Текст книги "Телохранитель для мессии"

Автор книги: Юлия Морозова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 3

Предоставленная мне комната оказалась очень симпатичной, но, к сожалению, без окон. Тем не менее затхлости подвала не было, а чувствовался приток свежего воздуха откуда-то сверху. Стены занавешены светло-бежевыми гобеленами в веселый узорчик, на полу тканый половик чуть потемнее. На неширокой, застеленной колючим пледом кровати дожидались своего часа ночная рубашка и полотенце. Судя по тому, что на низком деревянном столике, окруженном тремя пуфами, стояли только глиняный кувшин и стакан, а еды не наблюдалось, мини-пост мне все-таки решили устроить. В углу небольшого шкафа на вешалке сиротливо скучало темно-синее одеяние. В качестве светильника – шар размером с крупный апельсин. Он притулился на жердочке под потолком и давал не раздражающий глаза свет.

Сюда меня после окончания разговора с настоятельницей проводила алона Дорина, приятная полная женщина лет пятидесяти. Она мило пожелала мне приятного отдыха и заперла входную дверь на засов.

Будто мне было куда бежать…

После непродолжительных поисков в келье нашлась небольшая ванная комната. Из гигиенических удобств – каменная ванна и отверстие в полу, прикрытое плотно подогнанной крышкой. На стене висело небольшое зеркало в красивой раме в виде виноградной лозы.

«Практически современная сантехника!» Кому и каменный век – современность… Но это не тот случай, чтобы придираться.

Кинув на один из пуфов надоевший плащ и подхватив с кровати полотенце и рубашку, я вернулась в ванную. Без проблем разобралась с системой кранов и назначением разнообразных бутылочек. Ванна наполнялась с хорошей скоростью. Мой взгляд упал на отражение в настенном зеркале и придирчиво там задержался.

Глаза большие, цвет не определить – то ли серый, то ли зеленый, в зависимости от настроения. Нос прямой, брови черные «домиком», губы смешливые, подбородок, что называется, упрямый. Очень коротко стриженные волосы (чтобы не мучиться с укладкой), которым, согласно носимому мной имени, надлежало быть золотыми, в крайнем случае светло-русыми, темнели пепельным. Уши не торчат, грудь есть (посмотреть приятно), ноги ровные, длины более чем достаточной. Телу не мешало бы избавиться от балласта лишних килограммов, накопленных презрением к физической нагрузке и злоупотреблением калорийными продуктами. В целом ничего, но до безупречности Велиссы – как на собачьей упряжке до экватора.

Титулом девушку, кстати, я наделила не зря. Королевская кровь плескалась в ее жилах – в прабабках числилась чистокровная принцесса. Но сама она всего-навсего герцогиня.

Крепость, в которой мы находились, называлась Конхол – в честь святого (тот тип с козлиной бородкой на витражах), который пал смертью храбрых в этих краях. Я не совсем поняла, почему Орден женский – то ли он спасал молодых девушек от замужества за нелюбимыми, то ли жен от постылых мужей. Каким способом он это делал, не объяснялось, но у меня имелись смутные подозрения на этот счет. По-моему, у художника они тоже были, если принять во внимание масленые глазки святого на изображении. Сам же замок находился в одной из центральных провинций обширной империи Тилан.

Эти ценные сведения мне удалось выяснить уже к концу беседы с матерью-настоятельницей. Я спросила обо всем напрямую. И получила такие же прямые ответы. Более или менее. Но когда своими настырными вопросами я переступила грань, меня тут же осадили:

– Хватит вопросов, дитя мое. Тебе пора отдохнуть. – Матушка на секунду прикрыла глаза. – Алона Дорина проводит тебя.

Как только она это сказала, на меня навалилась отступившая на время разговора усталость. Идея об отдыхе показалась просто замечательной. Было жаль покидать удобное, нагретое кресло, опять вставать на холодный пол, но за мной уже пришли… И привели сюда.

Блаженство в ванне не затянулось, в теплой, расслабляющей воде глаза неотвратимо закрывались. Экспериментальным путем выяснилось, что кровать как раз такая, как я люблю: в меру мягкая, но не проваливающаяся. Непривычно было засыпать с включенным светом. Убавить бы… Откликаясь на эту мысль, предусмотрительный светильник приглушил свое свечение до интимного полумрака. Я думала, что масса новых впечатлений не позволит мне всю ночь смежить веки, заставляя размышлять о предстоящем ритуале. Но как только я очутилась в постели, сработала усталость, накопленная за долгий, волнующий день. Уснула мгновенно, спала крепко и сладко, без всяких сновидений. Знала бы, что меня ожидает, глаз бы не сомкнула.

Подняли в несусветную рань. Так как моего чудовищного будильника у алоны Дорины не случилось, побудка далась ей нелегко. Из-под одеяла вылезать не хотелось, но женщина была очень убедительна. Поэтому пришлось вставать, надевать синюю рясу, залезать в тапочки и сонно двигаться на выход. В монастыре, несмотря на ранний час, уже вовсю бурлила жизнь. В длинных коридорах навстречу мне постоянно попадались монахини, с самым занятым видом идущие куда-то по своим монашеским делам.

Ладно, меня подняли в такую рань ради ритуала, а им-то чего не спится?

В оконных проемах, встречающихся по дороге, небо едва серело. Яркие звезды медленно тускнели, предвещая отличную погоду. Запутанные переходы привели в затхлое подвальное помещение. На стенах из грубо обработанного камня чадили закрепленные в железных кольцах факелы. Дым от них все равно не смог перебить стойкий запах давно не посещаемого склепа. Холод змеей стелился по земляному полу, обвивая ноги. Каждый из камней подвальных стен украшали таинственные знаки, начертанные субстанцией, подозрительно напоминающей засохшую кровь. На полу была скрупулезно вырисована гексаграмма. Мой трудовой энтузиазм и интерес к новой работе убывали в геометрической прогрессии с каждой проведенной здесь минутой.

Несколько человек столпились в противоположном от дверного проема углу. Мое появление в дверях приостановило обсуждение, и все головы повернулись в мою сторону. Фигуры и лица скрывали просторные черные одеяния с капюшонами, и было непонятно, мужчины это или женщины. Мороз подирал при взгляде в бездонные провалы капюшонов.

«Как в кино про сатанистов». А то сама не знаю.

– Проходи-проходи, девочка, – подозрительно ласково позвала третья фигура справа голосом матери-настоятельницы.

Я, застряв в дверном проеме, инстинктивно подалась назад. Пришлось собрать все силы, чтобы не кинуться, противно вереща, вон из помещения, а просто тихо пятиться. Слишком все происходящее походило на жертвоприношение. Что-то мне расхотелось в Избранные…

– Лия. – В голосе женщины зазвучал металл.

Ноги сами перешагнули порог. Желание сопротивляться меня покинуло. Я позволила себя раздеть и уложить в середину гексаграммы, нарисованной прямо на ледяной земле. Сложенным на груди рукам не хватало традиционной свечки. От холода, страха и волнения меня колотило мелкой дрожью, мерный стук зубов задавал ритм колебаниям тела. Напряжение достигло пика, отзываясь глухим гудением стен и подрагиванием пола. Фигуры – их оказалось ровно двенадцать – завершили бурные прения в углу и стали занимать свои места на лучах звезды.

«Что-то они не слишком торопятся, я тут совсем к полу примерзну. Мало того, так еще можно заработать кучу малопривлекательных болезней, начиная с цистита. Лечи их потом, тратя на лекарства с трудом заработанные гонорары», – вяло и как-то отстраненно крутилось в голове.

Последней мысли не дали развиться во всей красе – ритуал начался.

Гул двенадцати голосов отозвался болью в барабанных перепонках, трансформируясь в звук, не слышимый уху, но ощущаемый каждой молекулой тела. Мышцы оледенели, потеряв всякую способность к сокращению. До боли распахнутые глаза с ужасом наблюдали за облаком алого тумана, который, быстро потемнев до цвета только начинающей свертываться крови, принял форму моего тела. Надо мной плыла я сама, обретавшаяся в сгустке плотного багряного марева. Эта жуткая «я» улыбнулась хищной, плотоядной улыбкой и рухнула вниз, ловя меня в смертельные объятия.

И тут пришла она – Боль, которая была настолько сильной, что в первое мгновение ее невозможно почувствовать. Но лишь вначале. Затем все на секунду отстраненные ощущения налетели в полной мере. Казалось, меня выворачивали наизнанку, сдирали кожу, отрывали по кускам мясо, вынимали внутренности и дробили кости. А я даже не могла кричать – не было ни рта, ни легких. Не было ничего. Только боль. Боль и кроваво-красные всполохи. Все, что было мной, пульсировало: Боль-боль-Боль-боль… Смерть казалась величайшим благом. Ритуал продолжался часами, днями, годами или веками: меня окружало безвременье.

В какой-то момент я провалилась в непроглядную тьму.

«Наверное, это и есть смерть. Наконец-то». Это была последняя успокаивающая мысль, перед тем как сознание трусливо дало деру.

Темнота. Не черная. Багряная. Нежная. Теплая, как парное молоко. И столь же непроглядная. Напитывающая душу, как кровь, сочащаяся из раны, приложенную к ней ткань. Душная до безоглядного, безотчетного Ужаса.

– Пробудись! – повелели в ней.

Неровности и шероховатости потолка прихотливо складывались в материки, омываемые океанами. Здесь нашлись и Америка, и Австралия, с большим натягом можно было узнать даже Евразию. После пробуждения я добросовестно изучила эту импровизированную карту, прежде чем отважилась чуть-чуть повернуть голову. Помещение было мне незнакомо. Комната размером примерно двадцать на двадцать шагов не поражала своим убранством: ничем не прикрытые каменные стены, узкие окна-бойницы, сквозь которые нехотя проникал солнечный свет. Из мебели – жесткая кровать, на которой лежало мое неподвижное тело, и стол с большим количеством ящичков самых разнообразных размеров. Это все, что можно было увидеть с моего неудобного ложа.

Не подвал, и ладно.

Больше я на ритуалы, при участии в коих понимаешь насущную необходимость эвтаназии, не ходок!

Некоторое время я лежала не двигаясь, опасаясь возвращения кошмарной боли. Воспоминание о ней сковывало тело ужасом. Но недвижно валяться быстро прискучило, поэтому я с большой опаской попробовала пошевелить конечностями. Мышцы слушались неохотно, но боли не было. Не почувствовав дискомфорта, я рискнула сползти с кровати.

Из одежды мне опять ничего не досталось. Соорудив из коричневого покрывала вольную вариацию римской тоги, я безотлагательно занялась осмотром помещения. Исследование решила начать с самого интересного – со стола. Честно говоря, обозревать, кроме него, нечего. Он был доверху набит разнообразными скляночками, чашами, пузырьками и бутылочками с чем-то очень любопытным. На мгновение мне даже показалось, что я знаю чем. От этого захватывающего занятия меня отвлек скрип открывающейся двери.

– С пробуждением, дитя мое, – поприветствовал до оскомины знакомый голос. – Рада видеть, что ты уже на ногах.

В руках у меня находилась ни в чем не повинная колбочка, она-то и пострадала: разбилась об пол, срикошетив от невидимой стены, окружавшей настоятельницу.

– Могли хотя бы предупредить, сказать, что будет так ужасно! – Я просто кричала.

«Хорошо, на поросячий визг не переходишь». Мой верный друг и товарищ внутренний голос. Что бы я без него делала?

– Зачем? – Искреннее удивление окрасило ее голос. – Ты впала бы в панику, и нам не удалось бы добиться столь впечатляющих результатов.

Вторая колбочка, и на этот раз не пустая, пошла в дело. Густое ярко-розовое вещество радостно плюхалось внутри. Не пролетев и половины расстояния, разделявшего меня и настоятельницу, она с тихим хлопком исчезла.

– Каких?! Я ничего такого особенного не ощущаю. Где Сила и Знание, которые мне пообещали? – Обиды в моем голосе хватило бы, чтобы пронять камень. Но мать-настоятельница была из материала покрепче.

– На все воля божья. – Ответчица в показном смирении потупила глаза. – Если ему будет угодно…

– ЕСЛИ?!! – Мой возмущенный вопль услышали, наверное, за пределами крепости.

– Прояви терпение. Все придет в нужный момент, – ответила она, пряча улыбку. – Ты же не думала, что такая Сила и такое Знание достаются даром?

Уши вероломно заалели. Именно так я и рассуждала.

– То, что достается даром, ничего не стоит. – Матушка посерьезнела. – Запомни это, девочка.

Перефразированная пословица про сыр в мышеловке если и не остудила мой гнев лучше всяких оправданий, то перевела его в скрытую форму. В кои веки хотела схалявить, а не получилось. Бутыль из темного стекла аккуратно опустилась обратно на свое место.

Матушка смотрела на меня с усталой улыбкой.

– Знаешь, как меня зовут, Лия?

– Астела, – не задумываясь, ответила я.

Она развела руками:

– Цена заплачена не зря. Тебе подвластна любая магия. Только представь, любая. Даже Некромантия.

«Рада?» Очень. Всегда мечтала покойников поднимать.

– Мы поделились с тобой этим, пробудили к жизни, – продолжила мать Астела. – Из тех, кто принимал участие в ритуале, четверо не могут подняться с постели, один пребывает в забытьи до сих пор. Жертвы не напрасны: мы дали миру надежду.

«Ну разумеется, чужая жертва во имя мира никогда не бывает непомерной».

Я подавленно опустилась на кровать. Торжественность ее речи произвела на меня угнетающее впечатление. Взгляд упал на собственные руки. Неужели в моем теле заключена теперь огромная Сила? Мать-настоятельница, аккуратно подобрав рясу, присела рядом. Сухая, теплая ладонь утешающе погладила мою вихрастую голову.

– У тебя все получится. – Она выделяла каждое слово. – Пробудить Силу я помогу, но, для того чтобы тело вспомнило боевые навыки, придется пожить жизнью алоний, самых молодых дочерей Ордена. Через полгода ты станешь безупречна и будешь готова предстать пред Императором.

– Через полгода? – машинально переспросила я, думая о том, зачем Императору моя безупречность и не придется ли мне охранять кровать у него в спальне.

– Кто-то тратит всю жизнь на то, что ты получишь за жалкие полгода. – Голос настоятельницы оторвал меня от картин кровожадной расправы.

Было в голосе и в выражении глаз матери-настоятельницы нечто такое… пугающее, отчего я поторопилась сменить тему:

– Когда меня переведут в мою комнату? Кровать жесткая, удобств никаких…

Мать-настоятельница подарила мне всепрощающую улыбку воспитательницы в заведении для детей, отстающих в умственном развитии.

– Сразу, как только аалона Ренита с тобой закончит. Сейчас я ее пришлю.

Она ушла, а спустя несколько минут появилась вышеупомянутая аалона. Сказать, что женщина была большой, значит не сказать ничего. Огромная – вот верное слово – руки молотобойца, косая сажень в плечах, бюст как два арбуза, выспевших под щедрым краснодарским солнцем. Ей только санитаркой в психиатрической лечебнице работать – успокаивать буйных больных. Я с ужасом подумала, что же это она со мной такое должна сделать.

Если опять всякая боль – я пас.

Потянув за руку, она поставила меня на ноги. Ее маленькая голова качнулась в откровенном осуждении.

– Запустила ты себя, девочка. – Голос должен был принадлежать томной, ослепительной красавице, а не этой женщине-горе, до того он был нежен и бархатист.

Она медленно обошла меня, придирчивым взглядом окидывая фронт работы. Что той непочатый край, без труда угадывалось по выражению озабоченности на лице монахини. Закончив осмотр, женщина все же ободряюще улыбнулась:

– Мы все приведем в порядок.

– Будет больно? – задала я наводящий вопрос.

Ее смех пушистым мехом ласкал слух:

– Ничуть.

И понеслось. Из стола, как из ящика Пандоры, извлекались сосуды с самым разнообразным содержимым. С каждой открытой крышкой атмосфера в комнате изменялась, напитываясь ароматами косметических составов. Некоторые имели приятный цветочный запах, но большинство воняли настолько отвратительно, что на глаза наворачивались непрошеные слезы. Меня мазали кремами, скребли щетками, поливали микстурами, маслами, вытяжками и настоями, втирали эликсиры, посыпали порошками. Тело бросало то в жар, то в холод – в зависимости от используемой субстанции.

Самое ужасное было припасено напоследок. Аалона со священным трепетом достала сосуд в виде запаянной сферы. Внутри прозрачного шара, странно колыхающегося из стороны в сторону, находилось вещество цвета грязной зелени, которое очень уж напоминало выделения великана, страдающего хроническим насморком. Оболочка легонько прогибалась под пальцами, отчего сопливая пакость влажно хлюпала. Осторожно женщина вознесла сосуд над моей головой и, едва приоткрыв губы, нежно выдохнула, одновременно убирая руки. Ничем не сдерживаемая слизь смачно шлепнулась мне на макушку. Монахиня быстро размазала ее лопаткой по волосам. Через несколько секунд вещество затвердело, неприятно стянув кожу головы и волосы. Кожа тут же начала зудеть.

– Это что еще за дрянь? – спросила я, царапая выносливую корку в безуспешных попытках почесаться.

Аалона Ренита с ужасом уставилась на меня.

– Неблагодарное создание! – возмутилась она. – Это же вытяжка из мозга черного дракона. Тысяча тиланов за унцию!

Меня сразу заинтересовал вопрос, сколько граммов в унции и соответственно сколько тысяч местной валюты намазано у меня на голове. А какой был дракон – черный или серый в крапочку, – фиолетово. Особенности тутошней фауны, несмотря на ритуал, пока оставались для меня тайной, покрытой мраком. Но аалона осталась глуха к моим оправданиям.

– Такая необразованность, – без конца повторяла она, – недостойна Избранной.

То, что я приступила к обязанностям чуть больше суток назад, ее не волновало.

Раздраженно фыркая, женщина напялила на меня синий балахон и, видимо не в состоянии находиться в одном помещении с такой невеждой, отволокла за руку в мою келью.

– День не мыться! – с суровым лицом приказала она, прежде чем дверь с громким стуком захлопнулась у меня перед носом, скрыв за собой рассерженную монахиню.

В комнате за время моего отсутствия ничего не изменилось, но она стала восприниматься мной совсем по-другому. Веселенький узорчик на гобеленах оказался оберегающими и останавливающими рунами. В половики были вплетены связывающие заклятия. Все эти достойные самого пристального внимания вещи прошли по краю сознания, потому как меня занимало сейчас совершенно другое. Мне просто необходимо было зеркало: полюбоваться на свою несравненную красоту, разумеется проявившуюся после всех усилий аалоны.

Бесстрастная зеркальная поверхность правдиво отобразила существо в зеленом мотоциклетном шлеме над распухшей красной физиономией. Нос от усиленных чисток сливой алел в середине того, что когда-то было симпатичным лицом. Глаза слезились и понуро смотрели на мир через оставленные им щелочки. По всему телу поползли какие-то подозрительные пятна, похожие на лишай.

Ну навели красоту!

«Можешь за свою девичью честь теперь не беспокоиться». Я и раньше-то за нее не переживала. Одно радует: теперь точно в спальню охранять не позовут.

В крайнем расстройстве я покинула ванную и коварное зеркало. На столе большой кипой лежали не замеченные мной в шоковом состоянии книги. Их не увидеть – это надо было постараться: полметра в поперечнике, в ладонь толщиной, кожаный переплет с отделкой. Пытаясь отвлечься, я с трудом стащила верхнюю книгу (тяжелая, зараза!) и открыла на первой странице. Текст читался легко, если не заострять внимание на отдельных рунах, тщательно выведенных чернилами на тонком пергаменте. Для интереса сосчитала их, пролистав книгу до конца. Числом рун оказалось как букв в английском алфавите, а на вид – помесь арабской вязи с греческими загогулинами. Жалко, не догадались принести мне бумагу и карандаш, чтобы можно было попрактиковаться в написании. Разобравшись в местной азбуке, я углубилась в книгу.

Определить, сколько времени прошло, в помещении, где нет окон, было невозможно. Светильник давал одинаково ровный свет, чтение под веселый аккомпанемент бурчания пустого желудка помогало часам проходить быстрее. Я рассеянно перебирала находящиеся на столе книги, беря то одну, то другую для более детального ознакомления. Некоторые разрисовали картинками сомнительного художественного качества. Не сказать что содержание тоже было особо увлекательным. Так, дела давно минувших дней. Один маг вызвал другого на дуэль из-за спора по поводу того, кто автор чудотворного эликсира, увеличивающего мужскую силу… Ученик мага соблазнил юную монахиню, за что был лишен колдовской силы и доживал свой век простым деревенским знахарем… И тому подобное. Право, наша желтая пресса и то интереснее кропает! А жизнеописание выдающихся личностей – кто так пишет?! Засыпаешь уже на второй странице: автор даже самое захватывающее приключение превращал в нуднейшее чтиво.

Непонятно как, но среди всего этого вульгарно-нарядного хлама затесалась тоненькая книжица в таком потрепанном переплете, что его первоначальный цвет даже не угадывался. Произведение, принадлежащее перу благородного сэра Тэмаса Лейма, радовало изяществом изложения и ненавязчивым юмором.

Прелюбопытная история об одном оригинальном волшебнике завладела моим вниманием надолго. Главный герой повествования на старости лет вдруг решил, что, пока он корпел над изучением магических фолиантов, жизнь прошла мимо. Нигде не был, ничего не видел. Путешествовать своим ходом в преклонном возрасте – весьма затруднительно, прибегать к Башням телепортации – не по карману (да и боязно!), Стихийная магия – не по способностям (ревматизм еще при левитации разыграется!), а хотелось страсть как. Не пропадать же в безвестности, пока кто-то в мире славу да деньгу сшибает! Находчивый старичок, Мастер Вещественной магии, в припадке озарения смастерил колечко – Ключ, Отворяющий Путь. Но скорее всего, по причине преклонных лет и слабеющей памяти, он что-то напутал при создании. Вопреки чаяниям вместо прохода между исходной точкой А и конечной точкой Б кольцо открывало дверь между мирами.

Эта пикантная подробность, выяснившаяся только на испытаниях, существенно сократила количество учеников мага, коих ушлый старичок посылал вперед себя. Ни один из них не вернулся и не послал о себе даже весточки: мол, все путем и кормят здесь неплохо. После того как «добровольцы» закончились, маг Адеус Ша Корзак, а именно так звали этого деда, с сожалением отказался от походов в другие миры, отговорившись возрастом. Но охота к перемене мест его не покинула. Не откладывая в долгий ящик, он собрался в турне. Мир посмотреть, себя показать, а заодно и заработать денежек на черный день кое-какой прикладной магией (так, амулеты всякие, зелья – совсем поиздержался с тратами на исследования да прокорм учеников-обормотов!). За каким бесом его понесло к неранкам, местному варианту амазонок, осталось загадкой как для меня, так и для автора книги. Возможно, решил втридорога толкнуть просроченный любовный эликсир. Последнее утверждение – мои бессовестные домыслы, а не факты, изложенные сэром Тэмасом. Но с тех пор ни дедушки, ни Ключа никто не видел.

Занятная история. Дед вообще был презабавным. Чего только стоило происшествие с его участием в ассамблее, которую Гильдия магов проводила по провинциям с финалом в столице каждые десять лет!

«…Скоро ассамблея. Адеус Ша Корзак потеребил привычным жестом бородку и ушел в серьезные думы. Раз в десятилетие – шутка ли! Вторую сотню разменял, а сандалового посоха победителя в руках так и не подержал. Воистину надо придумать что-то этакое, ни единожды не сотворенное! Утереть нос злопыхателям, посмеивающимся за спиной! Задумчивый взгляд ненароком упал во двор: первая красавица, добродетельная Миллена, удостоила его булыжник касанием легких ножек. Маг хитро прищурился, потирая руки в восторге от собственной гениальности.

…Два месяца подготовки, ученики носились, ошалевшие и взмыленные, по всей башне, готовя реактивы. Наставник, отсутствовавший две седмицы, вернулся пешком, в камзоле с выдранными клоками, исцарапанный, как будто его драли гарпии, припадающий на левую ногу, в бороде запуталась рыбья чешуя, насквозь пропахший тиной, но страшно довольный. Прижимая к груди перевязанный грязной тряпицей сверток, он поспешил в лабораторию, строго-настрого наказав его не беспокоить. Неделю ученики гадали, что учудит их наставник. Философский камень? Нет. Кольцо Стихий? Вряд ли. А может…

Но никто не ожидал появления на главной площади гордого Адеуса, держащего в руке невзрачную, жиденькую косицу. Знающие люди без труда опознали в русых с прозеленью волосах русалочьи. Корзак триумфально воздел руки, призывая зрителей к молчанию.

– Появись же, о самая прекрасная и добродетельная дочь города!

Все затаили дыхание. Даже шавки прекратили грызню за мозговую кость у дверей мясной лавки. Перед магом сгустилось молочно-белое облако.

– Здесь я, сладенький, – кокетливо прокряхтело оттуда.

…Провожаемый гоготом стражников, разбегающимися крестьянами, прыгающими от радости детьми, Адеус Ша Корзак пытался улизнуть от прихрамывающей старухи Гроньки.

– Куды ж ты, миленький?! – голосила бабка, справившая в этом году столетний юбилей. – Неужель запамятовал, как говорил, что краше меня не сыскать, хоть весь город обойди? Жениться обещал! Я-то уж постаралась, сберегла себя! – неслось ему вслед.

…Да, удивить ассамблею ему удалось – когда стихли гогот и свист и разъяренного изобретателя «гения чистой красоты» удалось нейтрализовать, ему присудили премию за самый оригинальный магический артефакт! Корзак плевался, орал, что вызывает всех и каждого из хохмачей на поединок. Но Совет Верховных Мастеров флегматично заявил, что запрещает дуэли по причине невозможности присудить победу какой-либо из кучек пепла дуэлянтов…»

В открытую дверь протиснулась алона Дорина, держа в руках поднос с моим ужином. Я немедленно потеряла интерес ко всяким сказочным историям и их героям, про себя отмечая, что голод телесный всегда возьмет верх над голодом духовным.