Текст книги "Медальон с пламенем Прометея"

Автор книги: Юлия Алейникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Глава 4
20 апреля 1958 г. Ленинград

Анфиса долго сидела у Зинаидиных родных, обед им сварила, мать-то еле живая от горя, а детей кормить надо. Девчонки у нее, конечно, помощницы, а все ж дети, им самим забота нужна. Денег им подсунула потихоньку, мало ли что, а Зинаида известно где.

У самой Анфисы книжки на предъявителя имелись, туда Афанасий достаточно положил, чтобы вся семья не бедствовала в случае чего. Потом бельишко кое-какое простирнула, мать Зинина чуть ли руки не целовала, бедная. Жалко ее до слез. И Зинку жалко, несчастная она девица.

Анфиса из трамвая вышла на Манежной площади и не спеша пошла вдоль канала, бездумно глядя на воду, на решетку сада за Русским музеем, на яркую синеву небес над головой.

Она редко смотрела на мир вокруг, некогда было, дела, хозяйство, заботы, хлопоты, а смерть Афанасия словно глаза ей открыла. Вот придется завтра умирать, о чем она вспомнит, о чем подумает? О вчерашнем борще, о том, что в пятницу полы натирать надо? О соленьях на зиму, о носках заштопанных? О чем?

И стало ей до слез себя жаль, куда жизнь ушла? На что потрачена? Сколько лет она в Ленинграде живет, а что она хорошего видела? Рынок, дома за окном трамвая, два раза на концерте была. И один раз в музей ее Петя водил. Ну, Михайловский сад, Марсово поле, Летний сад, конечно, она там была, но вот видела она их? Нет. То за Петенькой следила. То вязала на лавочке, в спицы уткнувшись, а если по сторонам и смотрела, то думала все о своем, что сварить да что постирать. Что это за жизнь?

– Ой, простите, пожалуйста, – наткнулась Анфиса на даму, застывшую возле парапета.

– Ничего. Не страшно, – торопливо ответила та, и Анфиса вдруг поняла, что дама одета во все черное. Шляпка с вуалью, перчатки из черного кружева, жакет, юбка, чулки, все было черное, а волосы белые. Седые.

– Ой, – тут же пришла в себя Анфиса, забывая о всякой ерунде. – А я вас, кажется, уже видела, вы тут поблизости живете?

– Нет. Просто приезжаю сюда гулять, красиво здесь очень, собор в воде отражается, с куполами, мозаикой, решетка Михайловского сада, а дальше площадь Искусств и Михайловский замок, удивительное место. Я до Невского не дохожу, суетно там, шумно, – поделилась дружески дама.

А Анфиса цепко впилась взглядом в ее лицо, пытаясь рассмотреть и запомнить черты, да вот беда, вуаль густая мешала, только и видно было, что губы узкие да подбородок.

– А сами вы где живете?

– Я… – замялась немного дама, назвать ее гражданкой или там женщиной язык не поворачивался. – Я на Петроградской стороне живу.

– А что же, вам там гулять негде?

– Ну почему же, есть. Но мне здесь нравится. А вы здесь неподалеку живете?

– Вон в этом доме, – кивнула Анфиса.

– А я на днях возле вашего дома милицию видела, случилось что-то? – полюбопытствовала дама.

– Брата моего убили, – вдруг поделилась Анфиса. – Двоюродного, но все равно что родного, под одной крышей жили.

– Ужас какой, – покачала головой сочувственно дама.

– Да. А самое плохое, жену его арестовали, думают, она это.

– А что же, против нее улики есть? – весьма грамотно осведомилась дама, никакой мистики в ее словах и манерах не было, только вот одежда.

– Да не знаю. А только дома они с Афанасием вдвоем были, больше никого, да и соседи никого из посторонних в подъезде не видели, – продолжала простодушно рассказывать о наболевшем Анфиса. – Я‐то Зинаиду недолюбливала всегда, думала, вертихвостка избалованная, а у нее, оказывается, мать-инвалид, две сестренки, братик маленький, и она их всех тащила, а без нее как им прожить? Горе.

– Да может, еще разберутся, найдут настоящего убийцу?

– Кто знает, – безнадежно проговорила Анфиса и, почувствовав вдруг страшную усталость, едва кивнув незнакомке, пошаркала к дому.

А дама осталась стоять возле парапета, прямая, с гордой осанкой, едва касаясь рукой перил, глядя вслед Анфисе неподвижным взглядом.

«Как странно, может, эту самую даму видел Афанасий незадолго до смерти?» – думала Анфиса, тяжело шагая по переулку.

«А с другой стороны, ну, видел он эту старуху, ну, принял за Смерть, так она-то в этом не виновата, не она ж его убила. И потом, может, и не она это вовсе была, а кто другой. Вон еще ковыляет бабка, тоже в черном, только чулки нитяные и перчаток нет, ну и платок вместо шляпы, – взглянула она на другую сторону переулка. – Фантазии это все, вымысел поэтический».

С майором тем, у которого утром была, она во дворе столкнулась, он на нее налетел буквально. Так ей хотелось отдохнуть, поужинать спокойно, подумать обо всем, да и Петя зайти собирался. Ан нет. Милиционер этот в гости навязался. Потолковать ему надо.

«Ладно, все лучше, чем к нему идти. Да и ужинать в компании веселее, вон щеки у него какие худые, да и лицо землистое, ест небось одну сухомятку», – входя в квартиру, размышляла Анфиса.

– Садитесь, руки вот только помойте, полотенце чистое на крючке висит у раковины, – ворчливо распорядилась она, нарезая хлеб.

– Вот это щи, ай да щи. У нас в столовой таких не варят, – старался задобрить хозяйку майор, уж больно она показалась ему ершистой, а для разговора это было не на руку.

– Да в какой же столовой такое сварят, такое жена должна дома варить, – все так же ворчливо проговорила Анфиса, берясь за ложку.

– Нет у меня жены. Не случилось, – наворачивая щи, пояснил майор.

– А чего ж так? Вроде не косой, не кривой, а может, пьющий?

– Да нет. Просто служба такая, некогда о личной жизни подумать.

– Вот уж это глупости. Чай, среди вашего брата женатых не меньше, чем среди прочих мужиков. Да и как же ты без жены справляешься, а постирать, а приготовить?

– Справляюсь. Привык. Да и сестра у меня есть, и племянник.

– Они с тобой живут? – Анфиса как-то незаметно перешла с майором на «ты», пожалев его по-бабьи и перестав бояться.

– Нет, они у Нарвской заставы живут, зять у меня на «Красном треугольнике» работает.

– А ты где живешь?

– А я на Выборгской стороне. Да я привык.

– На вот, у меня пирожки остались, с утра Зинаиде пекла. Ешь, – расщедрилась Анфиса Тихоновна, доставая из буфета блюдо с пирожками. – Небось на сухомятке сидишь. Чаю вот тебе подолью.

– А вы, Анфиса Тихоновна, замужем были?

– Нет. Не нашлось в деревне жениха, а в город приехала, не до того было. Петеньку растила, да хозяйство. А уж после войны и мужиков‐то не осталось, – невесело усмехнулась Анфиса. – Так что тоже холостячкой живу.

Майор смотрел на хозяйку и удивлялся. Как это такая домовитая, хозяйственная женщина и собой приятная, а без мужа прожила. Ей бы детей семеро по лавкам, мужа работящего, она бы их пирогами кормила, щами-борщами, и перед глазами у него поплыли тихие уютные картины, и борщами кормили почему-то его, и подушки ему взбивали, и кровать была с медными шариками и кружевным подзором, и ходики у них на стене бы тикали…

– Э, голубчик, как тебя разморило, – услыхал он голос Анфисы Тихоновны. – Сидя спишь. Устал небось, набегался за день? А ты иди, приляг на диван в комнате, а я пока посуду помою.

– Ой, да что это я? – с силой потирая лицо, спохватился майор Долгушин, совершенно неприлично раскисший от вкусной еды и тихого разговора. – Вы извиняйте, гражданка Зыкова, это я чего-то… Пойду я, пора. А поговорим в другой раз, – краснея, бормотал он, со смущением вспоминая недавнее видение.

Но уйти он не успел, в дверь позвонили.

– Ой, Петя наш пришел, – обрадовалась Анфиса Тихоновна и поспешила в прихожую.

А майор опустился обратно на стул. Уходить сейчас было глупо, не профессионально. А он, старый служака, и так уж сегодня маху дал. Второй раз повторять не стоит.

– Вот, Петенька, знакомься, это Михаил Николаевич, из уголовного розыска. – Совсем не солидно, как-то по-свойски представила майора Анфиса входящему в кухню невысокому плотному мужчине со светлыми волосами и курносым носом.

– Зыков Петр Афанасьевич, – протягивая руку, представился сын убитого.

На отца он, кстати, вовсе был не похож. Ну, может, только уши да подбородок.

– Майор Долгушин, – вставая, представился майор.

– Ты, Петенька, садись, с работы ведь только? Сейчас я тебя покормлю, – суетилась радостно Анфиса. – Ой, а что это мы на кухне? Пошли в комнату, я еще чайку нам с майором погрею, мы-то уж поужинали, не дождались. Ну как Тонечка, как Оля? Вы бы в выходной все вместе приехали, а? Ты хлебушка-то бери, сметанка свежая, кушай. – В глазах Анфисы светились безграничная любовь и ласка, и майору даже стало завидно, что обращено это все не на него, а на какого-то постороннего парня.

– Спасибо, тетя Анфиса, очень вкусно, Тоня такие щи варить не умеет, не получается почему-то, – улыбался ей Зыков‐младший, и лицо у него было доброе, открытое. Лицо честного человека, такой отца убить не мог.

– А вы где работаете, Петр Афанасьевич? – приступил издалека к делу майор.

– На Балтийском заводе, инженером, сразу после института распределился и работаю. Сперва хотел куда-нибудь на Дальний Восток или еще подальше, страну посмотреть, себя испытать, но научный руководитель уговорил, что у нас самые мощные верфи и корабли самые современные строятся, да и в аспирантуру он меня метил, да, видно, ошибся. Мне на производстве интереснее.

– А о гибели отца вы как узнали?

– Тетя Анфиса вечером вчера позвонила. Я сперва никак поверить не мог, – откладывая ложку, под неодобрительным взглядом Анфисы проговорил Зыков‐младший. – Прямо потрясение.

– А как думаете, кто мог убить вашего отца? – не спеша расспрашивал майор, стараясь не встречаться с гневным взглядом Анфисы Тихоновны.

– Так вроде же Зинаиду арестовали? – удивленно обернулся он к Анфисе.

– Арестовали по подозрению, и следствие еще не закончено, – наставительным тоном пояснил майор.

– Ну, если не она, тогда не знаю, – снова берясь за ложку, ответил Петр Афанасьевич. – Мы с отцом в последние годы мало общались.

– А где вы были вчера утром с половины восьмого и до девяти?

– Мне к восьми на завод, так что в десять минут восьмого вышел из дома, а без пяти восемь уже на проходной был, можете проверить, у нас с этим строго. И до конца рабочего дня с завода не выходил, – ничуть не обидевшись, объяснил Петр Афанасьевич.

– Ну что ж, приятного аппетита, спасибо за ужин, пойду я, – чуть смущенно попрощался майор, поднимаясь из-за стола.

– На здоровье, – торопливо ответила Анфиса Тихоновна, и майор за эту невнимательную поспешность снова слегка обиделся как последний дурак. – Вы там Зинаиду долго не держите, найдите преступника, а она не виноватая. Это я вам точно говорю, – напутствовала его Анфиса и захлопнула дверь.

А чего он хотел, старый дурень? Чтобы его каждый день на пироги звали? Не-ет. Не те у него годы.

– Итак, ребята, что у нас есть, – положив перед собой исписанный крупным неразборчивым почерком лист бумаги, проговорил майор. – Прозаик Томилин. Сосед убитого, тип скользкий, такого за рупь за двадцать не ухватишь. Но мотив у него был и возможность, считаю, тоже. Алиби подтверждают жена, домработница и сын-школьник, но там такая семейка, соврут на голубом глазу.

– Жена! Да такой свидетель что хочешь подтвердит, – усмехнулся Саня Ломакин, смешливый, веснушчатый парнишка, недавно пришедший к ним в отдел по комсомольскому набору. – А еще сын, станет он папашу подставлять!

– Вот ты и займись его алиби, – тут же поспешил распорядиться майор. – Заодно проверь, во сколько Петр Зыков в день убийства на службу явился и во сколько ушел. В общем, алиби проверь. Далее, Анна Сыромятникова. Тут у меня есть сомнения. Девица очень распущенная, бойкая, нагловатая, с покойным была в плохих отношениях и этого не скрывает. Талантливая писательница. Убить теоретически могла, алиби сомнительное. В общем, надо проработать внимательно, и лучше, если Сыромятниковой займется Леша Докучаев.

Леша молча кивнул. Был он парнем высоким, видным и очень каким-то правильным, как плакатный милиционер. И ведь был он таким по жизни, умным, красивым, честным, добрым, воспитанным, а еще смелым и сильным, потому что занимался спортом и всегда их отдел во всех соревнованиях на первое место вытягивал.

Против такого молодца ни одна дамочка не устоит, даже такая, как Сыромятникова, в этом майор не сомневался.

– Дальше Семен Морозов, этого Зыков с квартирой прокатил, у него сложная семейная обстановка, думаю, лучше тебе заняться, Павел Семенович.

– Есть заняться, – кивнул невысокий, худощавый, лысоватый, одним словом, совершенно невзрачный, но зато очень душевный капитан Понуров.

– И еще, Иван Пастухов тоже на тебе, жена у него с ребенком в блокаду умерла, он в их смерти Зыкова обвинял. Николай Ефимович, тебе – разыскать поэта Воробьева, скандал у них был с Зыковым на весь город, а потом он куда-то уехал, ты к секретарю Союза обратись, Ираиде Викторовне, она тебе подскажет, с чего начать. А я с приятелями Зинаиды Зыковой встречусь. – Про Анфису Тихоновну майор промолчал.

Лучшая подруга Зинаиды Зыковой, Дуська, как ее неуважительно называла Анфиса Тихоновна, проживала на улице Салтыкова-Щедрина в красивом большом доме с огромной пышной аркой посреди фасада, почти не пострадавшем от бомбежек.

– А вы к кому? – весьма развязно встретила майора хозяйка квартиры.

Евдокии Мальцевой на глаз было лет тридцать пять, выглядела она на все тридцать восемь, а по паспорту значилось тридцать три. Усталые глаза, несвежая кожа, пестрый платок поверх бигуди и длинный потрепанный халат, из-под которого нескромно выглядывала сорочка.

– Евдокия Сидоровна?

– Ну, я.

– Майор Долгушин, Ленинградский уголовный розыск, – вытаскивая из кармана корочку, представился майор.

– Из-за Зинки, что ли? Ну, проходите.

В комнате было сумрачно из-за задернутых штор и душно. Пахло табаком, немытой посудой и грязным бельем, такой специфический запах, который витает в квартире после бурной гулянки. Но ни грязной посуды, ни неприбранной кровати в комнате не наблюдалось. Стол был пуст, стулья стояли на своих местах, буфет заперт, рояль закрыт. Хм…

– Садитесь, – кивнула на диван хозяйка, устраиваясь за столом. – Не могла Зинаида этого сделать, не могла, – закуривая, решительно проговорила Евдокия Сидоровна. – Афанасия она, конечно, не любила, да и кто такого полюбит? Но жила за его счет и дальше собиралась, а любовей у нее и на стороне хватало. И потом. У нее мать на инвалидности, так Зинка всю семью на себе волокла, со школы подрабатывала, а когда за Афанасия вышла, сперва девчонок с матерью приодела, а потом уж сама, – с охотой рассказывала хозяйка. – Нет, у нее, конечно, и до Афанасия были мужчины, подарки делали, в рестораны водили, но замуж никто не брал. Я уж и то ей говорила, чтобы заканчивала скакать как стрекоза. Так и жизнь вся пройдет, а на старости лет кому ты нужна будешь? – покачивая носком домашней туфли, рассуждала Евдокия Сидоровна. – А тут как раз и Афанасий нарисовался. Я ей сразу сказала, иди, не думай. Я вот со своим Яковом Абрамовичем уже шесть лет живу, он у меня в ювелирной мастерской работает. Да, не Аполлон и в годах уже, но зато сыта, одета, обута и даже сын растет, Юрка. Не от мужа, конечно, но он-то этого не знает, – криво усмехнулась Евдокия Сидоровна. – Так что Зинаиде мужа убивать смысла не было. Из-за денег? Так он ей ни в чем не отказывал. Из ревности? Не смешите меня! К кому этого старого борова ревновать. Из любви? Так Зинаида не любила никого, с тех пор как ее жених бросил. У нее словно сердце умерло, так изменилась. Я ведь ее давно знаю, только раньше мы не дружили совсем, а теперь вот… Так что не там ищете, дорогой товарищ майор.

– Ну а любовник у Зинаиды Зыковой был?

– Был. Майор один, только помоложе вашего. Он сюда в командировку приехал, да в Зинаиду и влюбился. Ему уезжать скоро, стал ее замуж звать, только она ни в какую. И правильно, нашел дуру, богатого мужа, Ленинград, отдельную квартиру, театр менять на комнатушку где-то в тайге в гарнизоне.

– А он что же?

– Не знаю. Спросите у него. Его Вадим зовут, фамилия Снегирев, он, кажется, артиллерист. А может, нет? Я что-то не помню, а вы у Зинаиды спросите, она же у вас сидит, вот и поинтересуйтесь, – язвительно усмехнулась Евдокия Сидоровна. – А вообще, любите вы, мужики, бескорыстных дур, чтобы ради вас в ссылку, в Сибирь, на рудники, а сами, чуть что, хвост поджали – и в кусты. Мерзость, – совсем другим, горьким тоном заметила Евдокия Сидоровна.

– Ну, не стоит всех под одну гребенку ровнять. И потом, что касается рудников, вам уж это точно не грозит, – отбрил ее в ответ майор.

– Не ваша в том заслуга, – резко бросила в ответ Евдокия Сидоровна. – Меня тоже, как и Зинку, жизнь научила. Тоже попался такой вот бравый вояка. Букеты, конфеты, я тебе подарю луну и звезды, навеки вместе, весь мир к твоим ногам. А когда я забеременела, только его и видели, смылся-испарился. А я, дура малолетняя, осталась в восемнадцать лет с ребенком на руках.

– Но не погибли же.

– Нет. Ребенок умер. – Голос женщины словно дал трещину, будто сквозь зачерствелую корку просочилась капелька боли. – Жили в бараке, впроголодь, мальчик мой болел сильно, витамины нужны были, полноценное питание, а где его взять? Зато теперь у Юрки все есть. И витамины, и музыкальная школа, и велосипед, и коньки, и ботинки зимние. Так что лучше уж за Афанасием замужем быть, в тепле и под защитой, чем в глухой тайге в любовь играть.

Глава 5
21 апреля 1958 г. Ленинград

Саня Ломакин был парень простой, незамысловатый. В школе учился хорошо, общественной работой занимался, амбиций особых не имел, в детстве, конечно, хотел стать то танкистом, то летчиком, то моряком-подводником, но в военное училище его по состоянию здоровью не взяли, и пришлось после школы идти в ремесленное. Скучно, никакого героизма, а тут набор в милицию. Засады, перестрелки… И Саня пошел и служил уже третий год, и бывали уже и засады, и даже перестрелка однажды, и работа Сане очень нравилась, и он даже на заочный поступил, на юридический. Михаил Николаевич очень его в этом поддерживал, да и вообще, хороший мужик их майор, как отец родной. Когда надо, похвалит, а когда надо, так всыплет, что аж в глазах искры.

Дело об убийстве поэта Зыкова представлялось Сане делом скучным, понятным, убила поэта жена. Потому что больше некому, и наверняка из ревности. И чего тут еще расследовать, Саня не понимал, но раз начальство задание дало, выполнить его надо добросовестно.

А потому к прозаику Томилину он не пошел, а решил прогуляться до школы, где учился Томилин-младший, и посетил сперва директора, затем председателя комсомольской организации, побеседовал с классным руководителем, а затем, получив полную характеристику на свидетеля, отправился в школьный двор, дожидаться окончания уроков.

Мальчишка, выходит, непростой. С виду примерный, положительный, ни в чем плохом не замеченный, но какой-то уж больно тихий и правильный. С ребятами в классе поддерживал хорошие отношения, но в близкой дружбе ни с кем не состоял, разве что с Михаилом Постниковым, да и то постольку-поскольку. Общественной работой занимался добросовестно, но как-то механически, даже прагматично, по выражению классной руководительницы. Учился хорошо, на «четыре» и «пять», но любимых предметов у него не было. В общем, получался человек без полета, без страсти, а так, себе на уме.

Сложный тип. От такого добиться правды будет непросто. А может, с его приятелем попробовать поболтать? Миша Постников показался Сане объектом более перспективным.

– А вы кто? – подозрительно взглянул на Саню высокий, ладно сложенный парнишка в ученической куртке.

– Я из уголовного розыска, – доставая документ, заговорщицки сообщил Саня. – Нужна твоя помощь.

– Гм… – качнув головой, хмыкнул Миша. – А что надо?

– Ты с Володей Томилиным дружишь?

– Ну вроде.

– Что значит «вроде»?

– А у него все в жизни «вроде». Вроде дружит, вроде комсомолец, вроде нравится, вроде хочет, и так далее, – очень метко заметил Миша. – Так что надо?

– А надо, Михаил, помочь следствию, – максимально серьезно и веско сказал Саня. – Надо как-то выяснить, был ли дома отец Володи Томилина девятнадцатого апреля с восьми утра и до девяти. Выяснить это надо как-то по-хитрому, но наверняка. Сможешь?

– А зачем это надо? И почему вы сами его не спросите?

– Потому что он именно что «вроде». Не могу я быть уверен в его ответе. Это раз, а во‐вторых, дело очень важное. Речь идет об убийстве.

– А, это из-за писателя того, что в их доме зарезали? – сообразил Михаил.

– А ты откуда знаешь?

– Да у нас полшколы в этом доме живет, в тот же день только и разговоров было, – пожал плечами Михаил. – Вы извините. Мне в булочную надо, – остановился у дверей магазина Миша.

– Да, конечно. Так что, мы договорились, сможешь выяснить?

– А нечего тут выяснять. Не было его отца дома.

– Откуда ты знаешь? – схватил его за руку Саня.

– Знаю. В то утро даже Володька ожил, – усмехнулся Михаил. – Танька Рогозина первой в класс прибежала и с порога заорала, что в писательском доме человека зарезали. Потом как раз Володька пришел, у нас все уже гудели, ну и рассказал мне, что его отец в то утро как раз домой от Володькиной тетки возвращался, она у них в Парголово живет, курей разводит и корову держит, так они раз в неделю к ней за яйцами ездят и за молоком. Вот отец с вечера поехал и заночевал там, а утром вернулся и слышал, как жена убитого голосила на весь двор «Убили! Убили!».