Текст книги "Девочка из снов (СИ)"
Автор книги: Юлия Резник
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 9
Иса
Конечно, нормальные люди обычно стремятся поскорей выписаться из больницы. Но я свою выписку по понятным причинам оттягиваю до последнего. И в этом мне всячески помогает хороший мужик. Федор Измайлович Волков… Не знаю, за каким чертом ему понадобилось со мной нянчиться, но факт остается фактом. После той моей истерики в туалете он стал заходить ко мне по нескольку раз в день. То поесть что-нибудь притащит, то просто заскочит узнать, как мои дела. Иногда, когда у него хорошее настояние, он что-то рассказывает мне, притихшему, травит байки о войне, но чаще молча сидит на колченогом стуле и слепо глядит в окно. Выглядит он, надо сказать, хреново. Впрочем, не мне об этом судить.
– Насчет твоей выписки…
– Да? – каменею, сжимая кулаки под простыней.
– Я должен это сделать, Иса. Ты уж пойми, пожалуйста.
Киваю. Обижать единственного человека, который ко мне отнесся по-человечески, конечно, не хочется. А что-то сказать – нет сил. Горло саднит, будто кто-то обмотал его ржавой колючей проволокой.
– Все нормально, – с трудом выдавливаю я. – Сейчас освобожу койку.
– Да погоди ты! Сядь… Не пыли. Я тут поговорил кое с кем.
– С кем?
– С заведующей детдомом. Она обещала, что я смогу к тебе заскакивать иногда. Ну, и что история с избиением не повторится…
Киваю и отворачиваюсь к окну, чтобы добрый доктор не видел моих злых слез. Знакомая ситуация. В детдом приходят многие, и многие обещают вернуться… Некоторые даже верят, что так и сделают. Но проходит время, жизнь берет свое, жалость притупляется, и уже никто не вспоминает о своих обещаниях. На самом деле мы никому не нужны.
– Ты слышишь меня, Иса?
– Слышу. Ну, вы это… Заглядывайте, конечно.
– Загляну, – обещает Федор Измайлович. – Вот теперь можешь сбираться. За тобой подъедут к двум. И кстати, Иса, я ведь не вру. Там… теперь будет получше, да.
Наивный. Такой битый жизнью и такой наивный. Киваю, чтобы не расстраивать своего спасителя, и отворачиваюсь к стулу, на котором стопочкой лежит привезенная мне одежда.
Обещанное «получше» длится три недели. Но в каждом брошенном на меня взгляде я читаю, что это – не более чем отсрочка.
– Че, косоглазый, говорят, ты теперь девочка? – зубоскалят мне в спину. Понятия не имею, откуда они узнали о моей операции. Но слухи в этих стенах расходятся со скоростью лесного пожара. И очень скоро моя жизнь превращается в ад.
Правду говорят, ожидание смерти – хуже ее самой. Напряжение такое, что я не могу спать, не могу есть. Я ничего не могу… Я весь – будто оголённый нерв. Может быть поэтому, когда меня в очередной раз подкарауливают, у меня окончательно сдают нервы. Я набрасываюсь на своих обидчиков, используя вместо заточки ручку алюминиевой ложки. И зубы.
Так я и попадаю в психоневрологический диспансер, где наверняка бы навсегда и остался. Если бы не девочка из снов. Вначале. А потом и подключившийся к делу Федор Измайлович. Вот, кто сделал все возможное и невозможное, чтобы меня оттуда вытащить. Не бросил. Не обманул.
– И грамота вручается Исе Ильмановичу Кутаеву. – возвращает меня в реальность голос директора заповедника.
– А мне-то за что? Я же только приехал… – бормочу на ходу, пробираясь к обшарпанному президиуму.
– В качестве аванса! – скалит зубы Кутепов, пожимая мне руку.
– Спасибо за доверие, – растерянно гляжу на картонку в руках. Я – обладатель богатой коллекции наград такого высокого уровня, что на фоне их эта грамота, конечно, выглядит как насмешка. Но другие мужики, кажется, довольны.
– Ну, что? Можно считать, что с официальными мероприятиями покончено? – ударяет по ляжкам Кутепов.
– Ага…
– Тогда все по коням!
Праздник организован прямо на берегу озера, неподалеку от конторы. Я с удивлением разглядываю собравшуюся толпу. Кажется, на гуляние подтянулся весь поселок. А ведь Акай обещал довольно камерное мероприятие. Или я его неправильно понял…
Столы расставлены прямо вдоль берега. А над ними, между четырьмя высокими кедрами, натянуты гирлянды разноцветных флажков. На костре в огромном казане готовится плов. В ведрах дожидается своего часа мясо. Никто не халтурит. Каждый занят чем-то полезным. Кто-то накрывает на стол, кто-то режет овощи, кто-то нанизывает мясо на шампуры, а кто-то следит за тем, чтобы огонь в костре не погас. Из старого радиоприемника льется музыка. Народ весел и оживлен. Ждут Темекая… За время, проведенное здесь, я уже понял, что у местных тот пользуется огромным уважением. Без него в этих краях, кажется, вообще ничего не обходится. Если у кого-то случается беда – все идут к Акаю. На него тут едва ли не молятся. Кто построил дорогу до перевала? Акай. Кто закупил в заповедник новую технику? Акай. Кто поднимает свой вертолет, если кому-то из старожилов делается плохо? Акай. Кто участвует во всех спасательных операциях в горах? Ну, вы поняли…
Конечно, я понимаю, что в конторе ждут, что я нарою на него какой-нибудь стоящий компромат, но пока с этим туго. Темекай умудрился найти общий язык со всеми. И каждый здесь за него горой. Я пока не выяснил, как с этим обстоит в регионе, но почему-то не сомневаюсь, что так же. Я и сам невольно проникаюсь к нему уважением… Он – редкий экземпляр, таких сейчас не встретишь.
Акай подтягивается ближе к семи. И не один, а с Саной… Почему-то это я понимаю даже прежде, чем она выходит из машины. Мой внутренний радар настроен на неё удивительно чутко. Кажется, я улавливаю исходящие от этой женщины волны, даже когда нахожусь за несколько сот километров от неё. Это странно, но теперь она словно всегда со мной. И никуда мне от нее не убежать, не деться. Довольно парадоксальное чувство, ведь все наше общение, напротив, сводится к тому, что это я бегаю за ней. Как мальчишка… Меня тянет к Сане запахом, тревожным взглядом, плавными движениями, темными локонами, спадающими с плеч…
Она – чужая. Но она моя.
И как это объяснить, я не знаю. Хотя бы себе объяснить…
Отступаю на шаг, в темноту. Под ногами мягко пружинит мох. Сана спрыгивает на землю. На фоне других женщин она выглядит как чертов Мазерати у ворот сельского клуба. Хотя ничего вроде бы для этого и не делает. Она даже оделась скромно. Как все. В простые синие джинсы и стеганую фуфайку. Но с таким же успехом, она могла напялить на себя и мешок.
Прежде чем присоединиться к народу, Акай приобнимет ее за тонюсенькую талию и соскальзывает ладонью вниз по крутому бедру. Практически незаметный для других жест на меня действует как красная тряпка на быка. Бесит то, как он обращается с ее телом! Так, будто оно принадлежит ему даже в большей степени, чем ей самой. Мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы вернуть себе хоть немного самообладания.
Открываю глаза и наталкиваюсь на ее взгляд.
Она не может меня видеть. Я готов на это поспорить. Но что-то неведомое снова и снова притягивает нас друг к другу.
– Эй, начальник, что ты стоишь, скучаешь? Давай еще по одной?
Идем к столу. Туда же направляется и Акай с Саной. Здороваемся. Темекая встречают как самого дорогого гостя. И если обычно такое поведение выглядит неестественно и заискивающе, то сейчас сомневаться в искренности публики не приходится. Для него тут же освобождают местечко в центре стола. Оформляю тарелку с закуской и рюмку. Сане полагается аналогичный набор. Она благодарно улыбается женщинам и извиняется, что не смогла выбраться пораньше, помочь. Те отмахиваются – невелико дело. Сана здесь пользуется не меньшим уважением, чем Темекай. То, что она его любовница при живой жене, кажется, никого не волнует. Личную жизнь Акая в этих краях обсуждать не принято.
За столом завязывается обычный в таких случаях треп. Обсуждают все – от политики до недавно ожеребившейся чистокровки Петровича. По какой-то насмешке судьбы, мое место – по левую руку от Саны. Сидеть рядом с ней, дышать ей и не касаться – то еще испытание. Но я не могу уйти. Неизвестно, когда еще мне удастся послушать речи Акая и узнать, как тот настроен по отношению к действующей власти. Вот такой пьяный треп – как раз то, чего мне так не хватало, чтобы сформировать какое-то свое мнение об этом.
– А ты чего, Семеныч, не пьешь?
– Так его, Акай Аматович, Людка за яйца взяла. Он теперь трезвенник!
– Страшная женщина, – пьяно подхихикивает Кутепов. Если до баньки он еще держится молодцом, то после – совсем мужика развозит.
– Не та женщина страшна, что мужика за яйца держит, Сережа. А та, что за душу его, – Акай делает хватательное движение рукой и с силой сжимает в кулак пальцы. А сам на Сану косится… Косится! – Пойдем, – велит ей. – Я тоже хочу попариться.
– Может, лучше не надо? После выпитого. Вредно…
– Вот девочка у меня, а? Все о здоровье моем печется. С чего, спрашивается? Да я и эти горы переживу, – смеется Акай. – Пойдем-пойдем. Так веничком тебя отхожу, что еще спасибо скажешь.
Я стискиваю пальцами край древней посеревшей от времени скамейки. В палец тут же впивается заноза. Плевать. К черту! Народ уже давно разбрелся по домам. Я тоже могу уйти. Встаю, как только Сана с Акаем отходит. И иду, куда глаза глядят. Спотыкаясь о корни, не помня себя от ревности. Кровь в ушах шумит. Сердце заходится. Какая же это пытка – знать, что она с ним… Вот прямо сейчас. Что он её… Ага, парит. Как же.
В темноте натыкаюсь на сплошную стену. Шел домой, а пришел к той самой бане. В отдалении звучат изрядно подвыпившие голоса. Я трясу головой, делаю шаг назад, но, притягиваемый, будто магнитом, тут же возвращаюсь обратно. Обхожу избушку и… В небольшом узком окошке предбанника они. Окно приоткрыто, и если хорошенько прислушаться, можно услышать…
– Ну, зачем? Почему здесь? Акай… Прекрати. Любой может увидеть!
– Ну, и пусть видят. Все знают, что ты моя…
Он кусает ее ухо и, стянув вниз полотенце, мнет высокую упругую грудь.
– Это и так все знают. Акай, ну, пожалуйста, давай дома… Я тебя прошу.
– Конечно-конечно. Ты только немножечко меня приласкаешь… И все. Ну, давай же. Возьми его. Помоги…
Каждое его слово в моей голове – взрывом. Я не могу на это смотреть. Я не могу уйти. Я боюсь, что ворвусь туда и…
Акай отступает на шаг. Разворачивает Сану к себе лицом. И укладывает ее ладонь на свой не эрегированный член. Может, возраст берет свое. Или так действует алкоголь. Но ничего не происходит, сколько бы она его ни ласкала. Все без толку. Сколько так проходит времени? Понятия не имею. Я застываю в безвременье, парализованный то ли смертельной болью, то ли такой же яростью. Я не понимаю, где заканчивается одно и начинается другое. Реальность вгрызается в меня голодной псиной. Каждый жест Саны, каждое движение – высекаются на подкорке.
На его месте должен быть я.
– Все! Хватит… – Акай обхватывает глотку Саны лапищей. – Думаешь, я не понял, что ты меня опоила? За дурака меня держишь? Или думаешь, это тебя спасет? Так я тебя как угодно трахну… Куда угодно. Знаешь, сколько есть вариантов? Знаешь… – трясет ее с силой и сжимает, сжимает пальцы…
Я отмираю в один момент. Несусь к входу. Толкаю дверь и укладываю Акая в одно касание. Он даже понять ничего толком не успевает. Неуклюже заваливается на Сану и стекает по ней на пол.
И вот тогда я фактически впервые вижу ее глаза. Стеклянные глаза куклы. Мне становится просто до жути страшно. Впервые настолько страшно. Страшно за неё…
– Ну, и какого черта ты творишь? Он же тебя за это убьет, знаешь? – она жутковато улыбается. Голая. С натертыми его стараньями сосками.
Я судорожно соображаю, как быть. Пожалеть? Она не простит. А если нет, то что тогда? Отыгрывать равнодушие? Но как, если у меня внутри… будто струны лопаются. И все звенит… звенит! Расходится по телу вибрацией.
И как никогда прежде хочется убивать.
– Акай ничего не узнает. Скажешь, что его развезло в бане, и все дела. Помнить он ничего не будет, – уверенно, насколько это возможно, говорю я и протягиваю ей полотенце, чтобы прикрылась. – Давай, одевайся. Позовешь мужиков. Они его дотащат до койки в конторе. Сана! Ты меня слышишь?
– Да… Да, конечно.
– Продержишься, девочка? Сможешь? – вырывается прежде, чем я успеваю осознать, что ляпнул. Сана каменеет.
– Никогда… Никогда, слышишь, не смей звать меня так. – Ее голос тих, но звучащая в нем ненависть просто сбивает с ног. Я телесно ее осязаю. Эту лютую ненависть…
– Не буду. Обещаю. Когда ты станешь моей, я придумаю что-то получше. А сейчас одевайся, пожалуйста. Пока нас не застукали.
Глава 10
Сана
Не знаю, сработает ли план Исы, но другого у меня нет. Собрав в кулак волю, я возвращаюсь к столам и прошу мужиков помочь мне дотащить до койки якобы упившегося Акая. Те веселятся – не часто им доводится видеть его в таком состоянии. Пыхтят, чертыхаются, спотыкаясь в темноте, но все же дотаскивают дорогого гостя до конторы.
– Ну, и здоров же, медведь! Это ж надо…
– Степаныч, неси одеяло с подушкой. Чистого белья нет! – будто оправдывается молодой парень из числа еще незнакомых мне сотрудников заповедника. Пару минут спустя мне вручают сбившуюся в ком подушку и старый, побитый молью шерстяной плед. Как сквозь сон, я заботливо помогаю Акаю устроиться поудобнее.
Мне что-то говорят. Я что-то отвечаю. И, кажется, даже смеюсь, отыгрывая свою роль. Откуда на это берутся силы – не знаю. Впрочем, очень скоро и они заканчиваются. Как добираюсь домой – не помню.
Шаркая ногами по полу, бреду в кухню. В темноте натыкаюсь на стул. Сползаю по нему на пол. Утыкаюсь горячим лбом в мягкое сиденье и, больше не сдерживаясь, громко всхлипываю. Всхлип тут же перерастает в плач, плач – в вой. Я задыхаюсь и хриплю в страшной агонии. К черту! Меня все равно никто не услышит.
Не знаю, какие связи приходится задействовать Акаю, чтобы ко мне допустили независимых специалистов, но те наезжают в наш ПНД целой делегацией. А еще через несколько дней меня навещает и он сам.
Акай ждет меня в маленькой обшарпанной комнатке для свиданий, которая на фоне его фигуры в темном костюме кажется совсем убогой. Вот уже неделя, как мне отменили все назначенные препараты. Туман в голове медленно, но верно рассеивается. И мне, наверное, следует этому радоваться, но… Я, пожалуй, впервые в полной мере осознаю, что же со мной случилось. А потому не испытываю ничего, кроме дикого ужаса, преследующего меня по пятам, куда бы я ни направилась.
Я до жути боюсь, что останусь здесь навсегда.
– Сана? Привет. Ты меня узнала?
– Конечно, – я облизываю пересохшие губы и отвожу взгляд. Врачи и медсестры почему-то не любят, когда мы на них смотрим прямо.
– Эй… Ты чего? Испугалась?
Акай касается пальцами подбородка, запрокидывая мою голову. Наши глаза встречаются. Он – настоящий медведь. Огромный. Заматеревший. От его крупной фигуры волнами исходит тепло. И сила. Бесконечная сила. К которой я, слабая, невольно тянусь каждой своей истерзанной клеточкой.
– Не знаю… – качаю головой. – А вы правда ко мне приехали?
– Да. – Он смещает ладонь ко мне на затылок и нежно проводит по щеке большим пальцем. Я зажмуриваюсь. Это первое ласковое касание за долгое-долгое время. Может, даже за всю мою жизнь… Первое.
– А зачем? – недоумеваю я.
– Зачем? Да вот… Хотел кое-что с тобой обсудить.
– Что именно? – свожу брови.
Я, конечно, наивна, но, тем не менее, один черт не понимаю, что нам с ним обсуждать? Какие общие темы могут быть у меня с этим взрослым и наверняка влиятельным мужчиной?
– Скажи, ты хочешь отсюда выбраться?
Киваю. Снова лижу губы, непривычно взволнованная его как будто тлеющим взглядом. Сглатываю.
– Больше всего на свете. – Встаю на цыпочки, он удивленно вскидывает брови, но вовремя поняв, чего я хочу, наклоняется, и шепчу ему прямо в ухо: – Здесь мне не выжить. Понимаете?
– Понимаю. И поэтому хочу тебе помочь.
Запрещаю себе радоваться фальстартом. Но как тут запретишь? Когда все внутри, будто в предвкушении чуда, трепещет?
– Правда? – мои глаза делаются большими-большими.
– Конечно, разве я могу допустить, чтобы такая изумительная красота увяла здесь? – его палец надавливает на мои губы, зрачки расширяются и будто закручивают меня в свою бездонную прорву. Смущенная, абсолютно дезориентированная происходящим, я принимаю его пальцы в рот, да так и застываю, не зная, что с этим всем делать дальше. Очень скоро потом Акай меня научит. А тогда… – Ты же понимаешь, чего я от тебя хочу, м-м-м?
Я нахожусь в абсолютном раздрае. Сказать да – соврать. Сказать нет – разочаровать его. А я ведь так этого боюсь! Каким-то шестым чувством я понимаю, что этот странный мужчина – мой единственный шанс на освобождение. И вцепляюсь в него из последних, еще не покинувших меня сил.
– Нет. Но я сделаю все-все, – шепчу торопливо, почему-то уверенная в том, что сейчас нас непременно прервут, и все, что сейчас происходит, окажется сном. – Все-все! Вы мне верите? Я могу все, что угодно… Мыть полы, готовить, стирать…
– Тш-ш-ш… Прекрати. Для этого у меня есть слуги. Да и не дело это, таким редким красавицам мыть полы. Они для другого созданы. Ты для другого создана… – его горячая ладонь стекает по спине. Его немного трясет, как одержимого, знаете? И эта дрожь, будто лесной пожар, передается и мне.
– Для ч-чего же? – стуча зубами, интересуюсь я.
– Для любви. Я буду любить тебя. Хочешь? А ты будешь любить меня… – его жадный рот накрывает мои губы, руки сминают плоть. Он не целует меня. Он жрет, он меня поглощает.
Кто-то несильно, но довольно настойчиво стучит в окно. Я медленно, как старуха, соскребаю себя с пола. Несколько раз моргаю, стряхивая с себя шелуху давнишних воспоминаний. Встаю и на нетвердых ногах иду к двери. По мере моего продвижения по дому, срабатывают датчики движения. Разбавляя окутавшую меня тьму, включается напольная подсветка.
– Кто там?
– Это я, Сана. Открывай.
– Иди домой, Иса.
– Открывай, говорю. Я все равно войду. Пусть даже мне придется выломать эту чертову дверь.
Удивительно. Но мне кажется, что даже сквозь толстые стены я чувствую исходящие от него волны ярости. Мне бы испугаться. Или, напротив, собравшись с силами, взять и послать его. Но вместо этого я послушно открываю замки. Один за другим. Дверь отворяется с протяжным скрипом. Я вздрагиваю. В тишине этот звук кажется таким громким, что его небось и в поселке слышали. Но даже если и так… Плевать!
Наши глаза встречаются. Время замирает, словно его кто-то нарочно растягивает, как густой дикий мед. Мне становится не по себе. Я не знаю, что он успел увидеть, но мне в любом случае ужасно стыдно. Мне невыносимо… Да.
– Ну, и зачем ты пришел?
Не уверена, что он и сам знает.
– Потому что я хочу быть с тобой.
– Уверен? После него? Ты что, извращенец?
Я говорю, наверное, ужасные издевательские вещи. Но это – моя защитная реакция. А кроме того – его последний шанс. Сбежать…
– Ну, как я помню, до главного у вас не дошло, – резко ставит меня на место Иса. Я вздрагиваю. Зарождающая истерика бьет меня чередой коротких разрядов тока.
– Только потому, что я действительно опоила Акая. Но он придет ко мне завтра. И я приму его. Это ты понимаешь?
– Почему? – сипит Иса. – Чем он тебя держит?
Всем. Я продала ему душу, мальчик. Я продала ему свою душу… Акай многое мне дал. Но если вдруг я решу порвать с ним, он отнимет у меня и того больше. Сначала свободу, сына, а потом, может, и жизнь. Этот мужчина никогда меня не отпустит. Он свихнулся на мне. Окончательно и бесповоротно. И если поначалу я верила, что когда-то это закончится, то теперь, спустя почти шестнадцать лет, от моей надежды ничего не осталось. И, кажется, я уже даже привыкла, что он возвращается ко мне снова и снова. Человек вообще ко всему привыкает, да…
А тут ты… Ну, вот откуда ты такой взялся, Иса? Почему меня к тебе с такой силой тянет? После всего, что произошло? Почему мое поруганное либидо не сдохло, а наша встреча ощущается неслучайной? Почему мне кажется, что рядом с тобой я понимаю что-то новое о своей жизни? Почему рядом с тобой забывается все плохое, а весь случившийся со мной ужас кажется не таким уж и важным, если после всего со мною случишься ты?
– Ничего. Уходи, пожалуйста.
– Если ты скажешь, что не хочешь меня.
– Я не хочу.
– Врешь.
Я не могу… Не хочу с ним спорить.
– Захлопни за собой дверь, – сиплю я и, повернувшись к нему спиной, делаю шаг по направлению к комнате. Но он не дает мне уйти. В стремительном броске перехватывает мою руку и с силой дергает на себя. Наши тела сталкиваются, высекая сноп искр, которые, осыпаясь, разгораются вокруг нас пожаром. Мы стоим будто в огненном коконе. – Что ты делаешь? Немедленно меня отпусти.
– Нет, – Иса утыкается мне в шею и качает головой.
– Ну, и чем ты тогда лучше него будешь? – зло усмехаюсь я.
– Всем. Веришь?
Он осторожно меня отпускает, отходит на шаг и ловко стаскивает через голову флисовую толстовку. Я натуральным образом облизываюсь на шесть идеально вылепленных кубиков на его прессе и безволосую грудь. Зажмуриваюсь в безуспешной попытке выстроить между нами стену. О чем он думает? Я не предположу даже… Понимает ли он, что я гоню его не потому, что не хочу быть с ним. А потому что боюсь за него. Боюсь до дрожи в коленях, что превращу его жизнь в ад.
– Пойдем, и я покажу тебе.
Иса протягивает мне раскрытую ладонь.
– Он убьет тебя. А потом меня. Ты это понимаешь?
– Руки коротки.
– Ты не знаешь, о чем говоришь…
– Знаю! Просто верь мне. Все будет хорошо. Сана.
– А если нет?
– Никаких если.
Я, как под гипнозом, шагаю в его объятья. Иса не намного выше меня. Мои глаза как раз на уровне неглубокой ямки в основании его шеи, где покоится небольшой плоский камушек, который я сразу же узнаю. Ноги слабеют. Дыхание рвется. Я смотрю на него во все глаза, но и им не могу поверить. Собственным глазам. Да…
– Иса? – шепчу я, облизав губы.
– Что?
Ничего… Трясу головой. Что тут скажешь? Я приникаю к нему всем телом. Прячу лицо в основании шеи и замираю в попытке вновь обрести равновесие на уходящей из-под ног земле. Там, за занавесками, последняя весенняя ночь ласкает горы холодным лунным светом. А здесь, между нами, совсем темно. Мы стоим, не шевелясь, уже долго-долго, и лампочки медленно гаснут. Веду дрожащими на кончиках пальцами вверх по его ребрам к сердцу. Теперь становится намного понятней, почему меня к нему так невозможно тянет. И я должна… Я обязана его отпустить, да. Но когда он прижимается губами к моему соленому от слез виску, я забываю о том, что правильно. На первый план выходит потребность. Быть с ним. И кажется, я умру, если он отстранится. Я с силой вжимаюсь пальцами в его предплечья. Целую пульсирующую жилку на шее, слизываю с кожи выступивший бисеринками пот. Иса рычит, запрокидывает голову так, что жилы максимально натягиваются, а кадык рефлекторно вздрагивает при каждом сиплом вдохе. Ходит туда-сюда.
Как же хорошо. Какой же он красивый… Мой…
Иса перехватывает инициативу в два счета. Расстегивает парку, которую я не удосужилась снять. Лифчик я после бани надевать не стала. Его взгляду открывается вид на мои истерзанные Акаем соски. И меня будто холодной водой окатывает.
– Нет, подожди, нет…
– Т-ш-ш… Больно, да? Я сейчас пожалею.
Мне больно не физически! Мне больно от того, что он видел. И от того, что ему приходится делать. Он же наверняка меня возненавидит за это. Господи… А пока Иса наклоняет темноволосую голову и осторожно вбирает в рот вершинку. Он посасывает её, зализывает. Легонько дует… Я извиваюсь. Я прошу еще. Всхлипываю, хриплю, пропускаю сквозь пальцы его шелковистые волосы. Желание сбивает с ног, и это так страшно – в моем возрасте осознать, каким оно может быть с мужчиной, которого я сама для себя выбрала. Мы не срываемся в похоть, даже когда доходим, наконец, до кровати и на нее падаем. Это что-то совершенно другое. Даже когда я вполне приземленным движением развожу ноги, а он раскрывает меня большими пальцами и лижет… Это другое, да. Такое глубокое, что меня будто изнутри плавит. Я хочу его. Хочу им обладать. Спрятать ото всех. И никому не показывать.
Его движения становятся более откровенными. Иногда он ненадолго отстраняется, с жадностью наблюдая за моими реакциями и тут же возвращаясь к прерванному занятию. Его юркий язык делает что-то невообразимое с моим телом, бабочкой порхая по клитору.
– Пожалуйста, Иса…
Он резким хищным движением взмывает вверх. Накрывает меня своим телом и жарко шепчет:
– Повтори!
– Пожалуйста, Иса…
Первый толчок приходится прямо на ту самую точку. Я кричу, закидываю ноги выше, максимально для него открываясь. Очень быстро наши движения теряют всякую последовательность. Свет перед глазами меркнет. Нет ничего. Нет будущего. Нет прошлого. Только этот миг, только нестерпимое желание стать с ним одним целым. Касаться его губ, волос, кожи. Сжимать мышцами, заставляя грязно ругаться на ушко… Ощущая под ним незнакомое раньше блаженство.
