Текст книги "Персиковый источник (ЛП)"

Автор книги: Юань-мин Тао

Тао Юань-мин. Персиковый источник

В годы Тайюань правленья дома Цзинь человек из Улина рыбной ловлей добывал себе пропитание.

Он плыл по речушке в лодке и не думал о том, как далеко он оказался от дома.

И вдруг возник перед ним лес цветущих персиковых деревьев, что обступили берега на несколько сот шагов; и других деревьев не было там, – только душистые травы, свежие и прекрасные, да опавшие лепестки, рассыпанные по ним.

Рыбак был очень поражён тем, что увидел, и пустил свою лодку дальше, решив добраться до опушки этого леса. Лес кончился у источника, питавшего речку, а сразу за ним возвышалась гора. В горе же был маленький вход в пещеру, из которого как будто выбивались лучи света. И рыбак оставил лодку и проник в эту пещеру вначале такую узкую, что едва пройти человеку.

Но вот он сделал несколько десятков шагов, и взору его открылись яркие просторы – земля равнины, широко раскинувшейся, и дома высокие, поставленные в порядке.

Там были превосходные поля и красивейшие озёра, и туты, и бамбук, и многое ещё, межи и тропинки пересекали одна другую, петухи и собаки перекликались между собою.

Мужчины и женщины, – проходившие мимо и работавшие в поле, – были так одеты, что они показались рыбаку чужестранцами; и старики с их пожелтевшей от времени сединой, и дети с завязанными пучками волос были спокойны, полны какой-то безыскусственной весёлости.

Увидев рыбака, эти люди очень ему удивились и спросили, откуда и как он явился.

Он на всё это им ответил.

И тогда они пригласили его в дом, принесли вина, зарезали курицу, приготовили угощение. Когда же по деревне прошёл слух об этом человеке, народ стал приходить, чтоб побеседовать с ним.

Они говорили: «Деды наши в старину бежали от жестокостей циньской поры, с жёнами и детьми, с земляками своими пришли в этот отрезанный от мира край и больше уже отсюда не выходили, так и расстались со всеми теми, кто живёт вне этих мест».

Они спросили, что за время на свете теперь, не знали они совсем ничего ни о Хань и, уж конечно, ни о Бэй и ни о Цзинь.

И этот человек подробно, одно за другим, рассказал им всё то, что знал он сам, и они вздыхали и печалились, и все они без исключения, радушно приглашали его в гости к себе в дома и подносили ему вино и еду.

Пробыв там несколько дней, он стал прощаться.

Обитатели этой деревни сказали ему: «Только не стоит говорить о нас тем, кто живёт вне нашей страны».

Он ушёл от них и снова поплыл в лодке, держась дороги, которою прибыл, и всюду-всюду делая отметки.

А вернувшись обратно в Улин, он пришёл к правителю области и рассказал обо всём, как было. Правитель области тут же отрядил людей, чтобы поехали вместе с рыбаком и поискали бы сделанные им отметки, но рыбак заблудился и дорогу ту больше найти не смог.

Известный Лю Цзы-цзи, живший тогда в Нанъяне и прославившийся как учёный высоких правил, узнав обо всём, обрадовался, стал даже готовиться в путь, но так и не успел: он вскорости заболел и умер.

А после и вовсе не было таких, кто «спрашивал бы о броде»!

 
Вот что было при Ине:
он нарушил порядок неба,
И хорошие люди
покидали мир неспокойный.
 
 
Ци с друзьями седыми
на Шаншани в горе укрылись,
Люди повести этой
тоже с мест насиженных встали.
 
 
И следы их былые
не нашлись, как канули в воду,
И тропинки их странствий
навсегда заросли травою…
 
 
Каждый кличет другого,
чтобы в поле с утра трудиться,
А склоняется солнце,
и они отдыхать уходят…
 
 
Там бамбуки и туты
их обильною тенью дарят.
Там гороху и просу
созревать назначены сроки.
 
 
Шелкопряды весною
им приносят длинные нити,
С урожаем осенним
государевых нет налогов.
 
 
На заглохших дорогах
не увидеть путников дальних.
Лай собак раздаётся,
петухи отвечают пеньем.
 
 
Форму жертвенной чаши
сохраняют они старинной,
И на людях одежды
далеки от новых покроев.
 
 
Их весёлые дети
распевают свободно песни,
Да и старцы седые
безмятежно гуляют всюду.
 
 
Зацветают растенья —
люди помнят – с теплом весенним,
Облетают деревья —
им известно – с осенним ветром.
 
 
Хоть они и не знают
тех наук, что считают время,
Всё же строятся сами
в ряд четыре времени года.
 
 
Если мир и согласье,
если в жизни радостей много,
То к чему ещё нужно
применять учёную мудрость?..
 
 
Это редкое чудо
пять веков как спрятано было,
Но в прекрасное утро
мир нездешний для глаз открылся.
 
 
Чистоту или скверну
не один питает источник.
Мир открылся, но снова
возвращается в недоступность…
 
 
Я спросить попытаюсь
у скитающихся на свете,
Что они понимают
за пределом сует и праха.
 
 
Я хотел бы тотчас же
устремиться за лёгким ветром, —
С ним подняться бы в выси,
с ним искать бы тех, кто мне близок!