Текст книги "Любящий Вас Сергей Есенин"
Автор книги: Юлия Андреева
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Айседора пожелала танцевать. Она сбросила добрую половину шарфов своих, оставила два на груди, один на животе, красный накрутила на голую руку, как флаг, и, высоко вскидывая колени, запрокинув голову, побежала по комнате, в круг. Кусиков нащипывал на гитаре «Интернационал». Ударяя руками в воображаемый бубен, она кружилась по комнате, отяжелевшая, хмельная менада. Зрители жались по стенкам. Есенин опустил голову, словно был в чем-то виноват. Мне было тяжело. Я вспоминала ее вдохновенную пляску в Петербурге пятнадцать лет тому назад. Божественная Айседора! За что так мстило время этой гениальной и нелепой женщине?
Гениальная и нелепая – иногда Есенин стыдился своей возлюбленной. Он обожал Айседору, ее всемирную славу, ему было приятно пройтись с нею под руку, похвастаться перед знакомыми, но все чаще вместо восхищения слушал неодобрительное шипение в спину, перемежающееся с пьяными советами бросить свою старуху и не портить себе жизнь.
– …Ты не говори, она не старая, она красивая, прекрасная женщина. Но вся седая (под краской), вот как снег. Знаешь, она настоящая русская женщина, более русская, чем все там. У нее душа наша, – так передал нам слова Есенина об Айседоре В. Чернявский[56]56
Чернявский Владимир Степанович (11.11.1889-24.09.1948) – поэт, артист. Один из близких петроградских друзей С. Есенина.
[Закрыть] «Три эпохи встреч».
Глава 13. Луна-парк
– …Безобразное великолепие Луна-парка оживило Есенина, – снова слышим мы голос Максима Горького, – он, посмеиваясь, бегал от одной диковины к другой, смотрел, как развлекаются почтенные немцы, стараясь попасть мячом в рот уродливой картонной маски, как упрямо они влезают по качающейся под ногами лестнице и тяжело падают на площадке, которая волнообразно вздымается. Было неисчислимо много столь же незатейливых развлечений, было много огней, и всюду усердно гремела честная немецкая музыка, которую можно было назвать «музыкой для толстых».
– Настроили – много, а ведь ничего особенного не придумали, – сказал Есенин и сейчас же прибавил: – Я не хаю.
Затем наскоро заговорил, что глагол «хаять» лучше, чем «порицать».
– Короткие слова всегда лучше многосложных, – сказал он.
Торопливость, с которой Есенин осматривал увеселения, была подозрительна и внушала мысль: человек хочет все видеть для того, чтоб поскорей забыть. Остановясь перед круглым киоском, в котором вертелось и гудело что-то пестрое, он спросил меня неожиданно и тоже торопливо:
– Вы думаете, мои стихи – нужны? И вообще искусство, то есть поэзия – нужна?
Вопрос был уместен как нельзя больше: Луна-парк забавно живет и без Шиллера.
Но ответа на свой вопрос Есенин не стал ждать, предложив:
– Пойдемте вино пить.
На огромной террасе ресторана, густо усаженной веселыми людями, он снова заскучал, стал рассеянным, капризным. Вино ему не понравилось:
– Кислое и пахнет жженым пером. Спросите красного, французского.
Но и красное он пил неохотно, как бы по обязанности. Минуты три сосредоточенно смотрел вдаль: там, высоко в воздухе, на фоне черных туч, шла женщина по канату, натянутому через пруд. Ее освещали бенгальским огнем, над нею и как будто вслед ей летели ракеты, угасая в тучах и отражаясь в воде пруда. Это было почти красиво, но Есенин пробормотал:
– Все хотят как страшнее. Впрочем, я люблю цирк. А вы?
Он не вызывал впечатления человека забалованного, рисующегося, нет, казалось, что он попал в это сомнительно веселое место по обязанности или «из приличия», как неверующие посещают церковь. Пришел и нетерпеливо ждет, скоро ли кончится служба, ничем не задевающая его души, служба чужому богу.
– Этот день решено было закончить где-нибудь на свежем воздухе. Кто-то предложил Луна-парк. Говорили, что в Берлине он особенно хорош, – вторит Горькому Крандиевская-Толстая.
Был воскресный вечер, и нарядная скука возглавляла процессию праздных солидных людей на улицах города. Они выступали, бережно неся на себе, как знамя благополучия, свое Sonntagskleid, свои новые, ни разу не бывавшие в употреблении зонтики и перчатки, солидные трости, сигары, сумки, мучительную, щегольскую обувь, воскресные котелки. Железные ставни были спущены на витрины магазинов, и от этого город казался просторнее и чище.
Компания наша разделилась по машинам. Голова Айседоры лежала на плече у Есенина, пока шофер мчал нас по широкому Курфюрстендаму.
Сергей Есенин и Айседора Дункан в Берлине. 1922 г.
– Mais dis-moi souka, dis-moi ster-r-rwa… – лепетала Айседора, ребячась, протягивая губы для поцелуя.
– Любит, чтобы ругал ее по-русски, – не то объяснял, не то оправдывался Есенин, – нравится ей. И когда бью – нравится. Чудачка!
– А вы бьете? – спросила я.
– Она сама дерется, – засмеялся он уклончиво.
– Как вы объясняетесь, не зная языка?
– А вот так: моя – твоя, моя – твоя… – и он задвигал руками, как татарин на ярмарке. – Мы друг друга понимаем, правда, Сидора?
За столиком в ресторане Луна-парка Айседора сидела усталая, с бокалом шампанского в руке, глядя поверх людских голов с таким брезгливым прищуром и царственной скукой, как смотрит австралийская пума из клетки на толпу надоевших зевак.
Вокруг немецкие бюргеры пили свое законное воскресное пиво. Труба ресторанного джаза пронзительно-печально пела в вечернем небе. На деревянных скалах грохотали вагонетки, свергая визжащих людей в проверенные бездны. Есенин паясничал перед оптическим зеркалом вместе с Кусиковым. Зеркало то раздувало человека наподобие шара, то вытягивало унылым червем. Рядом грохотало знаменитое «железное море», вздымая волнообразно железные ленты, перекатывая через них железные лодки на колесах. Несомненно, бредовая фантазия какого-то мрачного мизантропа изобрела этот железный аттракцион, гордость Берлина! В другом углу сада бешено крутящийся щит, усеянный цветными лампочками, слепил глаза до боли в висках. Странный садизм лежал в основе большинства развлечений. Горькому они, видимо, не очень нравились. Его узнали в толпе, и любопытные ходили за ним, как за аттракционом. Он простился с нами и уехал домой.
Вечеру этому не суждено было закончиться благополучно. Одушевление за нашим столиком падало, ресторан пустел. Айседора царственно скучала. Есенин был пьян, невесело, по-русски пьян, философствуя и скандаля. Что-то его задело и растеребило во встрече с Горьким.
– А ну их к собачьей матери, умников! – отводил он душу, чокаясь с Кусиковым. – Пушкин что сказал? «Поэзия, прости господи, должна быть глуповата». Она, брат, умных не любит! Пей, Сашка!
Это был для меня новый Есенин. Я чувствовала за его хулиганским наскоком что-то привычно наигранное, за чем пряталась не то разобиженность, не то отчаянье. Было жаль его и хотелось скорей кончить этот не к добру затянувшийся вечер.
Глава 14. Мужчина с прошлым и женщина без будущего
Айседора проповедовала свободную любовь, ее не интересовало, женат или свободен ее нынешний возлюбленный, ведь господь создал наши тела для радости и удовольствия. Что же касается личной жизни ее нового любовника, о его прошлых связях, детях, красивых и некрасивых поступках, она могла слушать часами. Благодаря Шнейдеру и друзьям Есенина, которые очень скоро становились и ее друзьями, она узнала, что до встречи с ней Сергей был дважды женат. Так, в 1913 году, работая в типографии «Товарищества И. Д. Сытина», Есенин познакомился с Анной Изрядновой[57]57
Анна Романовна Изряднова (1891–1946) – первая гражданская жена русского поэта Сергея Есенина.
[Закрыть], которая в 1914 родила ему сына Юрия[58]58
Юрий Сергеевич Есенин (1915–1937). Мать – Анна Романовна Изряднова. Окончил вакационный техникум, работал в КБ А. Туполева. Характером был в отца. За смелые высказывания против существующего порядка его, 22-летнего парня, арестовали. В 1937 году расстреляли.
[Закрыть].
– Анна Романовна принадлежала к числу женщин, на чьей самоотверженности держится белый свет. Глядя на нее, простую и скромную, вечно погруженную в житейские заботы, можно было обмануться и не заметить, что она была в высокой степени наделена чувством юмора, обладала литературным вкусом, была начитанна. Все связанное с Есениным было для нее свято, его поступков она не обсуждала и не осуждала. Долг окружающих по отношению к нему был ей совершенно ясен – оберегать, – через несколько лет напишет о первой жене своего отца Татьяна Есенина[59]59
Татьяна Сергеевна Есенина (1918–1992) – дочь русского поэта Сергея Есенина от брака с Зинаидой Николаевной Райх, журналистка и писательница.
[Закрыть].
– Только что приехал из деревни, но на деревенского парня не был похож: на нем был коричневый костюм, высокий крахмальный воротник и зеленый галстук, – рассказывает о своем муже Сергее Есенине Анна Изряднова. – С золотыми кудрями он был кукольно красив, окружающие по первому впечатлению окрестили его вербочным херувимом. Был заносчив, самолюбив, его невзлюбили за это. Ко мне очень привязался, читал стихи. Требователен был ужасно, не велел даже с женщинами разговаривать: «они нехорошие». Настроение было у него упадочное: он поэт, никто не хочет его понять, редакции не принимают в печать, отец журит… Все жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думал, как жить…
Когда у Анны и Сергея родился сын Юрий, молодой отец уже понял, что семья – не его стихия. Было необходимо пробиваться в газеты и журналы, делать дело, а не стирать пеленки. Оставив жену с новорожденным младенцем, он отправился на поиски счастья в Питер. Цель путешествия – познакомиться с Блоком[61]61
Александр Александрович Блок (16 (28) ноября 1880, Санкт-Петербург, Российская империя – 7 августа 1921, Петроград, РСФСР) – русский поэт, классик русской литературы XX столетия, один из величайших поэтов России.
[Закрыть].
«…с бухты-барахты не след идти в русскую литературу. Искусную надо вести игру и тончайшую политику…Не вредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят… Каждому надо доставить удовольствие… Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать», – якобы передает слова Есенина, а скорее, излагает свой собственный взгляд на предмет А. Мариенгоф.
Официального развода не было, да они и не расписывались. Так что никаких претензий, разошлись как в море корабли. Есенин обещал навещать и по мере сил помогать в воспитании Юрки, Анна:
Есенину пришлось много канителиться со мной. Нужно было отправить меня в больницу, заботиться о квартире. На ребенка Есенин смотрел с любопытством: «Вот я и отец».
Гаснут красные крылья заката,
Тихо дремлют в тумане плетни.
Не тоскуй, моя белая хата,
Что опять мы одни и одни.
Чистит месяц в соломенной крыше
Обойменные синью рога.
Не пошел я за ней и не вышел
Провожать за глухие стога.
Знаю, годы тревогу заглушат.
Эта боль, как и годы, пройдет.
И уста, и невинную душу
Для другого она бережет.
Не силен тот, кто радости просит,
Только гордые в силе живут.
А другой изомнет и забросит,
Как изъеденный сырью хомут.
Не с тоски я судьбы поджидаю,
Будет злобно крутить пороша.
И придет она к нашему краю
Обогреть своего малыша.
Снимет шубу и шали развяжет,
Примостится со мной у огня…
И спокойно и ласково скажет,
Что ребенок похож на меня[62]62
Стихотворение посвящено Анне Изрядновой.
[Закрыть].
Анна Романовна Изряднова (сидит в нижнем ряду) и Сергей Есенин – в верхнем ряду второй слева в группе работников типографии «Товарищества И. Д. Сытина». Москва. 1914 г.
Прошло три года, в 1917-м Есенин женился и даже венчался с актрисой Зинаидой Райх[63]63
Зинаида Николаевна Райх (21 июня (3 июля) 1894 года, Ростов-на-Дону – 15 июля 1939 года, Москва) – российская актриса, жена Сергея Есенина и Всеволода Мейерхольда.
[Закрыть] в древней Кирико-Иулиттовской церкви деревни Толстиково, Вологодского уезда. Свадьбу играли в гостинице «Пассаж». Денег на свадьбу и венчания у Есенина не было, но невеста послала своему отцу Николаю Райху[64]64
Николай Андреевич Райх (1862–1942, имя при рождении – Август Райх, выходец из Силезии) работал железнодорожным машинистом.
[Закрыть] телеграмму: «Вышли сто, венчаюсь. Зинаида». Не требуя больше никаких объяснений, тот незамедлительно исполнил дочернюю просьбу, ожидая молодых к себе в гости. А свадебный букет невесты Сергей собрал из полевых цветов по дороге в церковь. Вскоре после скромной свадьбы молодые отправились в Орел знакомиться с родителями и родственниками Зинаиды.
Историю этого знакомства нам поведал Константин Сергеевич Есенин[65]65
Константин Сергеевич Есенин (3 февраля 1920, Москва – 26 апреля 1986, там же) – советский спортивный журналист и статистик, специалист по футболу. По основной профессии инженер-строитель. Фронтовик, кавалер трех орденов Красной Звезды.
[Закрыть] «Об отце»:
– В конце лета приехали трое в Орел, – рассказывал дед. – Зинаида с мужем и какой-то белобрысый паренек. Муж – высокий, темноволосый, солидный, серьезный. Ну, конечно, устроили небольшой пир. Время трудное было. Посидели, попили, поговорили. Ночь подошла. Молодым я комнату отвел. Гляжу, а Зинаида не к мужу, а к белобрысенькому подходит. Я ничего не понимаю. Она с ним вдвоем идет в отведенную комнату. Только тогда и сообразил, что муж-то – белобрысенький. А второй – это его приятель, мне еще его устраивать надо, – дед, как все деды, любил солидность и основательность. Мальчишеский вид Сергея Александровича его обескуражил.
– Зинаида сказала ему, что он у нее первый. И соврала, – сплетничает А. Мариенгоф. – Этого Есенин никогда не мог простить ей. Не мог по-мужицки, по темной крови, а не по мысли. «Зачем соврала, гадина?». И судорога сводила лицо, глаза багровели, руки сжимались в кулаки. Вернувшись в Петроград, они какое-то время живут раздельно.
Весной 1918 года уже на сносях Зинаида переезжает в Орел к родителям, и 29 мая 1918-го у четы Есениных рождается дочь Татьяна. Жить решили в Москве. Так что, пока суд да дело, Сергей выехал вперед, готовить жилье.
– Первые ссоры были навеяны поэзией, – сообщает нам одну из семейных легенд Татьяна Сергеевна Есенина, дочь поэта, оставившая воспоминания о своей матери «Зинаида Николаевна Райх». – Однажды они выбросили в темное окно обручальные кольца (Блок – «Я бросил в ночь заветное кольцо») и тут же помчались их искать (разумеется, мать рассказывала это с добавлением: «Какие же мы были дураки!»). Но по мере того как они все ближе узнавали друг друга, они испытывали порой настоящие потрясения. Возможно, слово «узнавали» не все исчерпывает – в каждом время раскручивало свою спираль. Можно вспомнить, что само время все обостряло.
Когда Зинаиде пришло время родить второго их с Сергеем ребенка, она вместе с Таней вернулась к родителям в Орел. Это произошло в 1920 году. Мальчика назвали Константином, к великому сожалению ребенок серьезно заболел, и мать была вынуждена, вместо того чтобы возвращаться к мужу, переехать с малышом в Кисловодск.
– Фу! Черный! Есенины черными не бывают… – скривился Сергей и уехал с Мариенгофом. [66]66
Зинаиды были черные волосы, так что тут нет намека на измену. Подумаешь, в мать пошел – счастливым будет.
[Закрыть]Не могу я с Зинаидой жить… говорил ей – понимать не хочет… не уйдет… вбила себе в голову: «Любишь ты меня, Сергун, это знаю и другого знать не хочу». Скажи ты ей, Толя… что есть у меня другая женщина… С весны, мол, путаюсь и влюблен накрепко… а таить того не велел…[67]67
Слова С. Есенина из романа А. Мариенгофа «Роман без вранья».
[Закрыть].
Сергей теребил жену новыми идеями, Зинаида разрывалась между мужем, родителями, маленькой Татонкой, безостановочно хворающим Костей, так что к тому времени, как состояние малыша стабилизировалось, она и сама угодила в клинику для душевнобольных.
Через год после рождения сына в суд города Орла поступило следующее заявление:
«Прошу не отказать в вашем распоряжении моего развода с моей женой Зинаидой Николаевной Есениной-Райх. Наших детей Татьяну трех лет и сына Константина одного года оставляю для воспитания у своей бывшей жены Зинаиды Николаевны Райх, беря на себя материальное обеспечение их, в чем и подписываюсь. Сергей Есенин».
Подписав разводные документы и оставив детей на бабушку с дедушкой, Зинаида отправилась в Москву, где вдруг неожиданно для всех поступила на режиссерское отделение, которым руководил Всеволод Эмильевич Мейерхольд[68]68
Всеволод Эмильевич Мейерхольд (настоящее имя – Карл Казимир Теодор Майергольд, 28 января (9 февраля) 1874, Пенза – 2 февраля 1940, Москва) – русский советский театральный режиссер, актер и педагог.
[Закрыть]. Через год она выйдет замуж за Всеволода Эмильевича, который официально усыновит Таню и Костю.
– Летом 1922 года два совершенно незнакомых мне человека – мать и отчим – приехали в Орел и увезли меня и брата от деда и бабки. В театре перед Всеволодом Эмильевичем многие трепетали. Дома его часто приводил в восторг любой пустяк – смешная детская фраза, вкусное блюдо. Всех домашних он лечил: ставил компрессы, вынимал занозы, назначал лекарства, делал перевязки и даже инъекции, при этом сам себя похваливал и любил себя называть «доктор Мейерхольд», – продолжает рассказ Татьяна Есенина.
Говорят, что на одной из вечеринок Мейерхольд якобы сказал Есенину: «Знаешь, Сережа, я ведь в твою жену влюблен… если поженимся, сердиться на меня не будешь?».
И Есенин шутливо поклонился режиссеру в ноги: «Возьми ее, сделай милость… По гроб тебе благодарен буду».
Правда, когда Зинаида окончательно ушла от него, ругался: «Втерся ко мне в семью, изображал непризнанного гения… Жену увел…».
Трое детей – как раз столько, сколько потеряла в свое время Айседора: двое утонули, и третий умер через несколько минут после своего рождения. Если бы Сергей дал ей возможность хотя бы изредка покупать подарки для его малышей! Быть может, тогда они нашли бы возможность не рвать отношений, и теперь мы бы говорили не о трагической, а о счастливой любви. Трое детей от разных матерей, спустя годы появится и четвертый[69]69
Александр («Алик») Сергеевич Есенин-Вольпин (род. 12 мая 1924, Ленинград, СССР) – математик, философ, поэт, один из лидеров диссидентского и правозащитного движения в СССР, пионер правового просвещения в диссидентских кругах советского общества, организатор «Митинга гласности», состоявшегося в Москве 5 декабря 1965 года, в 1970–1972 годах являлся экспертом Комитета прав человека в СССР, советский политзаключенный (общий срок пребывания в тюрьмах, ссылке и психиатрических клиниках – 6 лет).
[Закрыть]. Настанет день, когда сама судьба сведет Юру, Таню и Костю, сделав их друзьями. Произошло это так:
– Напротив, на другой стороне бульвара, стояло очень похожее здание с мемориальной доской – в нем жил Грибоедов. Кто из его современников бродил по нашим комнатам – такими вопросами в двадцатые годы как-то не задавались, – рассказывает Татьяна Есенина.
Новинский был оживленным местом, неподалеку шумел Смоленский рынок с огромной барахолкой, где престарелые дамы в шляпках с вуалью распродавали свои веера, шкатулочки и вазочки. По бульвару ходили цыгане с медведями, бродячие акробаты. Приезжие крестьяне, жмурясь от страха, перебегали через трамвайную линию в лаптях, домотканых армяках, с котомками за плечами.
На бульваре мы нежданно-негаданно познакомились со своим сводным братом – Юрой Есениным. Он был старше меня на четыре года. Его как-то тоже привели на бульвар, и, видно не найдя для себя другой компании, он принялся катать нас на санках. Мать его, Анна Романовна Изряднова, разговорилась на лавочке с нянькой, узнала, «чьи дети», и ахнула: «Брат сестру повез!». Она тут же пожелала познакомиться с нашей матерью. С тех пор Юра стал бывать у нас, а мы – у него.
Мог ли Есенин познакомить Айседору с детьми? Очень даже легко, во всяком случае, он приводил к ним Г. Бениславскую, позже С. Толстую:
– Один только раз отец всерьез занялся мной, – рассказывает Таня. – Он пришел тогда не один, а с Талиной Артуровной Бениславской. Послушал, как я читаю. Потом вдруг принялся учить меня… фонетике. Проверял, слышу ли я все звуки в слове, особенно напирал на то, что между двумя согласными часто слышен короткий гласный звук. Я спорила и говорила, что раз нет буквы, значит, не может быть никакого звука.
Айседора все время выдавала деньги Есенину на мать[70]70
Мать – Татьяна Федоровна Титова (1875–1955).
[Закрыть], сестер. Будучи еще достаточно молодой, она набрала сорок учениц, удочерив их всех до одной, открыв для них школу танцев. Однажды, это будет уже после возвращения Есенина и Дункан из-за границы, по
Зинаида Райх с детьми, Константином (слева) и Татьяной Есениными
Москве поползет очень странный слушок, де поэт принял решение похитить Таню и Костю, дабы воспитывать их вместе со своей новой женой.
– Как-то до Зинаиды Николаевны дошли слухи, что Есенин хочет нас «украсть», – пишет в своих воспоминаниях Татьяна Есенина. Во время всего повествования она называет мать по имени и отчеству – Либо сразу обоих, либо кого-нибудь одного. Я видела, как отец подшучивал над Ольгой Георгиевной, и вполне могу себе представить, что он кого-то разыгрывал, рассказывая, как украдет нас. Может быть, он и не думал, что этот разговор дойдет до Зинаиды Николаевны. А может быть, и думал…
И однажды, забежав к матери в спальню, я увидела удивительную картину. Зинаида Николаевна и тетка Александра Николаевна сидели на полу и считали деньги. Деньги лежали перед ними целой горкой, запечатанные в бумагу, как это делают в банке, столбики монет. Оказывается, всю зарплату в театре выдали в тот раз трамвайной мелочью.
– На эти деньги, – возбужденно прошептала мать, – вы с Костей поедете в Крым.
Я, конечно, гораздо позже узнала, что шептала она во имя конспирации. И нас действительно срочно отправили в Крым с Ольгой Георгиевной и теткой – прятать от Есенина. В доме было много женщин, было кому сеять панику. В те годы случалось много разводов, право матери оставаться со своими детьми считалось новшеством, и случаи «похищения» отцами своих детей передавались из уст в уста.
Глава 15. Есенин и журналисты
В Берлине выходят несколько статей, посвященных Есенину и Дункан, журналисты с радостью берут интервью у маргинальной пары во Франции и особенно в Америке, на родине Дункан, и при этом никто из этих ловцов сенсаций почему-то не догадается поговорить с поэтом о литературе, о его отношении к поэзии. Как обычно, всех интересует исключительно клубничка. В большом почете статьи о скандалах и происшествиях. Тема имажинистов интересна, потому что члены этой группы эпатажно ведут себя, а советское правительство попустительствует разгромам ресторанов в Москве или потасовкам на творческих вечерах. Ходят упорные слухи, будто Троцкий[71]71
Лев Давидович Троцкий (псевдоним, также: Перо, Антид Ото, Л. Седов, Старик и др.); имя при рождении Лейб Давидович Бронштейн; 26 октября (7 ноября) 1879; село Яновка, Елисаветградский уезд, Херсонская губерния, Российская империя (ныне Береславка, Кировоградская область, Украина) – 21 августа 1940; Койоакан, Мехико, Мексика) – революционный деятель XX века, идеолог троцкизма – одного из течений марксизма. Один из организаторов Октябрьской революции 1917 году, один из создателей Красной армии. Один из основателей и идеологов Коминтерна, член его Исполкома. В первом советском правительстве – нарком по иностранным делам, затем в 1918–1925 – нарком по военным и морским делам и председатель Реввоенсовета РСФСР, затем СССР.
[Закрыть] отдал приказ пойманного во время пьяных дебошей Есенина доставлять под белы рученьки в отделение, давать проспаться до утра, после чего выгонять, ни в коем случае не давая делу хода.
– «Друзей» устраивали легендарные скандалы Есенина. Эти скандалы привлекали любопытных в кафе[72]72
Имеется в виду «Стойло Пегаса», доходы от которого делили между собой Есенин и Мариенгоф.
[Закрыть] и увеличивали доходы. Трезвый Есенин им был не нужен. Когда он пил, вокруг него все пили и ели на его деньги, – наконец проливает свет на эти знаменитые скандалы А. Миклашевская.
Журналисты же в который уже раз задают вопросы о личной жизни Есенина и Дункан. Создается впечатление, что никто даже не пытается разгадать самого Есенина, понять, что у него на душе. Все видели просто красивого молодого человека рядом женщиной старше его на пятнадцать лет, и, несмотря на постоянные протесты Дункан, на ее заявления, что, мол, Есенин гений, сложившееся на его счет мнение не менялось. Вот и стишки обидные появились:
Не придумаешь фарса нелепее.
Вот он, вывоз сырья из Сведении,
Вот восторг образованных стран.
С разрешения доброго Ленина
Привезла молодого Есенина
Не совсем молодая Дункан!
Л. Г. Мунштейн (Lolo)[73]73
Леонид Григорьевич Мунштейн (псевдоним Лоло; 31.12.1866 (12.01.1867), Екатеринослав – 1947, Ницца) – русский поэт, публицист, драматург, театральный деятель.
[Закрыть] Берлин 21 мая 1922 года.
– Имажинисты – выразители и дети своей эпохи. По словам Ленина, они «больные эпохой мальчики», по словам Луначарского – «аморальные типы». В настоящее время имажинизм – преобладающее течение русской поэзии, в одной Москве группа имажинистов насчитывает около 100 человек; провинция тоже «работает под имажинистов, – сообщает Есенин журналисту А. Ветлугину[74]74
Владимир Ильич Рындзюн, известный под литературным псевдонимом А. Ветлугин (24 февраля 1897, Ростов-на-Дону – 15 мая 1953, Нью-Йорк) – писатель, публицист, журналист.
[Закрыть], который после интервью приглашает Есенина и Дункан посетить литературный вечер в Доме искусств.
На следующий день Сергей и Айседора являются на вечер, когда зал уже полон. Но, должно быть приревновав к славе Дункан, в двери клуба он входит первым, оставив свою половинку на лестнице. Странная прихоть – согласно этикету муж и жена должны появиться вместе. Но Есенину законы не писаны. Он кивнул Алексею Толстому и Николаю Минскому[75]75
Минский Николай Максимович (псевдоним; настоящая фамилия Виленкин) Николай Максимович (15(27).01.1855, с. Глубокое, ныне Витебской обл. – 02.07.1937, Париж) – русский писатель.
[Закрыть], обнялся с Эренбургом[76]76
Илья Григорьевич Эренбург (15 (27) января 1891, Киев – 31 августа 1967, Москва) – русский прозаик, поэт, переводчик с французского и испанского языков, публицист, фотограф и общественный деятель.
[Закрыть] и Кусиковым. По залу летит взволнованный шепоток, недоброжелатели Есенина делают ставки, выкинет что-нибудь в своем роде литературный хулиган или нет.
Кто-то выкрикнул: «Интернационал!». Начался шум, свист. Есенин вскочил на стул и стал читать на исконную русскую тему – о скитальческой озорной душе. А тем, кто свистел, он крикнул: «Все равно не пересвистите. Как засуну четыре пальца в рот и свистну – тут вам и конец. Лучше нас никто свистеть не умеет»[77]77
Газета «Накануне».
[Закрыть]. И свистнул. Да потом еще и крикнул гневное:– В России, где теперь трудно достать бумагу, я писал свои стихи вместе с Мариенгофом на стенах Страстного монастыря или читал их вслух на бульварах. Лучшие поклонники поэзии – это проститутки и бандиты.
После этого заявления часть публики посчитала себя оскорбленной и покинула зал, а Есенин под аплодисменты и освистания начал читать стихи.
В Берлине на такую мелочь, как небольшой скандал на литературном вечере, внимания не обратили. Подумаешь, большое дело, пьяные поэты погрызлись, так ведь не убили же никого. Зато уже на следующий день на стол Луначарского легла телеграмма из Берлина, в которой, в частности, говорилось о недопустимости пребывания такого ненадежного человека, как Сергей Есенин, заграницей. В результате супругам пришлось письменно объясняться с наркомом иностранных дел М. Литвиновым[78]78
Максим Максимович Литвинов (настоящее имя – Меер-Генох Моисеевич Валлах (Баллах), псевдонимы: Папаша, Максимыч, Феликс и др.; 5 (17 июля) 1876 года, г. Белосток Гродненской губернии, Российская империя – 31 декабря 1951 года, Москва, СССР) – революционер, советский дипломат и государственный деятель. Член ЦИК СССР второго – седьмого созывов, депутат Верховного Совета СССР первого – второго созывов. Член ЦК ВКП(б) (1934–1941).
[Закрыть]:
– Обещаю держать себя корректно и в публичных местах «Интернационал» не петь, – пишет Есенин. После того как инцидент был худо-бедно улажен, они отправились во Францию, а затем в Америку
Здесь супружескую пару снова атакуют журналисты.
Молодой русский поражен панорамой небоскребов Манхэттена и сказал, что будет писать о них. Он говорит, что предпочитает сочинять стихи «о бродягах и попрошайках», но он не похож на них. Он сказал также, что его обожают бандиты и попрошайки, собаки, коровы и другие домашние животные. В прессе его называли меланхоличным, но он, похоже, самый веселый большевик, который когда-либо пересекал Атлантику[79]79
Газета «Нью-Йорк геральд».
[Закрыть].
Здесь же:
Изадора заявила, что считает своего мужа величайшим из живущих русских поэтов, который входит в группу имажинистов. Она показала журналистам томик его стихов, переведенных на французский язык…
«Обещаю держать себя корректно и в публичных местах “Интернационал” не петь» (Сергей Есенин)
Айседора демонстрирует книгу, но журналисты словно не замечают этого, не реагируют на ключевое слово «поэт». Что же интересует американскую прессу и, соответственно, читателя? Их интересует, как теперь, после пребывания в варварской России, одевается знаменитая Дункан и как выглядит ее избранник стиля а-ля Рюс. Я не привожу здесь всю статью, так как она длинна и весьма утомительна, начну с фрагмента, в котором журналист описывает костюм Айседоры:
…просторная синяя шерстяная юбка с вышивкой из белой ангорской шерсти, красные сафьяновые сапожки с золотистыми узорами и вкраплениями из нефрита, широкополая шляпа из белого фетра, из-под которой выбивались пышные волосы, крашеные хной.
А вот так «Нью-Йорк уорлд» отзывается о Есенине:
Вошел муж мадам Дункан. Он… выглядит мальчишкой, который был бы отличным полузащитником в любой футбольной команде, ростом он примерно 5 футов 10 дюймов, блондинистые, хорошо постриженные волосы, широкие плечи, узкие бедра и ноги, которые могут пробежать сотню ярдов за десять секунд.
А вот описание данное «Нью-Йорк геральд»:
Есенин выглядит моложе своих 27 лет. В одежде он ничем не отличается от обычного американского бизнесмена, будучи в простом сером твидовом костюме. Хотя он не говорит по-английски, он склонился над своей супругой и с улыбкой одобрял все, что она говорила репортерам. Оба они выглядели искренне влюбленными и не старались скрывать это…
Но семейное счастье или несчастье – это, конечно, хорошо, во все времена журналисты любят преподносить в светских хрониках подробности жизни известных людей. Изумляет другое: никто и не пытается поговорить с поэтом о поэзии. Все словно заранее решили, что ему нечего сказать, и поставили на нем крест. Меж тем я позволю себе привести здесь кусочек письма Сергея Александровича Иванову-Разумнику[80]80
Разумник Васильевич Иванов-Разумник (настоящая фамилия Иванов; 12 (24) декабря 1878, Тифлис – 9 июля 1946, Мюнхен) – русский и советский литературовед, литературный критик, социолог, писатель.
[Закрыть], датированного маем 1921 года, г. Ташкент, в котором Есенин как раз говорит о литературе:
– …Блок – поэт бесформенный, Клюев тоже. У них нет почти никакой фигуральности нашего языка, – пишет С. Есенин. – У Клюева они очень мелкие («черница-темь сядет с пяльцами под окошко шить златны воздухи», «Зой ку-ку загозье, гомон с гремью шыргунцами вешает на сучья», «туча – ель, а солнце – белка с раззолоченным хвостом» и т. д.). А Блок исключительно чувствует только простое слово по Гоголю, что «слово есть знак, которым человек человеку передает то, что им поймано в явлении внутреннем или внешнем».
Дорогой Разумник Васильевич, 500, 600 корней – хозяйство очень бедное, а ответвления словесных образов – дело довольно скучное. Чтобы быть стихотворным мастером, их нужно знать дьявольски. Ни Блок, ни Клюев этого не знают, так же как и вся братия многочисленных поэтов.
Я очень много болел за эти годы, очень много изучал язык и к ужасу своему увидел, что ни Пушкин, ни все мы, в том числе и я, не умели писать стихов.
Ведь стихи есть определенный вид словесной формы, где при лирическом, эпическом или изобретательном выявлении себя художник делает некоторое звуковое притяжение одного слова к другому, т. е. слова входят в одну и ту же произносительную орбиту или более или менее близкую.
Но такие рифмы, какими переполнено все наше творчество: достать – стать, пути – идти, голубица – скрыться, чайница – молчальница и т. д., и т. д. – ведь это же дикари только могут делать такие штуки. Положим, язык наш звучащих имеет всего 29 букв, а если разделить их на однородные типы, то и того меньше будет, но все же это не годится. Нужно если не буквенно, то хоть по смысловому понятию уметь отделять слова от одинаковости их значения.
Поэтическое ухо должно быть тем магнитом, который соединяет в звуковой одноудар по звучанию слова разных образных смыслов. Только тогда это и имеет значение. Но ведь «пошла – нашла», «ножка – дорожка», «снится – синится» – это не рифмы.
Это грубейшая неграмотность, по которой сами же поэты не рифмуют «улетела – отлетела». Глагол с глаголом нельзя рифмовать уже по одному тому, что все глагольные окончания есть вид одинаковости словесного действия. Но ведь и все почти существительные в языке есть глаголы. Что такое синица и откуда это слово взялось, как не от глагола синеется, голубица – голубеется и т. д.
Я не хочу этим развивать или доказывать перед вами мою теорию поэтических напечатлений. Нет! Я единственно вам хочу указать на то, что я на поэта, помимо его внутренних импульсов, имею особый взгляд, по которому отказался от всяких четких рифм и рифмую теперь слова только обрывочно, коряво, легкокасательно, но разносмысленно. Вроде: почва – ворочается, куда – дал и т. д. Так написан был отчасти «Октоих» и полностью «Кобыльи корабли».
Вот с этой, единственно только с этой точки зрения я писал вам о Блоке и Клюеве во втором своем письме. Я, Разумник Васильевич, не особенный любитель в поэзии типов, которые нужны только беллетристам. Поэту нужно всегда раздвигать зрение над словом. Ведь если мы пишем на русском языке, то мы должны знать, что до наших образов двойного зрения: «Головы моей желтый лист», «Солнце мерзнет, как лужа» – были образы двойного чувствования. «Мария, зажги снега» и «заиграй овражки», «Авдотья, подмочи порог» – это образы календарного стиля, которые создал наш Великоросс из той двойной жизни, когда он переживал свои дни двояко, церковно и бытом.
Вот так – целая лекция о секретах ремесла в поэзии. Сразу видно, насколько свободно Есенин играет со всеми этими образами, насколько они им продуманы, прочувствованы, прожиты.
Сергей Есенин никогда не относился к поэтам-лентяям, считавшим, будто стихи им диктуются свыше. Последние обычно отказываются что-либо изменять в написанном под предлогом «так на душу легло». Есенинская оценка творчества поэтов – это, прежде всего взгляд жесткого профессионала практика.
Мария – это церковный день святой Марии, а «зажги снега» и «заиграй овражки» – бытовой день, день таянья снега, когда журчат ручьи в овраге. Но это понимают только немногие в России. Это близко только Андрею Белому [81]81
Белый Андрей (псевдоним, настоящее имя Борис Николаевич Бугаев) (14(26).10.1880, Москва – 08.01.1934, там же), русский писатель, теоретик символизма. Окончил математический факультет Московского университета (1903).
[Закрыть] . Посмотрите, что пишет об этом Евгений Замятин в своей воробьиной скороговорке «Я боюсь» № 1 «Дома искусств».Вероятно, по внушению Алексея Михайловича он вместе с носом Чуковского, который ходит, заложив ноздри в карман, хвалит там Маяковского [82]82
Владимир Владимирович Маяковский (7 (19) июля 1893, Багдати, Кутаисская губерния – 14 апреля 1930, Москва) – русский советский поэт, один из крупнейших поэтов XX века. Помимо поэзии ярко проявил себя как драматург, киносценарист, кинорежиссер, киноактер, художник, редактор журналов «ЛЕФ«(«Левый Фронт»), «Новый ЛЕФ».
[Закрыть] , лишенного всяческого чутья слова. У него ведь почти ни одной нет рифмы с русским лицом, это помесь негра с малоросской (гипербола – теперь была, лилась струя – Австрия).
Здесь необходимо пояснить: Замятин написал статью, в которой превозносил поэзию Маяковского: «И по-прежнему среди плоско-жестяного футуристического моря один маяк – Маяковский. Потому что он не из юрких…». Там же: «Лошадизм московских имажинистов слишком явно придавлен чугунной тенью Маяковского. Но как бы они ни старались дурно пахнуть и вопить – им не перепахнуть и не перевопить Маяковского». Термин «лошадизм» приводится как ассоциация к сборнику Шершеневича «Лошадь как лошадь» (1920).
