Текст книги "В радости и в печали (СИ)"

Автор книги: Юлия Лиморенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

   – Мы вас кладём, и немедленно, – заявил Болл, глядя на выползающую ленту кардиограммы. Всё как на записи, сделанной в «скорой»: признаки повреждения клапанов аорты.

   – Такое с ним раньше бывало? – спросил он у приехавшей с пациентом девушки.

   – Нет, – она замотала головой.

   – Да, – донеслось из-под маски.

   – Что?! Ты мне ничего не говорил! Почему ты не говорил?! – из глаз девушки брызнули крупные слёзы.

   – Сэм, Сэм, – попытался успокоить её рыжеволосый молодой человек и робко взял её за руку, – что ты, родная, не плачь... Наверно, Гарт не хотел тебя волновать... так ведь, Гарт?

   – Так... – Боллу показалось, что пациент немного потянул с ответом. Тяжело, в самом деле, врать девушке, сипя в маску и понимая, что только что чуть не умер...

   – Не надо беречь мои нервы, с этим я как-нибудь сама справлюсь! – всхлипнула Сэм. – Если бы я знала, я бы тебя заставила пойти к врачу, сразу же! Провериться на эту... как её... волчанку!

   – Нет, – в своём типичном стиле прошептал Гарт. Сэм онемела от неожиданности и обиды. Болл мягко отодвинул её от койки:

   – Сколько ещё таких приступов вы помните?

   – Три.

   – «Скорую» вызывали?

   – Нет.

   – Почему?

   – Само отпускало...

   Сэм рыдала, закрыв лицо руками; рыжий что-то сочувственно бормотал ей на ухо, она отворачивалась и сердито дёргала плечом.

   Из лифта вышла Кира, помощница Болла:

   – Для эхо всё готово, можно ехать.

   – Ещё анализы на сифилис и р-фактор, – пока Кира брала кровь, Болл вновь обратился к Гарту:

   – Результаты кардиограммы достаточно однозначны: порок клапана аорты. Причина – видимо инфекция, уточним, но в любом случае радикальный выход один – пластика клапана. Желательно – как можно скорее. Любой следующий случай вроде сегодняшнего может стать последним. Сегодня «скорая» успела чудом. Вы меня понимаете?

   – Да...

   – Вы даёте согласие на срочную операцию?

   – Да.

   – Гарт! – Сэм подлетела к койке, – это же опасно!

   – Всё опасно, – спокойно сказал Болл. – А особенно опасно то, что мы не можем предсказать, когда это повторится. Каждый новый приступ вроде нынешнего ухудшает состояние сердца, и операция станет ещё опаснее. Практика показывает, что лучше не тянуть.

   – Гарт, ну, может, надо подождать, чтобы стало лучше, а потом...

   Гарт смотрел на неё с каким-то странным выражением, которое Болл не взялся бы определить.

   – Сэм, ты же понимаешь, – мягко сказал рыжий юноша, – лучше может и не стать. И мы же не всегда рядом, чтобы снова успеть, как сегодня...

   – Да вы как будто сговорились все! – выкрикнула девушка. – Вы его убьёте! Гарт, ну скажи им...

   – Гарт, у вас есть родственники? – спросил Болл, не слушая больше плача Сэм.

   – Нет.

   – Присутствующая здесь – как вас зовут? – Саманта Симмонс имеет право принимать юридические решения в отношении вас?

   – Нет.

   – Тогда нужно только ваше согласие.

   – Давайте форму...

   Сэм рванулась к нему, но рыжий удержал её, неожиданно жёстко взял за плечи и отвёл в сторонку, на диван в холле. Болл протянул пациенту бланк и ручку, тот не глядя поставил в указанном углу кривой острый росчерк.

   Кира убрала форму в папку, подняла тормоза с коечных колёс и, вывозя койку в коридор, доложила Боллу:

   – Пока сделаем эхо, придут результаты анализов. Но я уже поставила операцию в расписание на сегодня.

   – На четыре?

   – Четыре пятнадцать. Успеете?

   – Придётся, – вздохнул Болл.

   Заворачивая за угол, Кира снова увидела Сэм; девушка стояла с покрасневшим лицом, сжав руки, и тоскливым взглядом провожала Гарта и врачей.

   – Кажется, у неё с вами серьёзно? – спросила пациента Кира.

   – Она ошибается, – неожиданно сказал он.

   Пошатываясь от усталости и таращась на тусклый жёлтый свет в коридоре, Кира вышла из матовых дверей оперблока и стянула шапочку с болящей головы. Четыре часа они с Боллом и дежурной бригадой отработали как по нотам, сейчас их сменили, и явно пора спать – операция пришлась на конец кириного суточного дежурства, мыслей и желаний осталось совсем мало: упасть на мягкое и чтобы темно...

   К счастью, глаза не совсем ещё отказали, и Сэм она заметила издалека. Девушка спала всё на том же диванчике, положив голову на колени рыжему Максу. Он тоже клевал носом. Кира торопливо свернула на боковую лестницу: объясняться сейчас с этими двумя ей было не по силам. Тем более что сказать особенно нечего кроме банального «мы работаем».

   В комнате отдыха, по счастью, никого не было, дневная смена уже часа полтора как разошлась. Кира задёрнула шторы, чтобы фонари не светили, скинула туфли и упала на диван... сбылась мечта...

   Шесть часов спустя она проснулась от голода. Правильно, вчера было не до ужина, а в три часа ночи найти что-нибудь поесть в спящей больнице – задача... Кира умылась, расчесала волосы, сменила халат на менее мятый, вышла в коридор... и снова увидела спящих – Сэм и Макса. Сэм, впрочем, проснулась от звука кириных шагов, села, по-детски потёрла кулаками глаза:

   – Доброй ночи...

   – Доброй, – кивнула Кира. – Вы чего домой не едете?

   – Мы ждали, пока операцию закончат.

   – Дождались?

   – Да... До часу ночи сидели там, ну, где стеклянные двери...

   – А потом вас оттуда выгнали медсёстры, и вы перебрались сюда?

   – Ну да.

   – И всё же: почему не уехали домой?

   – Я... – смущённо начала Сэм, – я не хочу уезжать, пока... пока не увижусь...

   – Ну не ночью же!

   – Да, мне так и сказали. Ничего, мы до утра подождём.

   Кира покачала головой:

   – Вы ели что-нибудь?

   – Ну... Макс вечером приносил кофе и булочки...

   – На первом этаже есть кухня-автомат, он продаёт горячую еду – всякие разогретые пирожки, чашки супа и прочее. Принести?

   – Да нет, зачем, я сама сбегаю! – Девушка в самом деле зашагала по коридору к лестнице.

   Проснулся Макс:

   – А, здравствуйте ещё раз... Мы тут, наверно, мешаем?

   – Прямо тут – нет. Но лучше бы вы отвезли Сэм домой.

   – Она не хочет, – развёл руками рыжий Макс. – Говорит, что будет тут сидеть, пока её не пустят к Гарту...

   – Возможно, ждать придётся пару дней, – покачала головой Кира. – В ОРИТ посетителей обычно не пускают.

   – Я ей говорил, – вздохнул юноша. – Ни в какую...

   – Извините за бестактный вопрос: она ему кто?

   – Ну, видите ли... – Макс покраснел внезапно и глубоко, – она... они... в общем, они давно знакомы, и Сэм... как бы это сказать... в общем...

   – Всё надеется? – помогла Кира.

   – Да, точно. Вы правильно сказали. И я... я думаю... ну, она хорошая девушка, я бы хотел, чтобы она... чтобы у неё...

   «А Гарта спросить?» – чуть не ляпнула Кира, но вовремя остановилась:

   – Я понимаю. Но всё же попытайтесь её уговорить поехать домой и отдохнуть. Она же изведётся, и так глаза всё время красные.

   – Я... я постараюсь, – окончательно смутился Макс.

   – Ну, тогда спокойной ночи, – Кира кивнула ему на прощание и тоже отправилась вниз, к автомату с едой. Придётся подниматься по другой лестнице, чтобы снова не объясняться с этой парочкой. Да, лучше всего будет вернуться в комнату отдыха и подремать ещё, до утра – не ехать же сейчас домой, метро не работает... И надо узнать всё-таки, чем там у сменной бригады кончилось.

   – Четвёртый день! – всплеснул руками Болл. – Четвёртый день эта девица торчит в больнице и ждёт!

   – Господи, неужели?! – не на шутку встревожилась Кира. – Неужели так и не уехала?

   – Нет, представьте себе! Медсёстры сначала пытались выставить её и этого Макса, потом сжалились, пустили их ночевать в дежурку на тахту... Оба по очереди бегают в супермаркет за продуктами, кормят персонал конфетами и ждут.

   – С ума сойти, – вздохнула Кира. – И так все три дня трясусь, когда очнётся наконец, а тут ещё эти двое... добавляют нервов...

   – Съешьте хоть конфету, коллега, – Болл вынул из ящика стола начатую коробку чернослива в шоколаде и протянул Кире. – Сегодня Макс притащил. Отговаривать бесполезно: видимо, решили нас закормить... Ну и упорные же люди!

   Его прервал звонок внутреннего телефона; Болл взял трубку, послушал, резко обернулся к Кире:

   – Пойдёмте посмотрим на пациента, а потом я вас попрошу найти Сэм, пусть зайдёт повидаться – и немедленно домой!

   Нормально поговорить с Гартом Кире удалось только вечером, когда он снова проснулся. После дежурных вопросов о самочувствии Кира сообщила:

   – Ваши друзья всё-таки уехали домой. Без малого четверо суток просидели здесь – вернее, прослонялись. Стали местной легендой...

   – Наконец-то, – выдохнул Гарт.

   – Что?

   – Наконец-то этот болван... сообразил...

   – Вы о чём? – удивилась Кира.

   – Может, это и хорошо, – непонятно продолжал Гарт, – что они здесь столько просидели вдвоём...

   Кира с тревогой перечитала показания кардиомонитора: нет, на бред не похоже.

   – Что вы такое говорите, Гарт? Вы меня вообще слышите?

   – Да... Я говорю, что она не дала Максу увезти её домой... чтобы всё время быть с ним.

   – А что бы им помешало?..

   – Макс.

   Кире стало любопытно:

   – Почему он должен был помешать?

   – Потому что он бы проводил её до крыльца... потоптался бы там, ляпнул бы «спокойной ночи»... и ушёл. А ей надо было быть с ним рядом. Всё время.

   – Гарт, вы не говорите так быстро, устанете. Но мне интересно. – Кира села в кресло у койки. – Хотите сказать, что она влюблена в Макса?

   – Да.

   – А он...

   – А он, болван, думал... что должен отойти в сторонку и не мешать мне.

   – А на самом деле он тоже влюблён в неё? И давно, – догадалась Кира.

   – Да. Они оба – два болвана. Надеюсь... он остался у неё.

   – А как же вы?

   – А я тут при чём? – удивился Гарт. – Я же говорил: она ошибается...

   – Ошибается в том, кого любит?

   – Да.

   – А вы не думаете, что с вашей стороны как-то странно и самонадеянно решать за другого человека? Допустим, вам она не нравится...

   – Нравится. Но не более, – жёстко объяснил Гарт.

   – Хорошо, но почему вы думаете, что она ошибалась?

   – Бывают два вида чувств. Один – это когда находишь объект... подходящий по каким-то критериям... например, красивый и богатый... или старый и знаменитый... и стараешься убедить себя и его... что вы созданы друг для друга. А бывает, что критерии побоку и ты... просто не можешь жить без кого-то... не осознаёшь этого, но это уже так... Тогда можно... – Гарт закашлялся, дыхание стало тяжелым.

   – Говорила же: не торопитесь! – Кира прижала к его лицу кислородную маску, подержала. – Нет, давайте лучше закреплю как положено, и пока не снимайте.

   – Тогда можно долго... обманывать себя, – с трудом, хрипло продолжал Гарт, – говорить себе, что вы просто друзья... что он совсем не тот, кто тебе нужен... а потом всё становится на свои места, если... если кто-то умный покажет тебе очевидное.

   – Думаете, Сэм обманывала себя, когда считала, что любит вас?

   – Да.

   – Подошли по критериям?

   – Возможно...

   – Надо же – в первый раз слышу от вас не «да» или «нет»! Но как вы тогда объясните, что она просидела здесь четверо суток, только чтобы увидеться с вами?

   – Ей казалось... ч-чёрт... ей казалось, что это её долг...

   – Больно? – встревожилась Кира.

   – Нет.

   – Опять за старое!..

   – И потом... Макс был рядом, а именно этого... она и хотела... Как говорится, подсознательно.

   – Вот что, – прервала его Кира, – ваша теория занимательна, но не стоит того, чтобы вы из-за неё задохнулись. Пришлю сестру вколоть вам кетонала, и спите до завтра. Потом напишете учебник для влюблённых девушек. «Психология глупости» или что-нибудь в этом роде.

   – Девушки учатся... только на своих ошибках, – прошептал Гарт. – Даже очень взрослые девушки.

   Болл перелистал историю болезни, вздохнул:

   – Ваши повреждения сердца – следствие септического эндокардита. Вы в этом году болели чем-нибудь?

   – Да... Была какая-то простуда, что ли. Врач на работе сказал, что ничего серьёзного, назначил антибиотики...

   – И вы, скорее всего, не приняли полный курс. Очевидно, это был стрептококк, он остался в организме, организм защищался как мог и в конце концов иммунитет начал атаковать собственные хрящевые и сосудистые ткани. Недолеченная инфекция отразилась на сердце – увы, случай нередкий. Вы, видимо, привыкли все болячки переносить на ногах?

   – Да. С этой простудой полежал дня три, потом стало скучно.

   – Никогда больше так не делайте! И не пропускайте регулярных осмотров, вам о них будут напоминать.

   – Да.

   Болл отложил карту, сел на табуретку у постели Гарта:

   – А почему вы скрывали от вашей девушки, что плохо себя чувствовали?

   – У меня нет девушки, – пожал плечами пациент.

   – А... а как же Саманта?

   – Подумайте сами, доктор. Девушка, которая достаточно близка с кем-то, может не знать, что он болел?

   – Вряд ли, – покачал головой Болл. – Если у неё есть глаза и вы знакомы не только в Интернете, то...

   – Да.

   – Что – да? Вы про Интернет?

   – Нет.

   – Хотите сказать, – начал понимать Болл, – что она вас знала намного хуже, чем хотела показать?..

   – Нет!

   – Хуже, чем могла бы?

   – Не только.

   – Хуже, чем сама думала?

   – Да.

   – Но.. почему?

   – Она из тех, кто не умеет делать первый шаг, – задумчиво сказал Гарт. – Она считает, что все окружающие должны догадываться о её мыслях и чувствах. И искренне обижается, когда это не так. Она ждала, что я разберусь в тонкостях её мечтаний и сам первым скажу ей что-нибудь патетическое.

   Болл удивлённо потёр лоб:

   – И вы давно это знали?

   – Да. Я умею пользоваться глазами и мозгами.

   – А почему же вы не сказали ей, что... ну, словом, что она вам не нравится?

   – А вы всегда так делаете? – прищурился Гарт. – Я довольно неуклюж в общении, не люблю говорить такие вещи. Будут слёзы, обвинения... Я делал всё, чтобы не проявлять к ней интереса. И был неправ: она не поняла моих намёков.

   – И всё-таки она провела в больнице четыре дня, чтобы только увидеться с вами.

   – И потратила это время с пользой: не говоря ни слова и никак не проявляя своих чувств и намерений, она довела до сознания Макса мысль, что ей нужен он. И что нужно сделать, чтобы она упала к нему на грудь и больше не уходила никогда-никогда.

   – Теперь она не только дурочка, но и манипулятор?!

   – А что в этом такого? Мы все это умеем, кто-то лучше, кто-то хуже. Сэм умеет многое, кроме одного: она не умеет ясно выражать, чего хочет. И Макс тоже толстокожий, да ещё и стеснительный. Похоже, он на самом деле не догадывался, что он ей интересен, пока не пришлось открыто проявить заботу о любимой девушке. Тут уж Макс мастер: заботиться он умеет. Без малого два года он заботился обо мне и моих несуществующих отношениях с Сэм...

   – Господи, – улыбнулся Болл, – до чего несчастная парочка получилась! Если они не научатся разговаривать словами, их ждёт сложная жизнь...

   – Да, – согласился Гарт и добавил, помолчав:

   – А может, и лучше, если не научатся.

   – Почему? – снова удивился Болл.

   – Я научился. И потерял всех друзей. Никому не нужна откровенность.

   – Ну, это вы преувеличиваете...

   – Нет.

   – То, что вы не хотели разбивать сердце Сэм, сказав ей правду, ещё не...

   – Нет.

   – Да что вы выражаетесь, как посол Кош?! – не выдержал Болл. – Я вас перестаю понимать! Откровенность важна, разве нет? Иначе мы никогда друг друга не поймём!

   – Вы уверены за себя лично, что готовы услышать откровенные наблюдения о себе? – улыбнулся Гарт, и по этой улыбке Болл понял, что сейчас действительно может услышать что-то неприятное. Видимо, он сам только что соврал: призывал к откровенности, а теперь робеет...

   – Не уверен, – криво улыбнулся он в ответ, – но готов попробовать.

   – Скажу сразу, – предупредил пациент, – что мои суждения – не оценка, а просто изложение фактов. Вы можете не верить в мои наблюдения, которые касаются Макса и Сэм, – в конце концов они для вас незнакомые люди и вы не можете меня проверить. Но вы хорошо знаете себя.

   – Надеюсь, – согласился Болл. – И что дальше?

   – Вы постоянно работаете вместе с доктором Монски. Она красивая, уверенная в себе женщина, профессионал, хороший врач... правда?

   – Конечно.

   – Почему тогда ваше общение не идёт дальше чисто профессиональных тем? Я уже неделю вижу, как вы с ней держитесь; вы ни разу не подняли ни одной темы, не касающейся медицины. Согласитесь, это странно. С красивой умной женщиной, даже совершенно незнакомой, всем хочется поговорить о чём-то ещё кроме капельниц и анализов! Так почему нет?

   – В нашем кругу это не принято, – чопорно заявил Болл; получилось, однако, неубедительно.

   Гарт рассмеялся и поморщился, потревожив швы:

   – Сэр, в чём вы меня хотите убедить? Что доктор Смит из онкологии, например, не приударил за доктором Коэн? И что никто из коллег этого не знает? Знают, уверяю, и принимают ставки, кто из них к кому переедет жить. Курс сейчас один к трём в пользу Сары Коэн.

   Болл почувствовал, что краснеет:

   – Вы что несёте, Гарт? Считаете, что служебный роман – это хорошо?

   – Мне без разницы, хорошо это или плохо, я не даю оценок. Но я вижу, что это есть и что общественное мнение, на которое вы сослались, не осуждает эти отношения. Что ещё может мешать вам ухаживать за доктором Монски?

   – Она не в моём вкусе.

   – Нет.

   – Гарт, вы меня с ума сведёте! Доказательства?!

   – Вы говорите с ней и смотрите на её ноги. Потом переводите взгляд на карты больных, но через секунду снова смотрите на её ноги. Согласен, устоять трудно, и тут я рад, что я не её коллега и могу сколько угодно...

   – Что?!

   – А что такое? Когда рядом женщина с такими ногами, никто не может быть равнодушным наблюдателем, в том числе вы сами, верно?

   – И это ваше доказательство?!

   – Не только это, – без тени смущения продолжал пациент. – Когда вы составляете график дежурств по отделению, у нее частенько оказываются самые большие промежутки между суточными дежурствами, и при этом они всегда совпадают с вашими...

   – Откуда вы это взяли?! – сердито сказал Болл. – Вы что, уже успели графики просмотреть?

   – Ну, зачем же? Есть медсёстры, им скучно, они рады поболтать и посплетничать, каждая рассказывает то, что знает, а в сумме я получаю полную картинку жизни отделения...

   – М-да... – Болл почувствовал обиду: не столько от того, что посторонний человек узнал о нём самом, сколько от того, что он, Болл, не догадался, как это получилось. – Вы прямо агент 007.

   – Увы, – вздохнул Гарт, – у меня нет «Астон-Мартина». Всё, что у меня есть, – это привычка угадывать правду за словесными фесточниками, которые люди навешивают на каждую свою мысль и каждое чувство.

   – И всё-таки, – уже всерьёз задетый, сказал Болл, – эти ваши наблюдения насчёт графиков и прочего ни о чём не говорят. Мало ли что я пытаюсь облегчить дежурства молодой женщине! Она ведь женщина, в конце концов...

   – Ну остановитесь! Ну не врите хоть самому себе! У вас в отделении половина врачей женщины, но расписание доктора Филлис вы, к примеру, не трогаете...

   Болл фыркнул: Аманде Филлис было под шестьдесят, и хотя тётка она бойкая и вовсе не похожая на старушку, ему даже смешно было подумать, что...

   – Вот видите, – удовлетворённо заметил Гарт, – вы сами поняли, что лукавите. Чего вы боитесь? Я никому не расскажу о ваших метаниях, это я вам обещаю. Да и смешного в этом ничего нет, поверьте. А если вы не можете быть откровенным даже с самим собой, то как же вы берётесь рассуждать о чужих чувствах и мотивах?

   – И что, – Болл вдруг ощутил, что очень устал от этого, казалось бы, лёгкого, ни к чему не обязывающего разговора. – О чём всё это говорит, по-вашему?

   – Скажите это сами, – осторожно пожал плечами Гарт. – Вам нравится доктор Монски?

   – Да, – вздохнул Болл, вытирая о колени внезапно вспотевшие ладони.

   – Почему вы не хотите дать ей понять это?

   – Думаете, она не догадывается? – удивился Болл.

   – Думаю, это не то, что надо. Если бы вам было важно, чтобы она ответила на ваши чувства, вы проявили бы их более ясно, так? Тогда почему нет?

   – Да потому что... – начал Болл и осёкся.

   – Ну? Договорите!

   – Потому что я боюсь. Если я не оправдаю её ожиданий...

   – А что вы знаете о её ожиданиях? – усмехнулся Гарт.

   – Я боюсь даже мысленно сравнить себя с её ожиданиями, – простонал Болл, яростно сунув руки в карманы халата. – Не хочу, не хочу думать, что я окажусь хуже, чем её представления о мужчине, с которым она могла бы...

   – Вы боитесь отказа, – твёрдо сказал Гарт. – Это нормально для мужчины, но не до такой же степени!

   – Есть люди... есть женщины, от которых слишком ужасно услышать отказ, – тихо произнёс Болл, встал и подошёл к окну, чтобы не встречаться глазами с собеседником. Прижавшись лбом к холодному стеклу, он бездумно наблюдал, как во внутреннем дворике клиники молодой растрёпанный ординатор – кажется, из педиатрии – ведёт под руки сразу двух девушек и обеим рассказывает что-то смешное, девушки хохочут и цепляются за его руки, чтобы не упасть от хохота...

   – Совета я вам не дам, – сказал Гарт, – я в этих материях понимаю мало. Может получиться только хуже... Но если вам не хочется дожить до старости одиноким и с завистью смотреть, как легко другие сходятся, расходятся, женятся и рожают детей, вам придётся однажды сказать себе правду – в точности как сейчас. И решаться на что-то.

   – А в случае неудачи... – начал Болл, живо представив себе возможный позор.

   – А вы как хотели! – внезапно разозлился Гарт. – Это же чувства! Они стоят дорого. За них надо платить, это больно, сложно и затратно, но если они вам не нужны, так зачем страдать, что их нет?!

   Болл тренированным ухом уловил нечто подозрительное в дыхании собеседника, рывком обернулся, вдавил кнопку вызова медсестры, выдернул из-под головы Гарта подушку, прижал ему к лицу кислородную маску:

   – Вы чокнутый, Гарт, совершенно чокнутый! И я, дурак, не лучше! Надо было вас заткнуть на второй минуте, вам нельзя ещё столько болтать!

   Пациент попытался что-то сказал, серые губы шевельнулись под маской, но Болл не разобрал ни слова.

   – Слушайте, это нечестно, – улыбнулась Кира, войдя в палату, хотя улыбаться при виде показаний монитора и серой бледности пациента ей совершенно расхотелось. – Вы что тут, решили помереть, пользуясь тем, что у меня выходной?

   – Я не нарочно, – слабо усмехнулся в ответ Гарт. – Язык мой – враг мой.

   – Вы что, ещё кому-то мозги прочистили?

   – Почему «еще»? А кто был первым?

   – Я.

   – ?

   Кира уловила вопрос и объяснила, как умела:

   – Я поняла, что на многое смотрю, по сути, чужими глазами. Вижу не реальный предмет, а ярлычок, который на него повесили другие. Как в театре абсурда: на картонную коробку повешена бирочка «трон», и я должна делать вид, что это в самом деле трон, хотя лично меня гложут на этот счёт сомнения...

   – Ещё немного – и вы сможете... терять друзей так же успешно... как я, – сказал Гарт.

   – Почему?!

   – Если вы научитесь видеть... правду... под любой маскировкой, вы неприятно удивитесь... сколько близких людей этой... маскировкой пользуются.

   – Вы опять сейчас дорассуждаетесь и придётся вас вернуть в реанимацию. И подержать там недельки две, – строго сказала Кира и подкрутила колёсико на регуляторе капельницы. – Вам что, катетер не переставляли?

   – Я не помню...

   – Ладно, разберёмся. – Кира пролистала медкарту, похмыкала, посмотрела на часы:

   – Я к вам забегу через часок, сейчас ко мне студентов пригонят.

   Гарт проследил за ней взглядом, насколько мог, не поворачивая головы:

   – Брюки вам тоже идут, хотя юбка всё же лучше... А зачем вы такой помадой накрасились?

   – А что? – Кира выхватила из кармана халата зеркальце, придирчиво осмотрела себя. – Мне не подходит?

   – Нет.

   – Хм... Тогда лучше стереть, – Кира деловито промокнула губы бумажной салфеткой, снова взглянула в зеркальце, ещё раз провела по губам. – Так лучше?

   – Да. – Гарт помолчал. – Вы не оправдываетесь? Не обижаетесь?

   – На что? Я же на самом деле ничего в косметике не понимаю. Крашусь просто потому, что это принято.

   – Вы могли бы сказать, что собирались в спешке и второпях положили в сумочку не тот тюбик...

   – Тогда в следующий раз я рискую попасть в ещё более глупое положение, – улыбнулась Кира. – Больше ведь не удастся сделать вид, что я собиралась в спешке, и следующие огрехи в косметике разоблачат моё невежество.

   – Вы правда зайдёте ещё? Вы не обиделись? – в словах Гарта звучало, как показалось Кире, какое-то удивление.

   – Зайду, зайду. Разгоню студентов с их зачётами и приду.

   Когда Кира снова заглянула в палату, Гарт спал, и она хотела тихо уйти: в таких обстоятельствах сон для него, пожалуй, важнее, чем женское общество. Но он, видимо, услышал движение, медленно открыл глаза, и Кира вдруг увидела его словно заново: серое лицо, глубокие синюшные пятна под глазами, резко выступившие скулы, худые руки с выпирающими суставами... Для врача, в общем, ничего нового или удивительного, но Кира не успела стереть с лица то выражение, с которым заглянула, и Гарт немедленно заметил это:

   – Всё настолько ужасно?

   Кира хотела ответить, как обычно отвечала пациентам, но сообразила, что её ложь будет видна:

   – А вы как хотели, если помирать раз в неделю! Что вы наговорили Боллу?

   – А что он вам рассказал? – усмехнулся Гарт.

   – Ничего. Он может вообще ничего не говорить, по лицу всё видно. За весь день ни разу мне в глаза не посмотрел, всё косится в сторону и краснеет, как первоклассник...

   – Он... – начал Гарт.

   – ... да, да, хотел бы познакомиться со мной поближе, но не знает, что после этого делать. Это я давно вижу, ничего нового.

   – А вы...

   – ...действую примерно как один мой знакомый из этой палаты: ничем его не провоцирую и не показываю, что мне есть дело до его переживаний.

   – А вам есть?

   – Нет, – отрезала Кира и вдруг поняла, что копирует интонацию Гарта.

   – Вы меня пугаете, – серьёзно заметил он. – Я правда так себя веду с людьми?

   – Бывает... Но я не хочу продолжать эти игры, они уже могут реально навредить.

   – Что? Это вы о чём? – нахмурился Гарт. – Я что, проспал часть разговора?

   – Я говорю, что не хочу играть с Боллом, надеясь, что на него найдётся какая-нибудь безответно влюблённая ангелица и уведёт его от меня в светлую даль, как ваш приятель Макс увёл Саманту!

   – Это правильно...

   – Кстати, они вам с тех пор звонили хоть раз?

   – Нет.

   – Это уже мерзко! – возмутилась Кира. – Где логика? Сперва торчать в больнице четверо суток, а потом пропасть на неделю!..

   – Вы же знаете, что они сидели тут не из-за меня и уж, конечно, не ради моих проблем, – медленно и горько улыбнулся Гарт. – Им нужен был повод...

   – Да, да, побыть рядом и понять, что они созданы друг для друга. Но разве вы им чужой? Что стоило позвонить и...

   – И сказать банальности, которые всё равно никому не нужны? Помочь они не могут, а выслушивать лицемерные глупости – от этого Макс меня, по крайней мере, избавил, спасибо ему.

   – И ваша жизнь... всегда вот такая? – медленно произнесла Кира. – Лучше пустота, чем банальности? Лучше умереть в одиночестве, чем врать кому-то, кто ждёт этой лжи?

   – Да. Если угодно. – Он задержал дыхание, пережидая (Кира видела по лицу) болевой спазм, и добавил, делая долгие паузы:

   – Как я могу покупать дружбу ложью? Как можно... убеждать человека, что он мне нужен, когда я знаю, что... это не так, и знаю, что он придёт по первому зову? И не потому... что считает честным и правильным помогать вообще... любому нуждающемуся в помощи, а потому, что его позвал именно я?

   – Как вообще можно выносить такую жизнь?.. – прошептала Кира, внезапно поняв, что примеривает этот подход на себя. Воображение немедленно нарисовало пустое пространство вокруг: из него исчезнут все, кого она считает близкими людьми, и всё потому, что в их отношениях всегда найдётся хоть немного лукавства и банальности.

   – Представили? – догадался Гарт. – А теперь представьте ещё... для полноты картины, что значит вернуться... к привычным отношениям после того как... как попробовал на вкус вот это...

   – И что... неужели все человеческие отношения всегда основаны на лжи? Хотя бы в самой малости?

   – Не знаю, – сказал Гарт. – Утверждать не берусь. Но что-то другое возможно... только если ты не врёшь... себе. Не убеждаешь себя, что... знаешь других людей, не выдумываешь сам себе... ложные мотивы, не сваливаешь свою вину на обстоятельства... особенно когда уже ничего не изменить...

   Должно быть, подумала Кира, у меня очень озадаченное лицо. Гарт снова успел разглядеть это выражение:

   – Вы меня пожалели? Признайтесь. Да?

   – Не только, – покачала головой Кира. – Не только вас и не только пожалела. Ещё я вам позавидовала.

   – Зря... – выдохнул Гарт, отводя взгляд. – Честное слово, в этом нет ничего хорошего...

   – Ну не надо мне-то врать уже! Вы не похожи на человека, который сам себя заставляет страдать зря! Вам это зачем-то нужно... этот способ жить... так ведь?

   – Да.

   – Вот и порядок. А теперь я вот что сделаю. Я с вас сниму ненадолго маску и поцелую вас, только не задыхаться, договорились?