Текст книги "Бандит"
Автор книги: Юлия Латынина
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Ну что, так сможешь? – с улыбкой справился Иванцов, обводя рукой низкий сводчатый зал.
– Дадите ссуду – смогу, – сказал Валерий.
Иванцов помолчал, поджидая, пока официант выставит на столе заказанные напитки. Вслед за напитками с тележки на стол перекочевали тарелочки с утопающими в зелени, тонко нарезанными помидорами, золотистые пальчики осетрины «орли» и мельхиоровая вазочка с пряным соусом. Официант отошел, и Иванцов спросил: – А что это за история с фирмой «Топаз»?
– Так, – сказал Валерий, – я с ними поговорил культурненько…
– Наивный вы человек, Валерий Игоревич. Думаете, они от вас отстали? – Не отстали, так отстанут.
Юрий Сергеевич отправил в рот пышущий жаром ломтик, задумчиво прожевал, прислушиваясь к собственным ощущениям, крякнул и сказал: – Понимаешь, Валерий, я тебе скажу честно, что твое вчерашнее приключение вызвало среди моих коллег не самые приятные комментарии.
–Ну?
– Мы не можем ссудить тебе деньги под тридцать пять процентов. Только под сорок два.
– Что?! – Это не мое решение, Валерий. Я, сосвоей стороны…
– Почему? – Все та же вчерашняя история. Фактор дополнительного риска. – Э, нет, – сказал Валерий. – Если человек платит «крыше» – это фактор дополнительного риска. Да вы с меня теперь не тридцать пять, а пятнадцать брать должны! – Валерий, ты пойми меня! Эти вопросы не я решаю!
Подошедший официант поставил на стол бутылку, завернутую в заграничную подарочную бумагу с тиснеными розочками.
– Я не заказывал, – сказал Валерий. – Вон та компания посылает вам, -объяснил официант.
Валерий взглянул: в глубине зала веселились несколько человек, незнакомые рожи.
Валерий потянулся к бутылке и развернул бумагу. Застыл. Это была не водка и не вино. Это была пластиковая бутыль с иностранной надписью: «Antifreeze».
– Ты чего? – испуганно спросил Юрий Сергеевич. – Я сейчас.
Валерий поднялся, зажав бутыль в руке, и направился к компании за столиком.
Компания была упакована как следует. У молодых людей из кармашков пиджаков торчали хвостиком вверх рации, а под мышками, судя по тому, как бугрились складки ткани, имелось что-то еще.
У человека, сидевшего во главе стола, было круглое, как грампластинка, лицо с чуть взлетавшими кверху уголками бровей. По обеим сторонам некогда сломанного носа глядели спокойные, чуть выпуклые глаза цвета мокрого асфальта. Кулаки торчали из рукавов рубашки, как садовые грабли из стаканчика для перьев, и каждый из них был размером с хороший батон «Бородинского». Он выглядел как огромный придорожный валун, обряженный в джинсы и привезенный в ресторан.
Среди сявок в дорогих костюмах этот человек был похож на художника-мультипликатора в компании нарисованных им бармалеев.
Двое поднялись навстречу Валерию. Он нехорошо усмехнулся, но тут человек, сидевший в центре стола, сказал: – Садись, Валерий Игоревич. Я уж ждал ждал, пока ты придешь, – пришлось приглашение присылать.
– А мы знакомы? – спросил Валерий.
– Заочно знакомы, – сказал мужик, блеснув золотыми коронками, – ты моему финансовому директору рожу начистил, – и махнул рукой влево.
Валерий оглянулся и только тут заметил скалящегося в полумраке Рыжего. – Ты зачем, Валера, – спросил Шерхан, – за Шакурова мазу тянул?
– Тянул, – сказал Валерий, – и еще потяну. – Ладно, замнем для ясности. Ты чего с этим жмуриком сидишь?
– Ужинаю.
– А я слыхал, тебе бабки нужны.
– Бабки всем нужны, даже канарейке на корм.
– И что он, дает тебе ссуду-то?
– Да.
Шерхан закрыл глаза.
– А я вот захочу – и не даст, – сообщил Шерхан.
Валерий молча усмехнулся.
– Ты зубы-то не скаль, – сказал Шерхан, – сколько ты у него просишь?
– Вот налоговая инспекция придет – ей скажу.
Шерхан усмехнулся.
– Вовчик, позови-ка этого бизнесмена, – приказал он.
Вовчик – молодой парень с перебитым носом и в рубашке а-ля какаду – поднялся из-за стола и, растолкав танцующих, подошел к Юрию Сергеевичу. Что-то он ему проворковал на ухо – неизвестно что, но Юрий Сергеевич покорно встал и пошел за Вовчиком.
– У тебя пацан на сколько ссуду просит? – задал вопрос Шерхан, когда Юрий Сергеевич предстал перед его особой.
– Сорок тысяч долларов.
– Срок погашения?
– Три месяца.
– Проценты?
– Тридцать пять годовых.
– Много, – сказал Шерхан, – грабишь людей, буржуй. Ну да ладно. Иди кушай. Вон, тебе горячее принесли.
На лице Иванцова ничего было нельзя прочесть, как на отмокшей в воде водочной наклейке. Он молча подергал бровями, развернулся и пошел обратно к своему столику. – Выйдем и поговорим, – сказал Шерхан.
– Выйти можно, – согласился Валерий.
Один из людей Шерхана поднялся и прошел вправо, мимо почтительно раздвинувшихся официантов. Валерий последовал за ним. Уже сделав шаг в коридор, он сообразил, что бандиты двинулись не к общему выходу, у которого стоял швейцар в галунах и куда ежеминутно подъезжали длинные и дорогие тачки, сверкающие в свете фонарей, а к какой-то служебной дырке – лазу в темный, укрытый навесом двор, где одиноко грустили три привилегированные машины. В одной из них Валерий узнал вчерашний «Вольво» Рыжего. Ворота со двора открывались в неоглядную асфальтовую даль, и где-то справа то вспыхивал, то гас желтый мигающий светофор.
Валерий вышел и тут же стал спиной к облупившейся желтой стене здания. Слева, из-за орешеченного окна кухни, доносился шум посудомойки и треск жарящейся картошки, у выезда из двора одиноко блестели в лунном свете сметенные к тротуару осколки фары.
Бандиты обступили Валерия полукругом. Теперь их было уже не шесть, а десять, – они откуда-то высыпали, как комары в летнюю ночь. Шерхан стоял впереди, сзади маячила продолговатая, как телефонная трубка, рожа Рыжего. Валерия неприятно задело то, что Шерхан вышел во двор, нянча в руках стеклянную пивную кружку, и теперь стоял, улыбаясь и время от времени прикладываясь к кружке. Кружка была длинная, как нога манекенщицы. Огромный кулак Шерхана охватывал ее целиком.
– Чего ждем? – сказал, ухмыляясь, один из бандитов, тот самый, который сопровождал Рыжего в первой поездке.
Шерхан предостерегающе поднял руку.
– У меня к тебе предложение, парень, – сказал Шерхан, взмахнув кружкой.
– Я тебе дам ссуду. Восемьдесят кусков. И под шесть процентов. А?
– Нет, – сказал Валерий.
– Чего ж так? – Не стоит сазану брать ссуду у щуки.
– Придушить его надо, – зашипел Рыжий, суетливо выскакивая вперед.
– Придуши, – вдруг сказал Шерхан.
Рыжий сунул руку в карман, выхватывая пистолет. В следующую секунду волосатая лапа Шерхана резко опустилась на его запястье и выдернула ствол. – Ты сказал придушить, а не пристрелить, – заметил Шерхан, – менты, они, знаешь, на выстрелы сбегаются, как к артисту за автографом…
Рыжий отчаянно оглянулся. Валерий шагнул к нему. Рыжий поспешно отступил. Сзади издевательски засмеялись.
– Не хочет Рыжий драться с мороженщиком, – прокомментировал Шерхан.
Валерий стоял, несколько оторопев. Он полагал так, что сейчас его будут мочить. Но нет – видно, у Шерхана были какие-то свои игры, и в эту ночь он играл против своих… Броситься на Рыжего? Хозяин, видимо, его не любит, но если Сазан на глазах всей банды свернет Рыжему шею, то тут уж дерьма не оберешься…
– Так кто будет смелый? – сказал Шерхан.
Боевики переминались с ноги на ногу.
Видно было, что одолеть пяток палаточни-ков казалось им легче, чем справиться с одним Нестеренко…
«Неужели пронесло?» – подумал Валерий.
Но он не успел заметить, когда бандит переместился вперед. Звезды и огни телевизоров за кружевными занавесками вдруг накренились и описали сверкающую дугу; мир съежился, как проколотая автомобильная камера, и земной шар выбило из-под Валерия, как табуретку из-под повешенного.
Потом Валерий открыл глаза и увидел, что лежит на земле, а Шерхан восседает на нем в позе мотоциклиста с кружкой в руке. Всего унизительнее было то, что Шерхан даже не расплескал пива.
Шерхан сжал кулак, напоминавший экскаваторный ковш уменьшенных габаритов. Толстая пивная кружка треснула, и Шерхан плеснул коктейль из стекла и пива в лицо мороженщику.
Глаза Шерхана засверкали, как два стеклянных шара на новогодней елке. Он снова сжал руку – ощетинившееся стеклом донышко кружки выглянуло из кулака, как кукушка из настольных часов. Шерхан занес кружку над Валерием.
– Ну что, мороженщик, – спросил Шерхан, – что мне с тобой сделать? На куски порезать или так съесть?
Валерий молчал. К руке Шерхана прилипла пивная пена, шевелившаяся, как от дыхания маленькой мыши.
– Я с тобой знаешь что за вчерашнее сделаю? Я тебя самого в речку отправлю! Вместо палтуса: пополнить живую природу… Проси прощения, сука! А то шею сверну!
Шерхан мог свернуть шею кому угодно, даже башенному крану. Валерий слабо трепыхнулся, попытавшись сбросить с себя бандита, но не тут-то было.
Валерий вдруг понял значение пивной кружки в руках Шерхана. Пивной кружкой не совершают преднамеренных убийств. В руках мертвого Валерия найдут подложенный нож, а в горле – обломки этой кружки. Даже если ментовка исхитрится притянуть Шерхана к суду, все равно ничего, кроме убийства в состоянии необходимой самообороны, из этого не высосут. – Ну! Кому говорят – скули!
– Я тебе не собака, чтобы скулить, – сказал Валерий.
Прошла долгая, нехорошая минута. Боевики стояли кружком во дворе. Выскочивший было через черный ход поваренок просеменил к мусорному контейнеру, вывалил в него ведро с чем-то несвежим и бочком-бочком потек обратно, словно для него не впервой было видеть, как один мужик сидит на другом, и притом оба вполне одетые…
– Значит, не собака, – проговорил Шерхан, когда поваренок ушел со двора.
В следующую секунду остаток кружки в руке Шерхана мигнул в лунном свете, дико блеснул стеклянными зубами. Рука Шерхана обрушилась вниз. «Шея! – мелькнуло в мозгу Валерия. – Он мне в шею хочеть попасть!»
В последнее мгновение рука Шерхана вильнула в сторону, и зубья кружки вонзились в газон в миллиметре от сонной артерии Валерия, разрывая корни чахлой травы и круша гусеницу, мирно дремавшую на обратной стороне палого листа.
Шерхан усмехнулся и встал.
– В следующий раз, – сказал Шерхан, – я вобью эту штуку тебе в глотку, понял?
Валерий молча смотрел на бандита. – Будем считать, что разобрались, мороженщик. Так что ты нас не знаешь, и мы тебя не знаем. Все. Скажи спасибо, мороженщик, что мне понравился.
Шерхан повернулся и пошел к выходу со двора. Сразу, как по команде, к выезду подкатила, шурша шинами, беленькая «шестерка». Шерхан прыгнул в машину, его люди пропали за забором, «шестерка» тронулась с места, и тут же за ней покатился навороченный джип отчаянно красного цвета, напоминавший сенбернара, бегущего за моськой.
Валерий поднялся на ноги и смахнул с рожи остатки стекла и пива. Сквозь освещенную решетку кухни протиснулся кот и, перебирая лапками, помчался через двор. Вбитое в газон донышко кружки подмигнуло Валерию в свете светофора.
Валерий вышел на улицу. Желтенький Пашкин «Москвич» там больше не стоял.
Валерий повернулся и прошел обратно в зал.
На сцене девица снимала с себя лифчик. Юрий Сергеевич сидел за столом и глушил водку из хрустального графинчика.
– У тебя рубашка мокрая, – сказал Иванцов.
Валерий молча сел и тоже налил себе водки.
– Кто это был? – сказал Иванцов.
– Знакомые.
– Однако ж и знакомые у тебя, Нестеренко…
Мы не договорили насчет кредита.
Юрий Сергеевич опрокинул в стакан все, что осталось в графинчике, и заглотнул содержимое в один присест, как змея – яйцо. – И не договорим, – сказал Юрий Сергеевич. – Я должен посоветоваться с остальными партнерами. Ввиду твоих… знакомых…
Юрий Сергеевич вскоре поднялся и ушел.
Девица на сцене сняла с себя лифчик и теперь занималась трусиками.
Валерий пошарил по столу в поисках целой бутылки, но таковой не нашел, новую заказывать не стал, а расплатился и вышел на улицу.
Прямо из ресторана Валерий поехал к Шакурову. Шакуров был дома один и долго ковырялся за дверью, откидывая всяческие замки и задвижки.
Наконец дверь распахнулась.
– Ну, как я выгляжу? – сказал Валерий, вплывая в прихожую.
Выглядел Валерий, как мы уже сказали, потрясающе. На нем был серый шевиотовый костюм и неброский галстук в крупную клетку, и от его тщательно расчесанных волос пахло хорошим одеколоном. Кратковременное пребывание на сухом газоне пока не принесло костюму ощутимого вреда, а выплеснутое Шерханом пиво попало в основном в лицо Валерию, не повредив белой рубашки.
Шакуров оглядел своего друга и прикоснулся тонкими пальцами к плоскому, как бетонная шпала, животу.
– Галстук, – сказал Шакуров.
– Что?
– Галстук слишком низко, – пояснил бывший комсомольский работник.
– Галстук не должен доходить до брючного ремня пальца на два, а то он у тебя как девичья коса висит.
Валерий смутился и стал поправлять галстук.
– А где Максимка? – спросил Валерий.
– Пива пошел купить, тут киоск круглосуточный…
– Е-мое, я же ему сказал – никуда от тебя не отлучаться?
Шакуров пожал плечами и наклонился к Валерию.
– Слушай, – зашептал Шакуров, – жена ничего не знает. Мы с Максимом сказали ей, что он с женой поссорился и у нас ночевать будет, ладно?
В этот момент в прихожей появилась Ира.
– Валерий, – сказала она, – ах, это вы. Заходите. Не дом стал, а проходной двор. Представляете, приходит некто Максим и живет у нас тут вторые сутки. Впрочем, он, кажется, ваш знакомый?
– Он у меня работает, – сказал Валерий.
– Ну, повлияйте на него! В смысле примирения с женой. Пусть они там разводятся, но не за наш же счет! Я утром встаю, а он в ванной бреется!
– Ира, – сказал Шакуров, – свари нам кофе.
Женщина хотела было огрызнуться, но решила, что сделает это чуть позже, и ушла на кухню.
– Слушай, – спросил Валерий Шакурова, – это ты сказал Иванцову про «Топаз»?
– Нет.
– Странно, – пробормотал Валерий, – откуда он узнал.
И вытащил из кармашка смятую пачку папирос. – Не курите в квартире, мальчики, – раздался из кухни голос Иры.
Валерий молча поднялся и вышел на балкон. Шакуров последовал за ним.
– У тебя проблемы? – спросил Шакуров. – С этими, с «Топазом»?
– С бандитами проблем нет, – ответил Валерий.
– Отдыхай. – Да я же вижу, что ты пришел совсем дурной!
– Это Иванцов. Просит, скотина, сорок пять.
Шакуров опустил голову.
– Из-за меня, да?
– Да ну его, – разозлился Валерий, – все дорожает. Молоко и то на шестьдесят процентов с мая! Привезли, сволочи, вчера кислое, я им сказал, что, если еще так сделают, самих в этом молоке утоплю. Налоговый инспектор, вон тоже, каждый месяц втрое просит. Дочка, что ли, замуж выходит…
– А Павел Иванович? Он тебе арендную плату не поднимает?
– Не, – сказал Валерий. – Павел хороший мужик. Классно ко мне относится. Ни с того ни с сего помещение дал…
Шакуров осторожно спросил: – Валер, а он тебе не отец?
Валерий усмехнулся: – У меня таких отцов сто штук. Может, и отец. Мамка только с клопами не трахалась.
– Зря ты так.
– Чего зря? Чем я ей обязан? Родила – спасибо, а потом чуть в помойку не выкинула, бабка ее упросила, а так три месяца из роддома не забирала.
Валерий помолчал и прибавил с тихим ожесточением: – Ножку от стула отломала и чуть не убила, ножкой-то, а мне пять лет было.
Валера стряхнул пепел вниз, на далекую землю.
– А теперь вот стою – штаны новые, машина новая…
Дальнейшие слова Валерия потонули в шуме – на улицу, скрежеща, выворачивал огромный автофургон.
Свет дальних фар играл в пыльной листве деревьев, фонарь осветил длинную желтую надпись на борту: «Bulgaria». Фургон вдруг стал заворачивать…
– Сукин сын! – закричал Валерий.
Грузовик неудержимо пер и пер, изгибаясь, как гигантская гусеница, и его красная голова упорно втирала в столб новенькую «шестерку» Валерия. «Шестерка» орала не своим голосом. Скрип разрываемого металла мешался с предсмертными воплями сигнализации.
Валерий сиганул с балкона на высокую липу, росшую метрах в двух от окна. Тонкая верхушка дерева затрещала, но выдержала парня. Валерий, перехватывая руками сучья, покатился вниз.
Водитель, увидев человека на липе, испугался. Он, видно, рассчитывал, что у него будет больше времени – пока выбегут из квартиры, пока спустятся по лестнице, та же входная дверь… Водитель открыл дверцу, вывалился наружу и припустил проходным двором к Садовому.
– Стой, падла! – заорал Валерий, спрыгивая с липы на землю.
– Убью!
Но тот очень хорошо понимал, что его и в самом деле могут убить, и именно поэтому стоять не имел никакого желания. – Стой!
Мужик исчез за дальней аркой. Валерий выбежал за ним. Он еще успел увидеть, как водитель прыгнул в припаркованную у тротуара «Волгу» с включенным двигателем и забрызганным грязью номером и как эта «Волга»-взяла с места в карьер.
Валерий засунул руки в карманы и стал глядеть ей вслед. Пальцы его сами собой нащупали завалявшуюся за подкладкой двушку. Он подошел к череде телефонных колпаков, выискал автомат поисправней и набрал номер. Он говорил недолго и скоро повесил трубку.
Когда он обернулся, рядом с ним стоял и Шакуров.
– Убежал? – спросил Шакуров.
– Уехал. Его «Волга» ждала. А грузовик наверняка краденый.
– Машину-то ты застраховал? – спросил Шакуров.
– Завтра собирался.
Вдалеке, за мигнувшим светофором, показался важный, изнутри освещенный троллейбус, поводящий взметнувшимися к небу усами. Перед троллейбусом разбегались веером мелкие легковушки, словно дельфины перед раковиной Нерея. Валерий пошел к троллейбусной остановке.
– Ты куда? – с тоской окликнул Шакуров.
– Получать страховку, – осклабился Валерий.
– Повернулся и добавил: – Да. Вот еще что. Как Максим придет – пусть берет Иру и везет куда угодно. Не увезет Максим, увезет Шерхан – ясно? Действуй.
Троллейбус со скрипом развел створки дверей, Валерий вскочил в него и был таков.
В начале двенадцатого Валерий высадился из метро на станции «Комсомольcкая» и зашагал по пыльной летней мостовой, цепко сверяя в памяти номера домов с тем, который назвал ему верный Устинович, так и не ушедший домой после семи, а продолжавший сидеть в подсобке, как телефонистка на дежурстве.
Через пять минут Валерий остановился у старого семиэтажного дома, выстроенного буквой Г. Второе и третье слева окна на пятом этаже были пусты и черны. Валерий усмехнулся и приготовился ждать.
Ждал он около часа.
Через час к тротуару притерлась «шестерка», и из нее высадился Рыжий. Он сделал ручкой оставшейся в машине компании и, пару раз повертев головой, исчез в подъезде семиэтажки.
Валерия немного удивило, что Рыжий приехал на «шестерке», а не на «Волге». Кроме того, по его расчетам, он должен был вернуться намного раньше. Ведь если Рыжий был в «Волге», поджидавшей водителя автофургона на Садовом, то он ехал сюда на машине, а Валерий – на метро.
Прошло пять минут, окно на пятом этаже вспыхнуло розоватым светом.
«Шестерка» с шумом развернулась и уехала. Валерий ждал.
Еще двадцать минут, и окно погасло. Похоже, бандит, словно сознательная пенсионерка, лег спать, не дождавшись полуночи.
Валерий вошел в подъезд и поднялся на пятый этаж. Дверь квартиры была прочная, сейфовая, с черной дерматиновой обивкой и стальными стержнями, которые, как известно, уходят сбоку и сверху в стальные же ребра проема. Валерий подумал и бесшумно поднялся выше. Лестница кончалась через два пролета, дальше – чердак. В люке болтался висячий замок, но, когда Валера подергал его, оказалось, что чердак, собственно, не заперт, замок только продет в ушки двери. Валера, осторожно озираясь, прошел на чердак и осмотрелся. Лунный свет лился сквозь щели в забитых оконцах. Чердак был пуст, как мозги дебила: не было в нем ни бомжей, ни залетной компании, и даже привокзальная проститутка, несмотря на близость трех вокзалов, не избрала его для свидания с клиентом.
Валерий вылез на крышу через слуховое окошко, подошел к самому краю облупившейся железной кровли и посмотрел вниз. Ему, в общем-то, повезло. Весь ряд балконов, по которому предстояло спускаться, не торчал на виду случайных прохожих и зевак, озаренный луной. Напротив того: балконы располагались в нише над подворотней,, зажатые с обеих сторон стенами, и вдобавок по краешку стены, слева, проходила водопроводная труба, широкое ее лоно не то чтобы совсем укрывало спускающегося человека, но все же загораживало его по крайней мере от торцевых окон противолежащего трехэтажного особнячка. Валерий расстегнул свой верный ремень, зацепил его за край крыши и осторожно спустился на первый балкон, стараясь держаться в тени трубы.
Второй балкон был едва освещен и задернут красными занавесями, за которыми слышались довольно громкие вздохи любовного соития. Следующим балконом был как раз тот, который нужен Валерию. Валерий сразу увидел, что повезло ему необыкновенно: балкон был загроможден всяким хламом. Стоял даже рассроченный холодильник. Балконная дверь была заперта наглухо, но форточка над окном была приоткрыта. Валерий встал на холодильник, осторожно открыл форточку пошире и всунул голову внутрь. Дверь в коридор была закрыта, и в кухне никого не было. Задняя стена кухни пропадала в темноте, из которой поблескивали на Валерия ручка холодильника и плоский, как лицо китайца, циферблат настенных часов. Фосфоресцирующие их стрелки показывали одиннадцать тридцать. На подоконнике останкинской телебашней громоздились грязные тарелки.
Валера выудил из кармана леску с толстым рыболовным крючком четырнадцатого размера, спустил ее вниз и подцепил нижний шпингалет. Верхнюю задвижку он открыл просто рукой.
Дальше предстояло самое трудное. Двойная рама открывалась внутрь, и при попытке распахнуть ее должны были полететь на пол тарелки, громыхая лучше самой фирменной сигнализации.
Валерий попытался приоткрыть раму, но вовремя замер: тарелки угрожающе звякнули и накренились.
Валерий подумал и поднялся на балкон повыше. Свет там горел уже ярче, а стоны любви сменились громкой семейной ссорой.
Память не подвела Валерия: в углу балкона стояла черная помпа – вещь нужнейшая в доме старой постройки, где витиеватые коммуникации, проложенные советскими инженерами в рамках освоения курса неэвклидовой геометрии, капризны, как оперные примадонны.
Валерий подхватил помпу с длинной метровой ручкой. Оставалось лишь надеяться, что супружеская чета внизу не перейдет от выяснения отношений к прокачке унитаза.
Через минуту он уже вновь стоял на подоконнике бандитской квартиры, просунувшись как можно дальше в форточку и осторожно прижимая резиновый колпак к поверхности грязной тарелки. Наконец посуда пристала к присоске, и Валерий осторожно вытянул тарелки через форточку – сначала первую, а потом и остальные.
После этого он растворил раму и тихо пролез внутрь.
Кухня была основательно, всмятку, грязной – на полу лежали несвежие трусы вперемешку с непонятного происхождения барахлом, и на новых югославских шкафчиках громоздились ресторанные бачки, немытые вилки и необъеденные куриные кости.
Валерий прокрался до кухонной двери и осторожно повернул ручку. За дверью начиналась узкая и темная прихожая.
И тут Валерий услышал то, чего не было слышно раньше – звук льющейся в ванной воды. Рыжий не лег спать. Он мылся.
Валера молча выскользнул из кухни и стал у двери ванной. Прошла минута, другая, третья. Шум воды утих, кто-то зафыркал, утираясь полотенцем. Послышался веселый свист, потом – журчание спускаемого бачка. Дверь растворилась, и Рыжий вышел из ванной. Он выглядел не так импозантно, как вчера, в своем однобортном костюме.
Бандит был криволап, жирен и совершенно гол, если не считать полотенца, которым Рыжий, покашливая, растирал загривок, – все-таки он простыл!
Валерий зацепил полотенце и, не очень торопясь, замотал его вокруг шеи Рыжего. Тот изумленно хрюкнул и обернулся. Валерий ударил его коленом в пах. Ноги Рыжего подогнулись, и он повис на полотенце, как выстиранные плавки на бельевой веревке.
Валерий опустил Рыжего на пол, сел сверху и начал неспешно затягивать полотенце.
Рыжий гукал и отбивался. С таким же успехом – мидия отбивается от ныряльщика. Глаза его выпучились и налились красным, как рябина после заморозка.
Наконец Рыжий кончил гукать и только сучил ногами. Валера осторожно ослабил полотенце, убедился, что Рыжий не совсем мертв, и потащил его в гостиную. Там он сунул Рыжего в кресло, нашарил в шкафу несколько свежих рубашек и, разодрав их на части, аккуратно привязал бандита к креслу.
Валерий огляделся. Однокомнатная квартира Рыжего выглядела не особенно шикарно: новый, но дешевый ковер во весь пол, старый сервант, за пыльными стеклами которого виднелось несколько рюмок с отбитыми ножками, японский телевизор с видеомагнитофоном, электрогитара, да не очень уместное бюро начала века с пузатыми бронзовыми ножками и прихотливыми замками. В углу стояла бескрайняя, как приволжская степь, кровать-сексодром, и рядом с ней – несколько ящиков с импортными наклейками – то ли Рыжий увел где-то гуманитарную помощь, то ли поимел с какого-то предпринимателя налог натурой. На кровать был брошен открытый пустой «дипломат», а на столике перед телевизором, рядом с пустой чайной чашкой, стояла бутылка коньяку и банка малинового варенья.
Валерий подошел к бюро и стал вытаскивать ящички один за другим.
Рыжий был не очень опасливым человеком: в бюро лежали несколько конвертов с «зелеными», а в соседнем ящике валялся разряженный «ТТ».
Валерий бросил деньги в «дипломат», а «ТТ» засунул к себе в карман. Туда же, в «дипломат», отправились две записные книжки Рыжего, извлеченные из ящика стола и из заднего кармана брошенных на ковер брюк, а толстую связку ключей Валерий забрал себе.
После этого Валерий приступил к тщательному досмотру комнаты.
То, что он искал, оказалось запрятанным в пол под самым порогом комнаты, прикрытым ковром. Вынув паркетину, Валерий увидел небольшой, ясно заграничного происхождения ящичек с протянутым к нему толстым проводом.
Маленький ключ с малопонятной надписью «Abbie», лежавший в одном из ящиков бюро, открыл мини-сейф без труда. Валерий вытащил оттуда толстую пачку баксов и два паспорта: советский и дипломатический заграничный. Оба паспорта были на имя Аркадия Адамовича Середничего. Фотографии в обоих паспортах изображали Рыжего. Валерий подумал, что и «капуста», и обе ксивы припасены на случай внезапного бегства. Можно было ставить десять против одного, что Шерхан об этом резервном фонде оповещен не был.
Кроме того, в тайнике лежал оранжевый заграничный конверт с пупырчатой подкладкой, доверху набитый бумагами. Бумаги были в основном подлинники или ксероксы контрактов.
Это немного удивило Валерия: по правде говоря, он ожидал найти в тайнике травку или колеса, какой-нибудь заграничный наркотик в крайнем случае, но не бумажки, которые секретарши подшивают в дело.
На одном из контрактов красовались подпись «V. Mikhajski» и квадратная заводская печать. «Эге-ге, – пронеслось в голове у Валерия, – уж не тот ли это Михайский, которым он стращал Сашку?» Контракт был на английском, а с английским языком Валерий был на «вы». А может, и не на английском. Может, на немецком.
Сзади послышался слабый стон. Валерий обернулся. Очнувшийся Рыжий сидел в кресле и лупал глазами. Взгляд его остановился сначала на Валерии, а потом – на разорванной рубашке, стягивавшей бандиту руки.
– Сволочь, – сказал обиженно Рыжий, – ты за что рубашку порвал?
Валерий, улыбаясь, направился к нему.
– Я тебе не только рубашку, я еще кое-что порву, – сказал он. – За тачку.
– Какую тачку?
– Не валяй больного! Тебе Шерхан сказал, чтобы не лез ко мне? Сказал? А ты что сделал? Да я тебя сейчас придушу, а Шерхан пальцем не шевельнет, понял?
– Слушай, Нестеренко, – изумился Рыжий, – не трогал я твоей тачки, землю жрать буду, не трогал!
– Будешь, – пообещал Валерий. И достал толстую связку ключей: – Этот откуда?
– Ты слышишь, идиот! Не трогал я твоей тачки!
Кулак Валерия с выступившим на сантиметр острием ключа въехал Рыжему под ребра, словно там находилась какая-то замочная скважина, которую надлежало отпереть. Бандит заорал было, но другая рука Валерия заткнула ему пасть, и Рыжий сделал безуспешную попытку ухватиться за эту руку зубами.
Валерий разжал кулак и показал ключ: – Еще раз не по делу вякнешь, эта штука будет торчать из кулака на всю длину, понял?
Рыжий с ужасом смотрел на рваную дырку чуть пониже груди. Из дырки уже начинала сочиться кровь.
– От чего ключ?
– От «Вольво», 18-37.
– Тот, что под окнами?
– Да.
– Так. Этот – от зажигания. Этот – квартира. Этот откуда?
– От мамкиной квартиры, – сказал Рыжий, – мамка в однокомнатной живет, в Измайлове, почту разносит. Что, к ней тоже полезешь?
– Адрес?
– Не тронь мать, понял?
– Если почту разносит, не трону. Адрес?
– Девятая Парковая, семнадцать – сто девяносто три.
– Это?
– Дача. Семьдесят третий километр по Ярославскому, деревня Пригорки, улица Ленина, пятнадцать. Да не дача это – развалюха, родительская.
– Этот ключ?
– Гараж, третий переулок направо, второй бокс.
– Что у тебя за дела с Михайским?
– Это мои дела, а не твои.
Одна рука Валерия зажала Рыжему рот, а другая вцепилась, как клешами, в мужское достоинство бандита, жалобным червячком выглядывавшее из-под разорванной рубашки.
– А-а… – застонал Рыжий, когда Валерий разжал руки.
– Еще раз спрашиваю, что это за контракт с подписью Михайского?
– Контракт на извлечение редкоземельных металлов, – сказал Рыжий, – из отработанного оборудования.
– Чьего?
– Американского.
– А что же они, на Западе, разве не лучше нас это делают?
– Оно радиоактивное.
– Па-анятно! Значит, Михайский импортирует поманеньку всякий розничный чернобыль и всю эту гадость в Москве же и перерабатывает.
– Не перерабатывает. Просто хоронит.
– Е-мое! Ничего не понимаю!
– Контракт реэкспортный. Михайский должен извлечь редкоземельные металлы из оборудования и реэкспортировать их в Америку. На самом деле бочки радиоактивные, из них никто ничто не извлечет, и их просто хоронят, по всем правилам. А под это дело идет экспорт наших металлов.
– Понятно. А ты тут при чем?
– Это я посадил Михайского на этот контракт.
– Круто. И много у тебя таких контрактов?
– Отпусти меня, – сказал Рыжий, – слышишь? Я твоей тачки не бил. Тебя Шерхан на меня натравил, ясно?
– С Шерханом я разберусь, – пообещал Валерий, – ты мне расскажи про другие бумажки. Чего это они, кстати, у тебя лежат, или Шерхан о них не знает?
– Ты без меня с Шерханом не разберешься!
– Я жду. Про другие контракты. А то я тебе уши подровняю.
Рыжий побледнел страшно. Видимо, всякое упоминание об ушах задевало бандита до глубины души. Потом он перевел дыхание, моргнул несколько раз и натянуто улыбнулся: – Слушай, мужик, а ты мне нравишься.
– Ого! Так тебе, когда бьют, нравится? Я тебе ша еще больше понравлюсь, – осклабился Валерий.