Текст книги "Каллиграфия (СИ)"
Автор книги: Юлия Флоренская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 32 страниц)
Глава 16. Донеро защищает неф
События в Академии Деви текли своим чередом. Лекторы нагружали студентов, студенты прогуливали занятия и рисовали на лекторов шаржи; кафедры закупали новую лабораторную утварь; директор дышал по ночам свежим воздухом, зевая на собраниях и в открытую храпя за столом в рабочее время. А четвертый апартамент прославился необыкновенными картинами Розы, которая теперь устраивала выставки в парке. Пользовалась популярностью и Мирей. Она настолько отточила свои интеллектуальные навыки, что умудрилась победить на международной олимпиаде по математике, снискав уважение мадам Кэпп и вызвав белую зависть у остальных «несчастных» однокурсников, ибо она до конца учебного года освобождалась от домашних заданий.
Для подруг настала пора покоя и процветания, и всё бы ничего, если бы Лиза не вбила себе в голову, что из Зачарованного нефа можно каким-то образом попасть в то чудесное место, которое она видела в бокале. Она буквально помешалась на этой идее, обсудив ее со всеми, начиная от Донеро и кончая китаянкой. И если географ отнесся к подобной возможности с сомнением, помноженным на пессимизм, то Кианг тотчас загорелась азартом и страстно возжелала исследовать «кроличью нору».
– За нею нужно присматривать, – сказала рассудительная Мирей. – Я пойду с вами.
– А я что, рыжая что ли? – подала голос Роза, расчесывая перед трельяжем свою огненную шевелюру.
Так, к еноту-бармену вскоре нагрянула целая толпа любопытствующих, куда, по милости китаянки, затесалось еще несколько незнакомых людей. Завидев в дверях ватагу студентов, тот немедленно ретировался, то есть попросту нырнул в погреб, предоставив голубям, беспечно клевавшим крошки, действовать по собственному усмотрению. И они не придумали ничего лучше, чем подняться в воздух, шумно хлопая крыльями. Лиза была уже в десяти шагах от заветного бара, когда птицы пронеслись у нее над головой. Тем, кто повыше, пришлось пригнуться, чтобы избежать столкновения с пернатой компанией.
– Вишь, дали тягу! – сказал кто-то.
– Струсили, – подхватил другой. – Ты заметил, они вроде как были во фраках?
– Ага, ни дать ни взять, голубиная делегация!
– Они здесь в роли помощников, – буркнула Лиза. – Надо же, все разбежались! Енота тоже след простыл, – вздохнула она, обводя взглядом полки с бутылками.
– Знаешь, а я ведь до последнего думала, что ты выдумщица и про енота, ну, того... насочиняла. Но после голубей во фраках я поверю во что угодно, – сказала Мирей. – Извини, что сомневалась.
– Да что уж там! – махнула рукой россиянка. – Всё равно от них теперь никакой пользы. А полосатый наверняка забился в подвал. Зуб даю, что он носа не высунет, пока мы отсюда не уберемся. Гром и молния!
– Еще немного, и она разразится матросской руганью! – шепнула француженке Роза.
– Неудивительно! Ее отец всё-таки служил во флоте! – вполголоса ответила та.
Отставив приличия, Лиза полезла на перекрытие, коим служила барная стойка, и вскоре очутилась на месте официанта.
– Так, – бормотала она, шаря в коробках и по шкафчикам, – где-то здесь должен быть волшебный бокал и вино, в котором отображается параллельная вселенная...
– Что? Параллельная вселенная? – насторожилась Мирей. – Наша подружка, похоже, маленько свихнулась!
– Тссс! – зашипела на нее Кианг, которая неотрывно следила за передвижениями Лизы. Вдруг из-за стойки послышался треск, и на пол с грохотом обрушилась хрустальная ваза, предварительно подмяв под себя пару бокалов. Россиянка в испуге отпрянула от шкафа и уставилась себе под ноги.
– Недурно, недурно, – прокомментировал кто-то. – Из этой вазы получится превосходное толченое стекло. Мне для эксперимента такое позарез нужно!
Будь эта реплика произнесена чуть тише, возможно, владелец нефа и простил бы студентам инцидент с разбитой вазой.
– По-за-ррез?! – взвыл он леденящим душу голосом, от которого стены зала затряслись, а никем не управляемые скрипки синхронно испустили звук, очень напоминающий крик мартовских котов.
Вместо того чтобы сплотиться, ученики бросились врассыпную. Роза нашла свое убежище между роялем и баром, где обнаружилось одеяло, которое как нельзя лучше подошло для маскировки. Мирей заползла под парту, заваленную реквизитом. Лиза затаилась в углу, под стойкой, а зеваки, которых пригласила Кианг, со всех ног помчались к выходу. Но двери захлопнулись перед самым их носом, и бедолагам не оставалось ничего другого, кроме как колотиться от страха под аккомпанемент жуткого, безымянного хохота.
– Ой, – сказала Роза, опасливо глянув вверх. С потолка со змеиным шуршанием посыпалось конфетти. – Если так будет продолжаться, нас заметёт!
А конфетти, и правда, всё прибывало. Оно падало и падало, так что вскорости им до отказа наполнилась оркестровая яма. Паутина из бумажных шариков и спиралек оплела мебель и затруднила всякое передвижение. Перестали различаться проходы между зрительскими рядами, а ковровая дорожка совершенно исчезла под блестящими пластами серпантина.
Ошибся тот, кто подумал, будто на этом «представление» завершится. После бумажного дождя студентов здорово побило градом из прошлогодних карамелек, а напоследок зал обесточило: лампочки истерично замигали и погасли, все как одна. Заголосил ветер.
– Бутафория! – фыркнула Кианг, успев перебраться к Лизе в бар.
– Знать бы, кто за этим стоит! – приглушенно ответила та.
– Если он еще стоит, ему же хуже, – процедила китаянка, хрустнув пальцами. – Он у меня ползать будет, на коленях, и молить о пощаде!
Вряд ли Донеро опустился бы до такого унижения, ибо виновником бед, обрушившихся на головы непрошеных гостей, был именно он.
«Задали они мне работенку! В любую щель нос просунут, особенно туда, куда их не просят! – вгорячах думал географ, вертя колесо, управлявшее софитами. – Хороша моя ученица: нет, чтобы втихаря сюда пробраться, так она с собой целую когорту притащила! Знайте же, господа: не видать вам портала, куда бы он ни вел! Я призван охранять тайны нефа, я же вас отсюда и выпровожу!»
Настроен он был весьма воинственно, и, если бы не Елизавета Вяземская, которая нужна была ему живой и здоровой, студенты очень скоро сделались бы заиками. Зал был буквально напичкан всевозможным оборудованием для спецэффектов, а воображение Донеро фонтанировало неиссякаемым гейзером, и полет его фантазии сдерживался одной лишь мыслью о Лизе.
А Лиза напрасно времени не теряла. Спрятавшись под барной стойкой, она наткнулась на деревянный ящик с бутылками, из которых откупорено было всего две.
«Этот запах... Его ни с чем не спутаешь, – подумала она. – Но вино пить нельзя. Тут хватит и капли, чтобы погрузиться в глубокий сон».
– Эй, Кианг! – окликнула она китаянку. Та с выпученными глазами слушала дикий вой ветра и бесшумно шевелила губами, не замечая ничего вокруг. Пришлось Лизе ее ущипнуть.
– Что ж ты творишь, лаомаоцзы![35] – выругалась Кианг. – Wо zhеme huаi! [36]
– Будь другом, помоги, а? – извинительно улыбнулась Лиза. Под люстрой нефа, между тем, загремели фейерверки. – Эти бутылки нужно донести до апартамента, я без тебя не справлюсь.
– Ого! – обрадовалась Кианг. – После маотай [37]красное вино снимает напряжение лучше всего! – С такими словами она вырвала у Лизы бутылку и опрокинула себе в рот.
– Стой, нет! Только не это! – простонала та.
– А что? – с вызовом спросила азиатка. – Какая разница, где нести – в руках или в животе?
Через минуту она уже вовсю храпела над ящиком, и на быстрое ее пробуждение можно было даже не рассчитывать. Лиза развела руками, вздохнула, после чего устроила китаянку на ворохе цветного конфетти и, когда последний фейерверк распался на бледно-синие ленты, тихонько позвала Розу.
Роза увлеченно доедала невесть откуда взявшуюся сахарную вату. Другая такая же вата красовалась у нее на шевелюре, а еще одна прилипла к крышке рояля. Россиянка осмотрелась: над сценой вновь зажглись лампочки, и зал был усеян белыми пятнами, точно поле созревшего хлопка.
– Такой обстрел мне ох как нравится! – облизываясь, сказала Роза. – Надо будет как-нибудь повторить!
– Ну уж нет, – перекрестилась Лиза. – Давай-ка лучше делать ноги.
Выбралась из своего укрытия Мирей и, кое-как преодолев мишурные заносы, присоединилась к подругам.
– От этих взрывов у меня порядком разболелась голова, – пожаловалась она. – Кстати, а где Кианг?
Все трое молча перегнулись через стойку.
– Ну вот, – сказала француженка. – А моя приятельница на днях убеждала меня, будто зло не дремлет. Дремлет оно, да еще как сладко!
Им удалось покинуть зал без серьезных происшествий лишь потому, что у Донеро истощились запасы пиротехники и снарядов. Сахарная вата была последним средством обороны, а производить обстрел дорогим швейцарским шоколадом географ посчитал накладным. Пока же он бегал в кладовую за «твердокаменным» грильяжем и шариками жвачки, все, кроме Кианг, благополучно улизнули, не преминув захватить с собой бутылки усыпляющего вина. На эти бутылки Лиза сразу наложила табу: не открывать, не пить и даже не нюхать. Огнеупорный шкаф послужил для них надежным пристанищем.
– Буду экспериментировать, – степенно сказала она и в тот же вечер без спросу оккупировала ванную комнату. Роза хотела принять душ, Мирей приспичило покрасить волосы, поэтому они долго и упорно стучались в закрытую дверь. Правда, без особого успеха. Лиза разбавляла вино водой.
«В каком соотношении, – гадала она, – нужно смешивать эти субстанции? Какова должна быть концентрация вина, чтобы выявилось четвертое измерение? И каковы шансы, что, нырнув в ванну, я перенесусь туда?»
– Я подозревала, что умопомрачение передается воздушно-капельным путем, – угрюмо произнесла Мирей, опершись о дверь. – Сначала буянила Кианг. Теперь вот Лиза. Как бы следующей не оказалась ты...
– Я? Это почему? – вздрогнула Роза.
– Видишь ли, просто моя психика устойчивее, – ухмыльнулась француженка.
***
Донеро проводил инспекцию Зачарованного нефа: пересчитал музыкальные инструменты в оркестровой яме, заглянул в самые потаенные, темные уголки за кулисами и направился прямиком к бару, где енот ретиво сгребал конфетти миниатюрными граблями. Он бросил на географа укоризненный взгляд, потоптался на месте и вновь принялся за работу.
– Не споткнитесь там, сэр, – мрачно предупредил он. – Одна из «этих» напилась моего вина, так что теперь ее даже с фанфарами не разбудишь.
Донеро издал неопределенный звук, поправил шарф и, приподняв подбородок, несколько минут разглядывал Кианг. Рядом с нею стояла полупустая бутылка.
– То самое вино, верно? – спросил он, нагибаясь к спящей.
– Вот именно! – отозвался енот. – Раритетное и очень, очень...
– Действенное? – подсказал географ.
– Ценное! – фыркнул зверек. – Его и на краю света не отыщешь! А они взяли и всё унесли. У, ворюги!
– Но как оно попало в неф? Откуда оно взялось?
– Когда неф находился на реставрации, (вы в те годы исследовали пустыню Калахари) бар и кладовую соорудили в первую очередь, – поведал енот, отложив грабли. – И вот тогда к нам пришел человек. Мужчина в черном плаще до колена и с абсолютно неподвижным лицом. Он принес пакет с дюжиной бутылок, которые нужно было пристроить. Я, понятное дело, согласился, однако человек потребовал, чтобы берег я этот пакет пуще собственного хвоста и никого, ни при каких условиях вином не угощал, потому что даже в малых дозах оно вызывает привыкание. Новая тайна, подумал я, и, пообещав хранить молчание, тотчас по его уходе стал экспериментировать, – он бегло огляделся по сторонам и шепотом продолжал: – Выяснилось, что напиток обладает удивительным свойством: при добавлении лишь нескольких капель любая прозрачная жидкость окрашивается в густо-малиновый цвет, и с жидкостью этой начинают происходить странные вещи...
– А человек? Ты его еще когда-нибудь видел? – допытывался Донеро, облокотившись о стойку.
– Да какое там видел?! Я же вечно в баре прозябаю! Кабы не голуби, помер бы со скуки!
Донеро погрузился в раздумья. Он знал всего одного человека с непроницаемым лицом, который в придачу носил черный плащ.
***
Кристиан и Аризу Кей пили чай на пригорке, за красной пагодой, и играли в сёги [38], лукаво поглядывая друг на друга. Сторонний наблюдатель мог бы заключить, что знакомы они с незапамятных времен, и оказался бы прав.
– Мой серебряный генерал стреножит твоего коня в два счета! – смеялась хранительница. – Вот так. И так.
Щурясь под лучами закатного солнца, она отклонилась на спинку стула.
– Потеря коня ничто по сравнению с потерей ладьи! – парировал Кристиан.
– Ах ты, мастер комбинаций!
– Меня устроит просто мастер. Благодарю, – хитро улыбнулся Кимура. В обществе Аризу Кей он позволял себе расслабиться, и уж тогда от него можно было ожидать любых проделок.
– Скажи-ка, мастер, как Джейн с Франческо отнеслись к «винному порталу»? Это, хм... Это ведь не совсем обычный портал. Капля вина не техническое устройство. Ее в карман не положишь.
– Сдается мне, они вообще ничего не поняли, – ответил Кристиан. – Не успели понять. Всё произошло за считанные секунды.
– Эй, тебе мат, дружище! – воскликнула Аризу Кей, победоносно передвинув фигурку копья на клетку перед королем.
– Заговорила мне зубы! – с притворной обидой сказал Кимура. – Я так не играю! – И в отместку опрокинул шахматную доску японке на кимоно. Фигурки полетели в траву.
– Безобразничаешь, точно мальчишка! Вот иди теперь и собирай. Я одежду пачкать не стану.
Кристиан неохотно полез под стол, когда на горизонте появилась Джулия. Электрические разряды на фоне черных туч, торнадо в грязно-оранжевом небе, песчаная буря в отдалении – они и то производили бы меньшее впечатление, чем ее блистающий среди деревьев силуэт.
– Внимание, – объявила Аризу Кей. – Приготовься давать показания, потому что у твоей ученицы вид как у мирового судьи.
От неожиданности человек-в-черном даже ударился головой о столешницу.
– Если это была шутка, то очень неудачная. Изволь больше так не делать.
– Да не шучу я, сам посмотри: вышагивает, что твой генерал. А сияет, сияет-то почище шаровой молнии!
Когда Джулия поравнялась с пагодой, у Кристиана мелькнула мысль о бегстве, но он тотчас же совладал с собой, восстановив свое прежнее, невозмутимое состояние.
– Будем надеяться, что твой сад не сгорит из-за нее дотла, – обронил он.
– Всё-таки странно, что недуг овладел ею вновь, – проговорила Аризу Кей, нагнувшись за фигурками сёги. – Конечно, еще три дня в постели – и она будет как огурчик, но уж лучше бы не горячиться ей понапрасну.
– Не горячиться? М-да... Кстати, поторопись, если не хочешь, чтобы твои шахматы оплавились. Скоро здесь будет жарко, – сказал Кристиан, ослабляя воротник плаща.
Когда Джулия предстала перед ним и, тыча ему в грудь светящимся пальцем, потребовала объяснений, японка сунула игральную доску под мышку и благоразумно испарилась.
– Что за лазейка, спрашиваю я вас? – напирала Венто. – Каким путем вы проникли в сад? И почему мои друзья не могут ничего толком рассказать?
Тот молчал, устремив на нее холодный взор. Она была охвачена огнем.
– Отвечайте! Отвечайте! – неистовствовала Джулия. – По вашей вине сад может погибнуть! – Она трясла Кристиана за плечи, и ее жар опалял его.
– Послушай, ты не должна так напрягаться. Ты нездорова, – сказал он наконец.
– Нет, это вы послушайте! – Она перешла на угрожающий шепот. – Вы, предатель, изменник, вы поставили под удар Академию, а теперь подбираетесь к Аризу Кей. Но ничего у вас не выйдет! Я никогда вам не верила и впредь не поверю!
Поддавшись ярости, он резко отвел от себя ее руки и сжал, как ему показалось, с нечеловеческой силой. Однако, обжегшись, тут же отпустил, тогда как Джулия, похоже, совсем не почувствовала его железной хватки. Ее глаза пылали гневом, который делал ее столь же прекрасной, сколь и недосягаемой.
– Ты судишь обо мне превратно, – сказал Кристиан, едва сдерживая эмоции. – Аризу Кей мне как сестра, а ты... – внезапно он оборвал речь, и взгляды их скрестились, словно рапиры на дуэли.
– Иди, собирайся, мы отправляемся на Крит, – выдержав паузу, добавил он, после чего отвернулся, оправил плащ и стал выжидать.
«Будь я мужчиной, – озлобленно подумала Джулия, – мы бы уже стрелялись».
«Будь ты мужчиной, я бы дал тебе пинка», – усмехнулся про себя Кимура.
Они поняли друг друга без слов.
Кристиан долго смотрел ей вслед, замечая, как мало-помалу угасает сияние.
– Ей нужно контролировать себя, – сказала хранительница, материализовавшись с ним рядом. – Иначе на Крите у нее будут проблемы.
– У нас у всех тогда будут проблемы, – невесело отозвался тот.
– Ты зря умолчал о вине, – вздохнула Аризу Кей.
– К чему ей знать о нашем с тобой давнем союзе? Ведь вместе с вином на поверхность всплывет и сей неизбежный факт. Пускай считает первооткрывательницей себя, пусть думает, будто знакомством с тобою я обязан ей. Ее опасно лишать розовых очков, по крайней мере, сейчас. В конце концов, правда не так уж и важна...
А правда состояла в том, что, помимо различного рода телепортаторов, к калитке на небесном острове существовал еще один ключ. До того как Кристиан увез Джулию из Рима, хранительница была помешана на виноградарстве. И ее кладовая просто ломилась от бутылок с волшебным кагором, когда, одним росистым утром, перед пагодой предстал незнакомец в черном плаще. Их встреча была подобна раскрывшемуся цветку пиона, майскому ветерку над лугом, радостному плеску волны. В те беззаботные, свежие дни их дружба цвела и крепла, как крепнет с годами вино. И хотя они не делились друг с другом своими планами, им было очень хорошо вдвоем.
О глобусе-телепортаторе знали лишь единицы, и он не представлял собою угрозы до той поры, пока до него не добрались студенты. Поэтому Кристиан беспрепятственно проникал в сад и возвращался в Академию, не вызывая подозрений. Джулия и Франческо всё испортили. Из-за них местоположение глобуса стало известно шпионам Морриса, и японке грозило серьезное вторжение. Поэтому Кимура вынужден был своими же руками разрушить мост, соединявший два измерения. Он рассказал о телепортаторе директору.
Во время последней прогулки вдоль побережья Кристиан с тяжелым сердцем поведал хранительнице о невозможности дальнейших встреч и выразил глубокое сожаление по поводу расставания. Аризу Кей была опечалена, однако после минутного раздумья она вдруг потащила его за собой, с вечернего пляжа, через лес, в сад. Она заставила его ждать возле пагоды и вскоре вернулась с увесистым подарком.
«Не пей, – коротко проинструктировала она. – Смешаешь с водой, коснешься пальцем – и ты снова здесь. Трех капель на стакан будет достаточно, но их действие завершится, не успеешь ты сосчитать до десяти. Поэтому будь бдителен. А теперь прощай!» – Сказав так, она взмахнула своим веером, и Кимура растаял в сумерках вместе с заветной ношей.
[35] Так китайцы называют русских за глаза
[36] Мне и так уже плохо! (кит.)
[37] Китайская водка
[38] Японские шахматы
Глава 17. Обезоруживающий свет
Под мостом бурлил ручей. Примыкавшую к пагоде рощу оглашали радостные крики и детский смех, и к этому звонкому, серебристому смеху изредка примешивался более низкий голос Клеопатры.
– Я обжегся сегодня, – немного помолчав, сказал Кристиан. – С Джулией творится что-то противоестественное, и, боюсь, ее превосходство надо мной очевидно.
– Да, – проронила Аризу Кей. – Это как раз тот случай, когда ученик оказался способнее учителя...
– Но не допускаешь же ты, будто занятия каллиграфией и ежедневные тренировки пробудили в ней скрытую энергию?– с опаской спросил человек-в-черном.
– Я в этом уверена, – с достоинством ответила японка. – Как и в том, что через секунду зажгутся фонари.
Она простерла руку – и вдоль аллеи один за другим, точно передавая эстафету, вспыхнули лампионы.
– Даю вам еще четверть часа, – сказала она. – Вы не должны оставаться в саду на ночь, иначе сон свалит вас с ног. Я договорилась с цветами, и теперь ночной порой они источают особый, дурманящий аромат. Многие из спасенных испытывают повышенную тревожность, и, вместо того чтобы спать, разгуливают по насаждениям, насвистывают, ломают ветки. Эдак невозможно медитировать! Вот я и придумала маленькую хитрость. На меня-то дурман не действует!
***
Джулию сложно было уговорить, а отобрать ветку-телепортатор и подавно. Она настаивала, чтобы Кристиан провел их «лазейкой», о которой он так упорно молчит.
– Лично мне, – говорила Джейн, нетерпеливо притопывая ногой, – совершенно безразлично, что синьор Кимура использует для прохода в сад. – Я не хочу валяться здесь до утра, а деревья вот-вот примутся расточать сонный газ.
– Пожалуйста, смилуйся над нами, о свет очей наших! – Франческо, который любил переводить всё в шутку, прибег к театральному жесту.
– Действительно, погасни уже! – взъелась на нее Джейн. – Анджелос говорит, что тот, кто не управляет собой, быстро скатывается на дно жизни.
– Что еще говорит твой Анджелос? – ехидно поинтересовался Росси. – Честное слово, она талдычит мне о своей новой пассии целый день без передышки, – поведал он Джулии.
Неожиданно та расхохоталась, и всё ее свечение как рукой сняло.
– Как ты сказал? Без передышки? Ха-ха-ха! Бедняга! – надрывалась она, согнувшись пополам.
Франческо не стал выяснять, кто же из них двоих бедняга – он или англичанка, потому что глубоко задетая Джейн насупилась и издала звук, отдаленно похожий на рычание.
...Ветвь сакуры лихо перенесла их к вилле Актеона, оштукатуренные стены которой подсвечивались яркими огнями. Солнце еще не взошло, однако Люси бодрствовала, поставив локти на подоконник и рассеянно глядя во двор из окна своей комнаты.
– Вовремя ты смилостивилась, – сказал Франческо, хлопнув Джулию по плечу. – А то меня уже стали одолевать снотворные пары. Хороший способ придумала японка, чтобы нас выпроводить!
Человек-в-черном кашлянул.
– И вовсе не затем, чтобы выпроводить, – пылко возразила Джейн. – Ты же слышал, что сказал синьор Кимура: дело в беженцах.
– Пустая отговорка, – отмахнулся Росси. – Я-то знаю...
«Хм, любопытно, – подумала Люси, приспустив штору. – То они пропадают, то появляются из воздуха. Чудеса!»
«У них секреты, – думала она, застегивая блузку. – А я терпеть не могу, когда от меня что-то скрывают».
«Сколько лиц у Кристиана Кимура? – гадала Люси, подводя перед зеркалом веки. – Хоть мы друзья, он всё равно таится. Его, как книгу, и не прочитаешь. Не книга он, а запертый сундук. Сундук! Как метко! А-ха-ха-ха!»
Рассмеялась она вслух, да на удивление громко, и Актеон, который занимал комнату по соседству, недовольно заворочался в своей кровати.
– Какая рань, ох, какая рань! – зевнул он. – А помощница уж на ногах. Выписать ей, что ли, премию?
Белесый туман стелился по обочинам, скапливался в оврагах и наползал дырявой вуалью на луга, когда Люси, одна одинешенька на своем коне, выехала на дорогу. Прокукарекал петух; в псарне, за пышным особняком напротив, залаяли гончие, и в этот миг на востоке заблистала заря...
– Хотите верьте, хотите нет, а намедни я видела Аннет, – задержавшись на лестнице, сообщила Джейн.
– Где?! – хором воскликнули Франческо и Джулия.
– В лаборатории, той самой, куда мы сейчас направляемся.
– Невозможно, – отрезал Росси.
– Только этого не хватало, – проворчала Джулия. – Но... Может быть, ты обозналась?
– Ага, может, ты нанюхалась эфира и тебе померещилось? – поддакнул Франческо.
– Как бы ни так! – отозвалась англичанка. – Вытяжки у нас в кабинете работают исправно, так что версия с эфиром отпадает. К тому же, у меня острый глаз!
– Катастрофа, – заключила Венто.
По ее соображениям, Аннет Веку никак не могла оказаться на Крите. Будь поблизости Донеро, он бы подтвердил, что в момент отлета она находилась на земле, в толпе провожающих. Однако если принять во внимание ее умение завязывать знакомства и очаровывать людей, то новость Джейн не так уж и фантастична.
«Но с чего бы Аннет следовать за нами? – рассуждала Джулия, шагая с друзьями по глянцевым плитам коридора. – Видно, ей понравилось портить мне жизнь... Ох, нет, сама мысль о том, что она здесь, до ужаса абсурдна! Джейн нафантазировала, вот и всё».
Итак, последние сомнения с ее стороны были отметены, тогда как Франческо отважился взлелеять в своем сердце мечты и воскресить столь нелепо угасшую влюбленность. Именно влюбленность, а не любовь, поскольку настоящей любви он ни к кому и никогда не испытывал.
«Я встречу ее и подарю ей огромный букет роз, – грезил он. – Ох, если бы она и вправду была на Крите!»
***
Джейн и Анджелос стали не разлей вода – в лаборатории о них шушукались все, кому не лень. Даже холодильники, казалось, гудели об этом; об этом распевали провода под потолками; об этом, а ни о чем другом, деловито жужжали центрифуги. Анджелосу грозили увольнением, потому что он чуть ли не каждый час отлучался с рабочего места. А Джейн страдала редкостной рассеянностью, путая реактивы и забывая выключать приборы. Эту «сладкую парочку» встречали повсюду. То их, непростительно счастливых, заставали в вестибюле, то – шепчущихся – на лестничной площадке, то – умильно глядящих друг на друга – в буфете. Пресытившийся слухами, Франческо вел себя крайне раздражительно и ворчал на англичанку больше обыкновенного, не переставая думать об Аннет. Желание отыскать ее становилось всё навязчивее и несноснее, и чувство собственной ущербности лишь усугублялось, когда в лабораторию впархивала Джейн. Она пребывала на седьмом небе от счастья, тогда как Франческо варился в котле, где-то в седьмом кругу ада, и он умудрялся низводить ее до своего состояния всего-то набором отрепетированных едких фраз. Джулия была вынуждена слушать их пререкания и мелочные ссоры вот уже пять дней кряду.
– Можно подумать, ты ревнуешь! – говорила она итальянцу, надеясь его усмирить.
– Анджелос то, Анджелос сё! – передразнивал тот. – Этот Анджелос у меня в печенках сидит! Нет, чтобы помолчать, так она трещит, что твоя сорока! – спесиво добавлял он.
За время выяснения отношений Джейн успела разбить несколько пробирок, пару стеклянных стаканчиков и плоскодонную колбу, которую она изо всех сил обрушила на стол при последней размолвке.
– Ты ужасно склочный, тебя срочно надо женить! – взвизгивала она, выбегая из кабинета. Джулия могла почти с полной уверенностью предсказать, что точно так же она взвизгнет и завтра, и послезавтра, и через неделю...
«Какая жалость, – думала Венто, – что нам троим выделили всего одну лабораторию, куда и лаборанты-то захаживают нечасто!»
Когда ссоры затягивались, ее начинало мутить, и она с беспокойством замечала, как вспыхивает и распространяется по ладонным линиям золотое сияние, как начинают светиться ногтевые пластины на пальцах рук. Забывая об осторожности, она вылетала из кабинета и мчалась к своему учителю, который проводил эксперимент в предоставленном ему отдельном помещении.
– Сэнсэй! – вскрикивала она, задыхаясь. – Сэнсэй, я опять свечусь!
В его, лишь в его власти было остановить развитие недуга. При очередном «приступе» Джулия могла рассчитывать только на его помощь, поскольку все снадобья и эликсиры Аризу Кей оказались бесполезными. В обширной кладовой японки не нашлось ни травинки, ни листочка, которые устраняли бы симптомы этого диковинного заболевания, и, несколько разочаровавшись в себе, хранительница сказала Кристиану следующее:
– Известно, что от собственного яда
Не гибнут ни растения, ни гады.
А ветры, разгулявшиеся в шторм,
Как перестанут дуть, так шторм утихнет.
Кто направляет, тот отчет дает,
На том лежит ответственность и долг.
Ее болезнь – твой недосмотр, ошибка,
А ты ошибки исправляешь шибко.
В более простой формулировке это прозвучало бы как «сам виноват – сам и расхлебывай».
...– Рецидив? – осведомлялся Кимура, откладывая работу.
– Угу, – кивала Джулия. У нее пылали щеки, горели глаза и пульсировало в месте солнечного сплетения.
– Обязательно таким способом? – робко спрашивала она.
– Я пока не придумал ничего другого, – отвечал человек-в-черном, бережно заключая ее в объятия. – Часть твоей энергии перетекает ко мне, что предотвращает распространение света по твоему организму.
Джулия чувствовала исходивший от него тонкий аромат хвои, прохладу, идущую от плаща, и в бессилии смежала веки. Внутреннее горение изматывало ее, как изматывает пилигрима бесконечная дорога в дюнах под палящим солнцем. И будь вокруг нее хоть тысяча оазисов, они не смогли бы утолить ее жажду. Органы, сосуды, ткани – всё иссушалось зноем, который в ней воцарялся. И сколько ни противилась ее гордость, сколько ни восставал разум, она цеплялась за Кристиана, как за спасательный круг, и только рядом с ним находила отдохновение.
«Проклятущая болезнь! – досадливо думала она, прижимаясь щекой к его плечу. – Прогрессирует ведь! Эдак я сгорю, как сгорают в атмосфере метеориты».
***
Моррис Дезастро медленно спускался в подземелье, водя фонарным лучом по отсыревшим ступеням. В его катакомбах томились предатели, воры и «гости». Предателей он подвергал жестоким мучениям, после чего казнил на виду у своих единомышленников, чтобы тем было неповадно. Числившиеся в банде взломщики и карманники попадали за решетку в том случае, если имели несчастье польститься на добро крестного отца или же поживиться за счет его приближенных. С «гостями» Моррис тянул канитель, запугивая их пытками и выведывая номера их банковских счетов.
Гости на остров Авго допускались лишь по предварительно разосланным приглашениям, целью которых было заманить в ловушку богачей со всего мира. Причем приглашения эти составлялись таким образом, чтобы удовлетворить предпочтения и капризы каждого клиента. Сердобольным знатным дамам писали, что на острове такого-то числа пройдет благотворительная вечеринка. Зажимистые миллионеры-холостяки велись на предложение бесплатно провести вечер в компании вышеупомянутых знатных дам. Ценителям искусства предлагалось посетить аукцион, поклонникам спорта – похвастать кубками, пустить пыль в глаза или просто сыграть партию в гольф. Любителей вкусно поесть ждали кулинарные изыски греческой кухни, а зажиточным модницам предоставлялась возможность пощеголять в нарядах перед своими конкурентками.
Весь этот бомонд собирался в атриуме так называемого Моррисового особняка, связанного с маяком при помощи подземного хода. Снаружи особняк представлял собой памятник античной архитектуры, нежилое, полуразрушенное, однако не потерявшее своей привлекательности строение. Местная полиция не замечала, чтобы кто-нибудь входил или выходил оттуда, за исключением тех дней, когда на остров приезжала толпа разодетых, чванливых богачей. Фуршеты Моррис специально организовывал в туристические сезоны, дабы ни одна живая душа не заподозрила, что древнее здание является стратегически важным объектом. Там, внутри, он вытряхивал из посетителей деньги. Иногда сбор дани проходил без шума, а иногда приходилось прибегать к оружию, что незамедлительно действовало даже на самых упрямых. Правда, находились и такие закоренелые сквалыги, которые дорожили мошной больше, чем собственной жизнью. Этих, последних, Моррис бросал в затхлые камеры подземелья, где проводились пытки.
