Текст книги "В семье не без подвоха"
Автор книги: Юлия Жукова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Лизка, гляди, эпиорнис! – вопит Сашка, я аж подскакиваю. Оборачиваюсь – и правда, в витрине напротив красуется птица-великан с топорообразным клювом и жуткими когтищами. Эпиорнис или нет, я в них не разбираюсь, но что-то из этой серии…
– Это у вас такое сейчас живет? – спрашиваю нервно.
– Да, это из Великих Лесов. Там много всякой странной живности, вот, посмотри, рогатые черепахи, длинноногие совы, бескрылые лебеди, великие грифы, пятнистые львы…
Витрина и правда представляет собой собрание доисторических тварей – не динозавров, конечно, но все равно совершенно невообразимых. Украшает экспозицию трехметровый мамонт, правда, не такой косматый, как на детских картинках, скорее пушистый, на манер кролика.
– Слона-то я и не приметил, – протягивает Сашка. – Азамат, так это что, в самом деле ныне живущие на Муданге звери?
– Ну да, а что вас удивляет? Они, правда, плохо изучены, потому что мы стараемся не соваться в Великие Леса, особенно после того, как проложили сквозь них монорельс. Некоторые еще на Западных островах встречаются, например, нелетающие птицы.
– Понимаешь, вот этот, – я показываю на мамонта, – и вот этот, – тыкаю в гигантскую птицу, – у нас раньше жили, но вымерли. То есть реально давно жили, люди только кости от них и видели, и восстановили облик…
– Ты думаешь, они сюда с Земли попали? С ума сойти, сколько открытий… Слышите, Старейшина?
– Да, да, внимательно вас слушаю, – кивает Ойраг. – Это очень интересно, очень-очень. Мы всегда подозревали, что люди попали на Муданг через зияния в Великих Лесах. Но чтобы и звери тоже…
– А чего удивляться? – говорю. – Как будто зверь не может забрести в зияние по ошибке, как и человек. Мне вот другое интереснее: на Земле естественных зияний нету, во всяком случае, никто их не находил, а уж мы свою планету знаем до миллиметра. Как вы оттуда-то выбрались?
– Зияния непостоянны, – пожимает плечами Азамат. – Они могли быть, а потом закрыться.
– И в любой момент могут открыться новые? Хорошенькая перспективка.
– Нет, ну есть зоны повышенной вероятности… В общем, выяснять нужно этот вопрос.
Нас прерывает хныканье Алэка.
– Надо сворачиваться, – говорю. – Ребенок устал, сейчас нам будет скандал.
– Да-да, конечно, вам осталась всего одна витрина, Ирликовы отродья. Вот, здесь вы уже видели обычного барса, а вот напротив, полюбуйтесь, – барс демонический.
Скотина на стенде очень похожа на «обычного», только угольно-черная и на коротких лапках. За цвет обозвали, что ли?
– А вот шакал. – Ойраг поспешно перебегает к следующему экспонату. Шакал тоже черный, большеухий и тоже как будто с провисшим брюхом.
– Это их звериные ипостаси, – тараторит Ойраг. – Далее, смотрите, человеческая…
Мы переводим взгляды вправо и видим нечто: то ли чучело, то ли мумия голого человека, частично поросшего шерстью, с огромными ушами и когтями.
– Ой, фу-у-у-у-у-у-у! – Сашка поспешно отворачивается. Мы с Янкой более привычные к противным зрелищам, но и то смотреть омерзительно. Хорошо, что мама где-то в соседнем ряду заплутала.
– Какая гадость, – говорю. – Поставили бы хоть где-нибудь незаметно в середине экспозиции, а то теперь так и будет вспоминаться. Сюда ведь и с детьми прийти могут, да и женщины ваши все посыплются.
– Да, – соглашается Азамат, – экспонат действительно очень неприятный. Может быть, лучше будет его убрать.
Старейшина хмурится.
– Наш музей создан для того, чтобы люди могли получить знания и определить существ, встреченных в лесу. Если мы уберем этот экспонат, люди не смогут узнать, как выглядит лесной демон в человеческом облике.
– По этому чучелу тоже непонятно, – качает головой Азамат. – Лучше уж тогда сделать муляж или фотографию.
– Фотографий у нас нет, – разводит руками Старейшина. – А для муляжа нужна основа. Если бы кто-нибудь поймал демона и привез к нам, мы бы сделали муляж, но это очень дорого…
– Я попробую добыть вам фотографии, – внезапно предлагает Азамат.
– Ты что, сдурел?! – выпаливает Алтонгирел, забыв, что вокруг кто-то есть. – Это же чудовищно опасно!
– Расслабься, – успокаивает его Азамат. – Я думаю, что у меня могли сохраниться фотографии с того раза, когда отец подстрелил демона в Худуле.
– О, это было бы так великодушно с вашей стороны! – Старейшина низко кланяется. Алтонгирел облегченно выдыхает, а Азамат подмигивает мне. Алэк испускает предупредительный вопль.
– Так, все, – говорю. – Пошли отсюда, Ирликовых детищ посмотрим в другой раз, не самое приятное зрелище.
Тирбиш собирает отставших, и все вместе мы покидаем здание музея, чтобы угнездиться в уютном полутемном трактирчике, где можно спокойно покормить ребенка и переварить информацию. Я даже не предполагала, что этот музей – настолько серьезный проект. Вроде уже столько времени тут живу, а все никак не привыкну к мысли, что муданжцы – не просто дикое племя на границе обитаемой Вселенной, а развитая нация, ценящая свою культуру и планету, нация с огромной исторической памятью и изрядными научными достижениями. Если раньше мне казалось, что все так просто, надо обучить их делать все правильно, открыть им глаза на истину – то теперь я начинаю чувствовать, что лезу со своим уставом в чужую цивилизацию, у которой есть свои недостатки, но и свои достоинства, порой перевешивающие.
Азамат обнимает меня и целует в висок.
– Музей произвел тягостное впечатление?
– А? Нет, просто задумалась… как бы все не испортить. У нас на Земле так было: одна страна круче других, большего достигла в науке и технике, и все на нее равняются, а потом глянешь – все вокруг одинаковое, на одном станке сделано, и ни тебе культуры, ни языка, ничего. С одной стороны, хорошо, все сытые и здоровые. А с другой… В общем, боюсь, как бы мы, земляне, и вас не подмяли. Потому что от ваших предков на Земле осталось несколько книжек и набор сооружений, на которые туристы приезжают поглазеть.
– Я все не устаю поражаться, – медленно произносит Азамат, – до чего же мы разные. Уж вроде и знаю тебя, столько всего вместе прошли, но ведь в голову не придет, что женщину могут волновать такие глубокие проблемы. Но раз волнуют, то спешу тебя успокоить. Мы не настолько наивны, чтобы хватать все и сразу, без разбора. Ваша медицина нам нужна, это несомненно. Наверняка есть и другие достижения мысли и опыта, которые мы с удовольствием бы переняли. Возможно, наши представления о семье не идеальны. Но муданжский народ любит и ценит свою историю и свою землю, и нам не так просто навязать чужие представления. В конце концов, мы не первый век в космосе, и до сих пор это никак не повлияло на жизнь на планете. Конечно, если мы установим более тесный контакт с Землей, влияние усилится, но мы будем осторожны. Муданг не исчезнет и не станет ухудшенной копией Земли. Это я могу тебе обещать.
– Это очень приятно слышать, – вздыхаю я, укладывая на подушку заснувшего Алэка. Потягиваюсь. – Съедим чего-нибудь? Столько всего интересного в музее, я даже не заметила, как оголодала.
– Да-а, сейчас, вон хозяин идет. Кстати, Лиза… не в тему, но так… Ты это серьезно насчет второго ребенка?
Пожимаю плечами.
– Наверное, да. Только не прям подряд! Через годик где-нибудь. А ты что-то имеешь против?
– Я?! Ты что, наоборот! Ты же знаешь, я всю жизнь мечтал, что у меня будут дети, и как я их буду учить всему, что сам умею… Боги, да я как представлю, что вот хотя бы Алэк подрастет, говорить научится – сколько бы мы всего вместе сделали! И на лошадях бы катались, и по морю ходили, и звериные следы читать бы я его учил, и руками работать…
Я сижу, киваю его словам, счастливая, аж внутри что-то сжимается. Все-таки ни с чем не сравнимое удовольствие, когда можно просто взять и сделать человека счастливым, без жертв и почти без труда. Будет тебе второй ребенок, будет тебе хоть десять, если со всеми управишься.
– Алтонгирел?
От благостных размышлений и пылких речей нас отвлекает происходящее за соседним столиком. Алтонгирел стоит неподвижно, глядя в пространство широко открытыми глазами. Эцаган его окликает, видимо, уже не первый раз, но без толку.
– Погоди, может, у него предсказание пришло, – говорит ему Азамат.
– Да ни фига, знаю я, как это выглядит, когда он пророчит, – мотает головой Эцаган. – Такое впервые. Ау, солнце, очнись!
Алтонгирел внезапно вздрагивает, пытается как будто бы шагнуть вперед и падает. Мы все кидаемся к нему. К счастью, он все-таки приходит в себя. С трудом, но садится и мотает головой, мол, все в порядке. Азамат смотрит на него прищурясь и разгоняет всех лишних, остаемся только мы и Эцаган.
– В чем дело? – тихо спрашивает он.
– Будет тебе второй ребенок, – убитым голосом сообщает Алтонгирел. – И раньше, чем ждешь.
– С Лизой все будет хорошо? – быстро спрашивает Азамат.
Алтонгирел невнятно кивает, вид у него несчастный и усталый.
– Все-таки предсказание? – удивляется Эцаган.
Алтонгирел съеживается и прячет лицо в коленях. Оттуда, изнутри клубка, в который он смотался, раздается то ли стон, то ли согласие:
– Мгм…
Я лезу в Азаматову сумку, где он всегда носит составленную мной аптечку на все случаи жизни, извлекаю антистрессовое, подзываю перепуганного хозяина, заказываю воды, растворяю таблетку и вливаю в Алтошу, которого для этого приходится чуть не силком раскрутить. Еще через пару минут он успокаивается.
– Эцаган, мы отсюда полетим обратно в столицу, – заявляет он. – Мне обязательно нужно поговорить с Наставником. Мне открылся новый способ предсказывать… Я предпочел бы им без крайней нужды не пользоваться.
Глава 9
Остаток трапезы проходит в молчании. Алтонгирел больше ничего не рассказывает из своего видения, а мы не расспрашиваем. Во-первых, все понимают, что ему нельзя говорить лишнего, а во-вторых, еще разнервничается, опять психанет… ну его. Эцаган сидит мрачный, Сашка пытается всех развеселить какими-то анекдотами, но вскоре осознает, что ничего не выйдет.
Наконец являются местные безбородые Старейшины и просят аудиенции Императорского духовника. Азамат начинает их отговаривать, ссылаясь на то, что Алтонгирелу нездоровится, но тот только отмахивается, с некоторым трудом встает и уходит вместе с другими духовниками.
– Чего они от него-то хотят? – спрашиваю.
– Пообсуждать мою судьбу, – безрадостно отвечает Азамат. – Правда, боюсь, они не вовремя. Если Алтонгирел и правда только что про мое будущее что-то узнал, до встречи с Ажгдийдимидином будет молчать, как лесной демон… Хотя в свете последних событий это не самое лучшее сравнение, – с ухмылкой заканчивает он. – Я бы, правда, не отказался узнать, что он имел в виду под вторым ребенком. Что-то мне не нравится, как он это преподнес.
– Я думаю, он просто, как всегда, не ожидал от меня ничего хорошего, – ухмыляюсь. – Наверное, я залетела на этой неделе… или, может, на следующей залечу. Алтоша и вообще-то склонен все драматизировать, а когда ему плохо, так тем более. Не переживай. Ты ведь не гуляешь налево, правда?
Азамат давится и долго не может прокашляться.
– Лиза, ты что! – сипит он наконец. – Ты как обо мне думаешь вообще?!
– С удовольствием, – смеюсь. – Расслабься, я пошутила!
– Хорошенькие шуточки. – Азамат угрюмо вытирает салфеткой слезящиеся глаза. – За такие шутки мужику могут и хребет переломить, знаешь ли. И уж точно проклянут.
– Азаматик, да ты обиделся на меня, что ли? – Протягиваю руку погладить его по голове, но он отстраняется. – Ого, как тебя разобрало… Ну прости, ты же знаешь, я ничего подобного о тебе не думаю… Просто сморозила глупость, у меня иногда странные шутки.
Азамат вздыхает и с явным усилием превозмогает себя.
– Я понимаю, что ты не хотела меня обижать и не думаешь, что я тебе изменяю. Но очень тебя прошу больше так никогда не говорить. Ты, видимо, не представляешь себе, насколько это оскорбительно.
– И правда не представляю, – соглашаюсь. – А еще я кое-чего не понимаю.
– Спрашивай. – Азамат вытягивается на подушках, пристраивая голову рядом с Алэком. – Однако давно я так не злился… Привык к хорошему обращению, нечего сказать, надо как-то сдерживаться. Так чего ты не понимаешь?
– Мне уже как-то стремно спрашивать. Ну ладно, попробую… Вот есть у вас этот обычай, что, если замужняя женщина длинные волосы носит, значит, верная. Получается, если она коротко стрижется, то все знают, что она мужу изменяет, так ведь?
– Не совсем. Короткие волосы означают, что она не чувствует обязательств перед мужем, а значит, может изменить, особенно за деньги.
– Хорошо, – киваю, – даже если так. Все равно выходит, что нет ничего зазорного в измене. Раз можно это вот так взять и напоказ выставить.
Азамат изгибает бровь, всматриваясь в меня.
– Это, естественно, работает только с красивыми женами, – наконец поясняет он, и по тону понятно, что речь идет о совершенно очевидных вещах.
– А с красивыми мужьями?
– То же самое. Они, конечно, волосы для этого не стригут, но красивый муж может изменять некрасивой жене, его никто не осудит. Но, Лиза, я обиделся не из-за этого. Измена – это, конечно, отвратительно, и я бы никогда так не поступил, но ведь ты имела в виду нечто иное. Ты предположила, что у меня может быть ребенок от какой-то другой женщины.
– Только не заводись опять, – поднимаю руку в предостерегающем жесте. – Я просто глупо пошутила. Но вообще дети иногда становятся следствием супружеской измены, как это ни удивительно.
Азамат все-таки снова хмурится.
– Возможно, у вас к этому как-то проще относятся, но я тебе очень не советую шутить на подобные темы здесь, на Муданге. Даже для тебя это может кончиться плохо. Обвинить мужчину в том, что у него есть внебрачные дети, – это… невероятно унизительно. Я даже не знаю, с чем сравнить. Дети не от жены могут быть только у того, кто не может содержать жену, понимаешь? У кого не хватает денег расплатиться за беременность, и он делает ребенка на стороне, по дешевке. Или просто не умеет держать штаны застегнутыми. Это гнуснейшее оскорбление достоинству мужчины.
– Азамат, но ты же понимаешь, мне бы и в голову не пришло говорить тебе такие гадости, – развожу руками.
– Понимаю, понимаю, – вздыхает он. – Ты сама знаешь, как трудно сдержать первую реакцию. Прости, я тоже хорош, взъелся на пустом месте, знаю ведь, что ты ничего плохого не хотела сказать.
– Ладно, не расстраивайся. Главное, что мы все выяснили. – Укладываюсь на подушки по другую сторону от Алэка, наше с Азаматом дыхание ерошит волосенки на голове мелкого. – День был долгий, еще Алтоша этот со своими пророчествами… Ты, кстати, небось с ним полетишь в столицу?
– Ну, мне было бы интересно знать, к какому выводу они там придут. И потом, я хотел захватить скрытую камеру, я знаю, кто хорошие делает, чтобы наш лесной приятель не заметил, а мы бы его запечатлели во всех видах.
– Ты думаешь, он все-таки демон?
– Вот заодно и узнаем.
В результате в Ахмадхот мы летим снова всей честной компанией, потому что Тирбиш за обедом объяснил Сашке про туннель под Ахмадульскими горами, и тот загорелся желанием проехаться на монорельсе. А уж когда оказалось, что тот же самый монорельс проходит через Великие Леса… В общем, мне тоже покататься захотелось. Азаматова матушка к нам радостно присоединилась, потому что монорельс идет до самого Худула, а там уж до ее деревни можно машину нанять.
Алтонгирел возвращается от Старейшин еще мрачнее, чем уходил, и молчит всю дорогу, даже просьбу подвинуться показывает жестами. Эцаган осторожно интересуется, хорошо ли дорогой друг себя чувствует и, может, ему, Эцагану, не садиться к нему на колени, а нанять в Долхоте еще унгуц. Алтонгирел в ответ просто дергает Эцагана на себя, после чего мрачно упяливается в окно, полностью игнорируя живой груз на коленях. По прилете в столицу он сразу направляется к Дому Старейшин. Азамат ловит его за рукав.
– Я тебе настоятельно советую пойти сразу к Ажгдийдимидину, – тихо наставляет он.
– Тебе не кажется, что я лучше знаю, к кому пойти? – огрызается Алтонгирел.
– Не кажется. Тебе нужен совет и поддержка, а твой наставник не слишком хорошо умеет предоставлять такие вещи.
– Кто бы говорил! – выпаливает Алтонгирел, вырывается и почти бегом мчится прочь.
К счастью, свидетелями этой сцены стали только Эцаган, Алэк и я. Остальные уже потянулись во дворец или по домам.
– По-моему, кто-то забыл, что вышел из подросткового возраста, – озадаченно тяну я.
– Мне кажется, я его чем-то обидел, – делится соображениями Азамат.
– Тебе сегодня весь день обиды мерещатся, – говорю.
– Я думаю, его расстроило то, что он увидел в будущем, – хмуро предполагает Эцаган. – Пойдемте, он там надолго, а потом захочет побыть один дома.
Мы расходимся: я с Алэком – в жилую часть, а мужики – в офисную, поработать остаток вечера.
В гостиной мама с Сашкой уже расположились за буками и вешают в блоги фотографии и дневные впечатления, потягивая чаек. Я закрываюсь в спальне, располагаюсь с Алэком на гигантской нашей кровати, обкладываю его игрушками и самозабвенно воркую до полного отупения. Зато настроение поднимается. Детенок такой улыбчивый, квакает негромко, трясет резной погремушкой. Сам он, правда, пока не хватает все вокруг, но, если в руку засунуть, интересуется. И за моими движениями взглядом следит сегодня. Вчера еще не следил. Сижу хихикаю вместе с ним, забавно, человек растет.
В дверь робко скребутся, и Алэк так резво оборачивается на звук, что я уже жду, сейчас скажет «Войдите!» – но приходится все-таки самой.
Заходит Орива. При виде Алэка она широко улыбается и машет рукой. Он задумчиво пару раз сжимает-разжимает кулачок над головой.
– Ой, он мне помахал, – радуется Орива, присаживаясь на краешек кровати. – Ничего, что я вас отвлекаю?
– Да ты не отвлекаешь, – говорю. – Ты интересный объект для рассматривания. Ну-ка помаши еще рукой…
– Ого, да он за мной следит! Надо же, такой маленький… Он у вас прямо не по дням, а по часам растет!
– Кстати, – вспоминаю я. – Все собираюсь у кого-нибудь спросить. С какой скоростью у вас дети растут? Год-то в два раза длиннее, чем у нас. Вот, например, когда дети ходить учатся?
– Примерно в годик, хотя все по-разному. У моей сестры старший до полутора ползал.
– Погоди, до полутора муданжских лет?
– Ну а каких же?
– Эммм… А такого, чтобы, скажем, в девять месяцев вставали – не видела?
– Да я не то чтобы много детей видела, – пожимает плечами Орива. – Но в девять, мне кажется, рановато. В пятнадцать – двадцать пять больше похоже. А что, земные дети быстрее растут?
– Пожалуй, да… – чешу в затылке. – Яна ничего по этому поводу не говорила?
– Не знаю, она ворчит все время, когда детей осматривает, особенно совсем маленьких, неразборчиво так ворчит, да и часто не по-муданжски, так что я не понимаю ничего. Но, может, вы и правы, она поначалу удивлялась, что дети старше, чем кажутся. Вообще, скорее бы уже вы снова к работе приступили. Вы и говорите понятнее, и детей реже лечите, а Яна все время.
– Ну, естественно, она по ним специалист. А что тебе не нравится? Не любишь детей?
– Не люблю родителей, – морщится Орива. – Тетки все сумасшедшие после родов, как мои сестрицы. А мужики трясутся и под руки суются, думают, они лучше знают, как их детей лечить, потому что вгрохали в них дикие деньги. Ой, простите! – Она быстро закрывает рот ладонью. – Я не про вас. Но знаете, бывают такие…
Я хохочу.
– Да уж, могу себе представить. Я-то гормональные стабилизаторы пью, но если ты вдруг заметишь, что я рехнулась, обязательно предупреди остальных земных целителей!
Орива краснеет, но хихикает.
– Ой, ладно, что-то я заболталась. Вообще-то пришла с вами посоветоваться.
– Советуйся. – Я пересаживаюсь на кровати поудобнее и подгребаю мелкого, чтобы Орива могла с ногами залезть.
Она долго устраивается, складывает ноги и как-то мнется. Странно, ее обычно трудно смутить.
– Я вот слышала, – осторожно начинает она, – что земные женщины получают удовольствие от секса.
И замолкает. Я прыскаю.
– Правильно слышала, небось от меня же или от Янки.
Она смущенно пожимает плечами. Потом снова собирается с силами и продолжает.
– А это врожденное, или можно как-то… ну…
– Не знаю, – говорю. – У нас считается, что если женщина не получает удовольствия, то либо у нее мужик идиот, либо надо лечиться. А почему с вами такая история – это я не в курсе. Я же не ученый, а практик. Тут надо исследования проводить… А чего это тебя вдруг любопытство разобрало?
– Да тут один парень мне все предлагает… Деньги-то его мне не нужны, у меня теперь денег куча. Но он такой забавный, я все думаю, может, правда дать ему, а потом думаю, да ну, только расстроюсь…
– А ты вообще когда-нибудь пробовала?
– Естественно, дома-то на островах только с этого и жила. Видите, насколько противно было – аж в столицу приехала работать, только бы эти рожи похотливые не видеть! – Орива передергивает плечами в отвращении. – Не понимаю, как это может быть приятно…
– А ты пробовала с мужчиной, который тебе нравится?
– Так мне до сих пор никто не нравился! Потому и пришла за советом, я кроме вас больше ни одной женщины не знаю, которая к мужу бы хорошо относилась.
– Еще одну такую женщину ты точно знаешь, это Гарнетка, – говорю. – Ладно, подай-ка мне бук, он у тебя за спиной стоит. Ты как, на всеобщем чуток понимаешь?
– Немножко нахваталась…
– Сейчас я тебе накачаю энциклопедий… для начинающих, так сказать. Видео, с субтитрами. Кстати, Старейшины сейчас над словарем работают, со всеобщего на муданжский. Он пока не закончен, но у меня есть предварительный вариант, я тебе его скину, поможет разобраться. Только не давай никому, пускай дождутся официального.
Орива подползает поближе и следит за тем, как я складываю в корзину один фильм для молодоженов за другим.
– Я вам что-нибудь должна? Вы же покупаете…
– Да ну, там гроши. Лучше просто расскажешь, что из этого выйдет.
Орива удаляется вся в предвкушении новых знаний, сжимая в кулаке флешку в виде сердечка – у Азамата в коллекции разные есть.
Муж мой приходит, как и обещал, не поздно. От него веет прохладным ночным воздухом.
– Ты с улицы, что ли? – спрашиваю, потягивая носом.
– Да, заходил к Алтонгирелу, проверить, как он.
– И как?
– Ничего, хандрит, но с ума не сходит. Эцагану позволил остаться, это хороший признак. Но на меня даже не смотрит, я уж не знаю, что и думать. И не признается ни в какую, в чем дело. Сказал только, что с тобой все будет хорошо и что этот загадочный второй ребенок будет здоровый, и почему-то рассмеялся как-то нехорошо после этого.
Пожимаю плечами.
– Душа Алтонгирела – потемки. Небось девочка будет, вот он и бесится.
– Если бы только он, – вздыхает Азамат, присаживаясь рядом со мной, и поглаживает уснувшего Алэка по пузу. – Я еще к Ажгдийдимидину зашел. Кстати, оказалось, что Алтонгирел все-таки меня не послушал и обратился за советом к своему наставнику. А тот – ты не поверишь – сам никогда таких предсказаний, как Алтонгирел, не получал! То есть теперь Алтонгирел у нас официально превзошел учителя, представляешь! – Азамат так радуется, как будто за собственного сына. Но тут же грустнеет. – Это мне Эцаган рассказал, а Ажгдийдимидин теперь на меня тоже волком смотрит. Алтонгирел к нему в итоге пришел, куда деваться, раз наставник без понятия… и рассказал, что увидел в будущем. Ох, Лиза, мне прямо не по себе делается. Старейшина всегда такой спокойный, всеведущий, язвит иногда, но это духовники все любят. А тут смотрит на меня как на предателя. Я уж и так, и этак, по-всякому просил, намекните, может, я еще не так поступлю, все исправлю… А они только головами мотают оба и взглядами сверлят. Получается, вариантов нет, я обязательно сделаю что-то плохое?
Я притягиваю его к себе и крепко прижимаю.
– Кто их разберет, духовников ваших. Помнишь, как Алтонгирел на меня смотрел вначале? А потом оказалось, что он все не так понял. Мало ли что ему там привиделось в пророчестве. Боги шутят. Наверняка они только кусочек видели, а цельная картина совсем другая. Ты лучше думай о приятном: у нас будет еще ребенок. Тебе даже обещали, что здоровый. А остальное приложится.
Азамат кивает, возя ухом по моему виску, и я чувствую, как постепенно его сердце перестает бешено колотиться.
Горная цепь Ахмадул тянется с юга на север почти от побережья и до самого Худула. Это очень старые горы, срытые и прогрызенные ветром и поросшие щетиной хвойных лесов. Великая река Ахмадмирн промыла в хребте долину, в которой покоится столица Муданга. Вокруг на много сотен километров простирается степь, по которой кочуют скотоводы, а к югу, ближе к джунглям, где влажно, лиственные леса чередуются с садами. Монорельс начинается с востока от Ахмадхота и некоторое время идет по пещерам под горами. Освещение там слабое, но видно, как блестят какие-то кристаллы в стенках, а когда поезд выезжает в пещеры побольше, там вообще красота со сталактитами и каменным звездным небом над головой. Поезд идет день, ночь и еще один день. Пещеры заканчиваются к вечеру первого дня. В сумерках состав выезжает в степь, и можно наблюдать во всей красе, как солнце опускается в море ковыля, плавно переходящее в океан Гэй.
Ночью степь постепенно сменяется лесом, правда, совсем другого свойства, чем на юге. Основу его составляют гигантские древние деревья, а населяют его не менее древние причудливые твари из тех, которых мы видели в музее. Поезд по этим местам тащится медленно, позволяя получить массу впечатлений от диковинной флоры, а иногда и фауны. В темноте среди стволов то и дело мелькают горящие глаза, как в сказочном мультике, а гигантские деревья, которые даже мама не может определить, нависают жутковатыми силуэтами на фоне звездного неба. Поезд то и дело проезжает короткие туннели – это вздыбленные корни исполинских растений. Вагончики монорельса передвигаются почти бесшумно, и, если открыть форточки, воздух наполняется душераздирающими звуками – пронзительным уханьем, тоскливым воем, кровожадным рычанием…
Мы форточки быстро закрываем, занавески задергиваем и ложимся спать. Из соседнего вагона изредка доносятся звон и пьяное пение, но тихо, так что спать не мешает, а мелкого мы не взяли. Азамат организовал для нас пустой вагон, а вообще их в составе десять, и все заполнены. Теперь, когда нет опасности, что джингоши тормознут поезд и отберут товар, южане кинулись торговать с севером. Осенью-то поток не большой, в это время и в Худульской области урожай есть, а вот зимой будет торговля – к Старейшинам уже обратились с просьбой добавить к худульскому поезду еще десять вагонов для товара.
Утренний лес не такой жуткий, хотя совсем не похож по составу на прочие леса, в которых мне приходилось бывать.
– Троходендрон, – глубокомысленно изрекает мама, пристраивая камеру на краю форточки. Сашка ржет, как подросток. Мама меняет камеру на бинокль и продолжает комментировать: – А вот магнолии пошли, целая куртина! Смотри, какие цветочищи!
Азамат переспрашивает у меня значение ее реплики, после чего заносит в блокнот слово «цветочищи» – в тот же столбик, что «кошище» и «человечище». Последнего термина удостоился он сам, а кошище несколько минут назад вышло из леса поглядеть на наш поезд. Если до того мама все страдала, что нельзя остановиться и пощупать палеоценовую растительность вблизи, то после явления местного хищника решила удовлетвориться съемкой из окна.
– Как же вы тут раньше жили? – задает риторический вопрос Янка. – Когда тут такие твари водятся…
– Люди раньше были крупнее, – доходчиво поясняет Азамат.
Янка на него неприлично выпучивается:
– Что, еще крупнее?!
Азаматова матушка покатывается со смеху.
– О-о, о-о-о! – вопит мама, щелкая камерой. – Я знаю, это древовидные папоротники!!!
Мы с Сашкой и Янкой тоже прилипаем к стеклу и наблюдаем, как нам вслед машут исполинские папоротничьи вайи. Стекла на всех хватает: вагончик весь прозрачный, кроме пола. Азамат только посмеивается, глядя на наш энтузиазм.
– Азамат, – подзывает его мама, – это дерево юг расти?
– Нет. – Он мотает головой. – Только здесь, в Великих Лесах.
– Странно. – Мама стилусом черкает заметку на экране камеры. – А зима листья ронять?
– Нет, – подумав, отвечает Азамат. – Здесь близко море, а в нем недалеко действующий вулкан, и на дне много курильщиков. Вода теплая, поэтому тут зимой не очень холодно. Снег редко выпадает.
Мама сосредоточенно его слушает и часто кивает. Общение явно идет этим двоим на пользу в смысле изучения языков.
– Э-эх, всегда мечтал залезть на секвойю, – вздыхает Сашка, окидывая тоскливым взглядом пейзаж. – Может, если на танке заехать, не сожрут?
– Тут танк не проедет, – серьезно отвечает Азамат. – На самом деле, иногда сюда заходят охотники, но только самые умелые и храбрые. Раз в год осенью собирается отряд добыть шкуру пятнистого льва или перья птицы-людоеда. Я, конечно, могу организовать, чтобы охотники взяли вас с собой, хотя они будут резко против, но это очень опасно.
– Ой, да нет, что вы, Азамат, я не хочу на охоту!
– Сюда вам лучше и правда не ходить, – соглашается Азамат, – а в обычном-то лесу можно и поохотиться. У нас, например, около Дола. Или вот к северу от Худула я знаю богатые места…
– Нет-нет, я совершенно не хочу на охоту! – пугается Сашка. – Я ни стрелять не умею, ни по лесу ходить! И никакого удовольствия не получу.
Азамат приподнимает бровь.
– Стрелять не умеете? А Лиза умеет…
– Лизу этому в колледже учили, – пожимает плечами Сашка. – Да и вообще, она хирург, у нее рука твердая. А у меня служебное оружие самонаводящееся, мне никогда не нужно было.
– Вот как. – Азамат потирает нижнюю губу. – И у вас это нормально, что мужчина не умеет стрелять?
– Ну да. – Сашка разводит руками. – А зачем? Мы же не охотимся.
– Не охотитесь… – повторяет Азамат, осмысливая. – А как же самооборона?
– Для того есть вырубалки, – объясняет Сашка. – Знаете, всякие электрические, химические, еще недавно новые изобрели… Они для близкого расстояния, стрелять не надо.
Азамат качает головой, бормоча что-то подозрительно похожее на «чудны дела твои, господи», и оставляет тему.
– Глиптостробусы! – возвещает мама от форточки.
Я оборачиваюсь посмотреть и замечаю между деревьями голову на длинной шее, меланхолично обкусывающую нижние ветки хвойника. Кисленького захотелось, э-э, лесному жирафику. Брр.
В Худуле я быстро нахожу извозчика для матушки. Из всей нашей компании мне это проще всего сделать, любой автовладелец хочет моего благословения на лобовом стекле. После прощания с Ийзих-хон Азамат приводит нас в трактирчик на окраине города. Там всего два посетителя: один курит что-то ароматное, другой попивает чай, листая новости в планшете.
– Вылези моя борода, кого я вижу! – восклицает трактирщик, выходя на звон поющего ветра у двери. Его седая борода такая длинная и густая, что вероятность ее вылезания весьма невысока. – Азамат-хян! Полжизни тебя не видел! – Он выставляет вперед кулак для дружеского приветствия, но внезапно смущается. – Ой, совсем забыл, старый дурень, к тебе ж теперь нельзя так запросто обращаться…
