Текст книги "Рецепт ее счастья"
Автор книги: Юлия Климова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)
«Дафна, спасибо, спасибо! – мысленно воскликнула Кэри, испытывая искреннюю благодарность мачехе за умение доставать приглашения. – Возможно ли, что я красивая?.. Да, конечно, почему бы и нет… – Она дернула плечиком, развернулась и подняла другую руку. Как же хотелось вновь оказаться рядом с Лестоном! – И вообще, у меня в роду есть граф. – Кэри улыбнулась, наклонила голову набок, остановилась на миг, как требовал танец, сделала шажок назад, вновь развернулась и пошла плавно. – Интересно, какие правила приличия можно нарушить? И хватит ли мне смелости? И стоит ли так поступать? И не слишком ли рано я думаю об этом?»
– Рано, – строгим шепотом одернула себя Кэри, но ее глаза хитро заблестели. Вспомнив, с каким удовольствием она раздавила ногу Тода Джеффа, она почувствовала себя самой счастливой на свете.
Круг закончился – Чарльз Лестон оказался рядом. Какие только романы не приписывали ему, но ни один не закончился браком… Почему? Двадцать восемь лет – хороший возраст для создания собственной семьи.
«Наверное, он ждал меня – Кэролайн Пейдж», – подумала Кэри, торопя время и события.
Глава 2
В ее квартире больше не будет разбросанных носков и рубашек, бесконечных кружек с недопитым кофе, клякс зубной пасты на раковине и крошек от песочных пирожных на столе. А покупать сырокопченое мясо она сама больше не станет. Никогда. Долой сырокопченое мясо! К черту его!
Утром осторожно, крадучись пришло осознание того, что навсегда утерян не только рецепт лаймового соуса, но и Пьер тоже. Начались скучание, тоска и раздражение… Александра, сославшись на сильную головную боль, не пошла на работу. Несмотря на августовскую жару, закрыла все окна, достала из верхнего ящика прикроватной тумбочки пачку одноразовых носовых платков и немного порыдала. Не очень-то получалось рыдать. «Слезы – не мой конек», – сокрушенно вздохнула она, желая отчаянно поплакать. Вдруг бы помогло и стало не так больно и тяжело. «Он же говорил… Так было хорошо… А теперь так не будет… Украл, все украл… Он же знал, что это для меня значит!»
Голова была пустой, и в ней больше ничего не складывалось, не соединялось, не перемешивалось, не жарилось, не варилось, не запекалось и даже не поливалось маслом. Тишина. И сердце не откликалось, молчало.
«Господи, я ничего не смогу придумать… Не успею и не смогу…» Для того чтобы начать все заново и сотворить хоть что-то, требовалось вдохновение. Именно такое, какое бывает у художников, писателей и поэтов. А иначе – пустота. Старайся, ерзай, да хоть кряхти – пустота.
«Мы же вместе победили в первом туре… Он помогал!» А теперь рядом с ней нет человека, которого можно пригласить в команду. То есть коллег полно, но это совсем другой расклад, не те ощущения, не тот ритм… Кто-то уехал, кто-то занят, кто-то не справится.
Послышался телефонный звонок – виолончели, тромбоны, скрипки. Александра вздрогнула, посмотрела на мобильник и пришла к сокрушительному выводу, что у нее начались слуховые галлюцинации. Это нервы, нервы, нервы… Пьер никогда не наберет ее номера – у него теперь другие планы на жизнь. Форменная скотина.
– Если позвонит мама и…
И грянули виолончели, тромбоны, скрипки! «Мама» – горело на экране мобильника.
– Не сейчас, только не сейчас, – взмолилась Александра, протянула руку и взяла телефон. – Да, слушаю.
– Здравствуй, как твои дела?
– Перезвони на домашний, пожалуйста.
– Ты дома? Что-то случилось? Ты больна?
– Я рассталась с Пьером.
Раздались гудки, а затем запел уже домашний телефон. Скрывать правду не имело смысла, это был случай не из разряда: «поссорились, помирятся».
– А я всегда тебе говорила, что ничего хорошего из ваших отношений не выйдет. Ты сильно переживаешь? Как это произошло?
– Он просто ушел, и все. – Александра торопливо опустила подробности.
– Тебе необходимо отвлечься и развеяться. Поездка за город – это то, что нужно! Надеюсь, он у тебя ничего не украл? – деловито осведомилась Антонина Игоревна.
– Нет, конечно.
«Он украл все, абсолютно все, что мне было нужно для счастья! И я еще умудряюсь скучать по этому негодяю…»
– Я поговорила с Константином, к сожалению, он не хочет нам помогать. Якобы он находится в тяжелом, плачевном состоянии. Видите ли, ему месяц назад исполнилось сорок шесть лет, а его жена ждет двойню. И телефон этого Уфимцева он не нашел… Черствость и эгоизм! Я очень разозлилась на Константина и пожелала ему еще и тройню! – Антонина Игоревна фыркнула. – А нечего было жениться на молодой. Жена младше почти на двадцать лет. Так ему и надо! В общем, как ни крути, а придется тебе ехать…
«За костяным гребнем», – отозвалось эхом в голове, и Александра очнулась от страдальческих дум.
– Мама, я только что рассталась с Пьером… О чем ты говоришь?
– Ты встретишь другого мужчину в сто раз лучше. А сейчас тебя ждет наследство.
– Меня уже ничего не ждет…
Мысль оборвалась, а затем вспыхнула и обожгла мозг. Александра откинула одеяло, сунула ноги в мягкие коричневые тапочки с белыми помпонами и замерла.
«Единственное, что я знаю, так это то, что в книге есть рецепт. Вроде рыбный… Не важно. Вот я и подумала, раз твоя Александра день и ночь жарит котлеты в ресторане, то ей будет интересно почитать».
Раньше эти строки письма пролетали мимо ушей, не задерживаясь. Они тонули вместе с путеводителем и революционерами в океане ненужности, а теперь вот всплыли и настойчиво маячили на поверхности.
Александра отправилась на кухню медленно, но затем ее шаг стал торопливее.
– У тебя депрессия, но это пройдет. Пьером больше, Пьером меньше. Кто считает этих Пьеров! Хотя мне не нравится частая смена партнеров. Кажется, это сейчас так называется?
– Каких партнеров? – не поняла Александра.
– Саша, ты опять витаешь в облаках!
– Как, ты сказала, зовут нового владельца дома? Дачного дома тети Киры?
– Глеб Уфимцев. А что? Ты надумала и поедешь?
Да какая разница? Почему бы и не поехать… Взять себя в руки и работать она не может, в четырех стенах ей плохо, потому что нет разбросанных носков, нет крошек.
– Посмотрим… А его телефона, значит, нет?
– Нет. Константин свое наследство получил, а о нашем голова не болит. Ну, надеюсь, скоро у него заболит кое-что другое.
– Что именно? – спросила Александра.
– Его большие уши. Близнецы – это тебе не шуточки!
– Наверное, мне понадобится письмо, как доказательство… Это все ужасно спорно, а со стороны вообще выглядит нелепо. И не только со стороны. Никто не обязан пускать меня в свой дом, а уж давать возможность порыться в вещах…
– Это последняя воля твоей крестной матери, – надавила Антонина Игоревна.
Александра открыла дверцу холодильника и посмотрела на пустые полки – сапожник без сапог. «А если действительно я найду в сундуке рецепт? На английском языке… Какого года издания эта книга? Она же рукописная… Нет, вряд ли это книга. Не миллион же ей лет! Это чьи-то заметки. Но чьи? Вдруг там что-то стоящее… И это стоящее можно возвести в квадрат… Поехать или не поехать?»
Условия, выдвинутые организаторами конкурса, допускали приготовление блюда по рецепту, созданному совместными усилиями. Главное – оно должно быть новым. Некоторые рестораны в рекламных целях собирали команду профессионалов, которая трудилась над шедевром день и ночь, а представляли результат шеф-повар и его помощник. Подобная тактика приводила к хорошим результатам, но сама Александра относилась к одиночкам и делить победу ни с кем не хотела. Только с Пьером, но и это уже в прошлом.
– Хорошо, я поеду. Завтра суббота, возможно, хозяин и дома. Но я очень сомневаюсь, что сундук еще жив. – Она посмотрела на стол и тяжело вздохнула, не обнаружив ни одной крошки. «Нет, мужчин в моей жизни больше не будет. С меня хватит», – твердо решила Александра.
* * *
Утром пришлось признать – она сошла с ума. Как в сказке: пойди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Обычно такие задания давались Иванушкам-дурачкам.
– Иванушки, правда, всегда возвращались целыми и невредимыми и приносили царю какую-нибудь диковину, – выдавив на щетку зубную пасту, посмотрев на себя в зеркало, рассудительно произнесла Александра. Но тут же вновь усомнилась в здоровье своего рассудка.
«Представляю, как я буду выглядеть… А письмо тети Киры – доказательство моих прав… Вообще кошмар и стыд. Я, видите ли, жарю котлеты с утра и до вечера. – В душе Александры раздулась профессиональная гордость. – Да я придумываю то, чего никогда не было! При-ду-мы-ва-ла…»
Она принялась чистить зубы так, точно это были закопченные кастрюли нерадивого трактирщика. Каждую секунду она прислушивалась к себе, надеясь ухватить ту нить, которая связывала ее с тайнами кухни, но, увы, того приятного томительного волнения и непокоя в ней больше не было. Ноль ароматов, ноль идей, ноль вкусовых ощущений.
Александра прополоскала рот, выплюнула воду, умыла лицо и направилась в комнату.
– Пьер, ты самый настоящий подлец. Ты украл у меня вдохновение.
«Я поеду, поеду в это Лукоморье, – твердила она через пять минут, собираясь в дорогу. – В письме все подробности, и какая разница, что подумает обо мне какой-то там Уфимцев. Да, я иногда жарю котлеты… Но это самые лучшие котлеты! Самые вкусные!»
Нервы натянулись, и Александра стала собираться еще быстрее.
– Я еду туда, не знаю куда, и обязательно привезу то, не знаю что. Как в сказке.
Она все же набрала еще раз номер Пьера и терпеливо выслушала сообщение о том, что он недоступен. Как мог он где-то отдыхать, загорать, пить хорошие вина, смеяться и не вспоминать о ней? И о своей подлости не вспоминать. Разве можно жить весело после такого? Пусть бы Пьер вернул папку почтой или подбросил как-нибудь. И она бы знала – ему стыдно, он сожалеет, он больше никогда не будет поступать подобным образом… Но он же не пришлет. И не подбросит.
– Если хочешь, я поеду с тобой, – неожиданно предложила Антонина Игоревна, когда Александра заехала к ней за письмом.
– Спасибо, нет. Я сама.
Если бы она согласилась на это предложение, то тогда бы тромбоны и виолончели поселились в ее голове навсегда.
«Здравствуйте, Глеб. Моя троюродная тетя оставила в этом доме сундук с несметными богатствами, не подскажете, в каком углу он стоит?» Двигаясь в сторону МКАД, Александра с грустной иронией подбирала слова для разговора с неведомым Уфимцевым. «Собственно, мне нужен только костяной гребень для мамы и одна книжка на английском языке. Вы же все равно не знаете английского, отдайте ее, пожалуйста, мне по-хорошему».
– Он выставит меня за дверь, и будет прав, – пришла к неутешительному выводу Александра.
«Представляю, как будет смешно, если я все же раздобуду эту книгу и окажется, что речь шла всего лишь о рецепте жареной мойвы».
До дачного участка Александра добралась за сорок минут. Хлопнув дверцей машины, одернув тонкую белую кофточку, она огляделась по сторонам. Поселок был старый – кругом росли раскидистые яблони и груши, облепиха, вишня, слива, и вся эта зелень в основном окружала дома, построенные лет двадцать назад. В глаза бросились лишь три новых высоких кирпичных дома, один из которых находился в процессе строительства и пока не мог похвастаться наличием крыши и застекленных окон.
«Если один из них мой, то время потрачено зря, – с тоской подумала Александра. – От сундука и щепок в таком случае не осталось».
Адрес был торопливо написан на конверте, и она достала его из сумочки, чтобы освежить в памяти номер дома и путь к нему.
– Свернуть сразу после сторожки, – тихо произнесла Александра. Взгляд остановился на конуре, из которой высовывалась лохматая морда собаки. – Понятно…
Александра вернулась за руль и поехала дальше. Три новых дома находились правее, и в душе забрезжила надежда, что дом тети Киры остался нетронутым. Если хозяина нет, то она обратится к соседям, возможно, они помогут дозвониться до Уфимцева.
«Я приехала забрать то, что принадлежит мне», – приободрила себя Александра, но, вспомнив содержание письма, издала еле слышный стон отчаяния. «Маргарита рассказывала, что она у тебя до сих пор не замужем и с утра до вечера жарит котлеты в ресторане. В ее неустроенной жизни, конечно, есть и твоя и моя вина, но разговор сейчас не об этом…» Как такое можно дать прочитать совершенно постороннему человеку? Да к тому же – мужчине. Хорошо, если этот Уфимцев древний подслеповатый дед, глядишь и перепрыгнет через пару строчек, а если нет?
«Всего лишь минута позора, всего лишь минута позора… – занялась самовнушением Александра. – А вот и дом тети Киры – номер двадцать пять».
Старый забор был свежевыкрашен в веселенький голубой цвет, калитка – в желтый. Странный выбор, но хозяина такое сочетание, видимо, устраивало.
Дом никто и не думал сносить или перестраивать, он возвышался над заросшим травой участком и демонстрировал всем и каждому облупившуюся зеленую краску на стенах, изогнутую антенну на крыше, выцветшие занавески на окнах и приоткрытую коричневую дверь.
«Он здесь, – подумала Александра. – А вдруг получится поговорить с его женой или матерью… Было бы проще». Ей мгновенно захотелось оказаться на кухне своего ресторана среди привычных вещей и продуктов. Она бы сейчас нарезала тонкой соломкой отварную говядину, добавила бы соломку дайкона… Александра замерла, надеясь, что вот сейчас, в эту минуту к ней вернется вдохновение!
Но… Да, она знает, что добавить к говядине и дайкону, но это знание идет от головы, а не от сердца…
– Ладно, нечего тянуть, – буркнула она и громко произнесла: – Добрый день! Могу я поговорить с Глебом Уфимцевым?
«Хорошо бы письмо не пришлось показывать. Кому нужен старый сундук, набитый чужими пыльными вещами?»
* * *
Англия, давно позабытый год
Кэри знала, что очень часто неосторожные торопливые поступки приводят к разочарованию. То есть один человек вполне может сильно изумиться, почувствовать некоторую растерянность и затем изменить свое отношение к другому человеку. Но в тот момент, когда она брала лист бумаги и перо, она вовсе не рассматривала свои действия как недопустимые или опрометчивые. Скорее – смелые! Нет-нет, она не собирается писать о своих чувствах (ни за что на свете! и нужно еще разобраться в них…), ее послание будет кратким, сдержанным и немного дружеским. Всем приятно получать письма, а значит, Чарльз Лестон уж точно не расстроится, взяв в руки конверт. Если бы она объяснилась в следующих вдохновенных фразах: «О мой единственный и неповторимый!» или «Вы точно солнце озарили мою жизнь!» (такое послание, по слухам, написала своему возлюбленному Эдит Кук, но письмо перехватила тетушка молодого человека), то позор, бесспорно, был бы неминуем, а если о погоде… То беспокоиться не о чем.
– Он мог бы и сам мне написать, – легко произнесла Кэри, устраиваясь за столом.
«Но не написал же», – скрипнул в душе ответ.
– Не успел. И он не знает подробностей моей жизни.
Если посмотреть на Дафну, то сразу станет ясно, что мимо нее никакая корреспонденция пройти не может.
«Тогда почему же ты надеешься на ответ?»
– Он же сказал, что я красивая…
«Но Дафна…»
– Мне обязательно повезет!
Аккуратно и ровно написав сдержанное приветствие, Кэри с минуту думала, а затем вывела не менее аккуратно и ровно:
«Два дня стоит прекрасная погода, единственное огорчение – это туман. Но после таких дождей странно бы было ожидать его отсутствие».
Второе предложение показалось запутанным, корявым и совершенно глупым. Кэри взяла другой лист и вновь задумалась. К сожалению, написать просто и ясно не представлялось возможным, в голове царила неразбериха, и приходилось постоянно заменять одно слово другим (более приемлемым), отчего терялась ясность и «возникали бугры». Наконец, письмо было готово: приветствие, шесть строк ни о чем, включающих упоминание о предстоящем бале у Кеннетов, и прощание. Кэри осталась довольна собой, и теперь только оставалось осуществить вторую часть дерзкого плана – передать конверт Лестону.
– Он обрадуется. Точно.
Улыбнувшись, представив его удивление, она подперла щеку кулаком и поджала губы. Какие странные правила царят в обществе. Почему отлучиться из дома более чем на семь минут без сопровождения считается грубым нарушением норм морали, но если ты идешь к аптекарю, то это совсем другое дело? Разве по дороге за лекарствами с девушкой не могут случиться серьезные неприятности (например, на нее заглядится какой-нибудь статный джентльмен)? Кэри усмехнулась. Или почему при игре в прятки разрешается просидеть в кладовой с мистером Хоггартом целых десять минут (а то и пятнадцать!), но если провести с ним то же время в саду во время танцев – это будет почти скандал?
Известив Дафну о своей прогулке к аптекарю («последнее время я плохо сплю, мне бы очень помог травяной настой с мятой… м-м-м… он же помог вам на прошлой неделе»), избавившись таким образом от обязательного сопровождения, Кэри надела накидку и вышла из дома. Погода действительно стояла прекрасная, а от утреннего тумана не осталось и следа. Немного пахло сыростью, но запах даже нравился – это был запах осени, любимого времени года.
Она прошла мимо небольших аккуратных клумб, задержала взгляд на цветах-колокольчиках, свисающих из ящиков, прикрепленных к ограде, миновала потертые лавочки, тянущиеся вдоль ровно постриженных кустарников, и свернула к лавке аптекаря. В какую сторону идти, по сути не имело значения, ей нужен был мальчишка. Смышленый и ловкий, готовый за монету доставить письмо куда угодно. А Чарльз Лестон живет не так уж и далеко! В свое время Дафна сделала все возможное и невозможное, чтобы их семейство поселилось рядом с престижным районом. Они бы здорово сэкономили, если бы переехали, например, в пригород или выбрали улицу, расположенную немного восточнее, но мачеха была непреклонна и не только вцепилась в их нынешний дом мертвой хваткой, но и заодно устроила скандал в семействе Бенсонов – бедняги тоже имели виды на небольшой ладный дом, облюбованный Дафной. «Они смотрели на меня так, будто у них есть хоть какое-то право проживать в этих комнатах! – возмущалась тогда мачеха, мечась от окна к двери. – Неужели эти люди полагают, что у них есть хоть какое-то преимущество перед Пейджами! Я всегда говорила, что Шарлотта – курица, а ее муженек Джейк – сущий болван».
С мальчишкой Кэри повезло, он не только быстро согласился, но и спросил: дождаться ли ответа? Договорившись с ним о встрече позже, она отдала письмо и, по-прежнему надеясь на удачу, заторопилась обратно. Шаловливая улыбка не сходила с лица всю дорогу, Кэри взяла себя в руки, только когда коснулась тяжелого дверного кольца. Ждать, теперь оставалось только ждать…
Глава 3
Она еще раз крикнула: «Добрый день!», но дверь не распахнулась, в ответ не раздался женский или мужской голос, и хозяин так и не появился. Александра пожала плечами, покосилась на щеколду калитки (открыто) и зашла на участок.
К дому вела дорожка из бордовой плитки, местами отколотая, стертая, изменившая цвет на более темный. Слева рядком располагались три сиротливые клумбы, обнесенные серыми камнями. На них практически не было растительности – лишь сухая потрескавшаяся земля, и поэтому они напомнили сковородки, поцарапанные жесткими губками для мытья посуды. Зато все остальное пространство занимала трава. Справа Александра увидела вытоптанный почти идеальный квадрат, несколько яблонь, крапиву и малину, кусты которой тянулись до покосившегося туалета, выкрашенного стандартной темно-зеленой краской. Сарай, вишня, грядки с ухоженной зеленью, банька, хороший мангал и веревка от березы к клену, на которой висели две белые мужские майки, черная футболка и синие плавки.
«Похоже, женщин здесь нет…» – огорченно подумала Александра и пошла по дорожке к дому.
– Добрый день! – крикнула она вновь, чувствуя себя неуютно. Но ответа опять не последовало.
«Может, он ушел и скоро вернется?»
Александра посмотрела на соседский участок (не сходить ли и не спросить?) и переключилась на воображаемую соломку из говядины и дайкона. Две аккуратные горки на доске, в ее руке – острый нож и… В доме раздался хлопок, будто резко закрыли дверцу шкафа. Александра от неожиданности вздрогнула, а затем рассердилась. «Я здороваюсь, зову, а он не отвечает. Невозможно же не слышать. Сколько я еще могу здесь стоять?» Но как только она поднялась на три ступеньки, сразу вернулась неловкость – все же она собиралась без приглашения пробраться на чужую территорию.
– Хозяева есть? – шире открыв дверь, не слишком громко спросила Александра.
Она, к своему удивлению, уловила в воздухе тонкие ароматы специй, а также смесь запахов петрушки и кориандра.
– Лимон… Да, еще лимон… – произнесла она тихо, сняла босоножки и пошла на запахи, как на зов. Оставив за спиной застекленную веранду, Александра услышала приглушенный кашель, бряцанье крышки о кастрюлю и неопознанный шуршащий звук. Она решительно открыла следующую дверь и увидела огромного мужчину, одетого в тельняшку и джинсы. Он стоял к ней боком – небритый с взъерошенными волосами, босой… «Настоящий медведь», – подумала Александра и покачала головой, сомневаясь, что найдет с этим человеком общий язык.
– Хозяев нет, – произнес он, не поворачиваясь в сторону гостьи, и протянул руку к стакану. Похоже, он взял со стола таблетку и проглотил ее, сделав три больших глотка воды.
– Вы – Глеб Уфимцев?
Теперь он повернулся и посмотрел на нее.
«Да, это он», – поняла по недовольному выражению лица «медведя» Александра, и ее взгляд, скользнув немного ниже, зацепился за луковицу, разрезанную пополам, перескочил на бутылку с соевым соусом, а уж затем пошел гулять везде, где только можно.
– Да. Но меня нет дома, – отрезал Уфимцев.
Ответ Александра пропустила мимо ушей – в груди у нее запекло, заволновалось. В голове на короткий миг образовалась каша из обрывков рецептов, абзацев книг, неровных строк собственных торопливых записей, характеристик продуктов и прочее, прочее, прочее… Томительный непокой, исчезнувший вместе с Пьером, на короткий миг вернулся. Вернулся и исчез.
Уфимцев отвернулся, взял нож и в считаные секунды превратил две половинки луковицы в горку малюсеньких кубиков.
– Меня нет дома, – хрипло повторил он, сверкнул темными глазами в сторону Александры и переключил внимание на прозрачную стеклянную миску, в которой лежал кусок мяса. Но затем быстро крутанул кран, вымыл руки, резко взял полотенце и добавил: – Я не знаю, зачем вы пришли, и не хочу этого знать. Черт… Минуты вам хватит? Говорите, что нужно?
«Мне нужен сундук», – мысленно ответила Александра, представляя, как вытянется лицо Уфимцева, как он округлит глаза, а затем рявкнет: «Убирайтесь отсюда вон! Ваш сундук я вчера съел на ужин! Съел и не поперхнулся даже!» Ну и пусть говорит, что хочет. Должна же она хотя бы попытаться…
Уфимцев отшвырнул полотенце на стол, развернулся и пошел ей навстречу. Широкое лицо, хмурые брови, темные блестящие глаза, тяжелый шаг… А какой еще может быть шаг у такого гиганта? Он остановился в метре от нее.
«Я приехала за книгой, за наследством», – тоже начиная испытывать раздражение, подумала Александра.
– Этот дом раньше принадлежал троюродной сестре моей матери, – спокойно произнесла она. – Шаляпиной Кире Кондратьевне. Затем он по наследству перешел к ее сыну Константину. А затем его купили вы.
– Да, купил, – согласился Уфимцев и усмехнулся со злой иронией. – Купил, чтобы время от времени находиться в тишине и покое. Кто же знал, что ни того, ни другого я здесь не получу.
– На чердаке этого дома…
– Моего дома, – поправил Уфимцев.
– Хранятся вещи, принадлежащие мне, – проигнорировав уточнение, продолжила объяснять таким же ровным тоном Александра. Нет, она не собирается включаться в длительные малоприятные дискуссии – этого ей только не хватало… – Тетя Кира… Кира Кондратьевна Шаляпина завещала их мне, но я узнала об этом только сейчас…
– Очень интересная история. – Уфимцев развел руками, презрительно скривил губы, потер небритую щеку и осведомился с издевательскими нотами в голосе: – Золото, бриллианты? Где лежат? На чердак пойдем вместе? И самое главное, что меня беспокоит: у вас есть нотариально оформленное завещание?
«Мама, нужно было взять тебя с собой! – вспыхнула Александра. – Я же говорила: он ничего не отдаст. И кажется, он принимает меня за идиотку… Впрочем, и это я тоже предрекала…»
Но она проделала слишком долгий путь, чтобы теперь просто сдаться и уйти. К тому же непонятная непреодолимая сила потянула ее вперед – к потертой, наверняка скрипучей, лестнице, ведущей на чердак. Александра посмотрела на Уфимцева, а затем повернула голову вправо и мысленно устремилась по ступеням вверх. Непокой вновь вспыхнул в груди и будто кто-то шепнул на ухо: «Не уходи, рецепт существует, он нужен тебе… Иди наверх…» Александра еще более остро почувствовала запах лука и свежей зелени.
– У меня есть письмо. Кира Кондратьевна написала его незадолго до смерти. В письме содержится перечень тех вещей, которые она мне завещала.
– И могу я поинтересоваться, что это?
– Да. – Александра кивнула и по памяти перечислила: – Три кофты, шерстяное платье, облигации, стопка журналов, костяной гребень, книги.
– И все это, конечно, зарыто под какой-нибудь яблоней или спрятано в потайной комнате? Будем рыть землю и простукивать стены? – Брови Уфимцева вопросительно поднялись.
«Медведь… Бурый медведь!» Александра досчитала до десяти, успокаиваясь, и продолжила «интеллигентную беседу».
– Все гораздо проще. Раньше вещи лежали в сундуке на чердаке…
– В сундуке? – перебил Уфимцев. – Как романтично.
– Если вы их не…
– Не прибрал к рукам? О, уверяю вас, я не вынимал из сундука и не носил кофты Киры Кондратьевны Шаляпиной. И костяным гребнем не расчесывался! – Он хрипло засмеялся, пригладил пятерней взлохмаченные на затылке волосы, закашлял, а затем протянул руку, да так резко, что Александра вздрогнула от неожиданности. – Письмо, – потребовал он. – Давайте его мне. С удовольствием почитаю.
– Неужели вы думаете, что я ехала к вам почти час, чтобы обмануть и…
– Письмо, – вновь перебил Уфимцев.
Александра представила, как он берет в руки листок, разворачивает его и читает про… котлеты. Можно не сомневаться, через минуту дом сотрясется от еще более громкого смеха – зазвенят стекла в окнах, задребезжит на столе нож и задрожат мелкие кубики нарезанного лука. А потом этот «медведь» еще прочитает о ее неустроенной личной жизни, и его темные глаза наверняка презрительно сощурятся…
Александра достала конверт из сумочки и мужественно протянула Уфимцеву. «Пусть читает, – она коротко вздохнула и чуть приподняла подбородок. – Не важно, пусть читает». Какое ей дело до того, что подумает этот человек? Но, с другой стороны, совершенно неясно, чего стоит ожидать от нового хозяина дома. Раньше он понятия не имел о рукописной книге на английском языке («или это все же чьи-то заметки… но почему не на русском?.. разве у тети Киры были знакомые англичане?..»), а теперь вот узнает и захочет оставить себе. Александра опустила руку, а затем быстро убрала конверт обратно в сумку. Конечно, Уфимцев не позволит забрать вещи, предварительно не рассмотрев их хорошенько, но одно дело – прочитать и настроиться, а другое – ознакомиться бегло.
– Письмо содержит личную информацию, и я не считаю нужным отдавать его вам. Глеб… Могу я вас так называть? – спросила Александра осторожно и, получив в ответ лишь морщину на лбу «медведя», продолжила: – Глеб, послушайте, я прошу лишь несколько вещей… Для вас в них нет никакой ценности. Пожалуйста, позвольте мне забрать одежду Киры Кондратьевны, гребень и три книги.
– Значит, не дадите письмо? – уточнил Уфимцев.
– Я полагаю, это лишнее.
– Как хотите, – бросил он и вернулся к кухонным столам, разделочной доске и куску мяса. – А вообще спешу вас расстроить – я давным-давно все выбросил.
– Что выбросили? – спросила Александра, чувствуя, как холодеют пальцы.
– Весь тот хлам, которым был завален чердак. Должен же я где-то хранить свои вещи. – Он усмехнулся и взял нож. – Я, может, тоже попозже хочу кому-нибудь завещать накопленные богатства. У меня есть три спиннинга, отличный набор блесен, насос, ласты, веник, украшенный какой-то хренью, два больших глиняных горшка и пять блокнотов в клеточку. Так что возвращайтесь домой. Приятно было познакомиться!
Александра сжала сначала губы, а затем кулаки. Так, по порядку… Она пошла на поводу у мамы, понадеялась на рецепт, преодолела десятки километров, и это все только для того, чтобы пообщаться с, мягко говоря, малоприятным человеком, который отправил на помойку (или бросил в костер) ее наследство. И как назло, как назло ее тянет по ступенькам вверх – на чердак, и тонкий аромат лимона щекочет нос… И лук… И петрушка… А вон стоит бутылочка с соевым соусом…
– Мы с вами не знакомились, – произнесла Александра тихо и несколько заторможенно, уносясь в далекие дали, в страну, где кислое, сладкое, горькое, соленое, острое, мягкое правит балом и позволяет творить…
– Глеб Уфимцев, – равнодушно бросил он и уверенным движением разрезал кусок мяса пополам. – Но, кажется, мы это уже выяснили.
– Александра Кожаева, – ответила она так же тихо и, не обращая внимания на хозяина дома, сделала пять шагов к лестнице.
– А знаете, – бодро произнес Уфимцев, – я, пожалуй провожу вас до калитки. – Торопливо вытерев руки полотенцем, он преодолел небольшое расстояние между ними и сделал пригласительный жест в сторону двери. – Пойдемте, Александра. Дело в том, что я чертовски занят, а так как мы с вами уже выяснили, что от наследства остались рожки да ножки, то… – Он осекся, помолчал и добавил: – Но если мне где-нибудь когда-нибудь попадется костяной гребень, я обязательно вас разыщу.
Александра смотрела на Уфимцева. Заторможенность прошла, запахи больше не тревожили ее: одни притупились, другие исчезли. Последняя фраза «медведя» прозвучала как хруст сухих веток. Совершенно не получалось понять – поиздевался он немного или сказал серьезно. На его висках выступили мелкие капельки пота, дыхание было тяжелым, болезненным, обветренные губы немного шелушились, а седина на висках и небритых щеках бросалась в глаза. «Перевалило за сорок», – промелькнула мысль о возрасте «медведя».
– Я бы хотела убедиться в том, что вы говорите правду, – услышала Александра собственный голос.
– В своем доме вы можете убеждаться в чем угодно, а с меня этой комедии хватит. – Уфимцев сверкнул глазами, широко распахнул дверь и сердито добавил: – До свидания. А вернее – прощайте, очень жаль, что не смог вам помочь.
Александра поправила ремешок сумочки на плече, тоже сверкнула глазами и вышла из дома. «Медведь» действительно проводил ее до калитки и без промедления лязгнул щеколдой. Буркнул напоследок второе «прощайте» и направился обратно к дому, мимо трех клумб-сковородок, дряхлой бочки, малины, крапивы и покосившейся скамейки. Глядя ему вслед, Александра старательно сдерживала рвущуюся на свободу волну праведного гнева, но удушливое отчаяние уже подбиралось к горлу, а потом запели скрипки, виолончели и тромбоны.
