. И я успела прочитать, что и остальные регистрации в этой книге записей бракосочетания также были датированы тысяча восемьсот сороковыми годами. Мамочки, как же так, я же абсолютно точно знаю, что путешествие во времени невозможно. И вот я тут, в какой-то глухой деревне, название которой я даже не знаю. Я даже не представляю в какой губернии. Но чувствую где-то в Поволжье, север в ту пору не так обитаем был, да и в ноябре на севере уже снег лежит, а тут первый не так давно выпал.

Во время моих тяжких дум, меня поздравляли какие-то люди, плакали почему-то. Петруха все чаще стал заглядывать мне в лицо, и наконец, я подняла глаза и увидела, что мы уже пришли к неказистому домику, почти землянке.

А жених-то мой не богат.

Внутри домика было откровенно холодно, как впрочем и снаружи. Мужики вытащили стол и лавку из домика, кто-то принес свои столы и лавки. И понесли самые простые кушанья, некоторые из нашего дома, некоторые с других дворов. Пироги мясные, картошку отварную, тыква печеная, пироги сладкие, какие-то напитки в бутылях. Постоянно пелись песни, сначала заунывные, потом с каждым выпитым бутылём все более веселые. Деревенский мужичок отбивал ритм ложками.

Я пыталась помочь всем этим людям поздравить меня убогую, таскала из угла в угол пироги, чистую и грязную деревянную посуду. Петруха практически сразу же напился этого мутного напитка из бутылей и уже со счастливой улыбкой пьяного идиота обнимал меня, он до ужаса в этом состоянии похож был на моего жениха Петю. И вот эти покачивающиеся объятия, и поцелуи с пьяного разбега, всё как у нас.

Приезжал с проверкой барин, и выгрузил в подарок мешок зерна и мешок картошки, сказал, что-то про голодных или голодранцев, выпил стакан мутной жидкости, и уехал.

Когда основная масса гостей разошлась, уже стемнело. Стол и лавки втаскивать домой пришлось мне с теткой Петрухи – Домной, мои тридцать пять килограмм живого веса не способствовали помощи, но кое-как втащили.

Мы с теткой растопили печь и стали жечь какие-то будыли старых сухих растений, стало немного теплее. Черный дым шел сразу же в комнату, но я так замерзла, что мне уже все равно было. За мойкой посуды тетка рассказала про добрый нрав по трезвому и агрессивный по пьяному у моего муженька. А вообще он безобидный, по совсем юной молодости напился и его какие-то незнакомые парни оскопили, с тех пор у него очень высокий голос и в общем-то половая несостоятельность. Так и жил бы один, если бы вот мачеха твоя не предложила тебя к нам отдать. А мне так веселее, хоть ты и молчунья, но так лучше.

Мой сундук с приданым стоял в углу, надо будет заглянуть и туда.

Затем пришел мой, теперь уже, муж, схватил меня за шиворот, как Мавра, и потащил на кровать за занавеску. Я перепугалась так, что аж икать начала. А Петруха положил меня на кровать, снял сапоги, вытащил из-под меня одеяло, накинул сверху, лег рядом и обнял меня как котенка. Я ни жива ни мертва лежала тихо-тихо, чтобы не спровоцировать агрессивный нрав моего супруга.

Спустя время подошла тетка Домна и приподняв его руку, вытащила меня из под него. Я вздохнула с облегчением, жива, здорова, да и день прошел, а значит хорошо всё.

Я было сунулась за печку лечь спать, там я себя ощущаю максимально безопасно, но тетка меня поймала и постелила мне на одной из двух лавок. Так и уснули.