Текст книги "Возвращение"
Автор книги: Юлия Фирсанова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Юлия Фирсанова
Рыжее братство. Возвращение
Глава 1
Как сходят с ума
«Интересно, как сходят с ума и способен ли человек заметить, что он уже за гранью нормальности, конечно, если у этой самой нормальности можно выделить четкую грань? Вот тут ты адекватно воспринимаешь реальность, а шаг в сторону, прыжок на месте – и можешь получать справку «псих-самовзвод», а к ней билет в палату с мягкими стенами!» – размышляла я, сидя на подоконнике в комнате и вспоминая разговор с Галкой.
Сидение на подоконнике, оговорюсь сразу, к свежим аномалиям не относилось, туда я забиралась частенько, чтобы с комфортом подумать. Ну нравилось мне это местечко, и все тут!
Подруга – она на то и подруга, чтобы говорить все начистоту, даже если слушать и слышать ни черта не хочется. Вот и поговорили. О чем? Да все на тему, которая занимала меня уже три недели, – мое путешествие в другой мир. Не на тот свет, все эти коридоры и свет в конце тоннеля вкупе с «неповторимым духовным опытом» пусть другие описывают, коль испытать довелось, я про натурально другое или казавшееся мне таковым совершенно реальное измерение. Тот мир, где я провела несколько восхитительно насыщенных дней, повидала столько интересного и волшебного, да и сама творила истинную магию рун, а еще видела самых настоящих эльфов!
Да, были опасности и боль, куда же без них, меня даже пытались убить. Но какими мелкими показались все эти неприятности по сравнению с тоской по оставшимся по ту сторону реальности безумно мне дорогим людям и нелюдям. Рыжий ворюга, обаятельный Лакс, от одной кривоватой ухмылки которого сжималось сердце. Невозмутимый с виду и непробиваемый, как бронетранспортер, персональный телохранитель Кейр. Непоседливый малютка-сильф Фаль и проказливый жеребец Дэлькор. Как же я безумно по ним скучала, даже по невозможному хулигану-коню…
Путешествие, занявшее, по моим личным часам, несколько дней и уложившееся в считаные секунды по времени Земли, оборвалось внезапно, по прихоти незримых и могущественных созданий, волею которых оно, собственно, и началось. Я вернулась назад, в ту же точку пространства, спустя несколько секунд после исчезновения, лишившись практически всех материальных доказательств путешествия. Теперь у меня не было ничего, кроме памяти и приставшего к коже летнего загара.
Честно говоря, не знаю, поверила бы я Галке, если бы она выдала историю вроде приключившейся со мной, потому и не разобиделась смертельно, когда решила поведать ей обо всем и по завершении повествования услышала следующее:
– Ну ты даешь! Складно и занимательно врешь! Может, тебе в писатели податься, коль ты только из-за того, что в солярий тайком от меня смоталась, такую историю забабахала?! – оценила Галка мои старания, тряхнув светло-золотистой гривкой волос с пепельными перышками. – Правда, с рунами слишком заумно вышло, подправь! Их ведь только ты годами наизусть зубрила, широкие массы не поймут, это я тебе как представитель общественности говорю!
– Не веришь, – констатировала я, машинально куснула ноготь, но тут же, спохватившись, убрала руку. Вреднющая детская привычка никак не хотела исчезать окончательно, стоило попсиховать, и палец тут же оказывался около рта.
– Да кто ж в эти истории верит, Ксюх? – искренне удивилась Галка. – Ну может, эти ролевики, которые у нас по парку в плащах и с деревянными мечами рассекают, вопя при этом истошно: «Да здравствуют Гэндальф Серый, Арагорн и Фродо! Смерть Темному властелину Мордора!» Так мы ж с тобой всегда над ними ржали. Чем бы дите ни тешилось, лишь бы не вешалось. Книжки-сказочки хороши, чтобы мозги отдыхали, а если верить в них начнешь, и правда с катушек слететь можно! Ну пошутила – и хватит! Пошли лучше до кафешки прошвырнемся. В «Маслине», Светка рассказывала, теперь круто, или в «Кофеек» завалим, там такой штрудель подают, пальчики оближешь. Парней посимпатичнее подцепим, или ты Димке, а я Максу звякну, и вместе в киношку наладимся. С Крузом боевичок новый со среды в прокат запустили. Тебе ж еще с «Интервью» Томчик нравился! Пошли, ты чего-то в последнее время сама не своя! А-а-а! Знаю! Книжку обдумывала да на мне, как на кошечках, проверить вздумала. Только я тебе посоветую: побольше да поподробнее о любви напиши! Знаешь, классно будет, если в эту девицу не только вор, но еще эльфийский князь и телохранитель влюбятся!
– Выйдет настоящее пособие по групповому сексу, – мрачно подытожила я, зная тягу подружки к чтиву позабойнее, со вкусом клубнички, вроде творений незабвенной Лорел. Уже ни на что не рассчитывая, спросила снова:
– Значит, не веришь?
– Не-а, но выдумано здорово! – одобрила Галка. – А если хочешь, чтобы верили, надо не за фантастику, а за детективы браться. Верное дело! Вон какими тиражами Донцова, Устинова да Полякова выходят! А ты глупее, что ли?
Спорить, доказывать, настаивать на своем только для того, чтобы убедить трезвомыслящую подруженьку, что Ксюха окончательно съехала с катушек и все глубже и безнадежнее погружается в мир иллюзий, я не стала. Забила на откровенность с Галкой и ни о чем потустороннем больше не болтала. Зачем? Честно сказать, мне была не нужна чужая вера, мне требовалось вернуться назад, а сочувственные охи-вздохи этому не способствовали. Но самым хреновым оказалось то, что никто и ничто мне не могли помочь. От осознания этого факта хотелось выть волчицей, крушить все подряд, как Кинг-Конг. Я чувствовала себя попугайчиком Кешей из мультика в тот самый момент, когда его, вольную птицу, засадили в клетку под замок, и бедолаге осталось только трясти прутья и вопить: «Свободу попугаям!»
Я тоже пыталась орать на потолок, стены и пол, тщетно упрашивая и матеря создания, благодаря коим состоялось мое путешествие, но отозвались только соседи снизу, естественно, звучными ударами по батарее, настойчиво предлагавшими мне поумерить пыл. Я даже сходила к экстрасенсу, но, едва тот заладил про венец безбрачия и сглаз, плюнула жулику в физиономию и ушла, громко хлопнув дверью. Больше у «знатоков» тонкого мира спасения не искала, зато самостоятельно облазила все считающиеся аномальными места в нашем городе и пригороде. Список включил в себя:
– Три кладбища. Там на меня смотрели с сочувственным подозрением, как на потенциальную самоубийцу. Пришлось вешать лапшу на уши о поисках могилки прабабушки.
– Пещеры в Алесинке. Я промочила ноги и перемазалась как поросенок в апрельской грязи, но не приобрела ничего, кроме насморка.
– Круг камней на окраине парка, то ли остатки чего-то и в самом деле древнего, то ли остов долгостроя, где, по слухам, любили тусоваться неприкаянные души, семафоря случайным прохожим неясными огнями. Там я напоролась на развеселую ораву старших школьников, отмечавших какое-то событие с пением под гитару и пивом. Вырваться удалось только после «посошковой».
Во всех этих местах я пыталась использовать собственноручно составленное из рун заклятие открытия врат между мирами и перемещения, тщательно вырисованное на листке формата А-4. Ясен пень, ничего не вышло! Последним актом отчаяния стало художественное оформление в рунном стиле напольного зеркала в прихожей. Масляной краской провонял весь коридор, эффект же, не считая восторженного вопля Галки: «Я хочу такое же! Только красным! Когда нарисуешь?» – опять оказался равен нулю.
Сны мои были смутны, как и явь, только тоска в них была гораздо острее, потому что снилось, как зовут меня Лакс, Фаль и Кейр, как отчаянно, будто плача, ржет Дэлькор…
Честно признаться, на меня стали накатывать не только тоска, с каждым днем становившаяся все острее, но и безнадежное отчаяние черной мысли: «А что, если я никогда не смогу вернуться?»
Я даже (о ужас!) начала писать стихи, вернее, они, негодные, вздумали писаться через меня. Строчки крутились в голове, долбились и не желали оставлять в покое, пока не оказывались на бумаге. Торопливо черкая, записывала и прятала их подальше в стол, чтобы, не дай бог, кто из друзей не напоролся на сие графоманское убожество, посвященное душевным страданиям. Наверное, будь я стоящим поэтом, на почве столь сильных душевных переживаний могла бы родить гениальные шедевры.
Но как бы плохо мне ни было, я не могла прекратить метаться в поисках выхода и решить для себя: «Все это игры воспаленного воображения, перекормленного дурацкими книжками, плюс комплекс нуждающейся в признании самолюбивой девчонки, никаких Лакса, Фаля, Кейра, Дэлькора нет и не существовало, как и не происходило никакого путешествия в «другой мир»!» Это было бы настоящим предательством не только и, возможно, даже не столько друзей (кто знает, как они восприняли мое исчезновение!), сколько самой себя. Слишком яркими и полновесными оказались мои воспоминания, к тому же имелось пусть маленькое, зато вполне реальное доказательство пребывания в ином мире – загар. Настоящий летний загар, не ровный слой пигмента, «вынесенный» из солярия, а тот самый, естественный, который ни с чем не спутаешь, заработанный под солнцем и ветром. Эта хрупкая ниточка удерживала меня над бездной безумия. Отказаться от мечты только потому, что я пока не могу найти путь к ее исполнению, – ни за что!
Я собиралась продолжить поиски, а слезы, капающие из глаз словно сами по себе, были не в счет. Минуты слабости имеются у каждого, особенно в такие пасмурные и унылые деньки, как сегодня. Даже не верится, что начало мая на дворе. Может, у Весны шизофрения и она возомнила себя Осенью? Я решительно соскочила с подоконника, потерла отсиженную филейную часть и решила выбраться в магазин. Надо было купить чего-нибудь пожевать и вытрясти скорбные мысли из головы. Шопинг – типично женское средство от депрессии.
Заглянула в кошелек, потом на полку с заначкой. Н-да-а, денег до следующих родительских вливаний и собственного «конвертика за репетиторство» оставалось негусто, но позволить себе пачку мюсли, батон вредного для фигуры (всегда на это плевала!) белого хлеба, пачку масла, кусок сыра, пакет молока, макароны-трехминутки, чуток колбаски, яйца и сосиски я вполне могла. Закупив все, можно было бы не ходить за продуктами целую неделю.
Это у Галки в полном семействе из бабки, дедки, мамки, папки и пары братьев продукты из холодильника испарялись с космической скоростью. Не успеешь притащить три сумки (две в руках, третья в зубах!), как опять шаром покати. Мужики жрали, словно кони, обидно только, что не сено. Им все больше мясо подавай, хотя, думаю, если бы в холодильнике осталось только сено, смели бы и его. Но что самое странное, особенно здорово пропадало у них в доме молоко.
Когда бы ни заглянула к подружке, вслед непременно неслось: «Не забудьте купить молока! Два, нет, три пакета!» Куда девался этот продукт, не понимали не только гости семейства, сама Галка тоже не могла отыскать отгадку. Может быть, кто-то по ночам, возомнив себя Клеопатрой Египетской, в молоке купался исключительно с косметическими целями? Или я не там аномальные места искала, надо было первым делом к подруге наведаться и попробовать колдануть?
Краткий приступ уныния миновал. Ничего! Мы еще поборемся! Привычно показала язык собственному отражению в разрисованном рунами зеркале. А декор и в самом деле стильный получился! Наскоро причесала волосы, влезла в растянутые на коленках, дырявые и потертые джинсы, удобные, модные, хоть не идущие ни в какое сравнение с эльфийскими шмотками, натянула футболку с прикольным рисунком: тремя качающимися в гамаке котятами. Мазнула по губам помадой, завязала шнурки на кроссовках, застегнула молнию кожанки и, хлопнув дверью, вылетела на площадку.
Нажатие кнопочки вызвало гул, стук, лязг и погромыхивание в шахте. Бинго! Лифт работал! Старая, ремонтированая-переремонтированая железяка поползла ко мне на восьмой этаж. В принципе я не слишком сетовала, когда кабинка в очередной раз ломалась. Вот соседям Семенчиковым с младенцем и собакой – парочкой громогласных иждивенцев, в равной мере нуждающихся в регулярных прогулках, и впрямь приходилось тяжко. Вместе с ребенком нужно было каждый раз волочь коляску, а вместе с псом нестись вприпрыжку вниз, ведь животине не объяснишь, что лестница – это еще не улица, – и на ступеньках справлять нужду никак нельзя.
Дверь в квартиру Семенчиковых щелкнула одновременно с громыхающими створками лифта. Я вошла, пальцем утопила кнопку блокировки дверей и крикнула:
– Жду!
– Спасибо, Ксюша! – Пыхтящий как паровоз толстый диабетик Паша – отец семейства и куда более стройный, роняющий слюни ротвейлер Степа (для любителей родословных и выставок Степандорино Ричардино Вуачард-третий) втиснулись в лифт.
Пес тут же разулыбался, завилял коротким обрубком хвоста и моментально обслюнявил мне руку. Я потрепала лобастую голову. Все-таки характер собаки зависит не только от генетической составляющей! Прав Макаренко, воспитание в коллективе – мощный фактор. Вот Степа добрейшей души человек, нет, все-таки собака, хоть и должен быть машиной-убийцей, а беспородная шавка Эльвира – помесь мопса с болонкой, живущая у старой доносчицы и интриганки с первого этажа, – злобная, брехливая тварь, так и норовящая вцепиться в лодыжку.
– Что ты печальная в последние дни, вот осунулась даже. С парнем поссорилась? – сочувственно вздохнул Паша, проявляя сердечность, свойственную многим полным людям, не умеющим драться и быстро бегать.
– Нет, не поссорилась, нам просто расстаться пришлось, он далеко сейчас, – ответила, предпочтя частичную правду откровенному вранью.
Зачастую куда удобнее сказать полуправду, чем выкручиваться и уверять, что у тебя все о’кей. Особенно если спрашивают искренне, сочувственно, а не гонятся за свежей сплетней.
– Это ничего, зато встреча веселей будет, – подбодрил сосед. – Вот я Маришку свою когда из командировок встречал, сердце от радости выскакивало!
– Ага! – энергично кивнула, выскользнув из лифта.
Свежий ветер на улице моментально подхватил мои волосы, норовя вырвать из хвоста отдельные прядки и придать прическе «креативный» вид. Небу, похоже, такое безобразие пришлось не по нраву, приглаживая шевелюру, брызнул дождик, но перестал быстрее, чем я успела отругать себя за то, что вышла без зонтика.
Как хорошо, что маленький продуктовый магазинчик находился в соседнем подъезде. Когда его только открывали вместо давным-давно загнувшейся парикмахерской, бунтовал весь дом, опасались шума при разгрузке и бессонных ночей по вине горланящих песни под окнами любителей «заложить за воротник». Писали петиции во все инстанции – от ЖЭУ до президента, вызывали комиссии, получали отписки и возмущались, только митингов не устраивали, а своей правоты не доказали. Может, и не были правы, а может, власть пошла на поводу у коммерсанта.
Владелец магазинчика «Лидия» Макар Васильевич, терпеливо выслушивавший все вопли старушек на общих собраниях (я бы ему уже за одно это памятник поставила!), на свои средства сделал косметический ремонт всех четырех подъездов, выложил вокруг дома новый асфальт, посадил кусты сирени, рябину, поставил урны. Думаю, потратился Макарыч изрядно, но народный гнев мало-помалу перерос в любовь.
У жителей отпала необходимость таскаться в супермаркет, расположенный через квартал, где продукты часто бывали с душком или на исходе срока годности. Теперь мы отоваривались у Макара, да еще из соседних домов народец захаживал. Юркие, смешливые и вежливые девушки-продавщицы порхали по магазину как бабочки, норовя угодить каждому покупателю. Те, особенно неизбалованные сферой обслуживания пенсионеры и люди среднего возраста, таяли и покупали впятеро больше запланированного.
На ступеньках магазина под просторным козырьком скучал и поскуливал от полноты чувств щенок эрдельтерьера, привязанный за длинный поводок к фигурной решетке перил. Карие глаза были полны беспросветной тоски, черная шерстка на спинке серебрилась мелкими капельками влаги. Эдик, кобелек Ленки из соседнего подъезда, моей приятельницы по давним играм в песочнице, ждал хозяйку.
– Привет, приятель, скучаешь? – обратилась к малышу.
Унюхав знакомую, Эдик приободрился и заходил вокруг, обвивая меня поводком, я запрыгала, пытаясь выпутаться из ремешка. Песик окончательно развеселился, залился задорным лаем и так увлекся новой забавой, что не сразу заметил, как вернулась вероломная владелица. Ее пожарно-красную куртку первой узрела я. Ленка, нагруженная объемным пакетом, только языком цокнула и посетовала:
– Эх ты, верный друг и сторож! Чем же она тебя купила, сухариками или колбасой?
За соленые сухарики Эдик и правда готов был отдать собачью душу, ибо обожал их до самозабвения, а колбасу, если, конечно, она правильная, а не туалетная бумага пополам с опилками, не только зверюшки любят. Вступившись за собачью честь, я объявила:
– Никаких сухариков и колбасы! Чего я, по-твоему, совсем с катушек съехала – в магазин продукты носить стала, вместо того чтобы их оттуда вытаскивать? Твой пес мне просто бескорыстно рад, в отличие от меркантильной хозяйки он способен на альтруистические поступки!
– Ладно, ладно, Ксюх, не злись. – Ленка поняла меня по-своему и, вытащив из кармана сотню, протянула. – Вот, спасибо, и извини, завертелась, забыла, с кем не бывает. Возьми!
– Это чего, взятка? – непонимающе нахмурилась я.
– Здрасте, приехали, – фыркнула Ленка, засовывая пакет под мышку и перехватывая поданный мною поводок. – Сама ж на позапрошлой неделе мне сотню дала, когда мне на пельмешки и масло не хватало. Забыла?
– Забыла. – Я пожала плечами, приняла денежку и засунула в карман. Никогда не вела скрупулезного счета деньгам, отданным друзьям и знакомым. Крупных сумм у меня сроду не водилось, а мелочовку народ отдавал и так. Чего ж дергаться и нудить? Не голодаю, и ладно, как смогут – вернут, будет приятный сюрприз.
– Так что ж ты сразу не сказала, что забыла, я б тогда и отдавать не стала! – шутливо возмутилась приятельница.
– Ха, не стала бы! – фыркнула я. – Не клевещи! Тебе бы непременно перед Эдиком совестно сделалось!
Ленка взглянула на бегающего между нашими ногами счастливого щенка и согласилась почти серьезно:
– А ведь права! Ну ладно, Оса, бывай! Мы побежали домой, пока Макс Кешу с голодухи не схарчил.
Максом звали второго мужа Ленки, а Кешами всех попугаев, которых соседка заводила на своем веку. Честно признаться, которым был по счету данный экземпляр, я бы не смогла ответить и под дулом пистолета.
– Попугайчика жалко, поторопись, – бросила уже вслед подруге, та подавилась смешком, а Эдик весело тявкнул, то ли тоже сочувствуя птичке, то ли просто радуясь жизни.
Дверь магазина раскрылась, впустив меня и выпустив парочку занятых собой говорливых бабулек в сопровождении пожилого кавалера. Дедуля придержал створку не только для своих спутниц, но и для меня, сопроводив сие действие церемонным кивком. Я улыбнулась седовласому джентльмену и поблагодарила:
– Очень признательна!
Тот приподнял черную фетровую шляпу.
Покупателей в субботний денек было достаточно. Но одна из продавщиц, Олеська, вечно экспериментировавшая с цветом своих волос (сейчас она была ярко-розовой с зелеными перышками), махнула рукой. Я заспешила к прилавку.
– Как тебе причесон? – вместо «здравствуй» нетерпеливо спросила девушка.
– На себе я бы такое лишь в страшном сне вообразить смогла, а тебе идет, – ответила дипломатично. – На фламинго похоже!
Чистые серо-голубые глаза Олеськи заволокло облачко дум, девушка явно не знала, что такое фламинго, поэтому никак не могла сообразить, оскорбляю я ее или делаю комплимент. Пока у девчонки что-нибудь внутри не переклинило, пояснила:
– Это птица такая, красивая и романтичная, про нее еще Алена Свиридова пела, помнишь: «Розовый фламинго, дитя заката…» – Я намурлыкала мелодию.
– А, точно! – разулыбалась приятельница, контакты перестали искрить. – Так тебе чего?
Принялась перечислять, попутно достав из кармана джинсов четыреста пятьдесят рублей.
Олеська зашустрила по магазину, собирая мой заказ в бесплатный пакет с символикой торговой точки. (Это нововведение нашим бабулькам очень нравилось, и, чтобы получить побольше прочных пакетов, они ходили в «Лидию» по несколько раз в день.) Потом наманикюренные розовые пальчики Олеськи (вот по части маникюра я ее точно переплюнула, сейчас, например, мои ноготки были черного цвета с красными и зелеными звездочками!) застучали по клавишам кассы, и девушка выдала:
– Четыреста сорок восемь семьдесят!
Я протянула заготовленные купюры, Олеська завистливо вздохнула:
– Опять все точно рассчитала, а я вот весь день у кассы, а хоть убей, никак не могу прикинуть на глазок, что сколько стоит, когда сама за покупками отправляюсь!
– Рассчитывай не рассчитывай, а если тугриков нет, взять их неоткуда что мне, что тебе, – философски отметила я.
– Это верно, – снова блеснула улыбкой Олеська и, подмигнув, таинственно шепнула: – Между прочим, в подсобке миндальное печенье и трюфели еще не распаковывали! Тебе отложить, возьмешь?
– Искусительница, – томно простонала я и, не в силах устоять перед тающим во рту наисвежайшим лакомством, выложила на прилавок Ленкин должок. – Накидай на все!
Олеська юркнула в подсобку и вернулась с парой небольших свертков, сунула их в отдельный пакет, взвесила, потом бросила сверху на уже собранные продукты. Получив сдачу семь копеек, я сгребла продукты и, махнув продавщице рукой, направилась к выходу. Сзади, буквально в нескольких сантиметрах за моей спиной, кто-то громко фыркнул.
Я подскочила от неожиданности, едва не рассыпав по полу весь продуктовый набор, обернулась и икнула от неожиданности. Прямо на меня смотрела хитрая морда Дэлькора. Конь, рыжий хулиган с черным фингалом под глазом, стоял посреди магазина, тело по контуру светилось искристым сине-зеленым цветом, а вокруг и… сквозь него как ни в чем не бывало сновали люди.
– Забыла чего? – крикнула Олеська.
– Нет, на тебя еще разок посмотреть решила, фламинго, – помотала головой, в которую только что, подняв дыбом волосы, забрела жуткая мыслишка: «А что, если я все-таки сумасшедшая?»
В магазине стояла лошадь, моя лошадь из другого мира, только никто, кроме меня, ее в упор не видел и не слышал. Дэлькор стукнул копытом, проржал что-то нежное и попытался ткнуться мордой мне в плечо. Голова прошла насквозь, и я ничего не почувствовала, зато словно очнулась.
Блин! Да какая, на фиг, разница, в своем ли я уме, если мои друзья лишь видение, я хочу быть чокнутой! Очень хочу! Пусть никто ничего не видит, главное, чтобы видела я. Самое главное! Реальность для каждого человека своя, даже если мы живем рядом и ежедневно общаемся друг с другом. Это давным-давно известно философам. Вот я и применю этот постулат к практике! Сердце мое радостно забилось, соглашаясь с головой.
– Дэлькор, хороший мой, как здорово, что ты пришел, пойдем домой! – Украдкой смахнув что-то мокрое с глаз, я вышла из магазина.
Конь фыркнул мне в ухо трепетно и ласково, потом послушно проследовал к дверям. Сделав вид, что выпускаю из магазина полную даму с сумками (такое тело надо питать!), придержала для Дэлькора дверь. Жеребец прошел сквозь витрину, а толстуха благодарно запыхтела. Так, вдвоем с призрачным конем, мы и побрели к подъезду. Я ежесекундно оглядывалась, проверяя, не исчез ли мой друг так же внезапно, как появился. Но нет, эльфийский «подарочек» шел рядом. Пусть он не мог больше катать меня на себе, зато я видела и слышала его весьма отчетливо. После нескольких недель удушающей тоски и метаний Дэлькор стал рыжим лучиком, осветившим мою жизнь. Я взахлеб рассказывала, как рада его видеть и как скучала по друзьям и по нему, как хотела вернуться. Рыжик сочувственно вздыхал и пытался облизать мне руки и лицо.
Вместе мы поднялись в лифте к моей квартире. Я уже освоилась и нашла массу преимуществ в необычном Дэлькоровом состоянии. Ведь только такого коня можно было держать на восьмом этаже в однокомнатной квартире! Куда всем тамагочам мира до моего необыкновенного жеребца! А уж если лошадь смогла прийти ко мне, неужели я не найду дорожку к друзьям? Надежда вновь запылала в душе костром!
Перед дверью в квартиру Семенчиковых пыхтел Паша, выискивал ключ по карманам, Степа сидел на коврике и терпеливо ждал.
– Маришка с Саньком сегодня по поликлинике болтаются, – обернувшись ко мне, повинился сосед. – А в кармане у меня дырка, вот ключи и ухнули. Надо все-таки подкладку зашить.
– Если ключи носить в каком-нибудь другом месте, из куртки можно устроить копилку! – дала я дельный совет. – Вот у нас математичка в институте все удивлялась, что летняя сумка такой тяжелой стала, а потом из-под подкладки сто двадцать девять рублей мелочью выгребла!
– Нет, я все-таки лучше карман зашью, – отдуваясь, пропыхтел Паша.
Степа оставил хозяина «рыбачить» в карманах, поднял с пестрого коврика круглый зад и, волоча по бетону поводок, подошел ко мне… Хотя нет, пес подошел к коню-призраку и принялся его внимательно разглядывать, наклоняя башку то вправо, то влево. Ноздри ротвейлера раздувались, уши подергивались, кожа на лбу собралась в недоуменную складочку. Было совершенно очевидно, что животное видело и слышало Дэлькора, однако абсолютно не обоняло.
Сердце радостно подпрыгнуло: если уж столь приземленное создание, как Степа, видит коня, значит, я вовсе не галлюцинирую, даже если схожу с ума. Отрадно! От избытка чувств повесила пакет на дверную ручку, наклонилась, обхватила мощную собачью шею и погладила. Дэлькор ревниво заржал и замотал гривой, ему тоже хотелось недостижимой сейчас ласки. Сообразительный Степа проворно попятился и снова сел на попу, поближе к хозяину. А то мало ли чего взбредет на ум непонятному зверю? Паша наконец извлек из недр куртки ключ и, облегченно вздохнув, завозился с замком.
Я открыла свою дверь и тоже вошла. Потом объявила, водрузив пакет с продуктами на подзеркальник трюмо в прихожей:
– Не сердись! Я тебя очень люблю, вот и обрадовалась, что хоть Степа тебя видит, а не только я, значит, ты самый натуральный, хоть и нематериальный конь. Никакая ты не галлюцинация, хотя, если бы и был галлюцинацией, стал бы самым лучшим глюком в мире.
Щелкнув выключателем, поискала взглядом коня. Аккуратно огибая меня (при этом Дэль почти до половины ушел в стену), жеребец тянулся к зеркалу.
Стоило волшебному животному коснуться его поверхности, словно бы целуя отражение, раздался переливчатый, мелодичный, заставляющий ныть зубы звон. Свет от шкуры коня словно перекинулся на декор из рун, заставив их запылать яркой голубизной, ядовитой зеленью, холодным серебром и жарким золотом. Внутри, в раме из рун, появились серые клубы густого, как деревенская сметана, тумана. Ни я, ни Дэлькор больше не отражались в зеркале, зато в серой густоте засияла поначалу слабая, с каждой секундой становящаяся все более яркой и близкой искорка. С неистово бьющимся сердцем я следила за ней. Почему-то казалось очень важным не отвести глаза. Дэлькор так и стоял, прижавшись мордой к туманному стеклу.
А искорка, бывшая поначалу размером с головку спички, все росла и росла. Вот она уже увеличилась настолько, что я смогла различить детали. Какая, к черту, искра! Трепеща радужными крылышками в сером тумане, прямо на нас летел Фаль. Его зеленущие глаза сверкали как пара мощных фонариков, гибкое тело напряглось, выгибаясь дугой. Конь призывно заржал. Словно повинуясь этому звуку, смешавшемуся со все нарастающим звоном, сильф замахал крылышками. Вокруг Фаля моментально возникло радужное облачко из разноцветных искр, и вот уже вся серая мгла засверкала столь же ярко, как малютка сильф. Почему-то запахло мятной жвачкой, молнией блеснуло что-то тонкое, голубовато-серебристое, как игла. Дэлькор всхрапнул, попятился и толкнул меня обретшей материальность чугунной башкой. Я ощутила сильный тычок в спину, потом больно ткнулась коленками в подзеркальник и, не удержавшись на ногах, полетела головой вперед, прямо в зеркало. Почему-то стекло оказалось вязким на ощупь и холодным, как сентябрьская вода. А потом раздался захлебывающийся восторгом вопль Фаля:
– Получилось! Получилось! Полу… – И ватная темная тишина навалилась на меня мягким одеялом.
