Текст книги "Оборотень (СИ)"
Автор книги: Юлия Пасичная
Жанр:
Мистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Оборотень
Лесник Георгий Лужников вышел из дома и посмотрел на солнце: должно быть жарко. Это хорошо, а то какая же охота в дождь? Друзья обещали на выходные подъехать, предлагали отдохнуть вместе, шашлычки из дичи пожарить. Он вздохнул: пусть приезжают. А то в этой глуши с ума можно сойти.
Не всегда Георгий думал о лесе так. Вообще-то он его любил, поэтому и выбрал эту профессию. Парню нравилось бродить по тайге что весной, что осенью, вдыхая запах свежей листвы или опавших листьев, разбирать голоса зверей и птиц, прислушиваться к тишине и величию могучего леса. Одиночество его никогда не пугало, наоборот, неуютно он чувствовал себя в толпе, в шумных городах. Особенно в холодном аристократичном Питере, куда раз в год ездил на День лесовода. Выросший в деревне Георгий Лужников больше всего на свете любил тишину и покой.
Жена Наташа, хоть и городская, а тоже полюбила дом на поляне. Георгий встретил ее в парке, когда одиннадцать лет назад поехал в Гатчину, в контору лесхоза по каким-то делам. Остановился покурить, а у фонтана студентки на скамеечке мороженое едят. Девчонка как девчонка – невысокая, светловолосая. А глянул в серые, как октябрьское небо, глаза – сердце захолонуло: она, любимая. Сначала сам себе не поверил – думал, так только в кино бывает, чтобы раз и навсегда. Но как понял, что уходить собралась – едва сознание от страха не потерял. Кинулся догонять.
Разговорились, погуляли. Георгий все ей честно рассказал – в город не поедет, поэтому, если у них сложится, ей придется в лесу жить, на заимке. Девушка шла и смеялась – мы же только познакомились, а ты уже планы строишь! Но к концу прогулки стала задумчивой, тихой, куда смешки девались? Обещала через неделю в гости приехать. И ведь приехала! Пожила в его домике несколько дней и влюбилась в лес. Мудрено было не влюбиться – свежий воздух, напоенный запахом хвои и озера, птичий щебет по утрам. Холодильник только для мяса нужен, остальное – овощи, ягоды – прямо с грядки. Георгий всегда был умелым огородником, все росло, как заговоренное. Наташа расцвела за время лесных каникул, хотя казалось – куда еще? И так краше солнышка ясного. Он ее так и звал – Солнышко мое. Смеялась, но по глазам было видно – приятно девчонке. В итоге сказала: останусь с тобой, если позовешь. Позвал. И правда – осталась. Свадьбу в деревне сыграли, у его родителей. Невеста – сирота, с ее стороны были только две подружки.
Так и жили – как в сказке, ни ссор, ни криков. Когда через месяц после свадьбы в больнице сказали, что у них ребенок будет, оба от радости опьянели, два дня поверить не могли. Георгий кроватку из дерева вырезал, игрушек всяких. Сын родился, Пашка. Ох и сорванец был! Наташа его сразу прозвала Маугли. И как в воду глядела: он еще по-человечески говорить не умел толком, а уже голосам всех птиц мог подражать! Смышленый парнишка. Лес знал, как свой букварь, следы читал, словно следопыт. Мечталось: подрастет сынок – на охоту пойдут вместе… Мамке дичи привезут, устроят пир горой! А сын собирался, как школу закончит, тоже лесником стать, отцу помогать.
Георгий остановился – глаза заволокло слезами. Никуда они теперь не пойдут. Сгинуло его счастье, поманило и исчезло, как весенняя дымка… Год назад Наташу деревом задавило. Разом умерла, даже улыбка с губ не слетела. В город не повезли, настоял, чтобы похоронили недалеко от дома, на поляне. Сам крест выстрогал, оградку сковал. Пригодились уроки дядьки Ивана – деревенского кузнеца. Остался Георгий вдвоем с девятилетним Пашкой. Только привыкли к тому, что мамы нет, только научились справляться с домашними хлопотами. Год всего и прожили вдвоем…
…И новая беда: сына волки задрали. Едва успел тело отбить, чтоб совсем не растерзали. Рядом с матерью похоронил…
Пил неделю. Когда вовсе невмоготу становилось, выходил на ту поляну, где все случилось, и кричал: за что, Господи? Чем прогневал? Ведь жили, как люди, любили друг друга, никому зла не делали! За что? Два месяца прошло со дня смерти Пашки, а сердце болит по-прежнему. Ну за что? Как жить теперь, зная, что такое счастье? Почему отняли, зачем? Ведь любил же! Горевал Георгий долго. Даже уволиться хотел. А потом подумал – для чего? Куда идти? В деревню? А там что? Ни кола ни двора. Все здесь, для семьи строилось. Вон, Милка в хлеву мычит, есть просит. Павлик парное молочко любил… Кому оно теперь нужно?
Неделю назад приехал Иван Кротов – старый друг, еще в школе вместе на речку бегали. Потом разбросала жизнь, Ваня в город уехал, теперь магазин имеет, оружием торгует. Но старого приятеля не забыл, наезжает. Всегда с гостинцами, с подарками. В прошлый раз на охоту приезжал, привез патроны новые, ружье дорогое, красивое. Пашке подарил старинный декоративный пистолет, серебром отделан и серебряными же пулями стреляет. Мальчишка его неделю не снимая носил. А пули тратить не стал, хоть их к оружию две обоймы прилагалось – жалко, говорил. Пусть будут. Баловал Иван мальчишку – а как же, любимчик. Своих-то детей так и не нажил, не получалось у них с женой. На этой почве и развелись, теперь один кукует.
Никого больше и у Георгия не осталось. Иван, когда узнал, аж ахнул. Но сразу сказал: не сдавайся, держись. Хотя бы ради них, чтобы не зряшной их смерть оказалась. Тогда же пообещал вскорости приехать на охоту, отвлечь. Вот сегодня и явятся, к вечеру. Прибраться надо. А то в последнее время не то что порядок наводить, жить не хотелось. Не дело это.
Звук далекого мотора отвлек от грустных мыслей. Георгий аккуратно сложил в ящик накопившийся мусор, подмел крыльцо. Вот и гости.
– Привет, Васильич! Мы к тебе! Ничего, что такой толпой? Я подумал, что компания не помешает! – издали закричал Иван. Загорелый, чертяка. Небось на каких-нибудь Мальдивах подрумянился.
Вместе с ним из джипа вылезли трое мужиков. Одного Лужников смутно помнил – когда-то он вместе с Иваном приезжал за мясом лося. Вроде бы имеет ресторан. Да, точно, вон тот, бритый наголо, Егор. Светловолосый Женька Грохотов – институтский приятель. Правда, учились вместе они всего один курс, после чего парень, поссорившись с подружкой, бросил учебу и ушел в армию, да так в ней и остался. Теперь полковник спецназа. Скандинавская внешность, хоть викинга с него рисуй – белокурый верзила с ледяным взглядом и улыбкой анаконды. Сразу видно – прирожденный вождь. Такие созданы, чтобы командовать. На своей подружке он так и не женился. Нашел себе потом где-то в командировке молодую девчонку, она ему вскоре двойню родила. Вот ведь интересно – раньше щуплый был, сутулый, взгляд из-под белесых волос – в землю. А через два года пришел первый раз в отпуск – не узнать парня: высокий, стройный, накачанный, взгляд твердый, прямой, руки – откуда только взялись такие, были-то, как у пианиста – длинные, тонкие пальцы, нежная кожа. А тут – мозоли, костяшки сбиты, ладони шершавые. Третьего вроде Лехой звать. Про него Иван как-то говорил, но раньше тот не приезжал. Внешность у него яркая – рыжий, как клоун. Не хочешь, а запомнишь.
Георгий поздоровался с приехавшими и пригласил их в дом.
– Ты что, Васильич? – весело удивился Иван. – Кто в такую погоду дома сидит? Мы что, разве для этого из города приехали? Не, природа – это природа, здесь надо свежим воздухом дышать. Сейчас стемнеет, костер запалим, посидим. А шашлык? Мы мангал новый привезли, тебе в подарок. С мясом как? Есть запасец или сходить настрелять?
– Есть, – слабо улыбнулся в ответ Георгий. Как ни странно, от веселого безрассудства Ивана ему стало немного легче. Тот словно чувствовал состояние друга и старался расшевелить его. Гости разбрелись знакомиться с округой. Иван закурил и сел на крыльцо.
– Ну, как ты? – наконец спросил он. – Я не стал Лехе и Егору рассказывать про твою беду, поэтому не удивляйся, если они чего ляпнут. Женька в курсе. Где Наташа с Пашкой? Может, навестим?
– Там, на поляне. По три раза в день у них бываю, – вздохнул Георгий. – А я как… Да никак. Не могу привыкнуть. Все кажется – сейчас Ната на крыльцо выйдет, ужинать позовет. Или Пашка выскочит – папа, побежали ягоды собирать! А никто не выходит. Наверное, не судьба мне была человеком жить. Волк я, одиночка. Им и останусь.
– Не хорони себя прежде времени. Вдруг еще встретишь кого? – спросил Иван, сам не веря в то, что говорит. Помолчали. – На лося сходим, может? Или нет его в ваших краях?
– Нет. Кабана можно поискать. Только вы сами идите. Место ты знаешь, около кормушки. Я не могу – надо обход сделать. А то со своей пьянкой совсем работу забросил. Вчера косуля прибегала, бок разодран. Непорядок. Ладно, потом поговорим. Что для костра надо, ты знаешь. А мне пора. Есть хотите – в холодильнике картошка и мясо жареное.
Он взял рюкзак и ушел. Иван озадаченно покрутил головой – таким старый друг еще никогда не был. Здорово его подкосило. Еще бы – почти в одночасье потерять и жену, и сына. Бедный мужик. Только-только оттаял, от людей шарахаться перестал… Теперь совсем дикарем станет. Жаль. Несправедлива к нему судьба…
– Вань, может, прогуляемся? – подошел Женька. – Сто лет по лесу не гулял просто так, даже забыл, что это – от пуль не прятаться, гранаты под ногами не искать, "духов" в "зеленке" не бояться. Лепота! Это тебе не в Грозном. Пошли, потом поесть приготовим!
– Да можно, – кивнул Кротов. – Ребята, вы идете?
– Не, здесь посидим, отдохнем. Что-то устали с дороги, – отказались Леха с Егором.
– Ваше дело. Мы недолго, а то темнеет уже. Костер пока разожгите.
Экскурсанты углубились в лес. Шли молча, поскольку обсуждать пока было нечего – подружившись в прошлом году, виделись довольно часто, стало быть, новости друг другу сообщали оперативно. Оба были в курсе происшедшего в жизни Георгия, но об этом не говорили. Шли к озеру. Неугомонный Иван предлагал еще по грибы сходить, но Женьке было лень. Надо же корзинку нести, нож, искать эти грибы, будь они неладны, потом обратно тащить… На фиг! Ограничились купанием.
Когда возвращались домой, неожиданно наткнулись на могилы Наташи и Паши – аккуратные, ухоженные. Видно, что Георгий проводит здесь немало времени. Иван нарвал на соседней поляне цветов, положили у памятника, постояли молча. Вдруг Женька насторожился: в кустах раздался шорох-стон. Переглянулись. Спецназовец осторожно, крадучись, сделал несколько шагов к источнику непонятного звука и через секунду вытащил за шкирку… мальчишку лет двенадцати на вид. Найденыш шипел и рычал сквозь зубы, но не произносил ни слова. Он был весь исцарапан и словно побит – царапины и ссадины повсюду украшали худенькое тельце.
– Ты кто такой, парень? – тихо, чтобы не напугать, спросил его Иван, но ответа не последовало. Ребенок по-прежнему молча пытался вырваться из цепких рук Женьки.
– И куда его? – озадаченно посмотрел тот на находку.
– Ты лучше спроси, откуда. Ночь почти на дворе, жилья на двадцать километров вокруг нет. А он один. Ты кто такой? – повторил вопрос Иван.
– Я потерялся, – наконец подал голос пацан. – Мы на пикник поехали, а мамка с дядей Сережей пошли грибы искать. А папа тоже пошел и не вернулся. А потом машина наша сломалась, и они пошли в деревню ремонтников звать, потому что сами не умеют. И все, не пришли больше… А я с горы упал, – он заплакал, размазывая по замурзанному личику слезы.
– Давно?
– Вчера еще. Я есть хочу, – пожаловался найденыш. Друзья одновременно вздохнули и пожали плечами: пошли, мол, нагулялись.
Егор и Леха оторопели, когда на поляну перед домом вышли парни в компании какого-то мальчишки весьма потрепанного вида и, не говоря ни слова, потащили его в дом. Вышли через десять минут. Найденыш уже был умыт и одет в старый джинсовый костюмчик Пашки. Царапины и ссадины смазали зеленкой. В руках он держал большой кусок пирога с капустой, который и уминал с немалым аппетитом. Иван и Женька уселись на крыльцо
и закурили. Сделав несколько затяжек, Кротов ответил на невысказанный
вопрос:
– В лесу нашли, потерялся. Надо утром съездить, отвезти. Черт его знает, где родители потерялись.
– Абзац охоте? – ехидно поинтересовался Егор.
– Да нет, вы-то оставайтесь, я быстро. Туда и обратно за два часа обернусь, – утешил его Иван. – Заодно куплю чего полезного. Сигареты вон кончились, да приправ у Васильича не осталось почти. А без них что приготовишь? Ну, главное, конечно, пацана отвезти. Не парьтесь, оставайтесь здесь. Зря, что ли, приехали?
Он оглянулся и налетел на остолбеневший взгляд Георгия, направленный в сторону мальчишки. Лужников тяжело дышал, словно пару километров бежал спринтерским темпом, а в глазах четко прорисовывалось бесконечное удивление, словно привидение увидел. Постояв так с минуту, он тряхнул головой, будто прогоняя морок, и хрипло спросил:
– Парни, что здесь происходит? Кто это?
– Пацан, не видишь? – просветил его Женька. – Гуляли с Иваном, а он в кустах сидел, плакал. Родители потерялись, говорит. Завтра Ванька в город его отвезет.
– Как зовут?
– Да знаешь, спросить не догадались, – хмыкнул Грохотов. – Торопились покормить да переодеть – его шмотки в лохмотья были. Извини, что Пашкину одежду взяли. Как звать-то тебя, золотце?
– Сашка Волков, – пробурчал мальчишка, не сводя глаз с Георгия. Он явно напрягся. Грохотов насторожился. Было ясно, что Георгию гость кого-то сильно напоминает. Но тут вернулся Леха с охапкой дров, и приятели затеяли шашлык. Женька успокоился и беззлобно ворчал, что мясо – домашней свиньи. Он, мол, ехал дичи поесть, а ему тут городскую жратву подсовывают. Ну да ладно, утром он такого кабана подстрелит, что все от зависти сдохнут!
Спать легли рано – после долгой дороги утомились, а вставать предстояло в четыре – Женьке, Егору и Лехе на охоту, Ивану – везти в город найденыша. А Георгий всю жизнь с петухами вставал. Пацаненка уложили в Пашкиной комнате. Он так и не разговорился за вечер, только глазами по сторонам стрелял. Женьке и так не по себе было, а один эпизод и вовсе насторожил боевого офицера спецназа: когда свинину резали, чтобы на открытом огне пожарить – типа древние охотники мамонта готовят, пацаненок аж вперед подался, горящим взглядом пожирая свежее, сочащееся кровью мясо. Потом вдруг опомнился, шумно сглотнул и снова принялся наворачивать похлебку – Иван-таки сходил на грибную охоту, набрал корзинку лисичек в ближайшей рощице.
Перед сном Грохотов все же не утерпел и поинтересовался:
– Васильич, а ну-ка скажи, чего это ты на пацана уставился, словно привидение увидел?
Георгий уставился в землю:
– Да нет, показалось мне. На Пашку он здорово смахивает. Глаза такие же серые, лицо похоже. Черт побери, если б не собственными руками могилу закапывал, решил бы, что сын. Да только вот покойники не воскресают. Ладно, проехали. Отвезете его завтра, и дело с концом.
Приятелей разбудил страшный крик Егора, вышедшего из дома первым. На крыльцо вылетели все разом, как солдаты на утреннюю поверку. Женька автоматически выхватил из кобуры пистолет и сорвал со стены винтовку. Неяркое рассветное солнце освещало довольно странную картину, здорово напоминающую декорации к фильму ужасов: пространство вокруг джипа Ивана было залито кровью. Сам Кротов полулежал лицом вниз на ступеньке возле раскрытой водительской дверцы. Спина и затылок были располосованы страшными ранами. Светло-русые волосы, намокшие от крови, казались почти черными. Зато белая майка алела первомайскими разводами. Любопытный солнечный зайчик прыгнул на ключи от машины, валявшиеся в нескольких сантиметрах от начисто откушенной неизвестно чьими зубами кисти правой руки.
– Что произошло? – озвучил всеобщее недоумение вжавшийся в стену Егор. Леха шумно сглотнул слюну и сел на ступеньки – ноги его не держали. Не потерявший хладнокровия Женька по-кошачьи упруго обошел двор, пространство вокруг, окрестности. Вернулся минут через десять, недоуменно хмурясь – ничего похожего на следы человеческого пребывания не нашлось.
– Судя по свертываемости крови, смерть наступила минут двадцать назад, – только и сказал он, закуривая. – Странно, что зверье не набежало.
– Парни, хоть расстреляйте, а дело здесь нечисто. Иван был парнем крепким, его просто так не взять, – начал расследование Егор. – И потом, людей вокруг просто нет. Пешком сюда не добраться – от деревни двадцать километров, от города – сто, свихнешься, пока дойдешь. А машину мы бы услышали.
– А кто вам сказал, что это сделали люди? – зло усмехнулся Женька, присев на корточки около трупа. – Здесь поработали когти и зубы, а не нож или топор. В левой ладони шерсть зажата. И вот, к ране тоже волоски прилипли. Васильич, ну-ка глянь, ты у нас спец по фауне.
Георгий осторожно подошел к машине и осмотрел раны на спине и затылке.
– На волчьи следы похоже. Они так овец рвут, когда учат охотиться молодняк. Правая рука начисто откушена. Похоже, здоровенный волчара. Жень, переверни его.
Грохотов взял погибшего за плечо и перевернул… Общий вскрик огласил поляну: живот Ивана оказался располосован ударом огромной лапы. Едва тело накренилось, как внутренности эффектно вывалились наружу, мгновенно приведя в ужас всех наблюдающих.
– Господи, кто ж его так? – дружно выдохнули Егор и Леха.
– Кабы знать, – зло хмыкнул Женька. – А где, кстати, пацан? Живой или его тоже?
– Наверное, спит еще, пойду гляну, – Егор исчез в доме.
Несколько секунд царило молчание – тяжелое, как кусок чугуна размером с космический корабль. Друг на друга старались не смотреть, на лицах крупными буквами был написан вопрос: что произошло? Кто сгубил парня, да еще так зверски? И где этот «кто-то» теперь? Женька молча достал фотоаппарат из сумки Кротова, лежавшей на заднем сиденье, и методично запечатлел все детали происшедшего – машину, тело, раны, панорамный кадр. Так же молча он достал из багажника целлофановый мешок для дичи и завернул в него Ивана. Перевязав бечевкой, аккуратно уложил возле машины. Остальные даже не пытались ему помочь. Впрочем, в помощи спецназовец и не нуждался – просто автоматически применял сейчас наработанный годами опыт. Полное отсутствие эмоций делало его сходство с героем скандинавских легенд еще сильнее – голубые глаза посверкивали льдом, черты лица оледенели.
– В комнате пацан, в угол забился, – сообщил посланный на поиски Егор. – Напугался очень, когда крик услышал. Он даже на улицу выйти не успел. Что странно – не плачет, а словно рычит. И дышит шумно, как собака. Вот теперь точно абзац охоте. Собирайтесь, братва, поехали в город. Васильич, ты тоже. Нечего тебе здесь одному оставаться. И потом, нам ведь придется в милицию идти, так пусть сразу всех и допросят. Поживешь у меня, места хватит.
– Может, участкового из деревни вызвать? – подал идею слегка успокоившийся Лужников. – А то влетит нам, что мы тут самовольничаем.
– Смешно, – без улыбки кивнул Женька. – Телефона у тебя нет, да здесь он и не берет. Значит, придется ехать. Пока доедем до деревни, пройдет минут десять. Пока найдем участкового, еще столько же. Потом обратно ехать. И где ты там труп положишь? Вряд ли в фельдшерско-акушерском пункте есть морг. А ближайший городок – Гатчина. До нее как раз сто километров. Это еще час. На улице тридцать шесть градусов. Догадываешься, что с Ванькой на таком солнцепеке за это время сделается? А зверье местное, думаешь, кровь не учует и не прибежит поживиться? Васильич, ерунду не городи, ты же охотник, неужели не понимаешь? Я все сфотографировал. Блин, они же еще образцы какие-то берут. Знать бы, какие… Леш, дай банку или пакет, я земли наберу и вот эту хреновину тоже возьму. Якорь мне… кое-куда, если это не поможет. Возьми гипс, Васильич, и залей следы зверюги. Потом аккуратно положи в коробку. Я проверил – человеческие следы только во дворе. Ночью дождь прошел, все перемещения – как на ладони. Не нравится мне это. Черт, ну почему у тебя нет собаки? Сейчас бы пошарила вокруг, что-нибудь интересное нашла.
– Погиб Тайгер вместе с Пашкой, – мрачно ответил Лужников. – Защитить пытался, так его первого в клочья порвали. А нового я пока не завел. Хотя надо, конечно, какой лесник без собаки?
Женька принес из дома ведро теплой воды и смыл кровь с машины. Затем уложил в багажник огромного, словно троллейбус, джипа тело погибшего и скомандовал погрузку. Егор вывел из дома мальчишку, осторожно усадил его на заднее сиденье и укрыл своей курткой. "Не бойся, малыш, не бойся. Все хорошо, дядя Ваня просто заболел. Мы сейчас поедем все вместе в город, отвезем тебя домой. Мама с папой, наверное, уже волнуются. Ты адрес не забудь, самое главное, хорошо?" – мягко уговаривал он ребенка. Тот постепенно успокоился и перестал дрожать.
И тут случилось странное: отлаженный, как часы, мотор наотрез отказался работать. Многократные попытки реанимировать неизвестно отчего заглохший двигатель ни к чему не привели. Бортовой компьютер наотрез отказался функционировать.
– Комментарии будут? – поинтересовался неизвестно у кого севший за руль Грохотов. Ответом ему была оглушающая тишина. – Ясно. Значит, так. Слушай мою команду: все в дом. Васильич, где ближайшая деревня?
– Километров двадцать отсюда, – ответил Георгий. – По карте показать могу.
– Ладно. Давай карту. Я туда часа за полтора дойду. Телефон там есть. Вызываю милицию и приезжаем сюда. Вы сидите здесь и никуда не выходите из дома. Вопросы есть?
– Нет, – ответил за всех Леха. Возразить или протестовать никто даже не попытался. Все безоговорочно приняли командование боевого офицера. Даже Егор, который в принципе не терпел чьего-то вмешательства в свои действия, промолчал, понимая, что сейчас полезнее слушать Женьку. – Ты солдат, тебе виднее. Ребенка оставишь?
– Да. Я же пешком пойду. Пацан только задержит. Мне быстро надо идти. Он не справится. А с вами здесь целее будет. Домой попадет позже, – о том, что Женька неспокоен, можно было догадаться только по телеграфной краткости его фраз и по быстрому перестуку пальцев на руле. – Все. Шагайте. Васильич, Ивана в холод убери. У тебя погреб есть, я знаю. И ничего во дворе не трогайте. Парни, только без геройства. Вы в своих отраслях спецы. А здесь я лучше знаю, что делать. Пока.
Через пару минут он уже скрылся в густой листве. Парни осторожно перебрались в дом. Георгий, выполняя распоряжение Грохотова, перенес тело Ивана в погреб, уложив его на длинной широкой скамье, где Наташа обычно хранила банки с соленьями. Заодно прихватил банку вишневого компота для мальчишки и большой ломоть копченой лосятины для мужиков. Леха, чтобы успокоиться, принялся чистить картошку для завтрака. Егор нарезал овощи и зелень на салат и вышел в зал за книжкой. Библиотека у Лужниковых была хорошая. Парень задумчиво уставился на полки, решая – перечитать полюбившегося еще в институте Теккерея или полистать современный детектив. Внезапно он услышал странный шум сзади – что-то среднее между рычаньем и хрипом. Похолодев, резко обернулся…
Женька заподозрил неладное уже минут через пятнадцать. Умение распознавать и запоминать местность не раз спасало жизнь ему и его парням. Но на сей раз творилось что-то странное – он решительно не узнавал дорогу. Часы показывали половину шестого утра. За это время, по всем расчетам, он должен был пройти половину пути, а подсказанных Георгием опознавательных знаков на этом отрезке не было. Еще через двадцать минут Грохотов наконец признался самому себе, что заблудился…
– Ох, и ни фига ж себе! – только и смог произнести побледневший от неожиданности Леха, заглянувший через десять минут в зал в поисках приятеля-книгочея. Завтрак уже стоял на столе, а Егора и след простыл. Вот и отправился на поиски. Нашел… В точности, как Иван, только рука целая. А вот горло разорвано начисто. Словно неведомый зверь в прыжке кинулся на стоящего без опаски человека. Леха осторожно повернулся, чтобы не запачкаться в залившей весь зал крови, и медленно пошел на кухню. Георгий сразу понял, что произошло. О пропавшем куда-то найденыше никто даже не вспомнил…
Когда перед глазами появились ворота дома лесника, измученный Грохотов даже не удивился. Ну еще бы – ничем иным эта фигня закончиться и не могла. Как же его угораздило заблудиться-то? Бабушка сказала бы «леший закружил». Женька зло усмехнулся – в подобные сказки он, прошедший несколько «горячих точек», напрочь отказывался верить. Но факт оставался фактом – проплутав почти полтора часа, он вернулся туда же, откуда ушел. Открывая дверь, вдруг едва не застонал от пронзившей сердце острой боли…
…Он почти спокойно осмотрел лежавшего в зале Егора, отметив, что характер повреждений на его теле такой же, как у Ивана. Закрыл глаза Лехе, который в последней попытке подняться намертво вцепился в скамью. Черт, но этого не может быть! Такого не бывает, это сказки!
…И почти не удивился, остановившись рядом с полуживым Георгием, скорчившимся в хлеву у трупа Милки. Похоже, корова стала последней жертвой непонятного убийцы. Цвет одежды Лужникова невозможно было различить – кровь животного залила все вокруг. Как ни странно, но сам Георгий почти не пострадал – лишь на руке след зубов, словно он пытался успокоить взбесившуюся собаку. В руках раненый сжимал подаренный Иваном пистолетик, а у его ног лежал найденный на поляне мальчишка. На виске найденыша ясно виднелось пулевое ранение. Лужников, закусив губу от боли, прокушенной рукой гладил мертвого по голове. Только в этот момент Грохотов сообразил, что ему не понравилось тогда на могиле – с одного бока земля была слишком рыхлой…
– Васильич! – осторожно позвал Женька. – Так, значит, это и правда Пашка? Но он же умер, ты ведь сам говорил!
– Умер, – со странной гримасой открыл глаза Лужников. – Только немножко живой. Ты вот в чертовщину не веришь, а зря. Мне бы сразу сообразить, что в этой смерти не так было. Да вот не догадался. Или не захотел догадаться: когда я его в могилу укладывал, показалось на секунду, что вздохнул. А пульс проверил – ноль. Выходит, я его живого похоронил, в летаргическом сне. А думал, что так не бывает… Вот и перекинулся Павлик в зверя лютого. Некрещеный он у меня. Может, поэтому? Или… да черт его знает, отчего оборотни получаются… Хорошо, Наташка не видела своего ребенка таким. Женька, я убил собственного сына… И понимаю, что иначе нельзя, а удавиться хочется. Бери пистолет!
– Зачем? – непонимающе тряхнул головой очнувшийся от шока спецназовец.
– Затем, что надо. Меня нельзя живым оставлять. Таким же стану. И не спорь. На своей войне ты, может, и главнее. А здесь я лучше знаю. Стреляй.
– А может…
– Стреляй! – перебил Георгий. – Я бы и сам, но сил уже нет на курок нажать. Жень, пожалуйста, забудь, что я твой друг. Я уже не человек, а монстр. Давай. Пули серебряные, теперь точно убьешь, наверняка. Спасибо Ваньке за подарок…
Он закрыл глаза, утомленный длинной речью. Грохотов оторопело молчал. Прошедший несколько войн боец никак не мог поверить, что все эти россказни про вампиров и оборотней оказались правдой. Что вот только, почти на его глазах, мальчишка-перевертыш убил троих взрослых мужиков. И что это – Пашка, сын Георгия… Не может быть…
– Стреляй же, черт тебя возьми! – прошипел раненый. – Потом будешь думать, правда или глюки одолели!
Грохотов впервые в жизни перекрестился и вынул из ослабевшей руки друга оружие…