Текст книги "Храм моей души"

Автор книги: Юлия Короткая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Юлия Короткая
Храм моей души

Часть 1. Старики

Бегу! Лечу!

Мелькают дни, в календаре меняя даты.

Минуты, месяцы, года уходят в небыль.

Старушка ныне, девочка когда-то,

Бесцветными глазами смотрит в небо.

Все, кто её любил, и все, кого любила

Ушли… Одна она осталась.

И молит тихо: "Господи помилуй!

Возьми к себе, я что-то задержалась.

К своим хочу. Увидеть и обняться.

Душой любимых душ коснуться.

Устала по земле скитаться.

Мне б так заснуть, что б не проснуться".

Но день приходит вновь. Светает…

Опять подъём, хоть ночь без сна.

Грусть потихоньку отступает.

Корова, куры, кот. Дела…

День прожит. Вот и вечер тает.

Зажжёт пред образом свечу…

Вдруг голос: "Слышишь? Призывает".

– Да слышу! Господи, иду… Бегу. Лечу!

Неправда

Неправда! Старики не ДОживают!

Они по-полной до конца ЖИВУТ.

Они минуту каждую считают

И, как зеницу ока берегут.

В их памяти сто тыщ воспоминаний.

И миллион прожитых ими чувств.

Они хранители бесценных знаний.

И порох в их пороховницах сух!

Они свою ЛЮБОВЬ несут сквозь жизни,

И свято в памяти своей хранят.

Они верны ей, как верны Отчизне.

Для них ЛЮБОВЬ – бесценный клад.

Вы посмотрите в их глаза, вглядитесь!

В них нету места старости совсем!

Притормозите бег, остановитесь,

От суматошных отвлекитесь тем.

В их ЖИЗНЬ, хоть ненадолго, но включитесь.

Услышьте музыку их душ.

И вы, быть может, удивитесь,

Но в них не тихо, там и вальс, и туш!

Верочка

Верочка.

Её всегда все звали Верочка,

Невзирая на её года.

Верочка и в 90,словно девочка,

В жизнь была безумно влюблена.

Непроста судьба была у Верочки…

Никому такой не пожелать.

На глазах у 10-летней девочки

Немцы расстреляли её мать.

Ни за что, а развлекались просто…

Упились, и ну давай палить!

Выставили всю семью по росту

И…кому свезёт, тот будет жить.

Ей свезло…

Росточком была маленькой.

Очередь над головой прошла.

И в ночи она в отцовских валенках

К партизанам в лес одна ушла.

Тем спаслась.

Другим не посчастливилось.

Всех фашисты уходя сожгли.

И во сне потом всю жизнь ей виделись,

Люди, что горят, как фитили…

Вышла очень рано замуж Верочка.

Дети на войне взрослеют влёт!

И хотя в душе всё та же девочка,

Жизнью взрослой Верочка живёт.

Вот не получилось, правда, с детками.

Видимо в войну надорвалась.

Но она всегда была с соседскими.

Лучшей няньки в мире не сыскать.

Муж недолго прожил, весь израненный,

Молодой ещё, а инвалид.

Был убит подонком на окраине.

И о нём душа всю жизнь болит.

К ней потом ещё лет двадцать сватались,

Но она одна жила свой век.

По ночам в подушку тихо плакала…

От тоски по мужу.

Человек

Был он, скажем, просто замечательный,

С чистою, открытою душой.

Добрый, нежный, ласковый, внимательный.

Ванечка!

Любимый.

Дорогой!

Нянечкой всю жизнь трудилась Верочка.

Ей детсад родимым домом стал.

Уж со счету сбилась, сколько девочек

И мальчишек сад тот воспитал.

В сумасбродные, лихие девяностые

Сад закрыли.

Ну, кому мешал?

Приглядеть за детками подросшими

"Новый русский" Верочку позвал.

«Что же не пойти, коль безработная?»

Жить отправилась в хозяйский дом.

Стали называть по-новомодному

Гувернанткой.

Всё чин-чинарём.

Детки выросли.

И вроде как ненужная

Стала Верочка у них в дому…

"Что уж… Я на пенсии заслуженно"

Верочка не ропщет на судьбу.

Вдруг январским днём 20-го

В дверь звонок!

"Откройте, это я.

Павел!

Верочка, вы помните?

Гувернанткой были у меня?"

"Павел?

Паша!

Милый ты мой, Пашенька!

Как не помнить?!

Помню!

Помню я!"

Был в семье у "новых" самый младшенький.

"Каждый день молюсь я за тебя".

"Я женился.

У меня два мальчика,

Добрая, любимая жена.

Но нам очень не хватает бабушки…

Верочка, живите у меня!"

"Пашенька, так из меня ж помощница…

Сил уж нет, чего с меня и взять?"

Глазом не моргнул и не поморщился –

"Верочка, МЫ будем помогать!

Просто будьте с нами бабушкой.

ВЕРЕ научите пацанов.

А захочется, спеките им оладушков,

Тех, которые из кабачков".

Верочка недолго пусть, но сча́стливо

Всё-таки с семьёю пожила…

С лаской и добром, ко всем участлива,

Весь свой долгий век она была.

Отпевали в Храме новостроенном,

На который Павел денег дал.

Кто-то видел, как над колоколенкой

Белый ангел в небо улетал…

Лили

В ней что-то от французов было.

Париж гулял по генам точно.

"Француженка" к ней прикрепилось

Ещё в десятом классе прочно!

Читала в детстве с упоеньем

Она французские стихи.

И вдруг в одно из воскресений –

"Прррошу всех звать меня Лили!"

И звали!

Даже на работе

"Лили Сергевна, ждём отчёт".

"Лили Сергеевна, к субботе

Проверьте этот перевод".

Она конечно после школы

В иняз "на Францию" пошла.

Плевав на шутки и подколы.

"Ну, как во Франции дела?"

Влюбившись на последнем курсе,

Чуть не забросила иняз!

От раздолбая в рваных бутсах

Бог нашу Лизу всё же спас.

Ну, всё.

Диплом.

Распределение.

Бюро.

Французский.

Перевод.

Руки и сердца предложение.

И замуж Лизонька идёт.

Работа.

Дом.

Семья.

Заботы.

Трёх сыновей Бог Лизе дал.

Все воскресенья и субботы

Бассейн, "художка" и спортзал.

Лили была спортивной с детства.

С короткой стрижкой, прям пацан!

На месте ей не усидеться!

Её не замани́т диван.

Вот и сынишек приучила

В движение быть, не раскисать.

Всегда мальчишкам говорила

"Движение-жизнь! Ррравняйсь на мать!"

Мальчишки выросли.

Женились.

Как пролетели тридцать лет?!

Уже и внуки народились,

А ей – на пенсию билет.

Но вы уж поняли, что Лизе

"Сидеть на лавке?! Что за бррред?!"

И понеслось: Лувр, башня в Пизе,

В байдарках сплав, велосипед.

И в эти все свои затеи

Всегда внучат берёт с собой.

Они от бабушки "балдеют".

И ей кричат наперебой:

"Лили, а что у нас сегодня?

Куда ещё с тобой пойдём?"

Гоняют мячик в подворотне,

Костёр разводят белым днём.

А как-то раз с Лили подачи

Рванули в веломарафон!

"Погнали! Остановка-дача!"

И растянулся пелотон

Из пятерых внучков и внучек.

Вдоль Рижской трассы колесят

Шесть великов. "Мой самый лучший,

Мой самый пррреданный отррряд!"

Ещё лет двадцать пролетело.

И внуки взрослые совсем.

Лили прабабушкой успела

Три раза стать на зависть всем!

Но шило в «этом самом» месте

Лили покоя не даёт!

Она и с правнуками вместе

То в лес, а то и в горы прёт.

Хотела как-то по привычке

Через забор махнуть в саду!

Успели еле две сестрички

Притормозить её!

Не вру!

Вы посмотрите сами, люди

В её задорные глаза!

Нет, Лиза смерти ждать не будет!

Ну, право слово, как коза

Всё скачет, всё летит куда-то.

"Движение-жизнь! Отрррряд, за мной!"

А её внучки и внучата

За бабушкой готовы в бой!

Лили!

Елизавет Сергевна!

Наш энерджайзер, наш вулкан!

Бездельем точно не избалована,

Ей чудный дар от Бога дан

Ценить минуты и мгновенья,

Жизнь в целом, да и каждый вздох.

"Отррряд,за мной! Жизнь – движение!

Не торррмозить!"

Храни вас Бог!

Артистка

К ней жизнь была несправедлива.

Ну, это так она считала.

Была космически красива.

А посмотрите, что с ней стало…

Когда-то с грацией пантеры

Ступала гордо на подмостки.

Поклонники и кавалеры

Роились возле вертихвостки.

Она их с лёгкостью меняла.

Тот лыс, а этот слишком жаден.

Художника "забраковала".

Мол, угловат он и нескладен.

И в каждом находила что-то

"Не то". Какие-то изъяны.

У этого не та работа,

А тот "страшнее обезьяны".

С семьёй она не торопилась.

"Уж лучше буду птицей вольной".

Всё с красотой своей носилась,

Одной собой была довольна.

Календари меняли числа,

Нещадно время отмеряя.

Жизнь пролетела очень быстро.

ОНА же, красоту теряя,

Поклонников своих лишилась.

Их всех, как будто ветром сдуло.

И как она не хорошилась,

Уж на красотку не тянула…

Но главная беда – в театре

Ролей уж главных не давали.

И не мелькала она в кадре,

В кино давно её не звали.

Одна в заброшенной каморке.

Семьи, детей понятно нету.

У зеркала под рюмку водки

Счёт предъявляет всему свету.

"Да чтоб им всем! Не оценили!

Талант и красоту не видят!"

О ней уж все давно забыли.

Не приголубят, не обидят…

К ней равнодушны люди стали,

Как раньше к ним она бывала.

Заглянет кто-то к ней едва ли.

Ведь никого не приглашала.

Одна… Свободная, как птица…

Но что-то от свободы тошно…

С утра спешит скорей забыться.

Под рюмку это ведь не сложно…

Аристократка

Была капризна беспредельно

Старуха "голубых кровей".

Свой век растратила бесцельно,

Кляня во всём других людей.

Всегда с надменностью царицы

Плыла поверх чужих голов.

Её не волновали лица

И судьбы "серых дураков".

Была она высокомерна,

Ко всем всегда, во всём строга,

Раздута гордостью безмерно.

Считала, что везде права!

Ни мужа, ни детей, ни внуков…

Одна, как перст.

Всю жизнь. Одна…

Да что семья, она подруги

Не заимела.

Так жила…

Из всей родни племянник только,

Жалеет тётку.

Ведь она

Лет 60 назад ребёнку

Ему машинку привезла.

На его пятый день рожденья.

А он всё помнит до сих пор,

Как прочитал стихотворенье

И тётка говорит: "Егор!

Я вижу, ты старался.

Держи подарок" и даёт

Блестящий, новенький, красивый

Мечта мальчишек – красный Форд!!!

Уж трижды дед Егор Андреич.

Забот-хлопот невпроворот.

Кому сказать, ведь не поверят,

Машинку ту всё бережёт!

Без фар, с оторванным капотом,

С разбитым лобовым стеклом

Машинка Форд, как будто мо́стом

Соединяет с лучшим днём....

А тётка…

Тётку правда жалко..

Прожив свой очень долгий век,

Всё так же всех гоняет палкой…

Не научился человек.

Ценить, беречь, любить и слышать

Других.

На первом месте Я!

Из живности в дому лишь мыши

Да тараканы…

Вот дела!

Одна в своей большой квартире.

Три комнаты, а толку с них?

Вдруг вспомнила о ювелире.

В шестидесятых был жених.

Но он недолго продержался,

Придирок выдержать не смог.

Любил, но… всё-таки сломался

От каждодневных дрязг и склок.

«И что тогда мне не молчалось?»

И тут же "ну какой болван!"

"Нет-нет!

Не я одна осталась!

Он упустил меня, баран!"

Одна…

Меняются сиделки,

Терпеть не в силах скверный нрав.

Она ж, как будто в перестрелке,

Ликует новую изгнав.

"Всё!

Всё НЕ ТАК!

Они безруки!

Необразованны!

Тупы!

Да кто же взял таких в прислуги?!

Аристократка Я!

А вы?!"

Старуха гне́вится, бушует,

"Не то опять нашли! Не то!"

…На кухне тихо мышь пирует,

Мышатам тащит сыр в гнездо.

Письма

Не спится… Ночи летом коротки́.

Закат. А вон глядишь, уже светает…

И маются ночами старики.

Неспешно жизнь свою перебирают.

Семейные альбомы достают.

Листочки писем в жестяных коробках.

Им новые давно уже не шлют –

Купили дети телефон на кнопках.

Для связи вроде как, но не всегда

Им дозвониться можно. Вот досада…

И достаются письма, и тогда

Все сразу тут, все сразу рядом.

Перечитали по десятку раз,

До буквы знают, все слова в них помнят.

А всё равно им, как бальзам для глаз

Листок письма в безлюдьи комнат…

Она была…

Она врывалась в комнату, как свет.

Как будто сотни люстр включились!

Она из принципа не замечала бед.

Так, словно бы они не приключились.

Она надежду каждому несла,

И свято верила в возможность ЧУДА.

Она и в девяностые могла

Достать любую вещь из ниоткуда.

Она собою согревала всех,

Кого нещадно жизнь поколотила.

Она – всегда улыбка, звонкий смех,

Стена, опора, вера, свет и сила.

Она была… Всё ЧЕМ она была

Не перечесть, слова нето́чны, лживы.

Была… Неправильное слово я взяла.

У Бога мёртвых нет, все живы!

Захилась

Я на кладбище старушку как-то встретила.

Она медленно среди могил ходила.

В белом вся. С улыбкою приветливой

У меня – "К своим пришли?" – спросила.

– "Да, к своим. Дед, бабушка, две тётки.

На другом участке отец с братом.

Так и вы, наверное, идёте

К тем, кого любили вы когда-то?"

А она в ответ светло, по-доброму:

"Доченька, я часто тут гуляю.

Зажилась. Пора уже и до до́му …"

И, чуть помолчав – "Вот… привыкаю".

Я к смерти ровно относиться стала.

Нет страха, ужаса и отторжения.

В ней не конец, скорей начало.

Ведь смерть – в жизнь вечную рождение.

Она всегда была…

Она всегда была нарядною.

Неважно, праздник или будни.

Она всегда была нарядною

И говорила: "Будь, что будет!

Ведь в жизни много, что случается –

Кирпич на голову, инфаркт, да мало ли…

А я-то, глянь, чё получается,

Готовая! Сейчас хоть в гроб клади".

И странно было слышать это всё.

Ведь в сорок о таком не думают.

Обычно как-то про житьё-бытьё,

Про мужа, про детей, да про уют.

Жизнь у неё, как и у всей страны,

Была весёлою, весьма занятною…

Пусть даже были времена страшны,

ОНА ВСЕГДА была нарядною!

И прожила ведь до восьмидесьти!

И каждый день в нарядном платьице…

А перед смертью: "Господи, прости!

На что я только жизнь потратила?"

Разговор с внуком

"Бабушка, а как это Я УМЕР?

Как это? Я есть, вдруг, бац, и нету?!"

Вовка смотрит прямо, но с прищуром,

Призывая бабушку к ответу.

Та с утра в мельканьи спиц пропала.

Вроде слушает, но так… в полушка.

Вовка начинает всё сначала

"Ба, ну ба!!!" Задумалась старушка.

«Вну́чек, ну-ка свет включи – стемнело».

Щёлк. "Рассказывай уже скорее".

"Понимаешь, тут такое дело…

Как бы объяснить тебе ловчее?"

"Вот смотри, есть лампочка, есть тумблер.

Дёрнул вверх – горит, она живая.

Тумблер вниз – темно, свет как-бы "умер".

Лампочка без тока умирает".

Вовка недоверчиво косится…

"Значит, получается ток главный?

Лампочка без тока не включи́тся?

Ну а если лампа неисправна?"

"Вот ты ж молодец, соображаешь!

Да, без тока лишь стекло пустое.

Ну, раз ты всё это понимаешь,

Переходим плавно на живое".

Встала и шорк-шорк, идёт на кухню.

Чайник ставит, чашки две достала.

Вовка же от любопытства пухнет

"Ба, ну ба! Ты мне не досказала!"

«Дальше? Ну, давай, но чай сначала».

Кипяток по чашкам разливает.

"Так, про лампочку тебе сказала....

Ты чаёк то пей, он остывает".

Отхлебнул. "Горячий! Ба, я позже.

Ты не отвлекай, давай про УМЕР".

"Позже, ну как скажешь, мой хороший.

Говоришь "живой, вдруг бац и умер?"

"В лампочке стекло – сосуд для тока.

Ток в ней есть, и лампочка живая.

Человек устроен схоже, только

Мы другим всё словом называем.

А сосуд у человека – тело."

"Руки, ноги, голова. Про это ж?!"

"Правильно, но тут такое дело,

Просто тело, это скажем ветошь.

Тряпочка, скафандр, костюм – одёжка.

А, чтоб тело наше "загорелось",

Тут душа нужна. Погодь немножко…

Чей-то тут?" Старушка пригляделась.

«Да чего ж ты чай не пьёшь?»

"Холодный!"

"Ну, совсем тебя я уболтала!

Может, съешь чего?"

"Я не голодный!

Ба, ты мне опять не досказала!"

«Так. Ага. Ну что же, давай дальше».

"Значит нам нужны душа и тело?"

"До чего же ты разумный мальчик.

Дух ещё нужон, такое дело".

"В общем-то, из этого комплекта

Тело только вот и умирает.

А душа летит навстречу к свету.

Дух, тот, где хоти́т, там и витает".

Вовка хмурится, в уме чего-то крутит.

Видно есть вопрос, но как-то медлит.

"Бабушка, душа в нас током будет?

Пусть не виден он, но лампа светит…

Это значит и душа бессмертна?

Даже, если мы её не видим?"

"Гений мой, всё понимаешь верно!"

"Ба, гляди! А чай то я весь выпил".

Не видеть

Он шёл, едва переставляя ноги…

Вжав в плечи голову. "Не видеть этот мир".

Не разбирая пред собой дороги.

Настроек нет, слетел ориентир.

Теперь неважно всё, всё безразлично.

ОНА ушла. Из жизни. Навсегда.

И наплевать уже прилично-не прилично

То, как он выглядит. Всё это ерунда.

И эти чемоданы, как две гири.

В них всё, что было важным для неё.

Теперь, когда её похоронили,

Они всего лишь ветошь, хлам, тряпьё…

Куда нести, кому отдать – не знает.

Оставить? Смысл? Её ведь не вернёшь.

Полдня старик по улицам шагает.

А мимо, как торпеды, молодёжь.

Разговор с отцом

Пап, давно поговорить хотела.

Ну, вот как-то, что-то, ну не знаю…

Слава Богу, всё-таки дозрела.

Ну, ты в курсе, "долго запрягаю".

В общем, пап, тут вот какое дело…

Пап, я, кажется, решила выйти замуж!

Ух… Сказала и аж прям вспотела…

Ну, ты знал, конечно. Новость так уж…

Да ну, нет! Не то, чтобы сомненья.

Он хороший, добрый, ты ведь знаешь.

Пап, мне б твоего благословенья.

Дай понять, что ты благословляешь.

Мама? Лучше. Уже меньше плачет.

Записалась в драмкружок! На йогу!

Дали роль козы. По сцене скачет!

Правда! Скачет, как коза! Ей Богу!

Ночью? Да… Ну, ты ж всё видишь.

Но ведь меньше! Слава Богу…

Ну что, пап? Поговорили. Финиш?

Мне ж ещё в обратную дорогу.

Пап, ну это… ты с благословеньем

Не мудри. Дай знак такой, чтоб слёту!

Чтоб прям никаких уже сомнений!

Всё! Ушла! Жди на Вселенскую субботу.

Матвевна

– Ой, Юлька! Ну, ты фулюганка!

Ну, ты чаво мине пытаишь?!

Вот, как была малой – засранка,

Так по сих пор и фулюганишь!

Матвевна щурится, хохочет,

Рукою хочет отмахнуться.

Чего-то в кулачок бормочет,

Пытается в "серьёз" вернуться.

– Ну, шо? Какие кавалеры?!

Уж мне годов то! Скажишь тожа.

Какие мужики?! Халеры!

Пульвать мне на их хитры рожы!

– Баб Кать, ну был же и приличный.

Ну тот, который при погонах.

– Ой, Колька шоль? Болтун атличнай!

Шо толковать о пустызвонах?!

– Ну, вот те раз! А ведь хвалила!

И говорила работящий.

– Ошиблася. Быват. Любила…

Я ж думала он настояшший…

Задумалась. Серьёзной стала.

Наверно в молодость вернулась.

Ведь старикам-то надо мало.

Чтоб кто-то слушал их… Взгрустнулось.

Они ушли

Они ушли во сне.

Обнявшись.

Так, как всю жизнь они ходили.

И за чертой вдвоём оставшись.

Так, как всегда они и жили.

С одним дыханьем на двоих.

Со взглядом в общем направленьи.

Их слитный стук сердец утих…

Легли в субботу.

Не проснулись в воскресенье.

Она сидит тут…

Она сидит тут каждый день.

Какая б ни была погода.

Неважно ей ни время года,

Ни слева или справа тень.

Она сидит тут каждый день…

И ждёт, пусть это бесполезно,

Моля, упрашивая сле́зно

Вернуть ЕГО… Нет, ей не лень.

Она сидит тут каждый день.

Прикрыв глаза, живёт лишь прошлым.

Тем добрым, дорогим, хорошим,

Где жив ОН и цветёт сирень…

Она сидит тут каждый день.

Часть 2. Храм

Исповедь

Готовлюсь к исповеди.

Тереблю блокнот.

В нём все мои "заслуги" за неделю…

"По мелочам и крупному" потерян счёт.

Дай Бог, подправить что-нибудь успею.

Обиды? – Было.

Ложь? – Не так чтоб. Но…

А зависть? – Слава Богу не коснулась.

А пожеланье зла другому? – Да. Одно.

Из-за него я десять раз споткнулась.

Моё короткое «да, чтоб тебя!»

Самой же боком встало многократно.

Ведь бумеранг никто не отменял,

Вернулось тут же всё обратно.

Ну, а уж взгляд недобрый, колкое словцо.

Тут… Вылетают без предупрежденья.

Всё записала. Разговор с Отцом

Нелегким будет в это воскресенье.

Два спаса

Два Спаса на окошке.

Был просто позже третий.

Вам солнышка немножко

В дождливый хмурый вечер.

Порадуйтесь, погрейтесь,

На краски полюбуйтесь.

И солнышка напейтесь.

Не жжётся, не волнуйтесь.

Наивно

Я от священника однажды услыхала

Простую, замечательную вещь.

Что по себе судить людей не надо.

Риск разочарованья в этом есть.

Не стоит бонусов давать, авансов,

Всех "душками" заранее считать.

Что можно среди этих "реверансов"

В овечьей шкуре волка не узнать.

И душу открывать свою любому

Негоже, иногда в неё плюют…

И каждому распахивать дверь дома

Опасно – вдруг в неё враги зайдут.

А я… Хоть часто в жизни ошибалась,

И грабли мой любимый инструмент,

Всё той же дурочкой наивною осталась.

И верю, что у каждого хоть след

Добра, любви и чести есть! Без вариантов!

Пусть хоть на донышке, но всё же есть!

И в каждом точно множество талантов!

Ведь, если всё не так… То это жесть…

Псалтирь

Одна…

Теперь она одна…

Боль отпустила понемногу.

Она садится у окна

И молча смотрит на дорогу.

Нет, ни кого она не ждёт.

Ведь некого…

Она всё помнит.

Псалтирь неспешно достаёт,

За тех, кого уж нету молит.

Перечисляя имена,

Чуть слышно шевелит губами.

Нет, она вовсе не одна.

ОНИ все здесь.

ОНИ все с нами…

Страстная

Какая страшная неделя

Последних дней Страстей Христа.

И пребывания в бренном теле.

Испита чаша до конца…

В ней каждый день, как гвоздь в запястье.

И каждый шаг, как по стеклу.

Никто не выразил участья…

Остались верными Христу

Немногие… «Распни» кричали

Те, кто вчера "осанна" пел.

А Он в страдании и печали

Толпу безумную жалел.

"Прости их, Отче и помилуй!

Не ведают бо, что творят…"

А те, кто проходили мимо,

"Сойди с креста" Ему кричат.

«Спаси себя, других спасал ты!»

"Не можешь?! Значит, ты нам врал!"

Но в этом ошалевшем гвалте

Христос смиренно лишь молчал…

И вот безумство совершилось.

Распят Ты всё же на кресте.

Писание точно подтвердилось

В угоду жаждущей толпе…

Ты осуждён. «Причтён к злодеям»…

Подумать только, кем?! За что?!

Чем не по нраву иудеям

Ты оказался? За добро

Твоё они Тебя судили?

За свет, что ты им щедро нёс?

Не понимали, что творили…

И лишь разбойник произнёс

Слова раскаяния и просьбу,

Чтобы исполнил ты потом.

Чтоб не судил его ты грозно.

"Помяни мя, Господи, во царствии Твоём…"

Поминальная суббота

Поминовение усопших.

"Помин" от "память". Значит помнить…

Букетики цветов, засохших

Между страниц, о лете помнят…

О ярком солнце, небе ясном.

О том, что и они прекрасны

Когда-то были, помнят тоже…

Цветы и люди так похожи…

Листаю старые страницы

Альбома. В нём родные лица.

Отец и мама молодые.

Дед, бабушка ещё живые…

Вот брат – совсем ещё мальчишка

Листает увлеченно книжку.

Из всех живая мама только.

А в вечность отошедших сколько…

Я помню вас, мои родные.

Я помню, значит, вы ЖИВЫЕ.