Текст книги "Крылья даны всем детям человеческим"

Автор книги: Юджин О'Нил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Картина четвертая

Несколько недель спустя. Улица перед старой кирпичной церковью в том же квартале города. Церковь стоит во дворе, за старой железной оградой с воротами посредине. Справа и слева от ограды тянутся мрачные многоквартирные дома. Кажется, что своими плотно занавешенными окнами-глазами они недружелюбно смотрят на происходящее. Зелеными шторами закрыты и высокие узкие церковные окна, расположенные по обеим сторонам тяжелой двери. Яркое солнечное утро. На улице необычная тишина, словно все затаилось и чего-то ждет.

С улицы, где живут негры, доносится сильный, но приглушенный голос тенора. Первый куплет его песни полон какой-то детской грусти:

 
Порой я, как голубь печальный, тоскую,
Порой я, как голубь печальный, тоскую,
Как голубь, тоскую.
 

В следующем куплете выражена мечтательность и восторженность юноши:

 
Порой я парю, как орел в поднебесье,
Порой я парю, как орел в поднебесье,
Орел в поднебесье.
 

В третьем глубокая печаль – результат житейского опыта:

 
Порой я не знаю, зачем я родился,
Порой я не знаю, зачем я родился,
Зачем я родился на свет.
 

Песня замирает, и на какое-то время воцаряется напряженная тишина. В нее внезапно врывается металлический звук церковного колокола. И словно по его сигналу люди – мужчины, женщины, дети, белые и негры – выходят из домов, выстраиваясь в два ряда, по обеим сторонам церковных ворот: белые справа, негры слева. Непримирима ненависть, с которой смотрят друг на друга представители двух рас. Распахиваются обе створки огромных церковных дверей, и из глубокой темноты храма выходят на солнечный свет Джим и Элла. Двери захлопываются за ними, словно челюсти деревянного идола, изрыгнувшего их из своей пасти. Джим и Элла одеты очень просто, он – в черном, она – в белом. Озаренные солнцем, они останавливаются, смутившись. К ним прикованы враждебные взгляды собравшихся. Они наконец замечают два стоящих друг против друга ряда людей, мимо которых им придется пройти. Вздрогнув, молодые в нерешительности останавливаются. Справа выходит шарманщик, играет мелодию «О старый, черный Джо». Когда она кончается, снова раздается удар колокола, как бы настаивающего, чтобы все разошлись.

Джим(очнувшись при ударе колокола от некоторого оцепенения, берет руку Эллы). Пойдем. Пора на пристань. Пароход скоро отойдет. Идем, дорогая.

Она хочет что-то ответить, но губы у нее дрожат. Она не в силах отвести глаза от людей, не в силах двинуться с места. Заметив это, Джим с проникновенной нежностью показывает ей на небо, побуждая поднять глаза вверх.

Взгляни, родная. Взгляни – солнце. Сколько добра излучает оно на землю! Почувствуй же его тепло – всем телом, всем сердцем почувствуй. Посмотри вверх, дорогая!

Элла устремляет глаза к небу. Лицо ее становится спокойным, она улыбается солнцу. Джим мягко тянет ее за руку, ведет через двор, сквозь церковные ворота, мимо выстроившихся на улице людей. Огромным напряжением воли заставляет ее и себя выдержать это испытание. (Волнение сказывается в истерически-восторженном, срывающемся голосе.) Смотри вверх, Элла, на небо. Оно голубое, оно благосклонно к нам. Голубое – это цвет надежды. Надежды, Элла, – для нас, родная. Небо благословляет нас. Что сказано в Библии? Падет на праведных и неправедных. Нет, это сказано о дожде. Боже, что я говорю? Все смешалось… Нет на свете никакой несправедливости. Люди все одинаковы – равны… перед небом и солнцем… перед богом… Мы поплывем по морю, окажемся по ту сторону океана – там, где родился Христос, где человек важнее всего. Мы поплывем с тобой по морю, голубому морю. Скорее на пароход!

Доходят до поворота, минуют людей. Она по-прежнему смотрит на небо, умиротворенная и спокойная.

Он на грани обморока, лицо искажено, глаза блуждают.(Кричит хрипло.) Такси! Где же оно? Такси!

Занавес

Действие второе

Картина первая

Два года спустя после свадьбы Эллы и Джима. На сцене – гостиная одной из лучших квартир в негритянском квартале, невдалеке от перекрестка, где происходили события первого акта. В комнате странная смесь старой и новой мебели: старая вычурна, с аляповатой резьбой, безвкусна; новая – разительно противоположна ей, отличается простотой и даже строгостью стиля. На одной из стен цветная фотография в тяжелой позолоченной раме. Это портрет пожилого негра с умным выразительным лицом, в мундире, украшенном множеством медалей, в треуголке – нелепый наряд, вызывающий представление о каком-то маршале наполеоновской армии при параде.

В левом углу комнаты, там, где из окна падает яркий свет, прикреплена к этажерке причудливая примитивная маска негра из Конго, вызывающая в воображении непонятные, смутные ассоциации. Маска сделана искусно, в ней воплощено религиозное вдохновение создавшего ее мастера. И кажется, что какой-то дьявольской властью она вносит в комнату странную дисгармонию.

На левой стене два окна, выходящие на улицу. В глубине комнаты дверь, ведущая в переднюю. Справа вторая дверь, закрытая красными с золотом портьерами. Она ведет в спальню и другие комнаты. Все сверкает чистотой. Стены недавно оклеены, темно-коричневыми обоями, на полу новый яркий ковер. Посреди комнаты, круглый стол красного дерева, возле него в качалке сидит миссис Хэррис, седая и приятная на вид негритянка лет шестидесяти пяти, одетая в свое лучшее, теперь уже старомодное платье. По комнате нервно расхаживает ее тридцатилетняя дочь Хэтти, сестра Джима. Волевое и тонкое лицо Хэтти говорит о ее мужестве и духовной силе. Костюм Хэтти не по-женски строг. Прелестное весеннее утро. Слева сквозь окна в комнату льется солнечный свет.

Миссис Хэррис. Пора бы им уже и приехать.

Хэтти(раздраженно). Да, пора.

Миссис Хэррис(обеспокоенно). Ты не устроишь Джиму никакой сцены, как тогда, перед его свадьбой?

Хэтти. Нет. Что сделано, то сделано, помочь уже ничем нельзя.

Миссис Хэррис. Мы не враги ей. Элла должна почувствовать, что для нас ее прошлое не имеет значения.

Хэтти. О ее прошлом я никогда и не думаю. А вот о том, что она сделала Джиму… – заставила его бросить все и убежать! Это я забыть не могу.

Миссис Хэррис. Джим любит ее, в этом все дело.

Пауза.

Хэтти(с горечью). Не знаю, любит ли она Джима!

Миссис Хэррис. Конечно, как же иначе? Конечно, любит. Не забудь, ей было трудно, очень, очень трудно… Белому труднее, чем черному.

Хэтти(возмущенно). Почему так должно быть?

Миссис Хэррис(покачав головой). Я говорю не о том, как должно быть… Должно быть по-другому. (Торжественно.) Белым и черным не нужно сближаться, у них разные дороги. Пусть белый идет своей дорогой, а черный – своей.

Хэтти. Да, и если бы к тому же они оставили нас в покое.

Миссис Хэррис. Ваш отец шел своей дорогой, и они его не трогали. Он обзавелся своим делом. У него были деньги в банке. Был свой дом. После его смерти все досталось нам. (С гордостью смотрит на портрет.)

Хэтти с раздражением вздыхает.

И меня они не трогали. Я родила четверых, двое умерли, двое остались в живых. Я вырастила вас обоих добрыми, здоровыми, дала вам образование, у вас есть деньги…

Хэтти(укоризненно). Мама!

Миссис Хэррис. Я выполняю долг, который господь возложил на меня, и белые меня не трогают.

Хэтти подходит к окну, чтобы скрыть свое раздражение. (Задумавшись; после паузы.) Все меняется, все чем-то недовольны!

Хэтти. О! (Пауза.) Пожалуй, должны были бы уже и появиться.

Миссис Хэррис. Почему ты не поехала на пристань встретить их, как я просила тебя?

Хэтти. Не могла. Наши черные лица – мое и Джима – среди сотен белых… (С горьким смехом.) Не многовато ли для нее?

Миссис Хэррис (с раздражением). Не говори так! Откуда у тебя столько гордыни? (После некоторого молчания, печально.) Хэтти!

Хэтти(повернувшись к матери). Что, мама?

Миссис Хэррис. Как я хочу вновь увидеть Джима, моего единственного… Но… как я хотела бы, чтобы он остался там! Он пишет – он счастлив. Она тоже счастлива. Им нравится там. Люди к ним добры. Их брак никого не возмущает. Почему же они не остались?

Хэтти(запальчиво). Нет, мама. Они убежали отсюда как трусы. А если они верят друг в друга, в то, что сделали, – они должны жить здесь, наперекор предрассудкам, выдержать все, быть сильными.

Миссис Хэррис. Сильными? Не очень-то они сильны, Хэтти. И не очень счастливы. Счастливыми были только в детстве.

Хэтти. А мы и не заслуживаем счастья, если не боремся вместе со своей расой, если не помогаем ей победить.

Пауза. Раздается звонок.

Звонят… Иди, мама. Я… я не могу.

Мать смотрит на нее с упреком и поспешно, раздвинув портьеры, выходит в дверь. Хэтти в ожидании нервно ходит по комнате. Долгая пауза. Наконец, раздвигая портьеры, входит Джим. Он заметно постарел и сейчас выглядит мрачным и озабоченным.

Джим. Хэтти!

Хэтти. Джим!

Нежно обнимают друг друга.

Джим. Какое счастье увидеть тебя, Хэтти! Ты чудесно выглядишь.

Хэтти (смотрит на него испытующе). Ты тоже хорошо выглядишь… Похудел, пожалуй, чуть-чуть… Устал? (Увидев, что он нахмурился.) Но где же Элла?

Джим. С мамой. (Оправдываясь.) Ей стало нехорошо… когда мы вошли. Путешествие измотало ее.

Хэтти (холодно). Понятно.

Джим. Нет. Ничего серьезного. Просто нервы. Ей надо отдохнуть.

Хэтти. Разве вы не отдыхали во Франции?

Джим. Отдыхали… но уж очень одиноко было там, в особенности ей.

Хэтти(с затаенной неприязнью). Почему же? Разве люди избегали вас?

Джим (быстро). Что ты, ничего подобного не было. (Пауза.) Но она сторонилась. Первый год все шло хорошо. Элле все страшно нравилось. Она познакомилась с французами, начала немного говорить на их языке… и я тоже. Мы очень весело проводили время… Мне и в голову не приходило, что мы захотим вернуться.

Хэтти(нахмурясь). Так что же случилось?

Джим(запинаясь). Вот, видишь ли… первый год мы жили… как друзья… как брат с сестрой… Как я жил бы с тобой…

Хэтти(хмурясь все больше и больше). Ты хочешь сказать… (Слова Джима ее несколько покоробили; после паузы.) А любит она тебя, Джим?..

Джим. Если бы я сомневался в этом… я покончил бы с собой.

Хэтти. Ты уверен, что она действительно любит тебя?

Джим. А почему же она так все переживает?

Хэтти(цедит сквозь зубы). Ах вот что!

Джим(срываясь; кричит истерически). Что ты терзаешь меня? Хочешь рассорить нас?

Хэтти(сдержанно). Нет, Джим.

Джим(умиротворенно). Прости меня, Хэтти. Нервы у меня сегодня на пределе. (Опускается в кресло и начинает говорить так, словно что-то толкает его на откровенность.) В конце концов мы стали жить очень уединенно. Элла никого не хотела видеть, говорила – нам лучше всего вдвоем. Я был счастлив, по-моему, она тоже была счастлива… по-своему… но недолго. (Пауза.) Она никуда не хотела выходить. Боялась – вдруг встретит кого-нибудь из знакомых… кого-нибудь отсюда. Поразмыслив, я решил переехать с ней туда, куда ни один турист никогда не заглядывает. Но и это не помогло. Она старалась избегать и французов, как избегала американцев. Я ничего не мог поделать с ней. Она не выходила из дому, стала бледной, нервной, всего пугалась, воображала бог знает что. В конце концов это передалось и мне, у меня тоже разыгрывалось воображение, я тоже начал нервничать. Я презирал себя, ругал дезертиром за то, что после женитьбы удрал отсюда и перестал мечтать об адвокатуре. И мне показалось, что Элла тоже презирает меня за это – за то, что я не настоящий человек!

Хэтти(возмущенно). Да как она смела!

Джим(резко). Не надо, Хэтти. (Пауза.) Все это мне только представлялось. Мы никогда не ссорились. Грубого слова никогда не сказали друг другу. Мы были очень-очень близки. И никто больше не был нужен ни ей, ни мне. Мы были одни – и вместе. (Пауза.) Но однажды я понял – больше я не вынесу такой жизни. Понял, что она тоже не вынесет. И я сказал: «Элла, поговорим откровенно, посмотрим правде в глаза и выскажем все, что наболело».

Хэтти. И вы решили вернуться?

Джим. Да. Мы поняли: да мы же стыдимся самих себя. Мы трусливо убежали от трудностей, а оказалось – мы прихватили их с собой. И вот решили вернуться домой. Здесь, на родине, вытерпеть все, а главное, изжить в себе то, что мешает нам. Мы должны доказать самим себе – да, мы любим друг друга. Только так мы освободимся от гнета, завоюем доверие, станем внутренне свободны и тогда сможем жить в мире и согласии со всеми людьми. Мы освободимся от сознания своей вины – это оно не дает нам покоя. (Выговорившись, чувствует облегчение.)

Хэтти(склонясь к брату и целуя его). Желаю успеха вам обоим… Я восхищаюсь тобой, Джим! Тобой и Эллой! Ты собираешься готовиться к экзаменам?..

Джим. Немедленно!

Хэтти. Да, Джим, ты должен! Людям нашей расы нужны такие, как ты; нужна их помощь, их руководство. (Услышав голоса матери и Эллы, замолкает, уходит в себя; лицо принимает холодное выражение.)

Джим(заметив это, предостерегающе). Помни, Хэтти, Элла больна. (Теряя самообладание, тоном приказа.) Будь приветливей, слышишь?

Входит миссис Хэррис, показывая Элле дорогу. Негритянка очень взволнована и растерянна. Элла бледна, глаза ее блуждают. Она подбегает к Джиму, словно ища у него защиты, сжимает его руки, испуганно смотрит то на миссис Хэррис, то на Хэтти.

Миссис Хэррис. Вот он, девочка. Она вообразила, что мы похитили тебя у нее, Джим.

Джим(поглаживая руку Эллы). Здесь же тебе должно быть все знакомо, Элла. Помнишь, в детстве ты иногда играла у нас?

Элла(неуверенно, через силу). Помню, как-то вечером я играла в шарики. Но это было на улице.

Джим. А Хэтти ты помнишь?

Хэтти(выходит вперед с натянутой улыбкой). Мы виделись давно… но я помню Эллу. (Протягивает ей руку.)

Элла(пожимает протянутую руку Хэтти, смотря на нее и вызывающе и вместе с тем испуганно). Я помню вас. Но вы очень изменились.

Хэтти(поведение Эллы пробуждает у нее враждебное чувство, и она говорит снисходительно). Разумеется, я же постарела. (В тоне невольно начинает проскальзывать гордость.) Я очень много работала. Сначала училась в колледже, вы это знаете, затем поступила в аспирантуру. А потом поняла, что принесу больше пользы, если отложу учебу и стану сама учить. (Устыдившись своего тона, замолкает, уязвленная равнодушием, с каким Элла слушает ее.) Я словно хвасталась, хотя вовсе этого не хочу. Я только объясняла вам…

Элла(равнодушно). Я даже не знала, что вы так много учились. (Пауза.) А где вы преподаете? Конечно, в школе для цветных?

Она произносит эти слова так высокомерно, что Хэтти с трудом сдерживается.

Хэтти. Да. В частной школе, она содержится на деньги состоятельных людей нашей расы.

Элла(неожиданно проявляя интерес). Так, значит, вам пришлось держать очень много экзаменов? Вам удалось сдать их?

Хэтти(прикусив губу). Я всегда сдавала их с честью.

Элла. Да-да, мы ведь обе окончили одну и ту же школу? Мне было очень легко учиться. Я почти не заглядывала в учебники. А вот Джим говорит – ему было ужасно трудно. Он провалился в тот год, помните? (Поворачивается к Джиму и улыбается ему снисходительно и в то же время с любовью. Хэтти возмущена, а Джим лишь улыбается в ответ.)

Джим. Да, дорогая, мне было очень трудно.

Элла. А выдержать экзамены за юридическую школу Джим так и не смог. Не смог ведь? (Ласково улыбается ему.)

Хэтти(резко). Нет, он смог бы. Он может. Если только вы дадите ему, он их одолеет.

Джим(сердясь). Хэтти!

Миссис Хэррис. Хэтти, попридержи свой язык!

Хэтти(мрачно). Простите.

Элла прижалась к Джиму, глядит на Хэтти с ненавистью. Затем оглядывает комнату; увидев маску, вскрикивает.

Джим. Что с тобой, дорогая?

Элла(показывая на маску). Вон там… Господи, что это?

Хэтти. Это маска из Конго. (Подходит к этажерке и берет маску.) Я уберу ее, если хотите. Я думала, она понравится вам. Это мой свадебный подарок Джиму.

Элла. Но что это?

Хэтти. В Африке эта маска служит моему народу во время религиозных обрядов. Кроме того, это же прекрасное произведение искусства. Ее сделал настоящий художник, может, такой же великий, как ваш Микеланджело. (Пытается вручить маску Элле.) Возьмите. Обратите внимание – какая работа!

Элла(высокомерно). Не думайте, она ничуть не пугает меня. (Смотрит на маску с отвращением.) Прекрасное произведение? Знаете ли, у некоторых людей бывают странные понятия о прекрасном. По-моему, она уродлива, глупа… такие рожи часто строят дети. (С презрением хлопает ладонью по маске.) Гадость! Нечего глазеть на меня – я смеюсь над тобой! (Собирается водворитъ маску на место.)

Джим. Если она действует на тебя, мы перенесем ее в другую комнату.

Элла(пренебрежительно). Не нужно. Пусть будет здесь, я с удовольствием буду смеяться над ней. (Вешает маску на место и вдруг решительно поворачивается к Хэтти.) Джим не собирается сдавать экзамены. Я не позволю ему.

Хэтти(взрываясь). Джим! Ты слышишь? Вот оно, кредо белых! Страх утратить свое превосходство над нами.

Элла(умоляюще). Джим… Скажи ей – пусть уйдет.

Джим(вне себя, сестре). Или ты уйдешь отсюда – или мы.

Миссис Хэррис(плача, обнимает Хэтти). Пойдем, дочка! Пойдем.

Хэтти(спокойно). Да, мама. Уйдем.

Уходят.

Джим бросается в кресло и закрывает лицо руками. С минуту Элла неподвижно стоит около него. Растерянно оглядывает комнату, смотрит на портрет, на мебель, на Джима. Она старается освободиться от гнетущей тяжести. На какое-то время это ей удается, и она становится прежней Эллой; бросается на колени перед Джимом, дотрагивается до его плеча.

Элла(нежно). Не надо, Джим! Не плачь! Ты вообразил, я правда не позволю тебе держать экзамены? Ты не так меня понял. Я очень хочу, чтобы ты их сдал, чтобы стал адвокатом. Самым лучшим во всей стране. Я очень хочу, чтобы ты показал этим лгунам и сплетникам, чтобы не болтали за нашей спиной – за какого человека я вышла. Я хочу, чтобы весь мир знал, что ты белее всех белых. Хочу, чтобы ты подымался все выше и выше – затоптал бы их в грязь. Я люблю тебя, Джим. Люблю тебя… Ты знаешь.

Джим(успокоившись, со счастливой улыбкой). Дорогая, надеюсь, я стану достойным тебя.

Хэтти (появляется в дверях; спокойно). Джим, мы уходим.

Элла. Нет. Не уходите.

Хэтти. Мы все равно собирались уйти. Это ваш дом – мамин подарок вам, Джим.

Джим(пораженный). Но я не могу его принять. Куда же вы уходите?

Хэтти. Мы сняли очень хорошую квартирку. (С гордостью и укором.) В самом сердце Черного квартала. Будем жить с нашим народом.

Джим(сердито). Вы с ума сошли! Я поговорю с мамой. (Уходит.)

Элла и Хэтти обмениваются взглядами, полными ненависти. Хэтти уходит.

Элла, все еще стоя на коленях, окидывает все вокруг каким-то странным взглядом. Затем встает, подходит к портрету отца Джима.

Элла(с издевкой). Это и есть его папаша! Вырядился, как цирковая лошадь. Ничего не поделаешь. Это в крови. Невежды. (Обращается к маске, пытаясь говорить насмешливо.) Хелло, ты! Не воображай – меня не запугаешь. Я покажу тебе. Ничего он не сдаст, вот увидишь. Ничего, даже если будет стараться тысячу лет. (Подходит к окну, смотрит вниз на улицу и бормочет.) Одни негры, только одни негры! (С внезапным волнением.) Нет, вот один и белый! Боже, да это Шорти! (Распахивает окно и кричит.) Шорти! Хелло, Шорти! (Высовывается из окна и машет рукой, с минуту смотрит вниз, отходит от окна к середине комнаты, оглядываясь, куда бы, спрятаться. Лицо искажено страданием.) Ну и ну! Надо же! Наверно, не слышал. Нет, слышал, конечно, слышал. Так кричать – мертвый поднялся бы. А может, и не услышал – дети галдят. И все же слышал! Просто не хотел тебя услышать! Не хотел! Чтоб никто не подумал, что знаком со мной. Это же так, зачем же я обманываю себя? Нет-нет! И что за корысть не отвечать ему? Сам-то он кто? Что он такое, скажите, бога ради? Сводник! Закоренелый мошенник! Не слышал! Не захотел! Да-да, не захотел! Это правда, и ты сама знаешь прекрасно. Перестань лгать себе, он прекрасно тебя слышал, но не захотел узнать тебя. Не хочет знаться с тобой. Господи, даже он! Боится – старые приятели подымут его на смех. Но почему же? Да ты знаешь почему. Вышла замуж за… да-да, знаю за кого – не хочу говорить, и так всем ясно. (Она в ужасе, пытается прийти в себя.) Перестань сейчас же! (Затем жалобно, как испуганный ребенок.) Джим! Джим! Джим! Где ты? Ты нужен мне, Джим! (Выбегает из комнаты.)

Картина вторая

Декорация первой сцены второго действия. Прошло полгода. Стены как-то осели, потолок навис; мебель, портрет, маска кажутся для этой комнаты слишком громоздкими. Вечер. За столом сидит Джим. Он погружен в изучение книг по юриспруденции, стопкой лежащих перед ним. Огромным физическим усилием заставляет себя сосредоточиться, отчего лицо его напоминает лицо бегуна у финиша. Лоб покрыт испариной. Он без конца повторяет вслух одну и ту же фразу, время от времени ударяя себя кулаком по лбу. И все же, вопреки собственной воле, без конца отвлекается, вздрагивает при каждом звуке, раздающемся в других комнатах или на улице; взгляд блуждает, и, наконец, позабыв о своих занятиях, он устремляет глаза на портьеру. Видно, он подавлен горем. Со стоном захлопнув книгу, подходит к окну и, открыв его, опускается на стул, положив руки на подоконник и склонив на них голову. Он смотрит в темноту. Лицо его освещается фонарем, стоящим под окном на углу улицы. Раздвигается портьера, и входит Хэтти.

Хэтти(видит, что брата нет за столом). Джим! (Заметив его.) Ах, вот ты где? Что ты тут делаешь?

Джим(повернувшись к сестре). Отдыхаю. Мозги проветриваю. (С натянутой улыбкой.) Приходится-таки попотеть над этими юридическими книгами. (С тревогой.) Как она?

Хэтти. Заснула. Сейчас ей лучше побыть одной, и я ушла на минутку. (Пауза.) Что доктор сказал тебе, Джим?

Джим. Ничего нового. Говорит – ей нужен покой, отдых. (С горечью.) Но как это сделать, он не сказал. Не оставил никакого рецепта. (Пауза.)

Хэтти. Джим, я думаю… Тебе надо уйти от нее… или ей от тебя… на время.

Джим(вспылив). И ты, как этот доктор. По вашему, все очень легко и просто. Сделай вот так, и все будет хорошо. А не выходит! Жизнь не такая простая штука, – наша, во всяком случае. (Пауза.) Мы не можем расстаться друг с другом. Нас связывают тысячи вещей, и одна из них огромна… (Пауза.) Если нужно, если ей будет лучше от этого, я уйду… расстанусь с ней… сделаю все решительно, потому что люблю ее. Я даже покончу с собой… – выброшусь из окна. Но я много думал и понял: ей будет гораздо хуже, если меня не будет рядом с ней! У нее в целом мире, кроме меня, никого нет. Я не обманываюсь, не заблуждаюсь. Это действительно так. (Умоляюще.) Ты разве не знаешь, что я прав?

Хэтти. Да, Джим, я знаю: она любит тебя, я убедилась в этом.

Джим(искренне). Поэтому, что бы ни случилось, мы до конца должны держаться друг друга и надеяться на лучшее. (Пауза. Затем продолжает с надеждой.) Может быть, сейчас у нее кризис. Он пройдет, она успокоится, и болезнь больше не повторится. А я – как только стану адвокатом – многого достигну. Подумай, мы оба свободны! Справились с нашей слабостью. Мы по-настоящему свободны – и можем быть счастливы и здесь и в любом месте. Она будет гордиться мною. Она не раз говорила, что будет искренне гордиться мною.

Хэтти(отвернувшись от брата, чтобы скрыть свое волнение). Джим, все так и будет, я уверена. Но тебе не надо переутомляться. Ты чересчур много работаешь.

Джим(устало поднимается, идет к столу и садится). Да, знаю. Но зато теперь я сдам все экзамены. У меня уже нет этой проклятой неуверенности в себе. Я за год делаю больше, чем в юридической школе проходят за два. Это ведь здорово, правда?

Хэтти (не очень уверенно). Конечно, Джим…

Джим(силы у него на исходе). Если б только справиться с усталостью… Мне очень трудно. Я измучился, совсем не сплю. Думаю, думаю без конца. Голова у меня болит, мысли жгут меня, жужжат как пчелы, летая взад и вперед. Иногда мне кажется, что я схожу с ума.

Хэтти(внимательно наблюдавшая за братом, решается наконец на откровенность). Джим, доктор не все тебе сказал.

Джим(мрачно). Что же он утаил?

Хэтти. Он сказал мне, что ты сам тоже того и гляди свалишься, если не займешься своим здоровьем.

Джим(утомленно). Пусть! Мне все равно. Может, если я заболею, ей станет лучше. На нее обрушилось слишком много невзгод! (Пытается улыбнуться.)

Хэтти(торопливо). Джим, умоляю: не вбивай это себе в голову.

Джим. Я очень устал, и у меня плохое настроение, только и всего.

Долгая пауза.

Хэтти. И еще кое-что я должна сказать тебе, Джим…

Джим(вяло). Что еще?

Хэтти. Доктор сказал, Элла, по-видимому, не скоро поправится.

Джим. Он и мне это говорил. Сказал: пройдет много времени, прежде чем она вернется к нормальному состоянию. Что же, надо набраться терпения.

Хэтти(медленно). На ее выздоровление надеяться нечего – вот что он сказал.

Долгая пауза.

Джим(уклоняясь от прямого ответа). Я приглашу к Элле других докторов – настоящих специалистов. А этот просто старый дурак.

Хэтти. Будь благоразумным, Джим. Взгляни правде в глаза – и чем раньше, тем лучше.

Джим(с раздражением). Я лучше всякого доктора знаю, что с Эллой.

Хэтти(настойчиво). Устрой ее в хороший санаторий, Джим. Там она скорее поправится.

Джим. Никогда! Она там умрет от стыда.

Хэтти. По крайней мере пусть она побудет в санатории, пока ты не сдашь экаменов.

Джим. К черту экзамены!

Хэтти. Всего на шесть месяцев, Джим. Это не такая уж долгая разлука.

Джим. Ты что, хочешь, чтобы мы расстались? (Встает; гневно.) Уходи! Сейчас же уходи!

Хэтти(спокойно). Не уйду. (Резко.) Нужно наконец, чтобы кто-нибудь сказал тебе правду. Только одна я решаюсь на это. (Настороженно.) Скажи, Джим, ты слышал, что она говорит в бреду?

Джим(вздрогнув). Нет.

Хэтти. Неправда, Джим. Ты не мог не слышать, если, конечно, не затыкал себе уши. Доктор сказал – у нее маниакальное состояние… Оно может углубиться, и это опасно для тебя, Джим. Дальше так жить нельзя… Ты тоже кончишь сумасшествием. Сегодня она металась и кричала: «Черномазая! Черномазая!» Она кричала – ты отравил ее и кожа у нее поэтому тоже становится черной.

Джим(с болью в голосе). Это она только тогда, когда не помнит себя.

Хэтти. И потом она вдруг обругала меня проклятой черномазой.

Джим. Не верю! Не могла она так сказать. Не могла!

Хэтти. Она сказала, и не один раз. (Мучительная пауза.) Она скоро и тебя назовет так.

Джим(с душевной мукой). Эти слова вырвались против ее воли. Она же не отвечает за то, что говорит.

Хэтти. Знаю, но это как раз не имеет значения. То, что она сказала, у нее засело глубоко. И не выходит из головы.

Джим. Глубоко в сознании людей ее расы, но не у нее.

Хэтти. По-моему, это все равно. А в моем сознании, в сознании людей моей расы копится возмущение, Джим. Я не могу больше терпеть. Не могу больше ухаживать за ней. Я боюсь, за себя боюсь. Порой я способна убить ее, чтобы освободить тебя. (Она больше не в силах справиться с собой и начинает плакать.)

Долгая пауза.

Джим(печально). Да… Тебе лучше уйти от нас. Прощай.

Хэтти. Кто будет ухаживать за ней? Белая?

Джим. Элла не допустит к себе белую – умрет со стыда. Я сам буду ходить за ней.

Хэтти. И бросишь заниматься?

Джим. Буду делать и то и другое.

Хэтти. Не сможешь, ты свалишься. Ты и сейчас выглядишь ужасно, а это только начало.

Джим. Я все для нее сделаю. У нее никого нет, кроме меня. Я докажу – я достоин ее. Она сможет гордиться мной. Докажу, я действительно самый белый из всех белых.

Хэтти (уязвлена словами брата, с горечью и возмущением). Так вот что она внушила тебе! Эх ты, слабовольный глупец, предатель своей расы! И в благодарность она назовет тебя грязным черномазым. Ты сам услышишь, она проклинает тебя за то, что не может иметь ребенка. Боится – ребенок будет черным.

Джим(в бешенстве). Замолчи!

Хэтти. Я скажу все, даже если ты убьешь меня. Отправь ее в психиатрическую больницу, не то вы оба попадете в нее.

Джим(с диким смехом). Воображаешь, я страшусь этого? Напротив, – может, нам будет там лучше. Может, нам понравится там. Да, понравится. (Хохочет.)

Хэтти(испуганно). Джим!

Джим. Мы будем вместе! Можешь грозить мне геенной огненной – не страшно, если мы будем вместе. Для меня это райское блаженство. (С бешенством.) Убирайся! Ты все время стараешься разлучить нас. Уходи!

Хэтти. Я хочу тебе добра.

Джим. Не надо мне такого добра. Мне хорошо только с ней. У меня нет никого, кроме нее. Пусть она зовет меня черномазым! Пусть говорит: я самый белый из всех белых! Я все для нее. Она все для меня. А ты убирайся – с твоей дурацкой болтовней о белой и черной расе! Куда же деваться просто людям? Для тебя все просто! Ты готова запереть ее в сумасшедший дом и зашвырнуть ключи подальше! (Вне себя.) Убирайся! Доктор еще остался – он тоже собирается нас разлучить. Я захлопну дверь перед его носом, и мы с ней будем жить взаперти. Убирайся! Немедленно!..

Хэтти(в смятении). Джим!

Джим(мягко выпроваживает ее и захлопывает за ней дверь. Устало). Уходи! Мне нужно заниматься. Нужно ухаживать за Эллой. Буду делать и то и другое. Я все смогу ради нее. (Садится за стол и, открыв книгу, снова начинает однообразно повторять что-то из учебника, ударяя себя кулаком по лбу.)

Бесшумно ступая босыми ногами, входит Элла. Поверх ночной сорочки на ней надет красный халат. В правой руке зажат кухонный нож. Она смотрит на Джима безумными глазами, крадется к нему. Услышав шорох, Джим быстро вскакивает и поворачивается. Увидев Эллу, он вскрикивает и хватает ее за руку. Она замирает.

Джим. Элла! Что с тобой? Боже мой! Ты собиралась убить меня?

Элла молчит, он трясет ее за плечи.

Элла(жалобно). Они все бранили меня… Не могу сказать как… И вот, Джим, я схватила нож…

Джим. Смотри сюда – этот…

Элла (с испугом смотрит на нож). Где я? Я видела страшный сон… Куда они все делись?.. Нет… как я сюда попала? (Разражается плачем, как ребенок.) О Джим, никогда не оставляй меня одну! Мне снятся такие ужасные сны, Джим. Обещай, ты никуда от меня не уйдешь!

Джим. Обещаю, дорогая.

Элла(ребячливо). Я твоя маленькая девочка… а ты мой старый-старый дядюшка Джим. Ты не поиграешь со мной?

Джим. Конечно, дорогая. А теперь иди, ложись.

Элла(так же). Хорошо, дядя Джим. (Поворачивается к двери.)

Джим делает вид, что начинает читать. (Смотрит на него; и вдруг говорит нормальным голосом.)

Ты очень много занимаешься, Джим?

Джим. Да, дорогая. Иди, ложись. Тебе надо отдохнуть, ты же знаешь!

Элла(смотрит на него. В ней борются противоречивые чувства. Лицо внезапно искажается, становится злым, в глазах появляется выражение ненависти. Она больше не может сдержать себя и кричит). Проклятый черномазый! Черномазый!..

Джим(вздрогнув, точно пронзенный болью). Элла! Ради бога! Элла!..

Элла (придя в себя, поняв, что произошло нечто ужасное). Джим! Джим! Почему ты на меня так смотришь!

Джим. Ты что мне сказала?

Элла(пытаясь вспомнить). Я… я сказала, помню… я сказала… ты много занимаешься, Джим… Ты на это рассердился, Джим?