Текст книги "Отто Скорцени - диверсант №1. Взлет и падение гитлеровского спецназа"

Автор книги: Юлиус Мадер

Соавторы: Виталий Чернявский,Сергей Чуев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Виталий Чернявский, Юлиус Мадер, Сергей Чуев
Отто Скорцени – диверсант № 1. Взлет и падение гитлеровского спецназа

Сталин и Скорцени без «Длинного прыжка»

Об оберштурмбаннфюрере (подполковнике) СС Отто Скорцени исписаны горы бумаги. Почти двухметровый эсэсовский верзила, спаситель итальянского дуче Бенито Муссолини, арестованного после государственного переворота 1943 года в Италии своими противниками и заключенного в специальную тюрьму в отрогах Альп, стал в мгновение ока «героем великогерманского рейха». В течение года он был дважды удостоен высших военных наград гитлеровской Германии – Рыцарским крестом Железного креста за освобождение пленного «вождя итальянского народа» (сентябрь 1943 года) и Рыцарским крестом Железного креста с дубовыми листьями за похищение венгерского диктатора адмирала Миклоша Хорти, вступившего в тайные переговоры с западными союзниками о возможном переходе на их сторону (октябрь 1944 года).

Я не собираюсь что-то поправлять у моего друга и коллеги Юлиуса Мадера, написавшего прекрасную документальную повесть об Отто Скорцени. Меня заинтересовало другое. Почему в фундированной книге Ю. Мадера «Человек со шрамами на лице» автор ни единым словом не обмолвился об участии О. Скорцени в спланированной германскими спецслужбами операции «Длинный прыжок» – покушении на Иосифа Сталина, Франклина Рузвельта и Уинстона Черчилля во время Тегеранской конференции лидеров антигитлеровской коалиции (28.11. – 01.12.1943 года)? Непонятно, что заставило бригадефюрера СС и генерала полиции Вальтера Шелленберга, руководившего в 1942 – 1945 годах внешней разведкой службы безопасности «великогерманской империи», весьма разговорчивого мемуариста, обойти молчанием эту акцию и участие в ней «спасителя Муссолини» в своем объемистом томе воспоминаний, вышедшем в 1954 году? Отчего «любимец фюрера» в своей книге «Секретный отряд Скорцени», появившейся в 1951 году, ничего не написал об операции «Длинный прыжок» и о том, было ли ему поручено руководить ею? Неужели «герой великогерманской империи» из скромности решил промолчать об этом? Нет, это не похоже на падкого на рекламу «диверсанта номер один» нацистской Германии.

Тогда что же? Был ли вообще у гитлеровских спецслужб план ликвидации лидеров «Большой тройки» во время Тегеранской конференции? И имел ли отношение к этому Отто Скорцени?

Такие вопросы встали передо мной, когда я занялся исследованием деятельности разведывательных и контрразведывательных структур «великогерманского рейха». Немало ушло времени, прежде чем мне удалось докопаться до истины или же до ее части.

Сейчас, уважаемые читатели, я постараюсь максимально объективно изложить результаты моих раскопок. Но для этого нам нужно прежде всего вернуться к давнему времени встречи лидеров Советского Союза, Соединенных Штатов и Великобритании, состоявшейся шестьдесят лет назад.

Коренной свидетель

«– Каков он, папа? Или ты еще его не видел?

– Дядю Джо? (прозвище И. Сталина в окружении Ф. Д. Рузвельта и У. Черчилля; встречается также в переписке между президентом США и премьер-министром Великобритании. – В. Ч.). Как же, я видел его. В субботу я хотел пригласить его на обед, но он ответил, что очень устал. Вчера под вечер, когда я приехал сюда, он зашел ко мне.

– Прямо сюда?

Отец рассмеялся:

– Маршал сидел вот здесь, на этой кушетке, Эллиот, как раз на том месте, где сидишь ты…»

Это отрывок из книги воспоминаний «Его глазами» Эллиота Рузвельта, сына президента США, написанной через год после кончины главы американского государства, который месяц не дожил до победы над гитлеровской Германией. Разговор состоялся 29 ноября 1943 года, на второй день Тегеранской конференции. Здесь впервые встретились вместе три лидера главных держав антигитлеровской коалиции – Сталин, Рузвельт и Черчилль. Эллиот только что прибыл в иранскую столицу и зашел к отцу. Естественно, сына интересовало, какое впечатление на Рузвельта-старшего произвел Сталин, которого на Западе считали загадочной, непредсказуемой и одновременно одной из самых мрачных личностей в истории. Поэтому Эллиот нетерпеливо спросил:

«– О чем вы говорили? Или это государственная тайна?

– Вовсе нет, – возразил отец. – Разговор большей частью проходил в таком духе: «Как вам понравилось ваше помещение?» – «Я вам очень благодарен за то, что вы предоставили мне этот дом». – «Что нового на Восточном фронте?…» Кстати, оттуда поступают прекрасные новости. Сталин очень доволен: он надеется, что еще до того, как мы отсюда разъедемся, Красная Армия перейдет границу Польши. В общем, вот такой разговор. У меня и не было особенного желания сразу же приступить к делу.

– Прощупывали друг друга, так что ли?

Отец нахмурился.

– Я бы выразился не так.

– Прости, пожалуйста, – поправился я.

– Мы знакомились друг с другом, выясняли, что мы за люди.

– Что же он за человек?

– Как тебе сказать… У него густой низкий голос, он говорит не спеша, кажется очень уверенным в себе, нетороплив – в общем, производит сильное впечатление.

– Он тебе понравился?

Отец решительно кивнул головой».

Затем Рузвельт-младший поинтересовался результатами первого пленарного заседания конференции.

«– Сталину показали наш план операции «Оверлорд» (кодовое обозначение высадки войск западных союзников в Северной Франции. – В. Ч.), – сказал отец с улыбкой. – Он взглянул, задал один-два вопроса и затем прямо спросил: «Когда?»

Далее Рузвельт-старший сделал весьма примечательное заявление.

– Я уверен, – сказал он, – что мы со Сталиным поладим. В ближайшие дни будет ликвидировано немало недоразумений и подозрений прошлого, надеюсь, раз и навсегда. Что касается Уинстона…

Тут хозяин Белого дома замолк, раздумывая.

– Не так гладко, что ли? – спросил Эллиот.

– Здесь мне придется основательно потрудиться, – продолжил президент. – Они так не похожи друг на друга. Такая разница во взглядах, темпераментах…»

Затем, пишет Эллиот, президент рассказал об обеде, который он дал накануне в честь Сталина, Черчилля и высших дипломатических сановников, и о том, что они засиделись до одиннадцати часов вечера, осторожно и неторопливо беседуя о политике. При этом необходимость в переводе оказалась незначительной помехой. Зато очень серьезно мешала диаметральная противоположность взглядов Сталина и Черчилля.

Рузвельт-младший полюбопытствовал, какие именно политические вопросы обсуждались.

«– Мы говорили обо всем, что приходило нам на ум, – ответил президент.

Он перечислил темы беседы: послевоенная организация мира; организация трех государств, которые должны будут поддерживать мир; точная договоренность насчет того, что мир до такой степени зависит от единства действий этих государств, что в важных вопросах отрицательная позиция хотя бы одного из них должна будет налагать вето на спорное предложение в целом. Отец сказал, что вопрос о праве вето подлежит еще тщательному обсуждению, но что, вообще говоря, он поддерживает этот принцип, учитывая бесспорную необходимость единства «тройки» в будущем…»

Разговор отца с сыном был прерван. Президент направился на торжественную церемонию: Черчилль вручал Сталину от имени английского короля и народа Великобритании большой двуручный меч – дань уважения героям Сталинграда. Затем состоялось очередное пленарное заседание. После него отец и сын Рузвельты встретились снова.

Президент сказал, что сегодня они будут в гостях у Сталина. Он добавил, что обед будет в русском стиле и, если эксперты из госдепартамента опять не напутали, за обедом будет множество тостов.

Далее, пишет Эллиот Рузвельт, состоялся следующий разговор:

«– И этот человек умеет действовать, у него всегда цель перед глазами, – медленно и задумчиво сказал президент, имея в виду Сталина. – Работать с ним одно удовольствие. Никаких околичностей. Он излагает вопрос, который хочет обсудить, и никуда не отклоняется…»

Из архивной справки. Тегеранская конференция глав правительств Великобритании, СССР и США состоялась 28.11. – 01.12.1943 года.

Рассматривались важнейшие вопросы войны и послевоенного сотрудничества и обеспечения прочного мира. В центре работы находилось обсуждение и координация дальнейших военных действий против гитлеровской Германии. По настоянию советской делегации было принято решение об открытии второго фронта в Северной Франции в мае 1944 года.

Обсуждался вопрос о вовлечении Турции в войну на стороне антигитлеровской коалиции.

В Декларации трех держав о совместных действиях в войне против гитлеровской Германии (принята 01.12.1943 года) говорилось: «Мы пришли к полному согласию относительно масштабов и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга. Взаимопонимание, достигнутое здесь, гарантирует нам победу».

Советская сторона, идя навстречу союзникам, заявила о готовности по завершении военных действий в Европе вступить в войну против Японии.

США поставили вопрос о расчленении Германии после войны на пять автономных государств. Предложение было поддержано Черчиллем, который настаивал также на создании Дунайской конфедерации с включением в нее Австрии, Венгрии и некоторых южных районов Германии. Советский Союз выступил против этих планов, и они были переданы на доработку в Европейскую комиссию.

Принята Декларация об Иране, в которой подчеркивалось желание трех держав сохранить полную независимость, суверенитет и территориальную неприкосновенность Ирана.

Обсуждался вопрос о Польше. В предварительном порядке достигнуто соглашение о том, что восточная граница Польши будет проходить по «линии Керзона» (принятое наименование линии, рекомендованной в 1919 году Восточным советом Антанты в качестве границы: проходит через Гродно – Брест – Устилуг – восточнее Грубешово, через Крылов и далее западнее Равы-Русской, восточнее Перемышля до Карпат; названа по имени тогдашнего министра иностранных дел Великобритании. – В. Ч.), а западная – в районе Одера.

Обсуждались также вопросы послевоенной организации мира. «Мы уверены, – заявили руководители трех держав, – что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир. Мы полностью сознаем высокую ответственность, лежащую на нас и на всех Объединенных Нациях, за осуществление такого мира, который получит одобрение подавляющей массы народов земного шара и который устранит бедствия и ужасы войны на многие поколения».

Первая встреча трех лидеров показала несостоятельность гитлеровской дипломатии на раскол в лагере союзников. Она сыграла большую роль в укреплении англо-американо-советской коалиции во время войны.

Сейчас совершенно ясно: положительные результаты конференции были обеспечены явным сближением позиций американской и советской сторон, особенно в вопросах открытия второго фронта в Европе и дальнейшего ведения войны. Черчилль, который возражал почти против всех предложений Сталина, вынужден был либо отступать, либо уступать, поскольку Рузвельт, взявший на себя роль третейского судьи, в большинстве случаев становился на сторону кремлевского властителя.

Этому может быть одно объяснение: похоже, хозяин Белого дома попал под влияние Сталина. Именно к такому выводу неизбежно придет любой объективный исследователь, когда внимательно проанализирует не только итоги Тегеранской конференции, но и беседы между президентом Рузвельтом и его сыном, отрывки из которых были приведены в начале моего эссе.

Хитрый ход

Сталин, надо отдать ему должное, тонко разыграл роль послушного союзника, с глубоким уважением относящегося к главе величайшей державы мира. Он сумел ненавязчиво убедить американского президента в своих лучших чувствах и благих намерениях. Понимая, что слова в данном случае не самое веское доказательство, советский лидер искал эффектный ход, который мог бы оказать сильное впечатление на хозяина Белого дома. И, судя по всему, нашел.

Как свидетельствует переписка между Сталиным, Рузвельтом и Черчиллем – она была давно опубликована и выдержала несколько изданий, – вопрос о первой встрече в верхах обсуждался длительное время. Главы правительств в конце лета 1943 года пришли к выводу о необходимости рандеву между 15 ноября и 15 декабря. Но вот относительно места встречи возникли серьезные разногласия. Сталин с самого начала, 15 сентября, предложил Тегеран. Он ссылался на то, что активные военные операции на советско-германском фронте не позволят ему, как Верховному главнокомандующему, удаляться от Москвы на расстояние больше, чем то, какое можно преодолеть самолетом в течение суток. Тегеран как раз отвечал такому требованию. Кроме того, с иранской столицей имелась надежная проволочная телеграфная и телефонная связь из Москвы.

Рузвельт возражал против Тегерана, считая, что этот пункт расположен слишком далеко от Соединенных Штатов. Он предложил Северную Африку. Черчилль отдал предпочтение Каиру или Хартуму. Кремлевский властитель вновь предложил Тегеран, и английский премьер-министр сдался.

Президент же продолжал настаивать на пунктах, расположенных в районе Персидского залива, куда можно было бы доставлять без особого риска документы из Вашингтона. Он назвал Бастру и предложил протянуть туда телефонную линию из Тегерана.

Сталин, однако, стоял как скала: только иранская столица! Дальнейший отказ хозяина Белого дома приехать в Тегеран мог привести к тому, что советский лидер вообще не принял бы участия в намеченной встрече. И Рузвельт 8 ноября, наконец, согласился.

Для советской стороны Тегеран был удобным местом не только потому, что он был ближе к Москве, чем другие предлагавшиеся пункты, и надежнее связан с ней. Здесь находились части Красной Армии, введенные в августе 1941 года в соответствии с советско-иранским договором, заключенным в 1921 году, в целях пресечения подрывной шпионско-диверсионной деятельности немецкой агентуры в Иране. Южную половину страны одновременно заняли английские войска для обеспечения англо-американских поставок, шедших через Персидский залив в СССР. Использование Тегерана в качестве места встречи «Большой тройки» давало возможность организовать надежную охрану участников конференции, главным образом силами Советской армии и органов безопасности. А это делало Сталина хозяином положения и создавало условия для успешного проведения задуманной им акции по оказанию влияния на президента Соединенных Штатов.

Что же произошло? Перед прибытием Рузвельта в Тегеран Сталин через своего министра иностранных дел Вячеслава Молотова передал хозяину Белого дома приглашение остановиться в советском посольстве, где можно было бы проводить пленарные заседания и встречи лидеров между собой, а также организовать работу секретариата. Предложение мотивировалось не только соображением, что советское представительство располагает бо€льшим помещением, чем английское и американское. Самое важное состояло в том, что в союзнических кругах усиленно муссировалось сообщение советской секретной службы: немцы, мол, готовят покушение на лидеров союзных держав. Совпосольство же несравненно лучше отвечало требованиям безопасности, чем английское и американское. Его здания были обнесены высокой каменной стеной, которая усиленно охранялась. К тому же представительство США находилось на городской окраине, и, поскольку заседания наметили проводить в советском, американскому президенту, если бы остановился у себя, каждый день пришлось бы пересекать весь город, кишевший шпионами, диверсантами и террористами.

Как реагировал на это Рузвельт? Сошлюсь снова на коронного свидетеля, его сына Эллиота. Сначала президент отклонил приглашение Сталина. Но все же соображения удобства и, что еще важнее, безопасности в конечном счете побудили хозяина Белого дома согласиться.

На пресс-конференции в Вашингтоне 17 декабря 1943 года по возвращении из Тегерана президент заявил, что остановился в советском посольстве, поскольку Сталину стало известно о германском заговоре. «Маршал Сталин, – сказал Рузвельт, – сообщил, что, возможно, будет организован заговор с целью покушения на жизнь участников конференции. Он просил меня остановиться в советском посольстве с тем, чтобы избежать необходимости поездок по городу».

Президент добавил, что вокруг Тегерана находилась, возможно, сотня германских шпионов. «Для немцев было бы довольно выгодным делом, – добавил он, – если бы они могли разделаться с маршалом Сталиным, Черчиллем и со мной в то время, когда мы проезжали бы по улицам Тегерана, поскольку советское и американское посольства отделены друг от друга расстоянием в полторы мили».

И еще одно свидетельство Эллиота Рузвельта:

«Разумеется, русские приложили все усилия, чтоб сделать отцу приятным пребывание в своем посольстве. Сталин сам поселился в одном из домов поменьше (это был двухэтажный коттедж, служивший квартирой для советского посла. – В. Ч.), предоставив отцу главное здание… Большим удобством для отца было также и то, что его комнаты выходили прямо в зал главного посольского здания, где должны были проходить пленарные заседания». (Такая забота была высоко оценена президентом, которому из-за паралича ног было затруднительно передвигаться, и, конечно, по-человечески растрогала его. – В. Ч.)

Рузвельт не случайно выступил на пресс-конференции со специальным заявлением, в котором объяснил американской общественности, почему он принял решение найти кров в советском посольстве. Он вынужден был ответить на довольно резкую критику в печати Соединенных Штатов, где можно было встретить и такие утверждения: русская секретная служба, мол, похитила президента, никакого нацистского заговора, имевшего целью убить или похитить в Тегеране хозяина Белого дома, вообще в природе не существовало и все это было специально придумано Сталиным.

Что реально угрожало «Большой тройке»?

Так планировали ли нацистские спецслужбы операцию по устранению лидеров антигитлеровской коалиции или же все это досужий вымысел?

В нашей послевоенной литературе прочно укоренилось мнение: такой нацистский заговор реально существовал. Сошлюсь на один из наиболее солидных источников – книгу воспоминаний «Страницы дипломатической истории», принадлежащую перу известного дипломата и литератора Валентина Бережкова, ныне покойного. Он принимал участие в Тегеранской конференции в качестве личного переводчика И. Сталина. Автор излагает официальную версию Кремля: гитлеровская разведка готовила покушение на участников встречи; разработку этой операции, получившей кодовое название «Длинный прыжок», Гитлер поручил начальнику абвера (ведомство военной разведки и контрразведки) адмиралу Вильгельму Канарису и шефу Главного управления имперской безопасности обергруппенфюреру СС и генералу полиции Эрнсту Кальтенбруннеру.

В качестве доказательства В. Бережков ссылается на сведения, которые поступили в Наркомат государственной безопасности СССР «из лесов под Ровно», где за линией фронта действовал специальный разведывательно-диверсионный отряд под командованием Д. Медведева и А. Лукина. Там находился знаменитый разведчик-диверсант Николай Кузнецов.

От Д. Медведева в октябре 1943 года поступило следующее донесение. Н. Кузнецов, выступивший в немецком тылу под видом немецкого фронтового офицера, обер-лейтенанта Пауля Зиберта, установил дружеские отношения с приехавшим из Берлина в Ровно штурмбаннфюрером (майором) СС Ульрихом фон Ортелем и выведал у него великую тайну. Однажды эсэсовец предложил полюбившемуся ему фронтовику перейти в службу безопасности и пообещал познакомить его с одним из ответственных сотрудников того учреждения, «героем рейха и спасителем Муссолини» штурмбаннфюрером СС Отто Скорцени. С ним фон Ортелю якобы придется выполнять какую-то важную операцию.

Кузнецову-Зиберту не пришлось долго допытываться, о чем идет речь. Размякший, как пишет автор, от коньячных паров фон Ортель все выболтал.

– Скоро я отправлюсь в Иран, друг мой, – доверительно шепнул он. – В конце ноября там соберется «Большая тройка». Мы повторим прыжок в Абруцци (горная область в Италии, где в заключении содержался Муссолини. – В. Ч.). Только это будет длинный прыжок! Мы ликвидируем «Большую тройку» и повернем ход войны. Мы попытаемся похитить Рузвельта, чтобы фюреру легче было договориться с Америкой…»

А вот как красочно описывал сам Д. Медведев, командир Н. Кузнецова, этот эпизод в своих, вышедших после войны воспоминаниях «Сильные духом».

«Зиберт и фон Ортель встретились в казино… И тогда фон Ортель сказал ему наконец, куда он собрался направить свои стопы: на самый решающий участок фронта.

– Где же тогда этот решающий участок?

– В Тегеране, – с улыбкой сказал фон Ортель.

– В Тегеране? Но ведь это Иран, нейтральное государство?

– Так вот именно здесь и соберется в ноябре «Большая тройка». Сталин, Рузвельт, Черчилль.

И фон Ортель рассказал, что он ездил недавно в Берлин, был принят генералом Мюллером и получил весьма заманчивое предложение, о смысле которого Зиберт, вероятно, догадывается. Впрочем, он, фон Ортель, может сказать ему прямо: предполагается ликвидация «Большой тройки». Готовятся специальные люди. Если Зиберт изъявит желание, то он, фон Ортель, походатайствует за него. Школа – в Копенгагене. Специально готовятся террористы для Тегерана. Разумеется, об этом не стоит болтать».

И далее: «В тот же день на политинформации партизанам прочитали сообщение о провале гитлеровского заговора в Тегеране. Разумеется, фамилия Кузнецова не была при этом упомянута… Не могло быть сомнения, что гитлеровские агенты, о которых шла речь в телеграмме, в том числе, конечно, и фон Ортель, занимавший среди них не последнее место, вовремя были найдены и обезврежены.

– Поздравляю вас, Николай Иванович!

– Ну я-то, может, здесь и ни при чем, – ответил Кузнецов. – Тут ведь, надо думать, десятки людей потрудились…»

А вот бывший начальник Четвертого управления НКВД – НКГБ генерал-лейтенант Павел Судоплатов, который руководил и Медведевым, и Кузнецовым, в своих мемуарах «Специальные операции. Записки нежелательного свидетеля», появившиеся в 1994 году на английском языке в Соединенных Штатах и лишь через два года на русском под названием «Разведка и Кремль» в Российской Федерации, излагает этот эпизод кратко, сухо, без лишних эмоций и прикрас:

«Медведев и Кузнецов установили, что Скорцени готовит группы нападения на американское и советское посольства в Тегеране, где в 1943 году должна была состояться первая конференция «Большой тройки».

Далее П. Судоплатов поясняет, что Кузнецов-Зиберт подружился с офицером немецкой спецслужбы фон Ортелем, занятым поиском людей, которые имеют опыт борьбы с русскими партизанами. Такие «специалисты» нужны ему для операций против высшего советского командования.

«Задолжав Кузнецову, – продолжает высокопоставленный мемуарист, – фон Ортель предложил расплатиться с ним иранскими коврами, которые собирался привезти из деловой поездки в Тегеран. Это сообщение, немедленно переданное в Москву, совпало с информацией из других источников и помогло нам предотвратить акции в Тегеране против «Большой тройки».

Вот так – не больше и не меньше!

Странно, но никто до сих пор не заметил грубых разночтений в изложении одного и того же эпизода у двух вроде бы самых компетентных в спецвопросах мемуаристов. Если фон Ортель у Дмитрия Медведева уже готов отправить Кузнецова-Зиберта в копенгагенскую школу, готовящую диверсантов и террористов для использования в операции «Длинный прыжок», которую поручено проводить Отто Скорцени, то у Павла Судоплатова речь идет только о поездке фон Ортеля в Тегеран для участия в ликвидации «Большой тройки» – и только. Начальник разведывательного диверсионного управления НКВД не упомянул о названии немецкой операции – «Длинный прыжок», ни об участии в этом деле Отто Скорцени. Есть и другие разночтения, и они сразу заставляют насторожиться внимательного читателя – здесь что-то не то!

К сожалению, свидетельства Д. Медведева и П. Судоплатова, как показывает пример с В. Бережковым, были приняты нашими исследователями и литераторами целиком и полностью на веру. И никто, насколько мне известно, до сих пор не задумывался, мягко выражаясь, над странностью и нелогичностью эпизода, который лег в основу «сообщения из ровенских лесов» в Центр. Если же немного пошевелить мозгами, то сразу бросится в глаза сверхъестественное везение, сопутствовавшее Кузнецову-Зиберту. Далеко от Берлина, где планируются крупные операции немецких спецслужб, в прифронтовой полосе, он встречает ответственного сотрудника внешней разведки Главного управления имперской безопасности штурмбаннфюрера СС фон Ортеля, носителя сверхсекретных сведений гитлеровского рейха, который быстренько выбалтывает их малоизвестному армейскому обер-лейтенанту, хотя тот и был весьма приятным и щедрым собутыльником. Эта история словно списана со страниц незатейливого шпионского романа. Смею уверить, такой в жизни вряд ли встретишь.

Нужно также обладать немалой фантазией, чтобы вообразить, как фон Ортель, беседуя в Ровно с Кузнецовым-Зибертом в ноябре или пусть даже в октябре 1943 года, смог бы принять участие в операции «Длинный прыжок», намеченной на конец ноября. Ведь нужно было вернуться из украинской глухомани в Берлин, пройти там или в Копенгагене боевую и специальную подготовку, десантироваться на юге Ирана с промежуточной остановкой в Крыму (немецкие самолеты тогда не были в состоянии совершать беспосадочный полет из Германии до иранской территории. – В. Ч.).

Самое удивительное в истории с фон Ортелем было то, что она, как выяснилось в наши дни, не нашла должного отражения в личном деле Кузнецова-Зиберта. Не веря себе, я обратился, пожалуй, к самому лучшему знатоку биографии выдающегося советского разведчика, писателю Теодору Гладкову, автору великолепной документальной повести о нем «С места покушения скрылся», которая была издана в 1998 году.

– Да, там, в личном деле, я ничего не нашел, – подтвердил Теодор Кириллович. – Фон Ортель ни словом не обмолвился с Кузнецовым-Зибертом об Иране и предстоящей в Тегеране конференции «Большой тройки».

Что же заставило тогда отправить в Центр радиошифровку о готовящейся немецкой разведкой террористической акции против Сталина, Рузвельта и Черчилля? Лишь весьма расплывчатые данные от одной из помощниц Кузнецова, жительницы Ровно Марины Мякоты, которая была агентом фон Ортеля. В ее деле Гладков обнаружил документ, который, лишь имея большую фантазию, можно истолковать как косвенное подтверждение возможной операции гитлеровской разведки в Иране. Мякота сообщила, что ее шеф, штурмбаннфюрер СС фон Ортель собирается уехать, но куда точно – не сказал. Кузнецов настойчиво попросил Марину постараться вспомнить все, самые мельчайшие подробности разговора с фон Ортелем, любые детали, намеки – все это очень важно.

– Да ничего он мне больше не говорил, – после раздумья ответила девушка. – Вот только упомянул, что, когда вернется, привезет мне в подарок персидский ковер.

Вот отсюда и пошло. Персидский ковер – это Иран (до 1935 года он назывался Персией. – В. Ч.). А столица Ирана – Тегеран, там собирается провести конференцию «Большая тройка». Зачем ехать туда немецким диверсантам и террористам? Ясно, чтобы воспользоваться редким случаем, когда лидеры антигитлеровской коалиции соберутся вместе, и ликвидировать их. И закрутилось…

Удивительно, но никто из руководителей советских спецслужб и аналитиков почему-то не подумал: персидские ковры не обязательно было тащить за тридевять земель из Ирана. Фон Ортель мог бы купить или конфисковать их в любой европейской стране, оккупированной гитлеровцами. Например, в той части Советского Союза, которая попала под пяту вермахта, немцы отобрали у населения и вывезли из музеев немало великолепных изделий восточных мастеров.

А Николай Кузнецов, он же Пауль Вильгельм Зиберт, так и не смог выяснить, почему фон Ортель завел разговор о персидских коврах. Когда недели через три он вернулся в Ровно, Марина Мякота сообщила ему, что штурмбаннфюрер СС застрелился в своем рабочем кабинете. Когда и где прошли его похороны – неизвестно.

«Кузнецов не сомневался, – пишет Т. Гладков, – что никаких похорон не было, потому как не было никакого самоубийства. Его интересовало другое: почему фон Ортель так неожиданно покинул город и для чего устроил такую инсценировку? Об этом можно было только гадать…»