Текст книги "Городские ведьмы"

Автор книги: Юлия Перевозчикова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Хорошо.

– Ну тогда пока.

– Пока. Привет Коле и мальчикам.

И Марьяна ушла, впечатывая шаги в мостовые города маленькими ногами в удобных ботинках. Таня и Глеб стояли в молчании. Глеб явно размышлял, куда ехать – к себе или к ней. Наконец решился.

– Поехали к тебе.

– Нет, Глебушка, не сегодня. Я очень устала. Давай по домам.

Сегодня это означало: «Нет, дорогой, я тебе не щит, я не дам тебе развеять это странное ощущение предчувствия любви, что сейчас кружит тебе голову». Но вслух, как обычно, ничего не сказала.

– Ну ладно, – легко согласился Глеб.

Таня поцеловала его в холодную от ветра щеку и направилась в сторону маминого дома, где во дворе-колодце поджидала машина.

Дорога домой показалась короткой, быстрой. Уже поднимаясь по лестнице, Таня почувствовала, что в квартире кто-то есть. Гошка привел девушку! Мешать не стоит. Она открыла дверь своим ключом и свистнула собаку. Берта выскочила на лестницу и заколотила хвостом о входную дверь.

– Тихо, тихо, не шуми. Пошли гулять, дурочка моя.

Собака понеслась по ступенькам. Таня долго кружила по окрестным пустырям. Гошка заметит отсутствие Берты и Танин джип под окнами и сообразит, что к чему. Они с подружкой успеют привести себя в порядок. Гошка – мальчик влюбчивый. Таня привыкла. Тем более его последняя девушка, Маша, ей нравилась. Тане вообще все девушки сына нравились. Умеет выбирать. И отношения строить тоже умеет, так, чтобы оставаться друзьями, несмотря ни на что. Это у него от папы Валеры. Хороший мальчик.

Запиликал телефон.

– Мам! Хватит болтаться. Иди домой, ужин ждет. Машка поесть приготовила.

– Я не голодная, но если вкусно – поем.

Таня поднялась домой. Оказалось вкусно. Китайская еда уже усвоилась и провалилась куда-то, и простая жареная картошка с мясом пришлась как нельзя кстати. Еще Гоша купил пирожных со взбитыми сливками.

Таня пошла к себе в комнату. За окном густела осенняя тьма. Быстро. Как чай из пакетика в железнодорожном стакане. Таня легла на диван и закрыла глаза. Хорошо, что Глеба нет, никто не мешает.

…Она в первый раз пошла одна в лес в Купальскую ночь. Ровно через год после того, как ей встретилась незнакомка. Целую неделю ее неудержимо тянуло в лес по вечерам. Хотелось раздеться донага и бегать по лесу. Наконец в ночь на Ивана Купалу желание стало совершенно невыносимым. Таня решила: будь что будет. Даже если она сумасшедшая, то пусть! Она же никому не причинит вреда. Ну кому она, голая, в лесу помешает? А если что… бегает она быстро. Деревенским не догнать. А комары… Комары почему-то не кусали Таню, или она просто их не замечала, так волнующе прекрасна была ночь на Ивана Купалу. Таня до сих пор помнит, как это в первый раз – ее Купальская ночь.

Маленького Гошку она оставила на тетушку. Валера, который обещал приехать, остался в городе, что-то у него разладилось в машине, как потом рассказал, совершенно внезапно. Пришлось вернуться чуть не с полдороги. Тетке Таня наврала, что деревенские ребята звали ее посидеть у костра. Они вправду звали, только Татьяна ни с кем не хотела делить безумие летней ночи.

Таня долго шла вдоль кромки леса, пока под ногами не заструился холодный ручей. У ручья Таня приметила две сросшиеся березы. Она сняла платье и повесила его туда, где ствол раздваивался. Белая с коричневой пестринкой ткань слилась с корой и казалась частью ствола. Таня вошла в воду, ступни мгновенно занемели от холода. Потом пошла вверх по течению, в глубь леса. Ручей становился все глубже и глубже. У большого мшистого камня образовалась небольшая запруда, вода доходила Тане до бедер. Она окунулась. Просто села в воду, как в ванну. И мгновенно выскочила, обожженная холодом. Ручей леденили ключи, они били по берегам и со дна. Не зря его в деревне звали Студеный. Телу стало жарко, как после парной. Таня кошкой взлетела на камень. От камня куда-то в лес струилась тропинка. После ледяной воды тропинка, казалось, грела ноги.

Таня постояла минуту и побежала. Ноги понесли. Что, как, куда – она понять не могла, да и не пыталась. Всю ночь бегала по лесу по неведомым ранее тропам, отдыхала на траве, купалась в лесном ручье и росе, валялась на мягких мхах болота… Проснулась она с рассветом все у того же камня, где выскочила из ручья. Никогда и ни с кем, ни раньше, ни потом она не испытывала такого пьянящего счастья и такой умиротворенности, как в это утро. Лес и Купальская ночь бродили в крови, как вирус. Хотелось повторить, но понимала – нельзя. Купальская ночь в году одна. Таня спустилась в ручей. Почему-то он больше не казался ей холодным. Она окунулась с головой, легла на песчаное дно ручья, задержала дыхание. Вода была, как кровь, – часть Тани, и Таня – как часть ручья, леса, всего… Кажется, можно лежать на дне и не дышать целую вечность. Но неожиданно воздух кончился, и молодая женщина вынырнула, отфыркиваясь, как морж, тряся волосами, как мокрая собака. Потом встала во весь рост и медленно пошла по ручью вниз. У двух берез нашла спрятанное платье. Надела. Тело уже высохло, только капли воды еще падали с волос на шею.

Она шла по росистой траве в деревню. Деревня нагулялась, нашалилась, потушила Купальские костры, спала. Таня открыла калитку и вошла во двор бабы Зины. Скрипнула дверь, юркнула пестрая кошка. Таня обернулась. Хозяйка дома стояла у нее за спиной.

– Что, Танечка, хороша нынче Купальская ночь? – спросила она и сама себе ответила: – Купальская ночь всегда хороша!

Таня заметила, что на Зинаиде Никифоровне простое платье без пояса и волосы мокрые, как у Тани, не покрыты платком. А ноги босы. В руках женщина держала охапку различных трав.

– А цветок папоротника есть? – спросила Таня.

– А тебе зачем? Воровать, что ли, надумала?

– Нет, интересно просто. Есть ли такой?

– Все есть. Только мне он не больно нужен. Ну как, набегалась?

– Набегалась. А выходит, я и вправду ведьма.

– А то нет! Ведьмина кровь в Купалу ох как бурлит! Сама небось поняла?

– Поняла. Расскажите мне, как дальше-то.

– Расскажу. Но не сегодня, Танечка. Сегодня я тебе травки заветные покажу. Пойдем. А дальше все само узнается. Торопиться не надо, деточка.

Таня послушно пошла за бабой Зиной в дом. Скрипнули под ногами чистые крашеные доски пола. Таня присела на лежанку в углу. Хозяйка вышла в сени, где у нее висели копченые круги сыра из козьего молока. Было слышно, как она чем-то шуршит. Тане показалось, что на нее кто-то смотрит. Взгляд скользил по ногам откуда-то снизу. Таня нагнулась. Из-под печи мигали чьи-то круглые светящиеся глазки. Скрипнула дверь, зашла баба Зина с кругом сыра.

– А! Дедушко тебе показался! Домовой, – пояснила она, – иди, Танечка. Налей ему свежего молочка. Он тебя уважил, и ты его уважь.

Таня подошла к столу и налила в голубое, так и хотелось сказать «лазоревое», блюдечко с отбитым краем свежего козьего молока. Отнесла к печке.

– Не стой там, уходи. Он этого не любит. Иди в горницу, чаю налью. Есть хочешь?

– Как волк голодная!

– Волки летом сытые, Таня…

Таня очнулась от воспоминаний. На кухне верещал чайник. У Георгия в комнате гремела музыка. Таня стукнула в дверь:

– Гошка! Чайник!

– Забыл! Сейчас заварю.

Гошка вышел из комнаты взъерошенный и шалый. Посмотрел на Таню глазами нашкодившего щенка. Сейчас что-то попросит.

– Мама! Глеб сегодня, надеюсь, не придет? Ну пусть не придет. Пожалуйста!

– Не придет.

– А можно Маша у нас останется?

– Можно. Только сначала пусть домой позвонит и отпросится у родителей. Чтобы мне потом никто скандалов не устраивал. И делайте что хотите. Я собираюсь спать.

– Спасибо, мам. Ты прогрессивная женщина.

– Угу, я такая.

– Тебе, кстати, папа звонил. Просил перезвонить до одиннадцати.

– Хорошо. Только уже поздно.

– Все равно позвони, он про выходные хотел узнать. На дачу со мной хочет.

– Гоша, ты знаешь, что Роза злится, когда поздно звонят. Раньше не мог сказать?

– Забыл.

– А о чем ты помнишь?

– А ты? Мам, ты что, не в духе? Ты какая-то не такая, как всегда.

– Какая, Гоша? Что ты ко мне пристал: и утром не такая, и вечером не такая.

– Ну ты утром еще ничего была. А сейчас как будто вообще из другого мира.

Таня обняла сына. Встала на цыпочки и, едва дотянувшись, потрепала по рыжей макушке. Заглянула в глаза. Какие хорошие глаза у мальчика, теплые. Ни капли Таниной болотной зелени! А какой чуткий!

– Настроение такое, Гошка.

– Надо менять настроение. Не нравишься ты мне.

– Хватит об этом. Иди к Маше, она тебя ждет.

Таня набрала номер бывшего мужа. Трубку взяла Роза.

– А, Танечка! А что так поздно?

– Разве? Без пяти одиннадцать.

– Да? А у нас уже две минуты двенадцатого.

– Значит, у вас часы спешат. Валеру позови, он мне звонил, просил перезвонить.

– Сейчас позову, если не спит, конечно.

– Не спит.

– Откуда ты знаешь?!

– От верблюда. И не надо со мной ссорится. Тебе это не на пользу. Что тебе твоя тетка Нурания сказала, когда ты к ней ездила? А, Роза? «С первой женой не ссорься! Она у Валерки твоего ведьма, но тебе зла не сделает». Помнишь?

– Точно, ведьма ты, Танька. – Роза сказала это уже без злости, просто констатировала факт.

– Ведьма. Кто спорит-то! Мне сегодня целый день это твердят. Валеру позови наконец.

– Да идет уже.

– Привет, Танюша, – в трубке зазвучал хрипловатый баритон. – Я хотел Гошку с девушкой на выходные на дачу взять. На охоту сходим, а Маша с Розой за клюквой. Как ты на это смотришь?

– Бери, конечно. Что ты у меня спрашиваешь! Твой же сын.

– Да, еще, я к этой Марии хочу присмотреться, а то наш сын чего-то совсем обалдевший ходит. Как она, что за девица, ну и все такое…

– Присмотрись, по-моему, неплохая девушка.

– Думаешь?

– Чувствую.

– Верю. Но все-таки хотел бы сам убедиться.

– Ладно, убеждайся. Расскажешь мне потом. Клюквы купите мне на трассе. Только немного, ладно. Собаку возьмешь?

– Нет, не возьму. Она меня совершенно не слушается, а Гошке вечно не до нее. В прошлый раз кота соседского на баню загнала. Еле оттащили. Кот потом полночи орал – не слезть ему было. Пришлось лестницу доставать из сарая. Пока снимали – исцарапал всех, скотина усатая.

– Тогда, конечно, не бери. Ладно, Валера, договорились. Спокойной ночи, дорогой.

– Спокойной ночи, Танечка.

Таня положила трубку. Дорогой… А был любимый. А кто сейчас любимый? Вот смотрела на Марьяну и Глеба и радовалась. Даже облегчение испытала… Хотя с Глебом ей неплохо. А Валера… Это было намного серьезнее… Когда-то один голос бывшего мужа заставлял ее трепетать от радости и желания. Когда-то… До Купальской ночи… Очень давно. Целую жизнь назад… Таня, засыпая, наконец, вспомнила Юлькины стихи «Неведом промысел небес…»:

 
Неведом промысел небес,
Покуда гром в тебе не грянет,
Когда Купальский шумный лес
На ночь твоею кровью станет…
И понесет тебя вода
В потоке ледяном и нежном,
И никогда, и никогда,
И никогда не будешь прежней…
 

Откуда она знала? Впрочем, тем, кто пишет стихи, приоткрываются великие тайны… Поэты и безумцы, вот кто видит мир по-настоящему. Вот и еще одна ниточка рвется – Глеб. Не самая прочная ниточка… А лес все ближе… В голове Тани опять зазвучало: «Таня! Таня!». Звали далекие голоса. Таня спала.

Глава пятая
Грезы и воспоминания

Какое странное случилось лето… Оно как будто обнимало сухим и плотным воздухом. Густой и тревожный запах сохнущей травы, казалось, становился запахом собственного тела. Короткая весна промелькнула, перегруженная лихорадкой сделок, всяческих нотариатов, бесконечных поездок в ненавистное душное здание ГБР на Васильевском, щедро одарив комиссионными. Уже после всех бесконечных майских праздников наконец сбылась еще одна мечта агента по недвижимости Марьяны Шахновской: она выкупила предпоследнюю жилую комнату в квартире, где жила с детства, и они с мужем Колей начали делать ремонт. Точнее принимать в нем участие. Делали рабочие, а Коля с Марьяной скорее просто суетились вокруг. Пока шли самые грязные работы, их пустила пожить к себе Таня. Даже не то что пустила, а просто попросила выручить. Сынуля улетел к бабушке в Америку, а ей самой срочно понадобилось куда-то на Псковщину. Заболела то ли родственница, то ли знакомая баба Зина. Кто она Тане, Марьяна так и не поняла, подруга унеслась в деревню на своем маленьком джипе, как ведьма на помеле.

Собаку Таня взять с собой не могла, оставила на их с Колей присмотр. Немецкую овчарку по кличке Берта Марьяна знала давно, со щенков, и легко согласилась. Она вообще любила собак, но пристрастие к жизни в каменном мешке, именуемом центром, не позволяло ей завести настоящую, большую псину, а мелкие породы не цепляли. С Бертой они быстро нашли общий язык. По утрам, почему-то только по утрам, на прогулках с овчаркой на нее коварно нападали мечты. Взрослая и серьезная женщина Марьяна Шахновская, успешный агент по недвижимости со стажем, предавалась грезам. Глядя, как гибко скользит черная спина «немки» среди высокой травы еще некошенных газонов глухого спального района, и вдыхая запахи лета, она физически ощущала, как глупые романтические бредни заливают ее по самое горло, не давая дышать.

Мечтала Марьяна о любви. В общем-то мечтать не о чем – много лет замужем за хорошим человеком, которого искренне любила, и всегда благодарила судьбу за этот подарок – своего Колю. Правда, от долгого владения подарок судьбы стал привычным, поэтому благодарность испарялась, как утренняя роса в сухом воздухе лета, как только запах травы ударял женщине в ноздри. Марьяна пыталась сосредоточиться на том, как обставит квартиру, поставит новый диван, спроектированный Коленькой, и в доме будет так, как они придумали… Но хозяйственные планы казались пустыми и пресными, как подсохший батон, и никак не утоляли того непонятного душевного голода, что мучил ее этим летом. Стоило ей взглянуть на изумрудную зелень, ее опять уносило в потоке тревожных ожиданий и запретных мыслей.

Марьяна работала агентом уже восемь лет. Эта специальность не располагает ни к нежным чувствам, ни к тревожным мечтам, но тем не менее… Именно сейчас, когда квартирный вопрос почти решен и муж-ангел решился и открыл-таки собственное столярно-мебельное дело с изделиями собственного дизайна, Марьяна поняла, как остро ей не хватает любви. Хотя непонятно почему. Муж – добрый и заботливый, мальчики умненькие и беспроблемные. Доходы, правда, нестабильные… Но не всегда. Сейчас, например, все отлично, да и какое отношение имеют доходы к ее теперешним грезам?

Глядя на собаку, плавно скользящую в траве, женщина думала: вот она вернется домой, поставит чайник, приготовит завтрак, потом они с мужем поедут в пахнущие краской и шпаклевкой комнаты на новой удобной машине и… начинала ненавидеть и эту свою квартиру, и своего хорошего человека мужа, и все это жаркое, сухое лето, пахнущее травой.

И это было так странно! Потому что последние четыре года агент Шахновская только и делала, что материализовала мечты своей юности. И получалось! Еще как получалось! Перевести в общее пользование темную комнату с окном в стену – пожалуйста! Кстати, выпало удачное знакомство, документы оформили без проблем. Мальчикам каждому по отдельному жизненному пространству, они ведь такие разные; сосед продал комнату – срочно понадобились деньги на новый дом. «Ну что тебе еще надо?» – уговаривала себя измученная собственным недовольством Марьяна. Однако смутные предчувствия, мучительные ожидания снова заставляли ее просыпаться по ночам. Трава, лето, шелестящая листва, распустившийся под окнами Таниной квартиры душистый чубушник… Хотелось чего-то… И это что-то было совершенно нематериально…

Но лето кончилось, приехала Таня, они с Колей вернулись в свой любимый «каменный мешок», где нет и в помине ни запаха травы, ни белых лепестков, облетающих на газон, ни черной собачьей спины среди некошеной травы, только «ароматы» выхлопных газов и мощеные мостовые. Был еще Таврический сад, но окна Марьяниной квартиры выходили на вышку «Водоканала», сад не считался… Отремонтированное пространство заполнилось Колиной мебелью, такой удобной и красивой. Как и предполагала Марьяна, удачно и без задержек прошла августовская сделка, и они с мужем внесли первый взнос за однокомнатную квартиру для бабы Люси, последнего коммунального жильца родового гнезда. Если честно, баба Люся отдельно жить не хотела, квартира предназначалась для сыночка склочной племянницы Светланы. Светка обещала забрать тетушку к себе и окружить заботой. Тетя почти верила, что так и будет.

Все постепенно вошло в свою колею, любовные фантазии быстро и хищно съели быт и бизнес. Можно вздохнуть спокойно и жить простыми радостями. Что она и сделала, полностью погрузившись в оживший после летнего затишья рынок жилья. Хватит мечтать, надо работать! Однако тревожное лето хранилось где-то на пыльных полках Марьяниной памяти вместе с любовными грезами с пометкой: «Полная ерунда, кризис среднего возраста»…

Этим утром Марьяна Шахновская проснулась от духоты и бросилась открывать створку стеклопакета. Включили отопление. Как всегда, внезапно и на полную мощность. Стало невыносимо жарко. А еще смутно и тревожно. Как тем летом… Два года назад… Когда безупречно спокойная гладь Марьяниной души странным образом вспенилась и заколебалась…

И вот они вернулись. Глупые летние грезы. Внезапно и нелепо. На пустом месте. В китайском ресторане с приятелем самой близкой, можно даже сказать, родной, подруги. Какой ужас! Никогда, даже в ранней юности, когда у нее и в помине не было Коли, Марьяна не заглядывалась на парней своих подруг – такое поведение находилось за гранью ее представлений о порядочности. Это для таких, как Сухова, им всегда в чужом саду малина вкуснее. А теперь, когда есть Коля! Такой безнадежно родной и неправдоподобно хороший и талантливый! Шестнадцать лет идеальных отношений! Да она и не взглянула ни на кого за годы их супружества. Никто даже сравниться не мог с горячо любимым мужем. А тут Глеб. Почему? Ей никогда не нравились самовлюбленные красавцы! Уж кто-кто, а Марьяна прекрасно знала им цену. Самые невыгодные клиенты. Такие, как он, всегда пытаются расплатиться с агентом личным обаянием, эксплуатируя шарм, чтобы сэкономить на комиссионных. Это Марьяну Шахновскую никак не могло устроить. Она предпочитала деньги. Тем более что мужского обаяния в семье завались – симпатичный муж и два красавца сына. Но она точно знала, что сейчас встанет, подотрет пол в туалете за своей коммунальной бабушкой, выпьет кофе и будет обзванивать всех своих, чтобы организовать просмотр Глебу. Почему? Она не знала. Ей просто хотелось его видеть…

К пяти часам у нее уже подобралось четыре варианта квартир в центре города, готовых к просмотру. Она сбросила сообщение Глебу. Он перезвонил ей на домашний телефон.

– Здравствуйте, это Титов. Ну так что у нас с вариантами?

Марьяна рассказала подробно и обстоятельно. Глеб одобрил:

– Отлично. Когда можно посмотреть?

– Завтра вечером, начиная с семи.

– Очень хорошо, договоритесь, я схожу посмотрю.

– Хотите один?

– Да… А что?

– Да нет, ничего, смотрите. Понравится что-нибудь – звоните.

– Договорились. Назначайте просмотры с семи и сообщите мне.

– Хорошо.

Марьяна поставила слабо пикнувшую трубку на базу. Как холодной водой окатили! Боже! Какая глупость! Как стыдно! С тобой пококетничали для разминки, а ты и растеклась! Щеки горели, будто поймали за руку в чужом кармане. Давя нечаянный стыд, стала лихорадочно обзванивать варианты, координировать просмотры; когда последовательность выстроилась, а самой удалось немного успокоиться, набрала номер Титова. Сухо сообщила время просмотров и места встреч. Тот вежливо поблагодарил:

– Спасибо Марьяна. А что у вас такой голос? Кто-то обидел?

Марьяна хмыкнула про себя: «Кто-то! Вы, уважаемый. Причем, скорей всего, ненамеренно. Я сама об вас обиделась». Но свои чувства озвучивать не стала. Вот еще!

– Всего лишь устала. До свидания! Удачных просмотров.

– Устали? Так рано? Вы слишком много работаете Марьяна. Вам надо отдыхать.

– Да, конечно. Вот найду вам квартиру и отдохну.

– Нам? Нас разве много? Давайте на «ты»?

– Я попробую, извините, мне немного некогда. До свидания!

– До скорой встречи. Буду рад видеть. Очень приятно было пообщаться.

От этих дежурных, ничего не значащих фраз, сказанных почему-то интимно-доверительным тоном, Марьяна разозлилась еще больше.

«Вот ведь козел! Правильно его Юлька терпеть не может! Да и я тоже хороша!»

Она перезвонила Юльке – поделиться впечатлениями о «Танькином журналисте». Не всеми, конечно, и не до конца, но почти искренне. Юлька поддержала. Они с Титовым давно на ножах, и никогда не отказывала себе в удовольствии пнуть Глеба. Они посплетничали вволю, и на душе ощутимо полегчало. Марьяна уже стала отходить от того бурного перепада настроений, вызванного разговором с журналистом, но не в меру прозорливая Юлька перечеркнула достигнутое одной фразой:

– Будь с ним осторожна. При всем при том не стану отрицать: у Титова море шарма. Смотри не влюбись.

Опять заалев лицом и радуясь, что по телефону подруга ее не видит, Марьяна лицемерно отреклась:

– За кого ты меня принимаешь! Я же, как ты выразилась, сухарь, помешанный на сделках.

– Так-то оно так, но знаешь, «весной вода ломает лед, и вдруг становится не важно, куда теперь тебя несет, кружа корабликом бумажным. А лед сминает все мосты и разбивает все преграды, и вдруг внезапно видишь ты – все происходит так, как надо…»

– Что это?

– Стихи.

– Новые?

– Вчерашние. Тебя вспомнила, и вдруг пришла метафора: ледоход на реке. Похоже?

– Нет.

– Врешь.

– Хватит. Знаешь, как не люблю, когда без спроса в душу лезут, а ты туда же! Не мучай меня, Юлька. Я сама разберусь, если смогу. Не смогу – тебя попрошу. Ладно?

– Шоколадно. Хорошо, хорошо. Успокойся.

– А что там дальше?

– Где?

– В стихах.

– Хочешь послушать?

– Хочу.

– А не боишься? Танька говорит, что поэты – ясновидящие, им открыты многие тайны.

– Хватит дразниться. Раз так – тогда не хочу. И вообще мне работать надо. Не отвлекай меня.

– Ты мне сама позвонила, нахалка! А между прочим, это все: «Все происходит так, как надо…» Финал. Поняла?

– Поняла, поняла. Зачем я тебе позвонила?

– Душу отвести, как я понимаю. На Титова пожаловаться. Кстати, полегчало?

– Нет. Ты все испортила своими дурацкими стихами. Все, хватит. Пошла я работать. Ясновидящая ты моя. Лучше бы ты… Эх, да ладно…

Юля Вишневская положила трубку и перечла стихотворение. Вот позвонила Марьяна, и Юля как наяву увидела ее взволнованную, с пылающими щеками… Похоже…

Она закрыла тетрадь. Зачем она полезла стихи читать? Пока непонятно, куда утащит ледоход бумажный кораблик. Может, он мокрым комком упадет на дно или прилипнет к льдине. Неизвестно. Не у каждой сказки хороший конец. Зачем она Марьяшку еще сильнее растревожила? Но как жить дальше, если некому прочитать свои стихи? Совсем никак.

Юля села на диван и заплакала, хотела потихоньку, но потом перестала сдерживаться. Хотя уже плакала над ванной, притворяясь, что стирает детские вещи. А что еще ей оставалось делать? Сегодня зарубили сюжет. Про ведьму. Зря она гоняла Таню на крышу. Да, Наташка Сажина была права, когда говорила, что в этот проект она не попадет. А еще до этого отклонили сценарий. Она чудом, благодаря своей свекрови, попала на центральный телеканал со своими идеями. Точнее – общими с Кириллом. Сначала ей тактично намекнули, что взять могут только одного. Потом предложили переделать веселую молодежную передачу под скучную ведущую… Юлька, как сама думала, ловко отказала. Но ее поняли правильно и дали понять, что проекты надо похоронить. Собрав волю в кулак, она в открытую напросилась написать сценарий одной из передач исторического цикла. Дали добро. Сломя голову она бегала по однокурсникам, собирала литературу по гвардии. Собрала. Написала. Велели переписать. Переписала. Три раза. После четвертого муж прочитал и сказал: пора остановиться. Получается только хуже. Пора отсылать. Отослала. Отклонили с отзывом: «Слишком серьезное историческое исследование. Нам нужен быт». Какой еще быт им нужен? Быта навалом! Как офицеры портянки стирали? Не стирали они портянок, у них на то денщики имелись.

О господи! Все рухнуло! Никаких надежд! Опять никуда не взяли. Остается идти ишачить на бабку Алевтину, торчать с утра до вечера на выставках в гавани, напрашиваясь на рекламные сюжетики. Как это унизительно! Вчера бывший однокурсник, успешный модный телеведущий, даже не поздоровался, а когда-то восхищался ее стихами. Дружили. У Юльки до сих пор в папке с институтских времен хранятся его «произведения»: стихи и маленькие рассказы. Неплохие, кстати. Обсуждали когда-то… А теперь в упор не видит. Ну ладно, не видит, и не видит… Может, у него зрение испортилось. Или не узнает. Что ж теперь делать… Не та нынче Юля Вишневская, не та красотка-поэтесса, что училась с ним на одном курсе, в одной группе. Между 46-м и 54-м размером прошли девять лет и двое девочек. Обычная мамаша-клуша, разве что стихи пишет… Пока… Сама себе в тетрадочку и на листочках, что постоянно разбросаны по всему дому. И сценарии для мужа да закадровый текст. И обвязки к рекламным сюжетикам для бабки Алевтины. Бабушка российского телевидения, старая пройдоха – платит через раз. И приходится это глотать. А все почему? Элементарно, Ватсон: больше никому ее творчество не требуется. И деньги нужны. Правда, деньги приходят еще от гадания, даже больше, чем от Алевтины. Но… Во-первых, никогда не знаешь, будут они или нет, а во-вторых, как-то стыдно быть гадалкой. Хотя гадает она хорошо. Многие благодарили. И ходят часто, особенно зимой и осенью. Как люди, интересно, про нее узнают? Не по рекламе же! Рекламы Юлька не давала. Значит, сарафанное радио. Один другому сказал: мол, есть тетка такая, гадает хорошо и еще колдовать умеет. Может помочь. Вот и приходят, и просят. И действительно помогает, Юля не раз убеждалась, что колдовать она и вправду умеет. Сила есть, реальная сила, не плод больного воображения. Хотя куда ей до Тани! Так, на курсах научилась. Правда, все усвоенное переработала творчески. И прабабушка умела грыжу заговаривать. Только и всего. Даже неловко как-то в этом признаваться. Хотя приняли в семью, несмотря на то что «со странностями». Хорошо, что жилье свое. Часть мама выделила, а часть сама заработала под Марьяшкиным началом. Чем только она не занималась в своей жизни! И всего два года по специальности: учитель. Хорошая работа, кстати, жаль только, зарплата маленькая. А нервов теряешь море. Юлька порылась в столе и достала папку с документами. Сколько у нее разных корочек! Просто классический набор неудачницы! Все умеет, ничего применить не может. Диплом о высшем образовании, диплом секретаря-машинистки, диплом прядильщицы-мотальщицы, диплом психологических тренингов, курсов ДЭИР, вот еще эти.

Нет, эти особенные. Стругановские курсы Юлька никогда не забудет.

Затащила неистовая Феоктистова. Подруга детства. Точнее, отрочества. В одном драмкружке занимались. Когда-то Юльке выпала честь почитать ее стихи, они были записаны аккуратным, странно округлым почерком в старом блокноте. И Юлька влюбилась. В стихи и в автора. И стала верной «оруженосицей» Ольги на много лет. Это было непросто! Феоктистовой помимо таланта достался ужасный характер. Мнительная, вспыльчивая. Чуть что не по ней или, не дай бог, показалось… Она гнала, а Юлька возвращалась. Ссорились, мирились… Вишневская собирала разорванные листочки Феоктистовских стихов и перепечатывала. Сборник сделала. Зачем-то. Да нет, понятно зачем. Стихи Ольги ей всегда казались невероятно хорошими. Гораздо лучше ее собственных. А Юля Вишневская была рабой любви к прекрасному. Странная получилась дружба. Кстати, Феоктистова жила почти на самом Невском проспекте, в двух шагах от метро «Канал Грибоедова». Очень удобно зайти, если пошел гулять на Невский. Заходили часто. Иногда Ольку это раздражало, иногда радовало.

Однажды нехарактерным для квартиры на Невском безлюдным вечером они с подругой сидели в ее загаженной под самый потолок квартире и размышляли о жизни. Юлька пребывала в депрессии, а Феоктистова маялась от безденежья и перманентных мужниных измен. Но как бы она ни страдала – неизменно оправдывала своего драгоценного Витеньку. Он у нее Водолей, известный астролог, ему положено. Юлькина личная жизнь вообще пребывала в полной разрухе. Окончательно разошлась с отцом старшенькой, а послеразводные отношения с другими мужчинами себя не оправдали. Только растравили старые раны. И вообще все складывалось не так. Романтичная Вишневская в тот период своей жизни по ночам мыла полы в отеле «Европа». За это хорошо платили: можно снимать квартиру и покупать ребенку фрукты. Кроме того, нищета начала перестройки согнала тогда в это фешенебельное заведение массу приличных, образованных людей. Есть с кем поговорить о высоком в минуты «кофе брейка» в столовой для персонала под названием «кантин». Но… Отношение тамошнего сплошь иностранного менеджмента к русским как к людям второго сорта здорово отравляло жизнь крепкой скотской ноткой. Так что, несмотря на вкусную еду и громадную по меркам 93-го года зарплату, было тошно. Они с Феоктистовой кидали карты. Точнее, раскладывали Таро. Первую колоду Юлька, по примеру Ольги Феоктистовой, сначала вырезала из книжки, а потом, когда гласность окончательно победила, купила в «Крупе» «Het Monster», картишки с изрядным «прибабахом». К Ольге колода пришла сама через несколько пар рук. Это была роскошная «девочка» из самого Парижа, и называлась она «The Witches Taro», что переводилось как «Ведьмовское Таро». Кажется, Ольга сама ее побаивалась, по-прежнему предпочитая гадать на картах, вырезанных из книги и любовно наклеенных на картонки. Юлька влюбилась в эту темную странную колоду с первого взгляда и всегда норовила ее подержать в руках, когда бывала у Феоктистовой. Тогда она еще не знала, к кому именно стремилась капризная «француженка» и что эти карты рассорят ее окончательно с горячо любимой и такой же безумной, как она сама, Ольгой. В тот сырой питерский вечерок под бутылку красного вина, с боем добытую в «угловом дежурном», они решили изменить свою жизнь. Ольга, листая какую-то бесплатную газетенку, из тех, что щедро раздают у метро, выискала объявление о наборе на курсы «Биоэнергоинформационного взаимодействия» и позвонила туда.

Выяснив, что действительно учат этому самому «взаимодействию» всех, а не только тех, у кого обнаружат «дар», а также дают корочки, Феоктистова загорелась. Ей срочно понадобилась компания, а Юлька вроде подходила. Юлька потом просто поняла, что именно с этого момента и началось их расхождение, переросшее во вражду. Она всегда находилась чуть позади, всегда восхищалась нелепой, гениальной и беззащитной Феоктистовой. Давала читать ее стихи всем знакомым, даже в институте показывала, и до сих пор Ольгины строчки вертятся у нее в голове… Ах, если бы знать все наперед, еще тогда, на коричневой от копоти кухне… Пошла бы она тогда к Струганову? Неизвестно. Скорей всего, нет. Но прошлого не воротишь. Все. А тогда, в тот смутный, странный вечер, ближе к одиннадцати, Ольга возвела очи к коричневому потолку (он стал таким, когда Феоктистова приволокла домой муфельную печку для бездымного обжига и жизнерадостно продымила ею всю квартиру) и простонала: