Текст книги "Голая и лохматая"

Юлия Клыкова
«Голая и лохматая»

Тихо январской ночью в деревне – только ветер за окном посвистывает, да снежок хрустит под ногами припозднившихся гуляк. Но это временное затишье. Завтра тринадцатое – ряженые отовсюду выползут и до ночи будут ходить, щедровать, да пьяные песни горланить.

Интересно, а кто там сегодня шляется? По такому-то морозу?

Вставать с кровати, идти к замёрзшему окну, распахивать внутреннюю створку и почти минуту дышать на покрытое ледяными узорами внешнее стекло, ужасно не хотелось. Поэтому, ещё немножко послушав уличные шорохи, Олеся вздохнула, перевернулась на другой бок и снова уткнулась в смартфон, возвращаясь к начатой книге.

Звуки за окном повторились, становясь явственнее и ближе – кто-то прошёлся перед двором и подёргал калитку, будоража сидящего в будке Мухтара. В окно стукнули – кажется, снежком – и Олеся всё-таки поднялась с постели, накинула на плечи одеяло и полезла на стоящую у окна табуретку. Открывать форточку.

Ну и кто там?

За двором, хлопая себя по бёдрам, извивались в разогревающей пляске две знакомые фигурки. Неужели Томка с Любкой? Опять?! Вот неугомонные! Что на этот раз придумали?

Увидев торчащую из форточки Олесю, один из силуэтов замедлил диковатый танец и засемафорил руками:

– Ли-са! Давай! Выползай из своей норы!

Не было печали! Олеся захлопнула окно, спрыгнула с табуретки и нерешительно помялась у шкафа. Идти? Забить? Гулять по заснеженной деревне при температуре минус двадцать она не жаждала, но игнорировать девчонок нехорошо: без них, десять дней в гостях у бабушки с дедушкой, стали бы самой тоскливой декадой в её жизни.

А, ладно!

Решившись, она скинула одеяло, стащила махровую пижаму и принялась одеваться. Натянула тёплые колготки, длинную вязаную юбку, пушистый голубой свитер и потопала в прихожую – за валенками, дублёнкой и шапкой. Завершив «туалет», скептически изучила себя в зеркале. Н-да... Если бы в таком прикиде, её увидели однокурсники... Точно оборжались бы!

Ну и плевать.

– Куда собралась? – спросила сидящая у телевизора бабушка – не отвлекаясь, впрочем, от экрана, – Поздно уже, ночь на дворе.

– «Мы с Тамарой» пришли, – пробурчала Олеся, последним штрихом завязывая шарф и показывая язык отражению, – гулять зовут.

– А, – бабушка усмехнулась и всё-таки повернулась, – И что на этот раз? Под окнами будете слушать?

– Понятия не имею. Меня даже не предупредили, – Олеся тяжко вздохнула и закатила глаза, своим видом извиняясь за чудачества подруг, – Но под окнами мы уже слушали. Пойду, ба. Буду через часик или два.

И, помахав бабуле пушистой варежкой, толкнула дверь и вышла во двор.

Девчонки по-прежнему отплясывали у калитки – весёлые и замёрзшие. В ночной полутьме, их яркие алые щёки и покрытые изморозью чёлки, светились не хуже сорокаваттной лампочки, горящей над крыльцом. Приглядевшись, Олеся увидела, что ресницы у них тоже белые.

– Ну ты даёшь! – прошипела Томка, очередной раз подпрыгивая на месте, – Я тебе когда ещё сообщение на вацап отправила? Копуша!

– Сама даёшь, – передразнила Олеся, – Балда Ивановна. Я тебе сколько раз говорила: у нас дом экранирован. Интернета нет. Позвонить не могла?

Смартфон, засунутый глубоко во внутренний карман, подтверждающе пискнул, докладывая о доставленном сообщении.

– А вот и оно. А что вы на этот раз придумали?

– В баню пойдём, – хихикнула, молчавшая до этого Любка, так старательно выдыхая пар, словно надеясь поднять окружающую температуру, – Жопы баннику подставлять!

– Чего?!

Олеся изумлённо вытаращилась на подруг. Она-то, наивная... Вообразила, что за пять дней минувших с Рождества, стала бывалой гадальщицей! Что они только не делали – гипнотизировали зеркало, пялясь втроём в освещённую свечами анфиладу зеркальных переходов… Лили воск, бросали через забор валенки, приставали к прохожим! Вчера подслушивали: тайком проникали во дворы с заднего хода, и, стараясь не привлекать внимания хозяев, «грели уши» под окнами. Якобы по случайным разговорам, можно предполагать о своём будущем... Она тогда ещё подумала: кошмар какой! А если поймают? Уверена была – большей жести и представить невозможно. Оказывается, ошибалась...

– Того! – многозначительно пропела Тома, понижая голос и косясь по сторонам лукавым взглядом, – Гадание такое. Рассказываю. Приходишь в баню, открываешь дверь, поворачиваешься спиной к проёму, задираешь подол – ну, или спускаешь штаны... И говоришь: «батюшка-банник, пожалуйста, не чуди, а о суженом мне расскажи». И ждёшь. Он должен потрогать твой зад. Если голой рукой прикоснётся, будет у тебя жених бедный. Лохматой – богатый. Шершавой – грубый.

– Офигеть… – Олеся ущипнула себя за руку, чтобы удостовериться что не спит, но через дублёнку эффект оказался так себе, – Том, спорим, твоя идея? Вот скажи: ты, случайно, головой не ударялась? Как ты себе это представляешь? Припрёмся сейчас к кому-нибудь в баню, стянем труселя… А там – мужики. Уж они нас и голыми, и лохматыми, и шершавыми потрогают…

– Ой, ну ты придумаешь! – Тамара пренебрежительно фыркнула, отмахиваясь от слов Олеси заиндевевшей варежкой, – Насчёт трусов там ничего не сказано!

– Ага. Но это потому что раньше их крестьяне не носили.

– Не дрейфь, Лиса! Во-первых, главное, как я поняла – почувствовать. Стаскивать трусы необязательно. Во-вторых – мы же не собираемся заниматься этим здесь! Тоже нашла дуру... Так и правда на кого-нибудь нарваться можно!

– А где же тогда?

– Да есть один дом... На краю деревни. Старой деревни. Раньше-то она больше была... Дом непростой: говорят, в нём нечисть водится. И банька там есть – её даже топят иногда. Летом. Сейчас там точно никого нет...

– И далеко идти?

– Километра два, не больше. Там лесопилка недалеко, но зимой она не работает. Ну что, пошли?

– В лес, ночью?!

– Всё-таки трусишь? Ну вот, – Томка всплеснула руками, обращаясь к Любе, которая молча следила за их разговором и всё поддавала парку, – А ты сказала… А она трусиха!

– Да ничего я не трусиха! Просто это глупо!

– Трусиха, трусиха. Как только услышала о нечистой силе, о доме в лесу... Сразу в штаны и наложила. Нет в тебе авантюризма, Лиса! Скучная ты!

– Ах, скучная! Пока на твои приколы велась, не скучная была! Один раз отказалась – на тебе. Давайте, давайте! Навесьте на меня ярлыков побольше!

– Тю. Да какие приколы-то? То мы баловались просто. Сегодня впервые что-то интересное наклюнулось...Чуть-чуть страшное, загадочное, мистическое...

Последние слова Тамара произнесла свистящим подвывающим шёпотом: широко распахивая и без того огромные глаза, растопыривая согнутые пальцы и мелкими шажками пододвигаясь к Олесе. Оказавшись рядом с ней нос к носу, она выдохнула в лицо, состроив умоляющую мордашку:

– Пошли, а? Эта, – Томка кивнула в сторону Любы, – без тебя не пойдёт. А мне одной страшно. Но так хочется! Скучно же! Чем ещё в этой деревне заняться? Хоть что-то вспомнить будет!

– Ага, – подтвердила Люба, выдыхая очередной клуб пара, – Не пойду.

Конечно, они пошли. Даже не пошли – побежали вприпрыжку. Мороз ощутимо щипался за щёки и быстрая ходьба хоть немного, но грела. Правда, к концу пути, порядком подмёрзшая Олеся ещё меньше чем вначале хотела оголять задницу. Но Тамара, в ответ на озвученные опасения – замёрзнуть в скрюченно-голожопом виде – только рукой махнула:

– Да ну тебя! Там же предбанник есть. Зайдём внутрь, закроем двери... А жопы будем совать в парную – туда, где печка стоит. Не бойся, не околеешь!

– Ну смотри...

К концу пути, занявшему по ощущениям Олеси никак не меньше часа, начался снегопад. Только благодаря Томкиному чутью и знанию местности, они не заблудились, а всё-таки вышли к маленькой покосившейся избушке, поблескивающей в темноте разбитыми стёклами.

Бревенчатая баня без окон отыскалась в глубине двора, среди прочих деревянных строений и сарайчиков. Как подруга узнала, что это именно она – не курятник или овин – оставалось только догадываться. Возможно, уже приходила сюда днём. А может, как приличная деревенская барышня, неплохо разбиралась в банях...

Как бы то ни было – постройку Тома выбрала верно, и, фальшиво насвистывая какую-то смутно знакомую мелодию, дёрнула за ручку деревянной двери. Они очутились в крохотной коморке, пропахшей дровами и золой. После долгой прогулки, казалось, что здесь очень тепло. Олеся стянула варежки, рассовала их по карманам и с наслаждением подышала на руки. У-у-у! Как здорово!

– Так, – деловитая Томка вытащила из кармана коробок со спичками, затем, подсвечивая его вынутым из варежки мобильником, достала три палочки и откусила одной из них серную головку, – Ну, давайте. Кто первый? Может ты, Лиса? Моя всё-таки идея...

Олеся вздохнула и протянула руку – и, словно по закону подлости, в её ладони очутилась обезглавленная спичка. Ну почему-у? Так не хочется... Тома с Любой переглянулись и синхронно отступили, создавая ей простор для манёвра.

Ну что за ерунда? Она даже идти не хотела! Вечно она крайняя!

Но на попятный Олеся не пошла – тяжко вздохнув, сломала спичку, бросила её на пол и спросила:

– Ну и чего там говорить-то надо? Напомни!

– Батюшка-банник, пожалуйста, не чуди, а о суженом мне расскажи, – бодро отбарабанила Люба, блестя глазами. Похоже, в помещении молчунья слегка оттаяла – подойдя к двери, разделяющей предбанник и парную, она взялась за ручку и шепнула:

– Ну, давай!

– Ладно...

Олеся вздохнула, задрала юбку и спустила колготки. Её никак не оставляли мысли о подставе, но прокрутив в голове кадры жеребьёвки, пришлось признать: всё по-честному. Просто ей не хочется быть первой, вот и всё.

Подруги услужливо распахнули двери, и Олеся, обращённая спиной в парную, шагнула внутрь, склоняясь вперёд и повыше поднимая подол. Набрав побольше воздуха в грудь, она хотела произнести ритуальную «считалочку», но успела выговорить только первый слог:

– Ба…

Её перебили – внутри кто-то зашевелился, громко вздохнул и издал странные звуки, очень похожие на горловое рычание вошедшего в охотку кабана:

– Ахррр… Хррр…

Перепугавшись, девушка рванулась обратно, но опоздала: кто-то схватил её прямо за злополучную задницу. Ужас встряхнул, как сильный удар током – дёрнувшись, она заорала в полный голос. Томка с Любкой, недоумённо пялящиеся в тёмный проём, рванулись вон из предбанника – толкаясь и не разбирая дороги.

– Аааа! – голосила, заходящаяся от паники Олеся, вслед за девчонкам.

Она хотела освободиться, но бесполезно – невидимка держал крепко, и из-за попытки сбежать, как будто бы вцепился ещё сильнее. От страха мозги совсем отказали, и, повинуясь не разуму, а чистым инстинктам, Олеся пнула обутой в валенок ногой назад, толкнулась во что-то мягкое, и, наконец-то, избавилась от тисков.

Почувствовав, что её отпустили, кинулась вперёд, упала на колени, но быстро поднялась и понеслась – со спущенными колготками, подвывая от ужаса.

Хорошо ещё, место отключившихся мозгов заняли инстинкты: несмотря на панику, бежала она в правильном направлении, и когда на горизонте появились заснеженные крыши деревенских домов, разум наконец-то вернулся к Олесе.

Остановившись, она отдышалась, задрала подол и натянула колготы, радуясь, что надела юбку, а не джинсы. Оправившись, огляделась по сторонам, выискивая подруг, и далеко позади увидела две знакомые фигурки.

Однако!

Заметив, что она остановилась и смотрит в их сторону, те замахали ей руками, жестами призывая подождать.

Олеся фыркнула: вот ещё! Хороши подруженьки, ничего не скажешь! Бросили наедине с банником и надеются, что она будет мёрзнуть, пока они её догонят? Ха! Хренушки!

Она выпростала средний палец и вытянула руку вперёд – не особенно, правда, надеясь, что в темноте, пусть и разбавленной лунным светом, эти предательницы разглядят нецензурный жест. Но какая, в сущности, разница? Она-то знает...

Дома было тепло и светло. Бабушка по-прежнему смотрела телевизор, а дедушка, судя по звукам доносящимся из его комнаты, видел десятый сон. Услышав шаги вернувшейся Олеси, Варвара Дмитриевна обернулась в кресле, изучила румяную после мороза внучку и спросила:

– Замёрзла? Иди, чаю попей. Только что закипел.

– Ага. Спасибо, – пряча глаза, буркнула Олеся, опасавшаяся, что зоркая бабуля поймёт – что-то случилось.

Она и поняла – заметила горящие щёки, ускользающий взгляд и закушенную губу. Поинтересовалась:

– Что произошло? Ты сама не своя. Поссорилась с девочками?

– Да ладно! Своя я. Своя, бабуль. Всё нормально. Так. Ерунда. Потом расскажу. Как-нибудь.

– Ты очень возбуждённая. Признавайся, что натворила?

Олеся едва не застонала в голос: Ну, бабушка! Ну, пожалуйста, не приставай!

– Ба, пожалуйста, не пытай. Всё равно не скажу. Видишь – нормально всё. Живая, здоровая, на кусочки не разобранная!

– Не мели ерунды. Что с твоими подругами?

– А я знаю? – не подумав, брякнула разнервничавшаяся Олеся, – Дома уже, наверное.

– Так они тебя бросили? – моментально успокаиваясь, сообразила бабушка, – Оставили одну в чужом дворе, а сами сбежали?

– Ага, – мысленно вознеся хвалу бабулиной забывчивости, ответила Олеся, – Бросили. Как дуру – одну, у чужого окна.

– Ну ничего, я им завтра всё выскажу…

– Ба, честное словно. Не надо. Мы сами разберёмся. Пожалуйста, не встревай.

– Как знаешь. И правда: чего это я. Взрослая уже. Студентка! Сами решайте свои вопросы.

– Спасибо, ба…

Избавившись наконец-то от верхней одежды, Олеся кинулась к себе в комнату, на ходу стаскивая свитер, лосины и юбку. Раздевшись, подхватила валяющуюся на кровати пижаму и уже хотела натянуть её, но остановилась. Какая-то неправильность в собственном облике, промелькнувшая в зеркале, заставила девушку замереть и приблизиться спиной к двойнику.

Офигеть... Жопа!

Тьфу!

На упругой белоснежной попке, которую не скрывали телесного цвета стринги, красовался огромный синячище. В ужасе зажмурившись, Олеся мотнула головой, надеясь, что как только она снова распахнёт глаза, наваждение исчезнет. Увы – гематома никуда не делась. Особенно ярко на бледной коже выделялись следы от пальцев. Теперь, в трезвом уме и твёрдой памяти, разглядывая собственную расцвеченную задницу, она ещё раз прокрутила в голове случившееся и сделала вывод: это был человек. А никакой не банник. Разве бывают банники такого размера? И потом… Хвататься – не по правилам. Тем более, двумя руками: и голой, и «лохматой».

Так! А ведь синяков должно быть два...

И точно: повертевшись перед зеркалом и подставив в «кадр» другую ягодицу, она не без труда различила слабый отпечаток ладони. Мамочки… Вот стыдоба-то!

Щёки полыхнули огнём, а в груди стало душно от резко поднявшейся температуры – подбежав к окну, Олеся открыла внутреннюю створку и упёрлась лбом в расчерченное ледовыми фракталами стекло.

Спокойно, Лиса, спокойно! Подумаешь, синяк! Представь лучше, что испытал ночной созерцатель задниц, предназначенных баннику… Он ведь тоже перепугался, и сильно: как иначе объяснить эти дикие звуки и то, что он не хотел её отпускать? Шок, по-любому...

Олеся вообразила картину: темнота, баня, одиночество... И вдруг рядом возникает чья-то голая попа! Да, так и умом двинуться можно... Аааа!

Плечи затряслись, и, торопливо бросившись к кровати, девушка уткнулась лицом в подушку – не в силах иначе подавить внезапно нахлынувший истерический хохот.

Отсмеявшись, она уселась на постели и наконец-то принялась надевать пижаму. Всё! Все-о-о! Никаких гаданий и гулянок. Послезавтра она возвращается в Омск, а до того – даже на порог не выйдет! И пусть Тамара завалит её сообщениями! Не-не-не…

***

К счастью, далеко не всегда события текут по намеченному руслу – порой достаточно нежданного препятствия, чтобы полностью изменить направление реки. Олесиным «камнем» стал старый дедушкин Жигуленок. Пользовались им редко: последний раз, машина заводилась десять дней назад, когда Иван Константинович ездил в район – забирать с поезда приехавшую внучку.

На следующий день, за ужином, дедушка, почти весь день провозившийся в гараже, развёл руками:

– Ну что, внуча… Придётся тебе сейчас к Трофименковым идти. Договариваться. Родичи как-никак. Колька не откажет. Скажешь – бензин мы ему оплатим. Давай, не кисни! Ноги в руки и пошла! Заодно узнаёшь, что у них за кутерьма целый день творится. День открытых дверей! Давай. Ступай.

После вчерашнего, Олеся не горела желанием появляться на улице. Мало ли... Но пришлось натягивать дублёнку и неохотно тащиться в гости к дедову племяннику – Николаю Трофименкову. Работал дядька в соседнем селе – каждый день мотался туда-сюда. Потому его «Москвич» хотя и не новый, но на ходу, ухоженный.

Жили Трофименковы неподалёку – через несколько домов, на самом краю деревни. Не торопясь доковыляв до стального, выкрашенного в зелёный цвет забора, Олеся толкнула калитку и зашла во двор. Хлопнула дверь – на пороге возникла тётя Света, жена дяди Коли. Увидев Олесю, она приветственно замахала руками, схватила племянницу за руку, и, не слушая возражений, потащила внутрь.

– О, Олеся! Молодец, что пришла! Проходи, у нас сегодня весело!

– Тёть Свет! Да я на два слова всего! На минуточку!

– Никаких «минуточек»! Проходи давай! Поужинаешь...

– Да я из-за стола только...

– Значит, чаю попьёшь! С тортиком! Наполеоном!

И, не слушая вялых возражений, шустрая Светлана стащила с Олеси дублёнку с шапкой, и подтолкнула в сторону кухни:

– Давай иди! А то обижусь!

Олеся обречённо вздохнула, с тоской проводила взглядом исчезнувшую в шкафу одежду, и принялась стаскивать валенки.

Народу на кухне и правда столпилась куча – сидячих мест не хватало, поэтому и хозяева, и многие гости-мужчины, стояли в дверях или облокотившись на стену. Тут же обнаружились и вездесущие Тома с Любой. Заметив Олесю, Тамара перегнулась через весь стол и громко прошипела:

– Ты чего сообщения игнорируешь? Обиделась, что ли? Ты прочитала, я видела!

Присутствующие замолкли. Почувствовав общее внимание, Олеся смутилась, состроила подруге кислую мордашку и покосилась на выход, отчаянно мечтая оказаться где-нибудь подальше. Она больше не злилась на девчонок, но после долгих размышлений решила: с такими людьми в разведку не ходят.

Они её бросили! Одну! Непонятно где и с кем!

И нет, это не обида – просто в душе как-то пусто стало после испытанного разочарования. А зачем общаться с людьми, глядя на которых чувствуешь холод и скуку? Глупая трата времени – уж лучше книжку почитать...

Но Тамара судя по всему убедила себя, что подруга стала в позу и набивает цену. Вон, какие глазки строит умоляющие – прямо котик из «Шрека».

– Лезь к нам!

– Это куда же? На колени?

Мгновенно реагируя на последнюю фразу, парень, сидящий рядом с девушками – кажется, Макар – с готовностью похлопал себя по ляжкам, кивком предлагая свои услуги.

Ага! Сейчас! Разбежалась!

К тому же если уж честно... Лучше постоять – раньше удастся смыться.

К сожалению, вмешалась тётя Света – заметив фамильярный жест наглеца, цапнула его за плечо, заставляя подняться, и потащила куда-то за собой:

– А пойдем-ка со мной, Макарушка… Уж очень мужская сила требуется!

– Так я… Так тут же…

– Пошли-пошли! Мы скоренько!

Место освободилось, и, уступая уговорам подруг, Олеся всё-таки села за стол. Как только она устроилась, все взгляды мгновенно вернулись к молодому парню, восседающему во главе. Его девушка видела впервые, хотя регулярно ездила в гости к бабушке с дедом и прекрасно знала всех жителей деревни.

Симпатичный – пепельная шевелюра, румянец через всю щеку, серо-голубые глаза. Только большущий синяк на скуле портит картину. А так ничего. Милый. И глаза умные. Интересно, откуда он взялся?

Словно прочитав эти мысли, дед Краско, сидящий рядом с парнем, спросил:

– Как же ты к нам попал, гостюшка? Дороги-то – замело! А ты к тому же на своих двоих… Далече шёл?

Парень вздохнул, покосился на сидящих против него девушек и устало пожал плечами:

– Поохотиться мы собирались с друзьями. Ну, пошли на зимнюю охоту, я и заблудился.

Судя по интонации, с которой прозвучал ответ, вопрос задавали уже неоднократно и рассказчику изрядно поднадоело повторять одно и то же. Олеся посочувствовала ему, но ушки навострила: интересно всё-таки что случилось. Заблудиться зимой, в лесу... Это ли не настоящее приключение?

Местные, похоже, считали так же – вопросы посыпались на парня, как горох из небрежно разорванного пакета:

– Тю! Да как в лесу можно заблудиться-то?

– И долго пришлось погулять?

– И как же ты «разблудился»?

– Так ты, стало быть, охотник?

Слегка опешив от такого количества вопросов, парень завертел головой, не зная кому отвечать первому, и, естественно, выбрал сидящего рядом Краско:

– Ага. Охотник. А ещё маляр и плотник. Пошёл по следу, на какую-то сотню метров оторвался от своих, и обратно дорогу не нашёл. В трёх соснах заблудился.

– Но-но, – старик насмешливо сощурил глаза и шутливо погрозил пальцем собеседнику, – В трёх соснах! Не надо нашли леса хаять... Нормальные у нас чащобы! Тайга... А на кого ходили-то?

– Так на кабана...

– На кабана? Ага… И откуда шли? От Усть-Ушима? Тарра?

– Усть-Ушима.

– Да-а... – дед Краско уважительно посмотрел на гостя и обвёл глазами кухню, ища поддержки у окружающих, – Силён! Молодец, парняга! Километров пятьдесят намотал, не меньше. Не каждый новичок выдержит такой променад по лесу, да ещё зимой... Гордись!

И он ободряюще похлопал парня по плечу.

Разговор постепенно скатился к охоте, поиску звериных следов и ориентированию. Олеся заскучала, и, слушая вполуха беседу, неспешно попивала чай, косясь по сторонам в поисках дяди Коли.

Вернулся Макар. Увидев, что место занято – хмыкнул, потоптался рядом, и, недолго думая, присел на корточки, перекрывая Олесе выход из-за стола. Да... Похоже, в ближайшее время уйти не получится: тётя Света носится по дому, угождая гостям, дядя Коля куда-то исчез, а тут ещё этот Макар, с его бегемотьим флиртом. И Томка. Всё правое ухо прожужжала о том, какой Лёша – так, зовут «потеряшку» – классный. Милый, умный, весёлый... И когда только поняла это всё?

Но Олеся особо не прислушивалась к горячему влажному шёпоту подруги – не хотела напрягать слух. Вокруг итак гомон стоит, а для того, чтобы вникнуть в смысл сказанного Томкой, нужно подсесть к ней вплотную и отвлечься от происходящего. Вот ещё. Как только появится на горизонте дядя Коля, она сразу же отсюда удерёт.

– Жаль, завтра он уже уезжает. Но ничего, я ему тоже понравилась – наверняка телефон попросит...

Понравилась? Интересно, с чего Томка вообразила невесть что? Да этот Лёша, в её сторону и не глянул! Олеся вздохнула, раздосадовано покосилась на фантазёрку и всё-таки ответила, понижая голос почти до нулевой слышимости:

– Скорее уж я ему понравилась! На меня он целых три раза посмотрел!

И скрутила фигу под столом. Тамара в ответ на эту выходку громко фыркнула, привлекая внимание всех присутствующих, и хотела как-то прокомментировать Олесины слова, но та не позволила ей вставить и звука:

– А куда едет? В посёлок? С кем?

– Так с дядькой твоим, – лёгкая характером Томка и не думала обижаться на вызывающий жест, – В посёлок, понятное дело. На станцию. Он уже со своими созвонился, они его там будут ждать…

Все-то она знает! Олесю царапнула непонятная досада – захотелось вдруг уколоть подругу побольнее, сказав что-нибудь едкое и саркастичное. Но она не успела – только открыла рот, как услышала очередной вопрос деда Краско:

– Только я не пойму. Ты как ночью-то нашу деревню сыскал? Тут на десять вёрст кругом ничего нет. Неужто телефон подсобил? Как это... Навигатор?

– Да нет. Смартфон я и не включал почти. Смысл разряжать – в лесу связи нет. Мороз, опять же. Боялся, выйду к людям, а телефон тю-тю. А номеров я не помню…

– Так как же?

– Даже не знаю… – парень задумчиво потёр щеку украшенную синяком, посмотрел на сидящих напротив девчонок, в очередной раз задержав взгляд на Олесе, немного помялся и вздохнул, – Такая история непонятная со мной случилась. До сих пор в шоке. Никак не пойму, что это было...

– А ты начни – мы вместе и покумекаем. Гляди нас тут сколько: небось, сообразим! Давай сказывай – что там с тобой приключилось? Может, лешака встретил и он тебя до деревни вёл? Нечисть у нас тут водится, это да. Только всё больше вредная. Помочь – вряд ли. Вот завести куда-нибудь – легко...

– Лешак? – Алексей исподлобья зыркнул на деда, явно не понимая: шутит тот или говорит серьёзно, – Да нет... Нечисть тут ни при чём. Получилось так: блуждал я, блуждал... Несколько дней. А вчера вечером, когда уже почти полностью стемнело, вышел к какому-то домику, в лесу…

Олеся, как только поняла, куда клонит рассказчик, ужасно захотела вскочить и убежать. Ей стало вдруг нестерпимо жарко – сердце ухнуло вниз, а дыхание перехватило, словно в груди откуда-то появилось препятствие, мешающее циркуляции лёгких. С большим трудом усидев на месте, она усилием воли расслабила мышцы лица и придала ему отсутствующее выражение, не переставая проклинать ту минуту, когда ступила на порог дома Трофименковых. Увы, теперь придётся сидеть до самого конца – поспешный уход привлечёт к ней ненужное внимание...

– В доме окна оказались разбитыми, – между тем, не чувствуя, как неуловимо изменилась атмосфера на девичьей стороне стола, продолжал рассказывать парень, – Я походил, побродил. Оказалось, там есть баня. Тогда я отыскал немного дров, слегка натопил её и лёг спать. А ночью меня разбудили чьи-то голоса. Женские. Я приподнялся – хотел встать и выйти, но в этот момент дверь распахнулась и прямо над моим лицом нависла...

На этот месте Лёша закашлялся, бросил извиняющийся взгляд – почему-то снова на Олесю, и, наконец, закончил фразу:

– Голая... попа...

Нет ничего проще, чем делать «морду кирпичом». Особенно когда кто-нибудь, таким вот невинно-удивленным тоном рассказывает всей деревне о твоих вчерашних похождениях. И когда слушатели заливисто гогочут, уточняя скабрёзные нюансы. А Томка возбуждённо сопит в ухо и незаметно толкает ногой, явно желая услышать от неё подробности. Прямо сейчас и здесь.

Хороший кирпич получается, кстати. Яркий. Но не оранжевый, как подгнившая морковка – алый. Почти как итальянский.

– А дальше-то что? – заткнув этим вопросом остряков, пытающихся прояснить размер, форму и цвет всплывших из темноты ягодиц, спросил дед Краско, – Ну, чем дело-то кончилось? Погодь, не продолжай пока. У нас тут две девицы несовершеннолетние – выставить?

– Да нет, – рассказчик покраснел. Смутился. Лицо у него стало виноватым – похоже, наконец, догадался, что вспомнил о происшествии не совсем вовремя. Поэтому и концовка у истории оказалась короткой и несколько скомканной.

– Я обалдел. Ну, мало ли чего она собирается сделать... Хотел сказать, но не вышло. Ну, я... Перепугался. Ну и схватился за эту за… попу.

Последние слова парень произнёс в атмосфере общей истерии: смеялись все присутствующие. Дед Краско лукаво фыркал в короткую бородёнку, Томка визгливо хихикала прямо в ухо, Макар ржал как ретивый жеребец, привалившись головой к Олесиному плечу.

Только она одна сидела прямая как палка, без тени веселья на лице.

Вообще-то, для приличия, ей тоже стоило посмеяться со всеми. Чтобы не выделяться. Не выходило – девушка лишь бледно улыбалась и с надеждой косилась на выход. Но как тут уйдёшь, когда у твоих ног сидит проклятущий Макар?

– А дальше-то что? – отсмеявшись, полюбопытствовал возникший откуда-то дядя Коля, – Ты нам эту историю не рассказывал…

– Так получилось…

– Правда, чем там всё закончилось? – нетерпеливо влез Макар, – Познакомился?

– Да нет. Какое знакомство! Она сама, похоже, перепугалась до полусмерти: закричала и убежала. Я уж потом по следам к вашей деревне и вышел… Одного никак понять не могу – и чего им ночью не спалось? Что они в том доме забыли?

– «Они»? – с лукавым видом косясь на девчонок, поинтересовался дед, – А сколько же их было?

– Ну судя по следам – трое...

– Трое, говоришь...

Все взгляды присутствующих вмиг обратились на притихших девчонок. Олеся застыла камнем – румянец, слава богу, схлынул и теперь ей наоборот, стало невыносимо холодно. Хорошо хоть подружки сидят как мышки, превратившись в истуканы, изучающие ногти на ладонях. Может быть, не так уж они и плохи?

– Это разве далеко! – выждав приличную паузу, махнул рукой Краско, – Знаем мы это место. Туда пару вёрст, не более. А чего ходили... Так я скажу. Святки нынче. Значит, гадали. Считается, ежели банник девке голой рукой зад погладит, будет у неё муж бедный. Лохматой – богатый. Вот ты когда хватанул её – у тебя рука была голая али в варежке?

– Ну… – парня так заинтересовал разговор, что теперь он пялился на сидящих против него подруг не скрываясь, – Ну, я, вообще-то, двумя сразу её схватил. Одну варежку снял – под голову положил. Чтобы мягче было. А вторая на руке осталась. Да. Точно. Так и было.

– Вот ведь как! – непонятно чему восхитился дед, и, задумчиво почесал затылок, – А хватанул-то сильно? Или так, погладил?

– Да я не очень хорошо помню, – Лёша пожал плечами, продолжая с любопытством коситься на девушек, – Говорю же – ошалел. Но наверное, да. Я ведь не только схватил – когда она вырваться попыталась, ещё и стиснул сильнее, да на себя потянул. Вот она мне фонарь и поставила – двинула сапогом по лицу и убежала.

Вторая волна всеобщей истерики оказалась ещё длиннее, чем первая. Люди хохотали, толкались, хлопали друг друга по плечам, цитируя особенно забавные моменты из истории Алексея.

– Вцепился!

– Двумя руками!

– Перепугался!

– Не ржи, Колян! Может, пацан впервые женскую задницу увидел!

– Нет, ну бабы! Ну дают!

Не смеялись пятеро: сам рассказчик – прожигающий девчонок цепкими взглядами, дед Краско, вошедший во вкус и вообразивший себя следователем, Томка с Любкой, усиленно делавшие вид, что им совсем не весело, и, само собой – Олеся.

– Ой не могу… – Макар, гогоча, повернулся к стене и принялся долбиться об неё головой, – Ой умру сейчас…

– Только не в моём доме! – тараща преувеличенно испуганные глаза, заголосил дядя Коля, и, схватив парня за плечи, принялся выталкивать его из кухни, – Ты давай у себя уж как-нибудь…

– Тихо, тихо! – сердито зашипел Краско на разошедшуюся публику, и, дождавшись, пока люди примолкнут, снова повернулся к собеседнику, – Ты небось хочешь знать, кто это был?

– Ну, я... – парень кашлянул, извиняющимся взглядом покосился на девчонок и выдохнул, – Если честно... Да.

– Так это совсем просто. Деревня-то у нас маленькая совсем. Молодёжи немного. Видишь – три девицы сидят? У окна? Вот, на них и думай. Единственная шкодная бабская компания во всей округе. Больше у нас никто на такие дурачества не способен. Точно тебе говорю.

Алексей улыбнулся и улыбка у него получилась такая хорошая – слегка ироничная, лукавая, с озорными ямочками на щеках – что у Олеси словно камень с души упал. Стыд куда-то подевался, а взамен ему появилось неудержимое желание сморозить какую-нибудь дерзость, учудить что-нибудь эдакое... Например, вскочить сейчас, показать всем язык и сказать: «Да, это я!»