Текст книги "Перед завтраком"

Автор книги: Юджин О'Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Юджин О’Нил

Перед завтраком

перевод с английского В. Денисова

Декорация. Маленькая комната, служащая одновременно кухней и столовой в квартирке на Кристофер-стрит в Нью-Йорке. В глубине комнаты, справа, дверь, ведущая в коридор, слева от двери раковина и газовая плита с двумя конфорками. Над плитой, вдоль левой стены, деревянный буфет и т. д. Налево два окна, выходящие на черный ход, на окнах, забытые, засыхают растения в горшках. Перед окнами покрытый клеенкой стол. Около стола два стула с плетёными сидениями; еще один стул стоит у стены справа от двери в глубине комнаты. У правой стены, сзади, дверь, ведущая в спальню. Здесь и там вешалки, на которых висят различные предметы мужского и женского туалета. Веревка для белья протянута из левого угла в глубине комнаты вперед, к правой стене.

Около половины девятого утра. Прекрасный солнечный день. Ранняя осень. Из спальни, зевая, выходит миссис Роуленд. Ее руки все еще производят заключительные движения утреннего туалета – небрежно втыкают заколки в волосы, которые тускло-коричневыми пучками торчат на макушке ее круглой головы. Она среднего роста и склонна к непомерной полноте, которую подчеркивает ее бесформенное голубое платье – убогое и поношенное. Ее лицо не слишком запоминается – мелкие правильные черты и голубые ничем не примечательные глаза. На лице, вокруг глаз, носа и бледных, злых губ, страдальческое выражение. Ей немногим больше двадцати, но выглядит она гораздо старше. Она идет на середину комнаты и, вытягивая руки во всю длину, зевает. Ее сонные глаза осматривают комнату утомленным взглядом человека, которому долгий сон не принес покоя. Затем устало бредет направо к вешалке и снимает с крючка передник. Пытается его надеть, и, когда крючок отказывается повиноваться ее неловким пальцам, чертыхается, давая выход своему раздражению. В конце концов она его застегивает, медленно идет к плите, зажигает одну конфорку, наливает из крана в кофейник воды и ставит его на огонь. Затем тяжело опускается на стоящий у стола стул и кладет руку на лоб – словно у нее болит голова. Вдруг ее лицо светлеет – она что-то вспомнила; бросает быстрые взгляды на буфет, потом пристально смотрит на дверь спальни и секунду-другую напряженно вслушивается.

МИССИС РОУЛЕНД (тихо). Альфред! Альфред!

Из соседней комнаты никто не отвечает, и она чуть громче, с подозрением в голосе, продолжает.

Не притворяйся, что спишь.

Ответа снова нет, и тогда, набравшись уверенности, она встает со стула и тихо, на цыпочках, подходит к буфету, медленно открывает дверь и осторожно достает из потайного места за посудой бутылку джина "Гордонз" и стакан. Задевает верхнюю тарелку – посуда звенит, и она виновато и в то же время с мрачным вызовом озирается на дверь. Ее голос дрожит.

Альфред!

Пауза. Она прислушивается, затем берёт стакан, наливает солидную порцию и глотает, потом быстро ставит бутылку и стакан на прежнее место. Закрывает дверь так же осторожно, как и открывала и, издав глубокий вздох облегчения, снова опускается на стул. Порция спиртного, которую она приняла, сразу же оказывает свое действие. Она оживляется, становится более энергичной и взирает теперь на дверь спальни с улыбкой, в которой сквозит желание отомстить. Ее взгляд быстро устремляется вдоль комнаты и останавливается на мужском пиджаке и жилете – они висят на вешалке справа. Она бесшумно идет к открытой двери и, невидимая, несколько секунд стоит там и слушает. А затем шепотом зовет.

Альфред!

Ответа снова нет. Быстрым движением она срывает с вешалки пиджак и жилет и бросает их на свой стул. Затем садится и вынимает из карманов различные предметы, правда, сразу же быстро сует их обратно, наконец во внутреннем кармане жилета она обнаруживает письмо. Рассматривая почерк, медленно, сама с собой.

Гмм! Понятно от кого!

Вскрывает письмо и читает. Вначале на ее лице появляется выражение ненависти и гнева, но, когда она дочитывает до конца, оно переходит в торжествующую злобу. На секунду с письмом в руках она задумывается, смотря перед собой, на губах – мучительная улыбка. Затем кладет письмо обратно в карман жилета и все ещё бесшумно, чтобы не разбудить спящего, вешает одежду на ту же самую вешалку затем идет к двери спальни и, заглядывая туда, говорит громко и пронзительно.

Альфред! (Еще громче). Альфред!

Из соседней комнаты доносится тяжелый приглушенный вздох.

Не думаешь, что пора вставать? Или ты собираешься весь день валяться? (Поворачивается и подходит к своему стулу). А то я не знаю, ты такой лентяй, что можешь проваляться всю жизнь. (Садится и с раздражением смотрит в окно). Бог знает, который сейчас час. Мы даже этого не знаем, потому что ты, как дурак, заложил свои часы. Последнюю нашу ценность – и ты это знал! С тобой всегда только одно – ломбард, ломбард и ломбард! Пальцем о палец не ударил, чтоб найти работу, не сделал ничего, чтобы жить как человек! (В ярости топает ногой, покусывая губы. После небольшой паузы). Альфред! Вставай, ты меня слышишь? Должна я убрать постель, прежде чем уйду? Мне что, приятно каждый день по твоей милости убирать этот хлев? (Уверенно, с чувством удовлетворенной мести). Нет, долго так продолжаться не будет – ты найдешь способ заработать деньги. Бог видит, я делаю, что могу, и даже более: каждый день зарабатываю шитьём, пока ты в баре валяешь дурака с какими-то паршивыми художниками из Скуэр. (Короткая пауза, во время которой она лихорадочно переставляет на столе чашку и блюдце). Но интересно, где ты их возьмёшь? А платить за квартиру ведь на этой неделе и ты знаешь, что скажет хозяин. Да он нас и минуты лишней не потерпит! Ты сказал, тебе ее не найти, но это же вранье, ты же знаешь. Ведь ты никогда ее даже не искал. Целый день только и сидишь – сочиняешь свои идиотские стишки и рассказы. И никто их никогда не купит – и не удивительно. Я-то что-то могу и вот делаю, и только поэтому мы не умерли до сих пор с голоду. (Встает и идет к плите, смотрит в кофейник – вскипела ли вода; потом возвращается и снова садится). Но сегодня тебе придется их где-то достать – я больше не могу и не буду. Приди в себя. Попроси, займи или укради – где хочешь. (С презрительное усмешкой). Но где, я хотела бы знать? Ты ведь слишком горд, чтобы попрошайничать, назанимал уже и так достаточно, а чтобы украсть – да у тебя же не хватит мужества! (После паузы – сердито поднимается). Так ты ещё не встал? Боже мой! Снова лег и притворяешься, что спишь? (Идет к двери спальни и туда заглядывает). О, встал. Что ж, наконец-то. Не надо на меня так смотреть – больше дурой я уже не буду. Слишком хорошо теперь тебя знаю – лучше, чем ты думаешь, – тебя и твои штучки. (Отворачивается от двери, многозначительно). Я знаю кучу всего, милый. Не важно что именно, но сегодня кое-что я тебе скажу, и прежде чем уйду, не волнуйся. (Идет на середину комнаты и становится там, хмуря брови). Гмм! И все же, по-моему, надо сначала приготовить завтрак – хотя у нас почти ничего и нет. (Вопросительно). Правда, может, у тебя есть деньги?

Делает паузу, ожидая ответа, но из соседней комнаты не доносится ни звука.

Глупый вопрос! (Издает короткий тяжёлый смешок). Нет, надо было просто лучше тебя знать. Когда ты в ярости вчера убежал из дома, можно было предположить, что случится. Больше тебе веры нет. А в каком состоянии ты явился домой! Мы поспорили – и это дало тебе прекрасный повод превратиться в зверя! Для чего же было закладывать часы, ведь деньги все равно пошли на выпивку? (Идет к буфету и, продолжая монолог, вынимает оттуда чашки, блюдца и т. д). Поторапливайся! Благодаря тебе завтрак будет в два счета – ведь у нас сегодня только хлеб, масло и кофе. Да и того бы не было, если б я не прошила себе все пальцы. (Со стуком отрезает кусок хлеба). Хлеб-то черствый – ну и чудесно. Ты лучшего и не заслуживаешь, но не понимаю, почему должна страдать я? (Идет к плите). Кофе поспеет через минуту, и ждать тебя я не буду. (Внезапно, с сильным гневом). И что ты там делаешь?! (Подходит к двери и смотрит). Ну, по крайней мере, почти готов – я-то думала, лег обратно. Это на тебя очень похоже. Какой же ты сейчас урод! Бога ради, побрейся! Ты отвратителен! У тебя вид настоящего бродяги не удивительно, что тебя никуда не берут. Оно и понятно – с таким-то затрапезным видом! (Снова идет к плите). Горячая вода есть, так что повода для такого вида сегодня нет. (Берёт чашку и наливает туда воды из кофейника). Вот.

Он просовывает в дверь за чашкой свою руку – это изнеженная рука с тонкими пальцами. Она дрожит, и несколько капель проживается на пол. Она, насмешливо.

Посмотри-ка на свои дрожащие руки! Сколько можно пить, ведь ты же не можешь! У таких как ты как раз и бывает белая горячка. И это будет последняя капля! (Смотрит на пол). Смотри, что ты сделал с полом – всюду окурки, пепел. Почему нельзя бросать их в тарелку? Но что тебе до всего этого? Ты никогда обо мне не думаешь. Тебе ведь не мести – вот и наплевать! (Берёт метлу и начинает с остервенением подметать, поднимая облако пыли).

Из спальни слышится характерный звук – правят бритву.

(Подметая). Поторапливайся! Мне уже почти пора. Опоздаю – выгонят, и не смогу тебя больше содержать. (Запоздалая мысль приходит ей голову, и она язвительно добавляет). И тогда тебе придется работать самому – такой будет ужас! (Подметая под столом). Но я все-таки хочу знать, собираешься ты сегодня искать работу или нет. Ты же знаешь, что помощи от твоей семьи больше не дождешься – ей ты, наверное, тоже уже во где! (Секунду помедлив, молча подметает. Затем). Такая жизнь мне осточертела! Я бы давно уже вернулась домой, если б не моя гордость. А то ещё все будут болтать: "Что за неудачник, этот единственный сынок миллионера Роуленда, гарвардский выпускник, поэт, наша звезда – ха-ха!" (С горечью). Вряд ли сегодня мне кто-нибудь бы позавидовал – если бы правду-то знали! Чем был наш брак, хочу я тебя спросить? Ведь даже до того, как твои богатый папочка отправился на тот свет, задолжав при этом каждому встречному, даже и тогда ты никогда не проводил время со своей женой. Наверное думаешь, я должна была гордиться твоим благородством – что ты на мне женился, сделав мне брюхо. Да тебе же было за меня просто стыдно перед твоими прекрасными дружками, ведь мой отец всего лишь бакалейщик – вот твоя натура! Но, по крайней мере, он честен – о своём ты такое вряд ли скажешь! (Ожесточенно метет мусор к двери. На секунду облокачиваемся на метлу). Ты надеялся, что все подумают – тебя на мне женили – и будут жалеть, не так ли? А до того, не моргнув и глазом, говорил мне о любви и заставил поверить твоему вранью – что, не помнишь? Заставил думать, что не хочешь, чтобы твой отец от меня откупился, а ведь он пытался! Теперь-то я знаю, не даром же столько с тобой прожила! (Мрачно). И хорошо ещё, что бедная крошка родилась мертвой – да что из тебя за отец? (Несколько секунд размышляет, настроение меняется, и она продолжает уже с безудержное радостью). Но я не единственная, кто должна благодарить тебя за такое счастье! Есть и другая, и она даже не может надеяться за тебя выйти. (Просовывает голову в дверь). Кто такая, эта Элен? (Отходит от двери, слегка испуганная). Не смотри на меня так! Да, ее письмо я прочитала. Ну и что? Имею право. Я ведь твоя жена. И знаю всё, что мне положено, так что не ври. И не надо на меня пялить глаза. Больше твой вид меня не проведет. И скажи мне спасибо, а то и завтрака бы не было. (Ставит метлу обратно в угол. Жалобно). Никакой благодарности, делаешь для него делаешь... (Подходит к плите и наливает кофе в кофейник). Кофе готов, но ждать я тебя не буду! (Снова садится. После паузы – с раздражением прикладывает руки ко лбу). Всё утро так голова болит. И тебе не стыдно, что я должна работать весь день в душной комнате в моём-то состоянии? И я бы не работала, если б ты хоть немножко был человеком. По правде, это я должна валяться в постели, а не ты. Ты же знаешь, как я болела весь прошлый год. Но как только я что-то принимаю чтобы взбодрится, ты сразу начинаешь... Даже тоник забрал, а ведь я сама его покупала ещё в апреле. (С невесёлой усмешкой). Я знаю, ты был бы рад если б я умерла и тебе не мешала, и тогда бы ты мог спокойно бегать за всеми этими глупыми девками. Они думают, что ты такая гениальная, ни кем не понятая личность. Эта твоя Элен и другие...

Из соседней комнаты доносится громкий крик боли.

(Со злорадством). Вот! Я так и знала, что порежешься. И поделом! Всё потому, что пьянствуешь по ночам – вот нервы-то и ни к черту. (Подходит к двери и заглядывает в комнату). Почему ты побледнел? Что ты смотришь на себя в зеркало? Бога ради, вытри кровь с лица! (С дрожью в голосе). Ужасно! (Более спокойно). Ну, так-то лучше. Не переношу крови. (Отходит недалеко от двери). Лучше не пытайся и пойди в парикмахерскую. Руки-то как трясутся! Ну что ты на меня уставился? (Поворачивается). Все ещё сходишь с ума из-за этого письма? (С вызовом). Что ж, я имела право прочитать его, ведь я твоя жена. (Подходит к стулу и садится. После паузы). Я всегда знала, что у тебя кто-то есть, хотел дуру из меня сделать, прикидывался, что не вылезаешь из библиотеки. И всё же, кто такая Элен? Одна из этих художниц? Или тоже пишет стихи? По письму это видно. Бьюсь об заклад, именно она и внушила тебе, что ты гении, а ты, как дурак, поверил. Она хоть молода и хороша собой? Я тоже была молода и хороша собой, когда ты морочил мне голову своим поэтическим бредом. Но поживи с тобой – да тут любая в два счета состарится! Что я перенесла! (Идет и ставит кофе на плиту). Завтрак готов. (С презрительным взглядом). Завтрак! (Наливает себе кофе и ставит кофейник на стол). Кофе остынет! Чем ты опять занят – бреешься что ли? Кончай давай, все лицо ведь изрежешь. (Отрезает кусок хлеба и мажет его маслом. Во время следующей части монолога ест и пьет кофе). Поем – и сразу же побегу, кто-то же должен работать? (Сердито). Так не собираешься ее сегодня искать? Очень бы хотелось, чтобы кто-нибудь из твоих прекрасных дружков тебе помог – ведь они такого о тебе мнения! Но подозреваю, ты им нужен только для болтовни. (На секунду умолкает). Жаль мне эту Элен, кто бы она не была... А ты вообще думал когда-нибудь о других? Что скажет ее семья? Вот, она о ней там пишет. Так что она собирается делать – оставлять ребенка или пойдет к врачу? Прекрасный выход, скажу я тебе. А где возьмет денег? Или она так богата? (Ждет ответа на свой град вопросов). Гмм! Так ты ничего мне о ней не расскажешь? А мне так интересно. Но если подумать, то, в общем-то, я за нее не очень и переживаю. Знала, на что шла. Небось не девочка, из ее письма это видно. Она что, не знает, что ты женат? Конечно, должна знать. Все твои друзья наслышаны о твоей неудачной женитьбе и тебя, разумеется, жалеют. Но при этом они не знают моей версии. Знали б – заговорили по-другому. (Секунду-другую она слишком занята едой). Хороша же эта Элен, коли знала что ты женат. Ну, и на что она надеется? Что я с тобой разведусь, и она тут же за тебя выскочит? Она что, думает, я сумасшедшая, после всего-то, что я из-за тебя перенесла, ещё и разводиться... Так? Развода ты у меня не получишь, и тебе это прекрасно известно. Никто не может сказать, что я была плохая жена. (Допивает кофе). Ничего, пусть пострадает – и всё тут. А тебе я скажу, что думаю: я считаю, что твоя Элен обыкновенная уличная девка, вот что.

Из соседней комнаты доносится сдавленный крик боли.

Ты что, опять порезался? Ну, так тебе и надо! (Встаёт и снимает передник). Что ж, пора бежать. (Раздраженно). Хорошенькая жизнь мне предстоит! Но больше я не потерплю твоего ничегонеделания. (Что-то привлекло ее внимание, она делает паузу и прислушивается). Ну, конечно, ты пролил всю воду. Скажешь нет? Я же слышу, как она течет на пол. (На ее лице появляется выражение какого-то непонятного испуга). Альфред! Почему ты не отвечаешь?

Медленно идет по комнате. Слышится стук опрокинутого стула, и что-то тяжело падает на пол. Она останавливается и замирает от страха.

Альфред! Альфред! Отвечай же! Что ты там опрокинул? Или ты все ещё пьян? (Не в состоянии больше себя сдерживать она бросается к двери спальни). Альфред!

Оцепенев от ужаса, стоит у двери и смотрит на пол внутренней комнаты. Потом с диким видом отшатывается, бежит к другой двери, отпирает ее, с безумным взглядом распахивает и, пронзительно крича, выскакивает в коридор.

Занавес.

129075, Москва, а/я № 2, тел. (095) 216 5995

Агентство напоминает: постановка пьесы возможна

только с письменного согласия автора