Текст книги "Лекарство от скуки"

Автор книги: Юлия Флёри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 3

Он ушёл, а я вдруг поняла, что не хочу переосмыслять произошедшее. Ни намёки его, ни скрытые умыслы. И это странное желание оставить всё как есть… не ставить категоричную точку, не вычерчивать предельно чёткую и понятную обоим границу, а именно оставить как есть. С недомолвками, с невнятными полутонами и многообещающими полуулыбками. А следующим вечером, сидя в преподавательской за чашечкой чая, обратилась к профессору психологии.

– Владимир Германович, а что вы можете сказать об одном студенте… Татарин Олег.

Профессор задумчиво на меня посмотрел, мягко улыбнулся, а я пропустила сквозь себя его хитрый взгляд, не позволяя оставить в сознании раздражающие занозы.

– Интересный молодой человек, Наташа. – Учтиво кивнул он мне, пеняя на то, что не подошла, не переговорила сразу с добрым знакомым, как в институте появилась. Я виновато улыбнулась и всем своим видом выразила внимание.

– Нет в нём ничего интересного. – Категорично заявила дамочка, что старательно обращала на себя внимание ещё вчера.

– Вот как? Тогда… охарактеризуйте его двумя словами? – Резко отозвалась я, но на мой выпад дамочка лишь деловито ухмыльнулась.

– Интеллигентный ублюдок. – Вытянула она губы соблазнительной трубочкой.

Я напряглась, понимая: это именно то, что и сама почувствовала, только вот так с ходу выразить ощущения теми же двумя словами, не смогла.

На профессора глянула, а тот неторопливо кивнул, со сказанным выше соглашаясь.

– В нём действительно присутствует это неугасаемое пламя варварства, необузданная мощь дикаря. – Воодушевлённо заключил он. – И, должен признать, практически отсутствует сострадание к ближнему. – Скривив губы в жесте сожаления, задумчиво кивнул. – Ну а выразительные аристократические черты и классическое образование позволяет умело эти первобытные инстинкты маскировать, делая его практически неуязвимым, позволяя считать себя высшим существом. И судя по тому, что вопрос всё же возник, пообщаться с этим, бесспорно, прекрасным экземпляром, ты успела. – Заметил он. – Так вот, когда с ним общаешься… чувствуешь себя… – Профессор пальцами прищёлкнул, верное слово подбирая, а дамочка, что была заинтересована в беседе ничуть не меньше меня самой, пакостно оскалилась.

– Чувствуешь себя мерзко. – Выдала налегке и с каким-то необъяснимым, извращённым удовольствием. Проговорила и облизнулась, припоминая что-то личное, и, я практически уверена, интимное.

Глаза профессора алчно заблестели, а я, точно предвкушая то, что мне ещё испытать предстоит, улыбнулась, удивляясь тому, какие схожие чувства вызывает Татарин у женщин.

– Вижу, вы услышали то, что хотели. – Отметил профессор как бы между прочим и из кресла встал. – Моё почтение. – Кивнул мымре.

Глядя на меня, подавил рвущуюся сквозь самоконтроль улыбку.

– Пресловутая троица и вас не обделила вниманием? – Поинтересовалась она, пользуясь тем, что остались наедине. Я лишь вопросительно изогнула бровь.

– Троица?

– Чижов, Татарин, Меньшов.

– Местная элита?

– Да ну куда там… Ниже среднего. Но, согласитесь, не обратить на них внимание непросто.

– Наглые, дерзкие, непозволительно красивые? – Улыбнулась я, перечисляя букет характеристик, на которых остановилась сама.

– Что-то вроде… Но есть у нас и компания откровенных отморозков. У вас сегодня лекция в их группе. Вот уж где природа-матушка оторвала душу. Даже упомянутый мною Чижов не так хорош. Но вот тормоза у ребят отсутствуют напрочь.

– Посмотрим. – Ответила я, позволяя понять, что этой информацией не заинтересована вовсе.

– Кстати, он о вас тоже расспрашивал. Татарин. – Оставшись недовольной моим нежеланием общаться, бросила наживку мымра.

– Продолжайте. – Милостиво кивнула я, вызывая интригующую улыбку.

– С самого утра секретарю ректора в горло впился.

– Прямо-таки секретарю? – Потянула я с насмешкой. – И неужели действительно впился? Не слишком ли круто?

– Для этого самца? Да перестаньте! – Отмахнулась от моего вопроса мымра, снисходительно поглядывая. – Он имеет всё, что движется, если питает к объекту хоть малейшую заинтересованность. Практически уверена, с Леночки Сергеевны он и начал, так что не питайте иллюзий, дорогая.

– А вы не ревнуйте.

– Я женщина приличная! – Пресекла мымра любые намёки в сторону своей репутации, а мне только и оставалось, что придержать личное мнение при себе. – А вот мальчишка этот очень настойчиво интересовался тем, как вы оказались в нашем институте. Без опыта, без образования, без званий и регалий. Как, по чьей протекции, о причинах появления выспрашивал тоже. Думаю, не раскрою вам секрет, сообщив, что у преподавательского состава тот же вопрос. Не поделитесь информацией?

– Не завидуйте. – Скривилась я в неестественно широкой, неправильной улыбке.

Вылила заваренный чай в мойку, спешно ополоснула чашку и, бросив короткий взгляд на часы, поспешила кабинет покинуть.

Хотелось курить, стать под ледяной душ и прыгнуть с крыши высотного дома одновременно. Я пронеслась по коридорам института, вырвалась на улицу и вдохнула спёртый, ещё по-летнему знойный воздух.

Телефон известил о полученном сообщении, и я уставилась в экран, совершенно не соображая, что там написано. Смотрела то на дисплей, то в толпу скопившихся у входа студентов. «Сигаретку?» – значилось в сообщении, и, только окончательно осознав смысл написанного, я поняла, насколько себя накрутила. Рассмеялась в голос, примерно представляя, как сейчас выгляжу, а, успокоившись, безошибочно выделила в общей многоликой массе наглеца, который читает меня, словно открытую книгу.

Со ступенек спустилась, быстрым шагом пересекла открытую площадку у института, и небрежно махнула ему рукой.

– Татарин? Олег? – Окликнула, наплевав на то, что привлекаю слишком много внимания. – Подойди. – Головой в сторону махнула, уединиться предлагая.

– Здравствуйте, Наталья Викторовна. – Глянул он исподлобья, а я едва сдержалась от того, чтобы по наглой физиономии ударить.

– Ты спал с мымрой, что ведёт на первом курсе? – Резко задала вопрос, не осознавая толком, для чего его озвучила. Татарин ожидаемо скривился, заинтересованно выгибая брови.

– С какой именно? – Хмыкнул, а я лишь бессильно сцепила зубы. – Это Валерия Андреевна с языковедческого. – Пояснил он тут же, уловив моё напряжение.

– Ты с ней спал?

– Я её трахал. – Просто ответил Татарин, прикуривая новую сигарету, ведь ту, что пускали по кругу с друзьями, оставил в команде.

– Меня тоже трахнешь?

– А вот с вами, Наталья Викторовна, можно и переспать.

– Так просто? Даже скрыть своих намерений не попытался? – С досадой выдала я, глядя в безупречные черты лица, в глаза, что сейчас, казалось, переливались всеми цветами радуги. Так странно…

– Зачем скрывать, если это уже очевидно? Да и потом… если вы захотите уличить меня в обмане, крыть будет нечем.

– Ты что курил, щенок? – Брезгливо скривилась я.

Не тем брезговала, что стоит сейчас со мной рядом, будто равный, а тем, что свою жизнь тратит так бездумно, бездарно. Его терять не хотелось. Он был особенным. Я знала это, чувствовала, вот только чувства к делу не пришьёшь, и приходилось молча терпеть его ухмылки, которым не было предела. Так и сейчас, выделывался, явно недооценивая масштаб катастрофы.

– Я же вам предлагал, Наталья Викторовна. Глядишь, не рычали бы сейчас так.

– Курить – здоровью вредить, Татарин. Не слышал разве? – Отвернулась, когда дым из себя вытолкнул, а он прищурился, за этим моим движением наблюдая.

– А вы стимульните, Наталья Викторовна, и я сразу одумаюсь. – Огрызнулся, но сигарету всё же затушил. – Так, что там с мымрой? – К теме вернул, увильнуть не позволяя.– Ревнуете? – Бросил с вызовом, а я неожиданно даже для себя самой, согласно кивнула.

– Мне не понравилось то, в каком тоне она о тебе говорит.

– А вы не слушайте, Наталья Викторовна. Всё равно пи**ит.

– Выражения выбирай!

– По хер на выражения, Наталья Викторовна, порадуйте меня ещё чем. Думали обо мне?

Я посмотрела на него предельно внимательно и точно поняла, что травка, которой надышался, лишь ширма. За ней свободу слова спрятать пытался, ею покрывал своенравный тон. Поняла и дыхание задержала, чувствуя, как внутри всё на дыбы становится. Только сейчас от возбуждения. Необъяснимого, но невероятно острого.

– Не думала. Поняла только, что проиграла. – Проговорила осторожно, во все глаза на него глядя. На триумф, что на лице отобразился, на улыбку, что на губах расползалась. – В тот самый момент, когда вместо того, чтобы испугаться твоего напора и защиту поставить, каким-то животным удовольствием захлёбывалась.

– Это значит, что мы договоримся?

– Это значит, что я буду держаться от тебя как можно дальше, но не уверена, что такие меры меня спасут.

– Спасут от чего?

– От глупостей и ошибок. – Проговорила честно. – Ведь ты мне не нужен. – Спокойно заявила, а Татарин со смешком выдохнул, эту честность не оценив.

– Живите одним днём, Наталья Викторовна.

– Это ты сейчас не для меня, это ты для себя сказал!

Татарин с готовностью кивнул, со мной соглашаясь, на наручные часы взгляд скосил: пары вот-вот начнутся, но остаться хотелось больше, и он рискнул.

– Шиза, догоняй! – Крикнул кто-то из его команды. Он не обернулся, но замер, на короткий миг в каменное изваяние превращаясь. Глаза потемнели в приступе бешенства, а я губу закусила в удовольствии. Прищурилась, пытаясь мысли его распознать, с той же лёгкостью, как он мои читает.

– Как они тебя называют? – Улыбнулась, пытаясь расслабить, растормошить, пытаясь заставить только обо мне сейчас думать.

– Бред несут, не обращайте внимания. – Отшутиться попытался, а я не поверила, бедром его толкнула, подбадривая, кончиками пальцев с боков придержала, точно не понимая, касаюсь или мне это только кажется.

– Ну же, скажи. – Шепнула, оказавшись в непозволительной близости. – Признайся. – Подначивала, а Татарин всё больше хмурился, темнел лицом, вёл себя отстранённо и холодно.

– Это флирт?

– Не знаю о чём ты. – Рассмеялась, а Татарин напрягся и по сторонам оглянулся.

– Не нужно. Все смотрят. – Проговорил он, желваки на скулах продемонстрировал, понимая, что не остановилась.

– Да ладно! Тоже мне, пуп земли! Кто на тебя смотрит, кто?.. Как тебя зовут друзья, Татарин? – Губу прикусила, собственным своевольством наслаждаясь. И он сдался. Его глаза зло сверкнули, прищурились, челюсти неконтролируемо сильно сжались.

– Шиза. – Проговорил он на грани слышимости.

– Как?

– Шиза. – Повторил Татарин громче и увереннее, а меня вело от его эмоций, будто сама курила, будто они мой наркотик и я подсела с первого раза, даже не успев насладиться эйфорией.

– Почему так?

– Потому что случаются ситуации, когда я не трачу время на контроль и вменяемость. Когда инстинкты выходят на передний план, задвигая дальше благоразумие. И в эти моменты мало кто по собственной воле захочет оказаться рядом.

– Пугаешь меня?

– Незачем. Вас не трону.

– Что так?

– У каждого есть свой Рубикон.

– Влюбился, Татарин? – Задела я тоном с издёвкой, а он не отреагировал, не шелохнулся даже. – Ты? Влюбился? В меня, Татарин? В меня? – Рассмеялась в лицо, а он эту фальшь на свой счёт принимать не торопился.

– Вы знаете меня сутки, почему считаете, что влюбиться не могу?

– Потому что я не та, в кого нужно влюбляться. – Осадила я и теперь уже точно не шутила. – Тот самый случай, когда не стоит тратить своё время на контроль и вменяемость. Просто беги от меня, куда глаза глядят, слышишь?

– К этой вашей просьбе я останусь безучастен. – Сухо констатировал парень, и руки на груди скрестил, намекая, что сейчас любой удар отбить сможет. – Телефон, Наталья Викторовна. – Меня окликнул, а я раздражённо скривилась. – Телефон в вашей руке.

Кивнул, предлагая ответить, и я в его глазах утонула, не понимая, откуда в них взялся этот азарт, жадность откуда, отчего они блестят, будто в лихорадке. О звонке припомнив, на дисплей, что в его сторону повёрнут был, глянула, имя звонящего увидела и реакцию поняла. Точнее… точнее, могла предположить. «Михаил Громов» – значилось в телефонной книжке, а вот понял что-то Татарин или знал наверняка, пока оставалось загадкой.

– Привет. – Отозвалась, чувствуя, как сердце рвётся из груди, словно после марафонского бега. – Да, ждала. – На Татарина быстрый взгляд бросила, будучи уверенной в том, что румянец волнения он на моём лице уж точно не пропустил. – Вот и отлично! Я в тебе не сомневалась. – Улыбнулась, как только он сообщил, что решение в мою пользу принял и к работе могу приступать уже на следующий день. – До завтра. – Вроде и твёрдо сказать хотела, а получилось едва ни интимным шёпотом. Громов отключился, этого явно не заметив, а вот Татарин шею вытянул, горделиво задирая подбородок.

– Кто это? – Прищурился в ожидании ответа, на что я раздражённо вспыхнула.

– Речь свою фильтруйте, студент Татарин.

– Я спросил «кто это?». – Жёстко повторил он, уступать не намереваясь, а я почувствовала тот самый страх, что поселился во мне вчера, когда его первый заинтересованный взгляд уловила. Вот только, вопреки здравому смыслу, не поставила наглеца на место, а надменно хмыкнула.

– Любимый мужчина. Как считаешь, Татарин, может быть у меня любимый мужчина?

– Не может! – Категорично заявил мальчишка и неприятный холодок пополз по позвоночнику, парализуя, точно анестезия. Это всё взгляд его гипнотический, я точно знала. Знала, но ничего не могла поделать, ни с места сдвинуться, ни отвернуться. Или схватка характеров, как вариант. Схватка, проиграть в которой было смерти подобно, потому и не отступались.

– Считаешь, моя участь прыгать по койкам собственных студентов?

– Считаю, что лучше вам остановиться сейчас. Замолчать и не делать резких движений.

– А то что? Перейдёшь свой Рубикон? Вот так? Даже не успев им насладиться? – Зло рассмеялась, а он осторожно покачал головой из стороны в сторону.

– Я сверну его шею настолько быстро, что этот любимый мужчина даже понять ничего не успеет. Громов Михаил, говорите? Я запомнил. – Прошептал, а я отчего-то подумала, что не шутит.

Татарин мягко улыбнулся и, медленно подтянув руку к моему лицу, всего на мгновение замер, будто предупреждая прикосновение. А потом коснулся. Ладонь его была горячей и твёрдой. Касание уверенное. Он не оставил место сомнениям. И я точно знала, чего боюсь. Того, что видела много раз. То, как обманчива бывает внешность, как безупречна легенда.

– Вы бледная, Наталья Викторовна. – Прошептал мерзавец с извращённым удовольствием в голосе, и я пошатнулась, будто от удара под дых отступая. – Вам нехорошо? – Обеспокоенно проговорил и большим пальцем губ коснулся, проведя по ним лёгким движением.

А я даже сделать ничего не могла. Ни вскрикнуть, ни оттолкнуть. Как парализованная стояла и смотрела в глаза безумца. Моргнула и будто не было всего этого. А, может, и, правда, почудилось?.. Татарин уже склонился надо мной и смотрел внимательно. Больше нет игры в участие. Он напуган, и я с облегчением выдыхаю: показалось.

– Как вы? – Шепчет, удерживая пульс на моём запястье.

Я его руки от себя отстранила, всё ещё находясь во власти тягучего тумана, что заполонил сознание. Осторожно, медленно выпутываясь из цепких пальцев. Лба коснулась и капельки ледяного пота на нём ощутила. В стопы, ладони, пульсирующей болью прорвалось тепло, оно же таранило и виски, заставляя их отзываться ответным сопротивлением.

– Ты нарушаешь границы моего личного пространства. – Татарина осторожно пальцами в грудь толкнула, а он поддался, правда, улыбнулся при этом как-то странно. С животной похотью, что изнутри прорывалась, с азартом в глазах. Губы языком обвёл и демонстративно воздух в себя втянул, мой страх на расстоянии ощущая.

– Люблю нарушать границы и стирать запреты. – Доверительно шепнул, а когда я неосознанно попятилась, за руку удержал и слегка тряханул, приводя в чувства. Я прикосновение его сбросила, собралась, опомнилась, а он насмехался, будто выглядела не опаснее нахохлившегося воробышка. – Я покой ваш нарушил, Наталья Викторовна, а вы о каком-то личном пространстве. – Неодобрительно головой покачал. – Так, кто, говорите, звонил? – Кончиком языка по зубам провёл, будто на прочность их проверяя, а я глянула с сомнением, не будучи уверена наверняка в том, что ответ на этот вопрос всё же озвучила.

– По работе звонили. – Проговорила, удерживая рой несущихся с бешеной скоростью мыслей на тормозах. – Я работу искала. Вот, сообщили, что конкурс прошла успешнее остальных кандидатов.

– Не бережёте вы себя, Наталья Викторовна. Красивая женщина должна больше отдыхать.

– Ступай, Татарин, пары уже начались, а я тебя здесь отвлекаю… – Улыбнуться попыталась, а изнутри дрожь проступает.

– Вы расписание видели? У нас номер аудитории сменился. Будем ждать вас в триста двенадцатой.

– Значит, приду в триста двенадцатую. – Согласно или, может, даже покорно кивнула я, а Татарин довольно оскалился. Ему этот жест понравился так, будто он спросил: «у тебя или у меня», а я согласно кивнула, не вникая в эти подробности.

Он ушёл, а я как зачарованная стояла и смотрела парню вслед. Мымра с языковедческого сказала «ниже среднего», а ведь я наверняка знала, что все тесты на сотню баллов сдал. И это спустя два года, как школу окончил. Тоже с отличием, между прочим. Практически играючи. А вот в институте ему, видимо, стало скучно, и он сейчас развлекал себя как мог, не обременяясь учёбой. «Ниже среднего». Он хочет, чтобы так о нём думали окружающие. Плетёт паутину и издалека наблюдает за тем, как людишки в ней путаются, карабкаются, пытаясь спасти свою шкуру. Пытаются, выкручиваются и не понимают того, что только от паука с парализующим ядом слюны зависит, кто станет первой жертвой, а кто так и улетит, не вкусив этой эйфории: пасть во имя великой игры. Игры, в которой за тебя решают, жить ты останешься или умрёшь.

Я отпустила эту нелепую мысль вместе с ним. Впервые встречаю человека, который уничтожает все мои мысли. И чувства уничтожает. Забирает с собой, а потом они врываются в мою жизнь снова. С его появлением, с его приближением. Целой чередой врезаются в мозг, заполоняя собой сознание. А потом будто над землёй приподнимают, так легко себя чувствую. И вот он снова ушёл, а я срываюсь вниз и лечу. Так долго, будто в самую настоящую пропасть. Оглянулась и поняла, что одна стою. Вот она, моя жизнь. И ни единой живой души вокруг… Я растёрла озябшие плечи, отдавая себе отчёт в том, что за последние лет шесть едва ли не впервые одиночество пугает меня. Что-то не так…

Глава 4

– Ваш рабочий кабинет. – Распахнула передо мной дверь девица из секретариата. – Команда в сборе и ждёт указаний. – Задорно подмигнула, подбадривая. – Ребятки, а вот и Наталья Викторовна. Босс грозил кулаком, предупреждая, что обижать нельзя. Поговаривают, что здесь пахнет личными связями. – Добавила она со значением, ничуть не стесняясь моего присутствия, и я улыбнулась отделу из пяти человек.

Три мальчика, две девочки. Все молодые, все с затаённым интересом на меня поглядывали, ожидая слов, что помогут определиться, какая грань зла на этот раз будет дёргать их за ниточки. Короткую вступительную речь выслушали молча и без особого восторга. Что уж тут скрывать, в команде я работать не привыкла… Но в целом настрой был позитивным и со своими авторитарными замашками я удачно справилась.

Громов встречи со мной не искал, что, в принципе, и понятно, а вот я увидеть его была совсем не прочь. Пожалуй, оттого и блуждала по офису с фальшивым интересом на лице. Принять дела я не торопилась. Вскользь осмотрев фронт работ, пришла к мысли, что справлюсь часа за два, три – максимум. В конце концов, штат в полном составе и отсутствие начальника отдела ещё несколько часов никого не смутит. Так и бродила по коридорам, заглядывая во все кабинеты, попадающиеся на пути, перебрасываясь парой слов с нынешними коллегами. Расточать улыбки и скромно опускать глаза, заслышав комплименты, было не в тягость, потому возвращаться в свой унылый уголок я не спешила.

Жену Громова встретила совершенно неожиданно и на мгновение потерялась. Сказочно красивая, она неторопливо шествовала по коридору с осанкой королевы. Уже войдя в роль беременной самки, раскачивала пока ещё сухонькими бёдрами, придерживала тонкой ладонью несуществующий живот – жест защиты будущей матери. Она защищала своё потомство, а мне отчего-то стало смешно. Девочка напомнила мне овцу. Существо, в принципе, милое, но безмерно глупое. И я понимала чувства Громова, когда он выбрал в супруги нечто подобное. Ведь бывалому кобелю не престало путаться с сучками вроде меня. С теми, кто видит его насквозь, с теми, кто на раз улавливает любую фальшь, кто не прощает ошибок и не позволяет уйти живым после их совершения. Всё правильно. Они выбирают амёбоподобных существ, что смотрят им в рот, верят откровенной лжи и прощают даже самые страшные обиды. Когда всё закончится, она его тоже простит. Разумеется, простит, ведь у них будет ребёнок и нужно постараться хотя бы ради него… Да! Именно так будет звучать его признательная речь, именно так прозвучат и её слова, когда овечка всё же снизойдёт до прощения, ведь она великодушная, практически святая.

Я слукавила, сказав, что Громов изменился. Возмужал, бесспорно, приобрёл положенный статусу лоск, но так и остался плохим парнем с шальным блеском в глазах. Слишком долго жил в этих условиях, чтобы растерять привычки, навыки, вот так вдруг. Это привлекало в нём таких милых домашних девочек и оставалось только выбрать.

Пройдя мимо, я намеренно задела овечку плечом и едва сдержалась от смеха, когда та попросила прощения. Вынуждена признаться, даже меня подкупала эта милота, потому я, извинения принимая, дружественно кивнула в её сторону. А как только кабинет супруга красавица покинула, туда же вошла без стука.

– Заблудилась? – Поднял Громов на меня взгляд, я же довольно улыбнулась тому, что даже своим появлением умудрилась его раздразнить.

– Почему же… Соскучилась! – Уселась на стол с его стороны.

Громов посмотрел на меня исподлобья, отложил свои документы в сторону и мученически выдохнул.

– Наташ, мы, кажется, договорились.

Напомнил мне Громов о разговоре, что состоялся аккурат после собеседования. Я согласно кивнула и устроилась на столе лёжа, бесстыдно раскрываясь перед ним, демонстрируя грудь, узкую талию, да и, впрочем, всё, что так нравится мужчинам. А мужчинам нравится откровение. Мужчинам нравится вызов.

– Договорились. – Задумавшись, кивнула я, а после обезоруживающе улыбнулась. – А теперь я передумала!

Он устало растёр глаза, запрокинул голову и выдохнул в потолок.

– Наташ, чего тебе не хватает? – Зло процедил сквозь зубы. Глаза открыл и на меня с явным недовольством уставился. – Секса? Денег? Приключений?

– Я люблю тебя, Громов, и в жизни мне не хватает исключительно тебя.

– Это плохая шутка.

– А я не шучу! – Нагло заявила, а он поморщился, чувствуя моё давление.

– Наташа, я люблю свою жену. Этот разговор не имеет смысла и если работа – это действительно всё, что ты хотела, оставайся. Если же нет…

В азарте я, всё так же на столе лёжа, на живот перевернулась, выставляя кверху соблазнительную попу.

– Громов, я тебя умоляю! Даже придя к тебе пять лет назад, девчонкой несмышлёной, я не только работы хотела, а уж сейчас… как это говорится? Умудрённая жизнью женщина? Так, кажется? Так вот, тем более сейчас, я точно знаю чего хочу.

– Ты действительно изменилась. – Будто с сожалением кивнул он. – Хотя, быть может, просто нашла себя.

– Громов, зачем тебе всё это? Жена эта бестолковая, бесхребетная… работа нудная… тебе ведь скучно! Я вижу это, знаю! – Заговорщицки прошептала, откровенно провела ладонью по гладкому галстуку, чуть придерживая его, на себя потягивая.

Громов прочистил горло, галстук из моих цепких пальцев выдернул, и всё же возразил.

– Мне спокойно. – Проговорил, отрицая очевидное. На месте подобрался, сел ровнее.

– Не сомневаюсь, но… – Презрительно хмыкнула. – Разве такого результата ты ждал, когда затевал эту большую игру?

– Никаких игр больше, Измайлова. Всё предельно серьёзно. Или ты у меня работаешь и забываешь обо всех своих намёках, или…

– Или ты отправишь меня туда же, куда и мой красный диплом пять лет назад? – Усмехнулась я. – Так, поверь на слово, опыт сексуальной жизни я получала неотрывно от трудового. Схожу, вернусь, и расскажу, как чудно мне там было! – Откровенно рассмеялась, а Громов шутку не оценил, на что я придирчиво скривила губы. – Правда, вижу, обстоятельства изменились и опытные девочки вам, Михаил Андреевич, разонравились. – Выразительно глаза округлила, а он мученически скривился.

– Чёрт, перестань! Я никуда тебя не отправлял! – Раздражённо ладонью по столу хлопнул. – Ни тогда, ни сейчас! – Прикрикнул, а я часто-часто заморгала, панике поддаваясь.

Паника, страх, желание сбежать, спрятаться – вот и весь мой полученный опыт, весь багаж знаний.

– Миш, не прогоняй меня… – Проронила я тихо и взгляд опустила. – Прости, сама не понимаю, что делаю… – Неловко со стола поднялась, Громова стороной обошла, склонилась, приобнимая, щекой к его спине прижалась, рисуя в воображении иллюзию защищённости. – Злюсь на тебя. Просто злюсь! – Бессильно кулаки сжала, ими тоже могучую спину подпирая. – За то, что всё у тебя хорошо, всё у тебя есть. А у меня только грёбаная карьера! Я так хотела доказать тебе, что лучшая, что мне можно доверять… Так торопилась успеть если и не всё, то очень и очень много… Мне до последнего казалось, что все твои слова лишь нежелание навредить. Будто не пара мне и оттого держишься на расстоянии. Допускаю, что так и было, а теперь ты встретил её и… И я просто потерялась… – Торопливо изъяснялась, боясь мысль упустить. – Знаешь, тот самый момент, когда долго и упорно шёл к какой-то цели, а, остановившись на передышку в шаге от неё, с недоумением смотришь, что вершины уже кто-то достиг. Что была и другая дорога.

– Наташа…

– Знай, что я здесь только потому, что не хватает сил уйти с гордо поднятой головой. Ни цели пока нет, ни смысла. Только сожаление. Я не буду тебе мешать, к твоей жене не приближусь, обещаю, только не прогоняй сейчас, иначе я сойду с ума! – Спешила высказаться, боясь, что ему слушать надоест.

– Я не прогоняю. – Выкручиваясь, проговорил Громов, а я грустно улыбнулась: нет в этих словах, в его тоне ничего, кроме жалости.

От спины его оттолкнулась, выпрямляясь, сверху вниз посмотрела на напряжённую шею, плечи, разгладила смятую ткань пиджака.

– Спасибо. – Проронила. – Я уйду из твоей жизни, я исчезну, обещаю. Только не сейчас, Миш…

Он нервно передёрнул плечами и повысил голос.

– Я же сказал, что ты можешь остаться.

– Я тебя раздражаю?

– Нет, просто я действительно чувствую, что должен тебе как минимум половину жизни. Страшно виноват, но… в тот момент, понимаешь… Я хотел как лучше. Какое-то время даже думал, что вернусь за тобой, заберу, спрячу, а потом опомнился, осознал, что поздно, что глупо. Ребята сказали… из города уехала, что даже погостить не появляешься… А когда ты пришла, что хочешь думай, но растерялся! – Объяснить пытался, не сделав и попытки в глаза посмотреть. – Испугался того, что всё начнётся снова, что поверишь мне, а я не смогу тебя защитить. Стабильности тогда не было, уверенности в завтрашнем дне, и что я мог сказать? Давай, Измайлова, забирайся в эту лодку с проржавевшим дном?! Так ты считаешь? Знай, что я всегда желал тебе лучшего.

– Я поняла, довольно… Последний вопрос, если позволишь… – Прошептала в просительном тоне, а Громов дал слабину и, несмотря на явное желание отказать, обернулся. – Почему тогда, в детстве, у нас ничего не было? Ты ведь мог, ты ведь…

– Я не хотел портить тебе жизнь. Не думал, что так всё повернётся. – Ответил он так скоро, будто давно этого вопроса ждал.

– А вот я хотела, чтобы ты был у меня первым. Особенно потом часто об этом думала.

– Зачем? – Нервно дёрнул он плечом, а я губы языком обвела, извращённое удовольствие от паники, отобразившейся в его глазах получая.

– Не знаю, наверно, чтобы на одно разочарование в моей жизни стало больше. – Однобоко улыбнулась самой себе, своей искалеченной душе, подорванной психике.

– Наташа… – Начал он, явно пытаясь что-то доказать, но тут же смолк под давлением моего презрительного взгляда.

– Ну, вот и я о том же… – Усмехнулась, не одобряя свой выпад, выбранную позицию, ведь я хотела, чтобы всё было иначе… – Пойду. – К двери отступила, неуверенно попятившись. – Много работы. – Виновато развела руками, вроде как ещё много чего сказать хотела, но, увы!

К двери направилась, а, за её ручку схватившись, всё равно обернулась, окончательно признавая, что стремительно теряю позиции в собственных глазах. Общаться с Громовым оказалось сложнее, чем казалось изначально. Или, может, скоропостижно приближается очередной моральный упадок. «Как не вовремя-то…» – со страдальческим тоном пронеслось в голове.

– Ты ведь понял, что о работе я солгала. – Своим же словам поддакнула и поджала губы, понимая, что моему скорому возвращению Громов не обрадовался вовсе. Сейчас он смотрел на меня исподлобья и, практически уверена, осыпал всевозможными проклятьями, желая провалиться как минимум сквозь землю.

Я спиной к двери припала и стёрла с лица проступивший от напряжения пот. Странно… ведь казалось, что мне так легко…

– Я всё ещё на тебя злюсь и оттого бегу. – Призналась под аккомпанементы его гробового молчания. – Наверно, у меня трудный день. – Проговорила, успокаиваясь, уравновешивая дыхание. – Ты неправ был. Не хочу я ничего разрушать. – Произнесла, глядя прямо в глаза. – Хотела быть рядом, а сейчас понимаю, что всё это мне не под силу.

– Тогда, может, есть смысл остановиться? – Скривил он губы, но понял, что дружеской улыбки не вышло, и воздуха перехватил, желая стереть эту попытку из моей памяти.

Вот только Громов не Татарин, у него такой фокус не выходит. А ещё я вынуждена была отметить, что на душе потеплело от мыслей о другом. Понимая, что мне сказать больше нечего, а Громов ничего токового не скажет точно, всё же кабинет покинула. Минула просторный коридор, отпирая двери пожарного выхода, на лестничный пролёт вниз спустилась, по дороге стрельнув сигарету у весёлого парня с красными волосами. Прикурила, ставший привычным рвотный позыв переждала, смахнула с лица слезу, которых, как казалось когда-то, не осталось вовсе. Так жалко себя стало, и тут же так отвратно от этого чувства жалости к себе, что не сдержалась, номер своего старосты набрала.

– Привет, Татарин, есть минутка? – Презрительно хмыкнула. За то, что цепляюсь к нему, себя презирала. За то, что меня к нему с невероятной силой тянет.