Текст книги "Полгода дороги к себе"
Автор книги: Юлиан Климович
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)
Юлиан Климович
Полгода дороги к себе
1
Автобус, прыгая на ухабах, катился через заросшие заброшенные поля к российской границе. На душе было муторно. Три месяца назад я ехал в обратную сторону, в сторону самопровозглашенной республики, в надежде на обретение душевного спокойствия в боях за правое дело. Я тогда не думал, что можно погибнуть, быть раненым или покалеченным, что людей, которые находятся рядом со мной, может не стать за доли секунды. Прошло три месяца, и я возвращаюсь совсем другой, но все также без мира в душе. Нет, меня, слава Богу, не ранило и не покалечило, но у меня остались вопросы, на которые я так и не нашел ответа.
2
Раздвоение личности из-за постоянного лицемерия – это не для меня. Сколько великих актёров пропадает на госслужбе и около неё! Вы каждый день здороваетесь, обсуждаете что-то на совещаниях, ругаетесь и спорите по рабочим вопросам, ходите вместе обедать, говорите о нуждах страны и народа, о тотальном воровстве и взяточничестве, о том, что страна деградирует, и во всём виноват “Запад”. И всё это продолжается до тех пор, пока ты случайно не зайдёшь в кабинет к своему старшему коллеге и не увидишь там посетителя, который тут же как-то напрягается и начинает натянуто улыбаться. Хозяин кабинета смотрит на своего посетителя и делает лёгкий успокаивающий жест рукой, а затем обращается к тебе со словами: “Слава, познакомься, это Михал Саныч, очень хороший человек”. И всё, в системе “свой-чужой” произошла твоя инициация. Ты теперь в Системе. Ты также каждый день здороваешься со своими коллегами, на совещаниях споришь и ругаешься по рабочим вопросам, также за обедом ругаешь “Запад”, но когда к тебе в кабинет заходит “Михал Саныч”, ты уже знаешь, что он зашёл не просто так, и ему надо помочь, ведь хорошим людям надо помогать. Когда уходит Михал Саныч, звонит старший коллега и спрашивает в деловом разговоре между прочим о том, удалось ли решить небольшой вопрос Михал Саныча. Ты отвечаешь, что это будет трудновато, но всё решаемо, после этого коллега переключается на другую тему. Так начинается твоя вторая жизнь и основные деньги.
Кто-то получает удовольствие от двойной жизни, кто-то не умеет вообще жить по-другому, а кто-то любит деньги больше всего на свете и готов идти на все ради них. Я не из числа первых, вторых или третьих. К сожалению или к счастью, я другой. Попробовал так жить – не получилось.
3
Что делать? Три месяца ни одного предложения о работе. Совершенно некуда себя девать. Никому не нужен мой опыт и знания. Деньги заканчиваются. Может пойти воевать на Украину? Цель, у ополченцев благая – защитить себя и своих близких от насильственной украинизации, создать такое государство, в котором они сами смогут решать свою судьбу. Нет, конечно, пойти на войну – это не как выйти погулять, есть риск быть убитым, но сейчас перемирие. Даже если и начнутся боевые действия что с того? Не всех убивают, а мы обязательно победим, наше дело правое. А там, глядишь, поведет меня судьба по другой дорожке. Когда живешь в своем, ограниченном домом и работой мирке, у тебя практически нет шансов пересечься с новыми людьми. По работе часто приходится заводить новые знакомства, но это все люди определенного калибра, прошедшие сито образования и карьеры, люди, которые имеют способности и наклонности к определенному роду деятельности. Разделение труда хорошая штука, но оно постоянно идет по пути сужения специализации, а она, в свою очередь, ведет к уменьшению круга общения современного человека, замкнутого в рамках своей профессиональной группы. Обычно после тридцати лет, попав в определенную кастрюльку, мы варимся в ней с похожими на нас людьми уже до конца жизни. Сегодня развитие социальных сетей в интернете снимает эти границы, но человек все равно ищет себе подобного и находит его, чаще всего, в профессиональных сообществах. Там же полное смешение людей из средних и низших социальных слоёв бывшего СССР: местные мужики, из средней полосы России, я читал, что есть люди из Казахстана и с Дальнего востока. Некоторые пришли из желания убивать, но их наверняка меньшинство. Многие пришли чтобы помочь людям отстоять свободу, сделать что-то хорошее для молодой республики так, как они это понимают. Многие из них безработные, но ими движет не только желание заработать денег, но и желание действия, которого они были лишены у себя дома. И самое главное: они готовы отвечать за свои действия жизнью.
"Делай что должно, и будь, что будет", – замечательный девиз рыцарей, но он совершенно не годится для современных реалий. Это некое перекладывание ответственности с себя на кого-то наверху, на того, кто правит нами. Да, все замечательно, но это работает только тогда, когда на дворе времена рыцарей и слово данное исполняется безусловно. Когда слово "честь" произносится серьезно, и за него отдают жизнь. В эпоху постмодерна это все смешно. Нельзя относиться серьезно к абстрактным понятиям, тем более отдавать за них жизнь. Старина Ницше еще в конце позапрошлого века сошел с ума из-за такого легкого отношения к жизни всего прогрессивного человечества. Ему хотелось вернуться в эпоху героев, а вокруг был мир лавочников, отпускающих в кредит, и понемногу обвешивающих своих покупателей.
В эпоху постмодерна девиз звучит иначе: “Делай что хочешь, и будь, что будет”.
4
Солнце светило с самого своего верха. Было жарко и на небе не облачка. Ленивый ветер перекатывал волны ярко-зеленой травы. Грязные занавески в автобусе трепыхались, то скручиваясь, то пузырясь, били по лицу или выскакивали наружу и там реяли как флаги. Несколько мух ползало по окнам, периодически перелетая с места на место. Их почему-то не вытягивало потоком наружу. Наверное это были умные украинские мухи и у них тоже была задача добраться до России, подальше от войны. А вот тех мух, которые тупо бились головой об стекло, надсадно жужжа, периодически подхватывало и уносило на улицу. Возможно, там был их пункт назначения. Вдруг совсем недалеко, справа по ходу автобуса, разорвался снаряд. Правая часть лобового стекла разлетелась мелкими осколками. Водитель инстинктивно втянул голову в плечи, рванул руль влево, потом вправо, прибавил газу и, вертя головой в разные стороны, закричал нам: “Видел кто, откуда прилетело?”
5
– Странное дело, я уже сто дней без работы и ничего, не комплексую.
– А почему собственно ты должен комплексовать по этому поводу? Ты же не нашел работы не потому, что не прошел тест на IQ или там еще по каким-либо причинам, просто на дворе кризис, и работы нет в принципе. Я бы тебе посоветовал не напрягаться пока.
– Спасибо, конечно, тебе за совет, дружище, но деньги на исходе, и непонятно, что делать дальше. Тебе хорошо, у тебя классная работа, и денег ты, видимо, поднимаешь в месяц больше, чем я за полгода зарабатывал.
– Митрич, ну чего ты завелся? Найдешь ты себе работу, – он сделал вид, что пропустил последнюю мою фразу мимо ушей, но, конечно, зафиксировал ее. В его мозгу ячейка с моими данными сейчас же была стерта. Как только он выйдет отсюда, он сразу поставит мой номер в игнор, не удалит, а поставит в игнор. Эд – педант, профессия банкира накладывает свой отпечаток. Я знал это точно и нарочно сказал ему эту фразу. Если честно, мне надоел этот лицемерный цирк. Из него я и уходил три месяца назад, даже чуть больше. Я также понимаю, что Эду и еще нескольким людям, с которыми я работал, сейчас важно выяснить мое психологическое состояние и настоящие причины ухода. В некотором смысле от этого зависит моя жизнь. Поэтому я сыграл сейчас дурака, который голым соскочил с темы, и теперь можно было бы точно сказать, что проблема, связанная с моим уходом, закрыта. По нынешним временам я действительно являюсь дураком. И я отдаю себе в этом отчет.
– Ладно, давай пить, – и я налил в два стакана хорошего односолодового виски, который принес с собой Эд. Выпили.
– А все-таки, почему ты ушел?
– Понимаешь, Эд, я слишком многим рисковал за слишком маленькие деньги, – честно признался я.
– Чудак-человек, дык мы все рискуем. Рискуем и постепенно растем. И не говори мне, что ты не в курсе этого эволюционного процесса. Да, бывает, что кому-то не везет, или сам напортачил – решил самостоятельно подзаработать, но в целом-то все достаточно безопасно. Все это знают и работают, осваивают бюджет. – Ден уже порядочно выпил и теперь, обычно очень осторожный, он начал меня учить. – Ты понимаешь, что ты уже персона нон грата в определенных кругах? Ты нарушил главный принцип нашего сегодняшнего дня – личная преданность вышестоящему начальнику. Хуже только прямая сдача “патрона” его врагам, которые, в свою очередь, сдают его нашим доблестным правоохранителям “на раздевание”, в хорошем смысле этого слова. – Эд улыбнулся. – Понимаешь, мы же до сих пор живем в феодальном обществе, ты не можешь просто так взять и перейти к другому хозяину. Это в европах, начиная там с 15 века, можно было свободно переходить к другому сюзерену, а у нас как в 18 веке запретили, так до сих пор и живем, даже Юрьев день отменили, – он посмотрел на меня, затем опустил глаза и тяжело вздохнул. – Никакой свободы выбора, такой человек попадает в касту неблагонадежных и выпадает из какой-либо значимой жизни вообще.
– Да, так откровенно разговаривают только с человеком, который уже вычеркнут из всех списков, почти покойником, – подумал я, а вслух произнес, – Эд, – я поморщился, – зачем мне эти банальности? Я не первый год на свете живу.
– Но я, блин, ничего не понимаю. Ты работал, был восистемлен и вдруг, трах-бах и ушел. С тобой же общались люди, вы разговаривали, какие-то общие интересы были, в хорошем смысле этого слова, а ты взял и сорвался с места. Людей немного понервничать заставил, ведь не последний человек ты был в администрации района. Целый зам. Что-то кому-то помогал решать.
Я смотрел на Эда и думал, что вот последний раз ведь его вижу. Его немного детское наивное лицо: губы бантиком, и редкие, как у младенца, волосы создавали впечатление простого, наивного парня. Он знал это и неплохо применял в жизни. Раньше он со мной говорил по-другому. На протяжении всего нашего знакомства он поддерживал реноме законопослушного гражданина своей страны. Он переходил улицу только на зеленый сигнал светофора, и меня убеждал делать то же самое. Не знаю, других убеждал или нет. Думаю, что некоторых. Он хорошо адаптировался и мимикрировал в окружающей среде. Я бы назвал его человеком-зеркалом. Мы с ним периодически выпивали где-нибудь в ресторане, обсуждали разные невинные дела, политическую обстановку в стране и мире. Всегда ругали правительство и президента, хотя Эд делал это как бы вдогонку мне. Он просто поддерживал разговор со мной и подыгрывал. От меня зависело, придет ли к нему очередная контора за деньгами или нет. Поскольку формально я определял объемы финансирования при распределении подрядов на ремонт и новое строительство. Конечно, у меня был свой потолок: контракты со сколько-нибудь интересными объемами распределялись старшими товарищами без моего участия, но мелочь оставалась мне. Правило “живи сам и дай жить другим” – одно из основополагающих сегодня на просторах нашей родины. Чем я удивлял Эда, так это тем, что не требовал со мной поделиться. Он рассказывал о том, как наше сотрудничество помогает строить счастливое капиталистическое будущее на отдельно взятом участке и совершенно искренне во время наших посиделок поддерживал меня в моих философствованиях на предмет улучшения жизни в стране и мире. Он хотел, что бы я считал его честным, каковым он не являлся, но зато это снимало вопрос о "возвратной части" мне. У нас не принято было говорить "откат" – это моветон, у нас говорили "возвратная часть". Почему я не брал откаты? Было несколько причин. Во-первых, я трусоват. Во-вторых, я не достаточно жесткий и мне сложно требовать от людей своего, это мой недостаток. Тем более не могу требовать не своего. Я никогда не считал личной заслугой свою возможность влиять на объемы финансирования, это право мне было дано в силу моих должностных обязанностей. Это было возможностью места. В-третьих, я не хотел отщипывать помаленьку и потихоньку расти, рискуя свободой и здоровьем. Это все равно что ставить свою жизнь против горсти мелочи. Со временем ставка против повышается, а твоя с ростом состояния, наоборот, уменьшается, постепенно приобретая все большую материальную составляющую. И так ты все играешь, пока, наконец, не приходит тот момент, когда ты можешь все свои взаимоотношения с государством и партнерами решать исключительно посредством финансовой составляющей, выведя семью, здоровье и свободу из этой сферы взаимоотношений. Но для этого надо иметь терпение и иметь совесть, в плохом смысле этого слова, как любит говорить Эд. Не многие достигают вершин в этом деле, многие останавливаются на каком-то уровне, обеспечив себе неплохой доход, который не сильно интересует тех, кто любит просто отнимать. Зря некоторые думают, что отнимать это просто. Нет, в наше время что бы отнять, надо тоже потрудиться. Конечно, у людей, которые этим занимаются есть выгодные стартовые условия: табельный пистолет и удостоверение красного цвета. Но это же не все: надо найти повод, раскрутить дело… Нельзя же просто так прийти к человеку, выложить табельное оружие на стол и попросить пару миллионов. Мы живем в очень жесткой стране, без причины тебе могут дать в лицо, но денег – никогда, даже если ты выложишь пистолет на стол, обязательно надо найти законный повод, хотя по нынешним временам это не так сложно.
6
Наш ПАЗик проскочил открытое поле и въехал в небольшую рощицу. Водила нажал на тормоз, выключил движок, открыл дверь и вывалился наружу. Он закурил и начал отряхивать с себя осколки. Его колотило. Мы двое и еще пятнадцать человек, которые ехали с нами в автобусе, выскочили наружу и рассредоточились в радиусе нескольких десятков метров от автобуса. Кто-то закурил, кто-то хлебнул из фляжки. Я тоже приложился к фляге Сдуха. В ней была водка. В ней всегда была водка.
– Интересно, кто по нам шарахнул? – спросил меня Сдух.
– Откуда я знаю. Здесь могут быть и украинские диверсанты и наши долбо…бы могли шарахнуть. Забыл что ли Ширика?
– Этот да, мог, – согласился Сдух.
– Ты куда потом?
– Домой, в Новосиб. Отдохну немного и обратно. Может с собой кого из пацанов зацеплю.
– Не жалко пацанов зеленых под пули таскать?
– Зачем "зеленых", нет, я теперь только взрослых, обстрелянных буду брать. Теперь таких много.
– Да, таких как я, таких как Миха – безработных и неприкаянных. Нас таких много сейчас.
– Ну ты-то почему неприкаянный? У тебя семья есть, две дочки, дом.
– Все так, но вот работы нет. Я ведь по идее кормилец, а содержать семью не на что. Наташка пытается, крутится, но бл…, это все бег по кругу и нельзя выскочить из нищеты. Понимаешь, интересная штука получается, я ведь работать никогда не отказывался, и профессия есть, и голова на плечах, а приложить ее негде, только сложить можно, – мы мрачно хохотнули.
– Все, перекур закончен, двигаем дальше, – крикнул водила, залезая в наш побитый ПАЗик.
– Сдух, а ты что и дальше так собираешься челночить?
– Ага.
– И до каких пор?
– До полного и безоговорочного построения Русского мира.
– А если серьезно?
– А если серьезно, то не знаю: или пока не не надоест, или пока не убьют.
– Ерунду говоришь, ты образованный парень.
– "Парень", мне, между прочим, уже 26 лет. Я уже осознаю ответственность за свои поступки. Это два года тому назад я не знал, что делаю и что буду делать через год, а теперь мне все понятно.
– Хорошо тебе, а вот мне ничего не понятно.
7
Голова раскалывалась, было мерзко.
– Утро, блин, туманное…
– Проснулся? – спросила утвердительно жена, одеваясь на работу. – Сколько вчера пропил?
– Нисколько, приятель угощал.
– У тебя еще остались приятели?
– Этого уже можно забыть.
– Чего так? – интонация жены говорила мне о том, что дальше разговор будет носить неблагоприятный для меня характер. Я отчетливо понимал, что сочувствия, в котором я в последнее время так нуждался, а сегодня особенно, я от нее не дождусь.
Вообще наш брак счастливый, наверное. Я женился по любви, Наташа выходила за меня тоже по большой любви. Все у нас было нормально. Она врач-педиатр, при этом действительно хороший педиатр. Когда я увольнялся с работы, то, конечно, советовался и с Наташей. Она, как и я, не могла знать всех последствий и поэтому согласилась. Не легко, но согласилась. А что ей было делать? Сказать: "я против, сиди и не дергайся", она не могла, то есть теоретически могла, но это ничего бы не изменило. Я был уже на пределе. В течение последних трех лет я сильно выпивал, не запоем пил, нет, но часто и иногда изрядно выпивал. Мне было плохо, начались проблемы со здоровьем, но это я мог пережить в отличие от гнетущего ощущения тяжести в груди, которое отпускало только на время действия алкоголя.
“Блин, эти розовые цветочки на пододеяльнике, какие они тошнотворные, я ненавижу их. Как мне плохо. Мамочка, спаси меня!”. Я лежал в постели и не мог пошевелиться. “Ну чего они так кричат?” – думал я о своих двух дочках. Саше – старшей, было семь, младшей Маше было четыре. Я их обожал, но сейчас я хотел, чтобы они убрались как можно скорее. “Господи, я даже крикнуть не могу, чтобы они замолчали, а Наташка, зараза, даже не подумает их одернуть, "папа ведь сам себя довел до такого состояния, поэтому нечего его жалеть – сам виноват." Виноват-то может быть и виноват, но милосердие иметь надо, тем более врач, давала клятву Гиппократа. И дочек такому учить не надо, они папу должны любить и жалеть”.
За окном светлело мартовское утро, свежее, весеннее. Наташа, наконец, взяла девчонок, сказала: "мы ушли", дочки пропищали: "пока, папочка", дверь закрылась, стихли шаги на площадке. В квартире наступила благословенная тишина. Я с трудом поднялся и пошел в душ. Не меньше получаса я, сидя, отмокал. Пар клубами поднимался к потолку, а я все сидел и думал о нас с Наташкой. Мне было жалко себя, и ее, и наших девчонок.
“Странно вот, любит она меня или не любит? Вроде давно живем, не без радости. Иногда жалеет, значит любит? А почему она должна меня жалеть? Вот мама меня всегда жалеет, хотя мать – это совсем другое. У любой матери сердце огромное”. Я представил себе человеческое сердце и мне опять поплохело. “Нет, я не о том все. Бывают же отношения между мужчиной и женщиной, выстроенные по схеме “отец-дочь”, есть “мать-сын”, и еще какие-то наверняка бывают. Какие у нас с Наташкой? Она вроде бы меня не подавляет, я ее тоже. Так уж сильно она не нуждается в моей защите и опеке, все сама, сама, хотя откуда я знаю? Я же с ней на эту тему и не говорил никогда. "Слав, купи картошки”. “Слава, забери девочек”. “Слава, давай съездим к твоим родителям”. “Слав, надо съездить к моей маме”. “Ты заехал к моей сестре?” С другой стороны, вроде бы, нет постоянного контроля: захотел встретиться с друзьями – встретился, захотел выпить – выпил. Как там у Высоцкого: "Если я чего решил, то выпью обязательно". Меня опять стало мутить. “Так, на чем я остановился? Да, что больше Наташка мной руководит, чем я ею. Хорошо, и что это значит? А значит это то, что я человек в семейной жизни несамостоятельный, хотя определенной лаской и любовью не обделенный. Все, легче стало, надо выходить”.
Я снял с вешалки полотенце, вытерся, надел халат. Посмотрел в запотевшее зеркало, не видно ничего. Протер рукавом. Я смотрел на себя из зазеркалья, с интересом заглядывая в глаза. "Кто вы, мистер Президент?", – вспомнилось мне. “Я точно не Президент, а жаль. Или не жаль? Вот хотел бы я стать президентом нашей страны? Да. Что бы я тогда сделал? Я бы изменил жизнь в стране к лучшему. Построил бы демократию. Как? Ну, я бы назначил честные выборы, начиная с Думы и заканчивая органами местного самоуправления. Сделал бы суды независимыми. Ограничил бы власть президента. Бред сивой кобылы”, – с грустью констатировал я. “Как провести честные выборы? Что такое честные выборы? Кто эту страну может вообще удержать?”. Вспомнился последний диалог из "Обитаемого острова" Стругацких между Странником и Максимом, суть которого сводится к тому, что из сложных социально-политических ситуаций можно выходить только эволюционным путем под присмотром высшей во всех смыслах силы. Простых решений в сложных ситуациях не бывает, а мы сейчас именно в такой ситуации. Ладно”, – я открыл дверь из ванной, – “страну из дерьма я почти вытащил, теперь и самому надо вылезать как-то”.
У меня сегодня на два часа дня было назначено собеседование в небольшой конторке, и я очень надеялся на благополучный исход.
Я приехал раньше и решил погулять в окрестностях бизнес-центра, где находилась контора. Бизнес-центр располагался в перестроенном здании заводооуправления в десяти минутах ходьбы от метро. Старый промышленный район с несколькими вкраплениями дореволюционных доходных домов для пролетариата, который жил и работал на окружающих заводах и фабриках. При царе это была окраина города, но, насколько я понимаю, достаточно плотно застроенная. В советское время здесь тоже вовсю кипела рабочая жизнь, которая немного замирала вечером и ночью, но все-таки не намного, потому что военных заводов, которые ковали обороноспособность страны в три смены 24 часа в сутки, здесь находилось изрядно. Тяжелое впечатление на меня произвел этот район в конце 90-х, когда я здесь побывал впервые: это были вымершие улицы и заводы. Жизнь теплилась в редких небольших продуктовых магазинах да в большом двухэтажном автоцентре, светящемся как корабль пришельцев, среди советской кирпичной нелепицы. Мне тогда показалось очень странным, что практически в самом сердце этого заброшенного заводского района стоит весь из стекла и бетона, сверкающий огнями, автоцентр. Для кого он тут стоит? Но тогда таких центров в городе было очень мало, поэтому от отсутствия покупателей он не страдал. Это сегодня автодилеры строят свои заманиловки на выезде из города вдоль основных трасс, там где проходит основной трафик их покупателей.
Сейчас тоже все выглядело достаточно мрачно, нет, лучше, чем было пятнадцать лет назад, но все равно мрачно и тоскливо, несмотря на хорошую погоду. Зима в этом году то ли была, то ли нет, поэтому даже несмотря на то, что на календаре значилась только середина марта, снега уже нигде не было. Ветер поднимал оставшуюся после зимы пыль с дорог и равномерно покрывал ею все вокруг. Обманутые ранним теплом, некоторые деревья уже набухли почками и готовились выпустить листочки. Чувствовалась весна, робкая, неуверенная в себе, но все же всемирная и неминуемая, которая все равно когда-нибудь придет, и природа, уверившись окончательно, распустит свои цветы и листья для мириад птиц и насекомых. Я гулял по этим предвесенним улицам, на которых было так мало людей и так мало целых, не разрушенных зданий и думал, что природа не знает экономических кризисов, потому что это кризисы человеческого общества, зато она знает множество других, которые могут стереть нас в одно мгновение. И только любопытство Бога, дает нам шанс жить. Мы постоянно боремся с природой, пытаемся стать независимыми от нее, но не понимаем, что мы ее неотъемлемая часть. То что мы создаем сами, пока не живое и поэтому вторично по отношению к ней. Только лишь тогда, когда мы становимся родителями, начинаем понимать своих родителей. Когда мы, наконец, создадим что-то живое, способное к саморазвитию, в этот момент мы перестанем бороться с природой. Человечество сможет сказать Богу: “Посмотри, Господи, на творения рук наших. Разве не похожи мы на тебя? Радуйся на нас, Господи!”