Текст книги "Шкловский - тогда"
Автор книги: Ю Милорава
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Милорава Ю
Шкловский – тогда
Ю. Милорава
Шкловский – тогда
Мы были не так давно его современниками, что же столь существенно и теперь дает право перенести воспоминания на бумагу? Ушел Шкловский, как и все поколение "декадентов", – мне, девятнадцатилетнему литератору, писавшему в то время стихи, опирающиеся на стилистику русского кубофутуризма, он уделил несколько часов разговора. Можно найти в словах Шкловского и его самого, и драматические черты тех эпох, среди которых пролег его долгий путь.
Не предварив этот шаг попыткой заручиться приглашением, я оказался у дверей его квартиры зимой 1972 года, на улице Черняховского в Москве.
Посылая ко мне, еще невидимому, конец фразы, он – на вопрос жены, сможет ли принять, на ее описание посетите
ля, – громко откуда-то из дальней комнаты произнес: "... и наверно совершенно замерзший!". После паузы появился человек небольшого роста, с фигурой борца, с открытым, розовощеким, улыбчивым лицом и внимательными глазами.
Книжные стеллажи от пола до потолка, письменный стол, бюстик Льва Толстого из черной майолики, на стене – известная фотография его с В. Маяковским в Крыму на пля
же.
Он говорит:
ХЛЕБНИКОВ
– Те "дилетантские" места – иллюзия провала. Не просто иллюзия. Хлебников и не думал о выстраивании образов в некий плотный ряд. Среди многого другого его волнова
ло – насколько образы должны отстоять друг от друга. Приглядитесь, они разделены на чудесно выверенное меж ними расстояние.
– Благоразумие... Простите уж старого человека, – нужно еще что-то делать кроме поэзии. Судьба может быть и трагичной, если писателю не удалось заняться чем-либо, что могло бы его прокормить.
– Я зарабатываю киносценариями. Межиров (бывший соседом Шкловского. Ю. М.) занимается переводами. Маяковский был занят тем, что писал плакаты.
Хлебников занимался тем, что голодал.
– Еще не наступило время узнать настоящую цену гениальной прозе Хлебникова.
– Иные преувеличивают сложность тем его поэзии, но в ней центральное место занимают темы, близкие любому. В "Зверинце" наблюдения разворачиваются вслед естественной мысли, – он хотел передать то, как люди и звери похожи друг на друга.
– Хлебникова относят к кубофутуризму. И это правильно. Но бывают и недопонимания. Недавно один советский литературовед высказал дикую идею, причислив Хлебникова... уж не вспомню... поместив его в такой "изм"...
– В соцреализм?
– Нет, не в соцреализм...
В другой отдел тюрьмы.
Из сделанной Шкловским надписи на подаренной мне книге "Лев Толстой": "Юрию Милорава от человека, с которым Хлебников считался.
Я же с Велимиром недоговорил.
Мы были на разных параллельных кругах земли".
ДАВИД БУРЛЮК
Помня по мемуарам Шкловского отчужденность уместившегося в нескольких словах отрывка, посвященного Бурлюку, я мог догадаться о сложном характере их отношений. Шкловский был уклончив, он не хотел говорить о Бурлюке, и реакция его на мои вопросы была минимальной.
– Разговор с Бурлюком всегда становился событием. Это был интереснейший собеседник.
И после паузы:
– Прожил дикую жизнь.
ДЕФИЦИТ
Шкловский продолжал говорить.
Он хорошо понимал, что с авангардистскими стихами можно иметь прямой дефицит общения, поэтому спросил: "В каких вы отношениях с родителями?" далее: "С кем вы встречаетесь?" и (на полном серьезе): "А есть ли вообще в Тбилиси интересные писатели?"
ГОЛУБИ
Шкловский жил в Тбилиси во время войны, работая на "Грузия-фильме", но я не мог себе представить, что он владеет грузинским, и был ошарашен вопросом: "Вы не из Самтредиа?" Я однажды был проездом в маленьком грузинском городке, но не писал о нем стихов. Шкловский пояснил, что он нашел у меня строки:
три голубицы
три голубицы
и с крыльев остатки дождя
в сомкнутых клювах
колючая сталь
это стих
чей рождается день
Я понял, ведь Самтредиа переводится как "город трех голубиц". Он также стал с увлечением рассказывать, что месяц назад давал интервью узбекским тележурналистам и узнал, что перед землетрясением из Ташкента улетели все голуби.
КУВАЛДА
Первым заполучить говорящего Шкловского пытался некто позвонивший по телефону. Он неприлично долго убеждал прервать затянувшееся, по его мнению, со мной общение, куда-то зазывая, – Шкловский терпеливо отказывал, но тем не менее на том конце провода никак не унимались. И тогда я в первый и последний раз услышал в голосе ноту футуриста, услышал его таким, каким он был на знаменитых скандальных выступлениях футуристов на эстраде.
Звук был иной, так в момент вбивания сваи заговорила бы дотоле молчащая кувалда. Шкловский взревел: "У меня человек!" Телефонные переговоры закончились сразу.
КОСТЮМ
Удивительно, я чувствовал, что он со мной говорит, не допуская саму мысль о статусе, просто забывая о степени цехового неравенства. В первый день он меня встретил, ворвавшегося к нему без приглашения, одетый в домашнее и смотрел не на меня, а в книгу, демонстративно показывая, что я оторвал его от работы. Но так было только первые пять минут нашего долгого разговора. Я сказал, что в Москве буду два дня, он пригласил и на завтра. Второй раз я пришел в назначенные 11 утра, он не успел умыться и одеться, и я ждал в его кабинете. И когда Шкловский пришел к девятнадцатилетнему юнцу, он был в великолепном костюме и галстуке.
ЖЕНА
Жена Шкловского переливалась только ей присущей некоей особой нейтральностью. Она красиво нейтральная. Она подчеркнуто нейтральная. Она душевно нейтральная (невозможно?). Она воспитанно нейтральная. Она холодно нейтральная.
КИРПИЧ
Я узнал от Шкловского, и это сильно удивило меня, что он находится сейчас в предынфарктном состоянии. Причи
на – неприятная беседа с неким высоким кинематографическим начальником. "Утешает меня, – добавил он, – что и собеседник мой после общения тоже в подобном предынфарктном положении". Как бы извиняясь за такую тему разговора, Виктор Борисович рассказал, что в молодости выбивал на спор из печки кирпич кулаком, и продемонстрировал мне, словно из-под полы вынув из кармана огромный розовый гаргантюэлевский шар.
УСКОЛЬЗАЮЩАЯ РУКА
Говорящего Шкловского пытались заполучить еще неоднократно. Жена предупредила его, что она будет у А. Межирова, там собрались на прослушивание магнитофонной записи В. Высоцкого в роли Гамлета (тогдашняя самая громкая московская сенсация) и Шкловского тоже ждут. Он воспринял это без энтузиазма. Жена приходила с тем же предложением еще три раза, с интервалом около часа, но Шкловский не торопился. Затем звать к Межирову пришла Юлия Друнина. Шкловский, поняв, что я узнал ее, представил меня. Друнина энергично подошла, крепко по-мужски сжала мне руку и пристально посмотрела (кто же это так задерживает Шкловского?). Я от неожиданности растерялся. Друнина выдержала паузу и сжала руку еще крепче, глядя прямо в глаза. Я смешался больше и стал понемногу убирать ладонь. На этом хеппенинг Ю. Друниной не закончился. Она еще внимательней, азартней смотрела в глаза и, обернувшись к Шкловскому, произнесла вердикт: "У него ускользающая рука". От Шкловского ответа не было. Друнина несколько раз повторила, что у меня такая рука, я не имел представления, что бы это могло означать. Наконец Шкловский примирительно сказал: "Он же не виноват, что у него ускользающая рука". Но Друнина решительно настаивала, требуя реакции (может, это была месть за ожидание у Межирова?). Тогда Шкловский присоединился. Он сказал: "Теперь попробую я". Подошел и протянул руку. Это доброжелательное, мягкое прикосновение понравилось моей руке намного больше – и Шкловский подытожил: "Я ничего особенного не заметил". Друнина ушла. Мы проговорили еще около часа.
ПИСАТЕЛЬ И ГОСУДАРСТВО
– Да, у писателей к правительству много разных больных вопросов. Нам всегда было трудно.
– А кроме поэзии вас интересует еще что-то?
– Нет.
– Будет не просто. Как вы думаете почему? (Он пристально посмотрел на меня. – Ю. М.) Не в общем, не в смысле того, что нелегко.
И дальше будет трудно. Но не потому, что будут обижать. Меня тоже обижают. Дали мне бы власть, я тоже бы обижал.
Многих бы обидел.
ОБ ИСКУССТВЕ. О ТРУДЕ ПИСАТЕЛЯ
– Искусство сложно, но сложно не само по себе. Это лестница, у которой нет перил.
И нужно видеть, хорошо знать, куда идешь, чтобы дойти.
– В русских писателях начала века богатство не русской, а мировой литературы. Я бы сравнил это с эпохой Возрождения.
Из той же сделанной мне надписи на книге "Лев Толстой":
"1 ) Живите благоразумно.
2 ) Займите день.
3 ) Не забывайте класть план дня на карту.
4 ) Жизнь должна состоять из неудач. В результате побед или поражений".
И там же:
"Вы ученик! Надо работать так, как работает носильщик".
СЕЙЧАС И ТОГДА
Для Шкловского было неожиданностью, что начинающий автор пришел не с киносценарием, а со стихами, да к тому же футуристического характера. Он дважды внимательно прочитал их, спросил, можно ли нарушить очередность сложенных в стопку листов. Комментировал. По поводу встретившейся ему метафоры он сказал: "она этого не стоит". Дру
гая – "батареи парового отопления невкусные вафли" – его удивила: "Я такого нигде не читал, это вами увидено". Одно понравившееся ему стихотворение вызвало реакцию вполне футуристическую, Шкловский потряс над головой кулаком и очень громко воскликнул: "Это хорошо!!" Обещал принять участие в судьбе моих стихов и просил присылать. Я тогда жил в Тбилиси и стихи послал, сопроводив письмом, в котором наряду с активными позициями по различным вопросам хватало и прозрачных антисоветских намеков. До сих пор не знаю, дошло ли оно до Виктора Борисовича. Ответа я не получил.
Я, беседуя с ним тогда, мог только при усилии отмечать признаки, свидетельствовавшие, что разговариваю с человеком восьмидесяти лет, так были сильны оставшиеся в памяти могучая энергия, молодая эмоциональность, бескомпромиссность, максимализм, обаяние и тактичность.
Не тогда, только теперь особенным стало слово из его книги "Тетива" "сейчас": "Вместе мы проходили свою дорогу – Борис Эйхенбаум, Юрий Тынянов и я – сейчас живой".