Текст книги "На Памирах. Записки русской путешественницы"
Автор книги: Ю. Головнина
Жанр:
Путешествия и география
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Военный Губернатор Сырдарьинской Области,
Генерал-Лейтенант
Николай Иванович Корольков.
Посвящается Глубокоуважаемому Николаю Ивановичу
Королькову.
Предисловие
В 1898 г. нам с мужем удалось привести в исполнение задуманное несколько ранее путешествие на Памиры, и в настоящей книге я решаюсь поделиться с читателями теми сведениями и наблюдениями, которые мне удалось лично получить за эти несколько месяцев. Страна эта так далека от всего, что нас окружает обычно, от тех условий культуры, к которым мы все более или менее привыкли, и сведения о ней так мало распространены, что описание её по личным наблюдениям, смею думать, должно представить некоторый интерес…
Помимо описания самого путешествия и сведений, собранных попутно, мною в конце книги помещены два прибавления: 1-е заключает в себе краткий географический очерк Памиров, составленный частью по собственным наблюдениям, частью по литературным источникам, а 2-е-сведения о подробностях экипировки и денежной стоимости нашего путешествия.
Если, эта книга попадется на глаза человеку, имеющему в виду предпринять подобное путешествие, и выяснить ему как те нужды, с которыми ему придется считаться, так и те условия, при которых придется удовлетворять им, и тем самым облегчить его сборы в путь, – я сочту свою задачу выполненною.
Несмотря на интерес, проявляемый к Памирам за последние полвека, несмотря на большое количество экспедиций и путешественников, перебывавших там, – много областей этого пространного нагорья остаются еще совершенно не исследованными и представляют обширное, поле для разнообразных наблюдений. И человек науки, черпающий знания в открытой книге природы, и турист, ищущий новых и сильных впечатлений, и охотник, интересующейся красавцем архаром, как единственною в своем роде дичью, конечно не пожалеют о том, что решились на время отказаться от некоторых, весьма, впрочем, несущественных и условных удобств: за это их с лихвой вознаградить тот захватывающий интерес, те крупные впечатления, которыми подарить их эта суровая, но заманчивая страна.
Считаю приятным долгом выразить свою глубокую признательность участнице нашего путешествия Надежде Петровне Бартеневой, взявшей на себя все фотографические работы экспедиции и тем самым давшей мне возможность поместить, прилагаемые здесь иллюстрации.
Глава I
Отъезд. – Тифлис; религиозный обряд. – Баку; «Вечные огни»– Переезд через Каспийское море.
Выехали мы из Москвы 12 мая 1898 года в ясный солнечный день, покончив, наконец, со всеми делами, задержавшими нас гораздо долее, чем мы рассчитывали; особенно огорчали нас выписанные из-за границы инструменты, последний из которых пришел накануне нашего отъезда. Но вот все, что следовало получить, получено, что надо было купить, куплено, наш личный багаж сокращен до возможного минимума: отныне мы путешествуем вооруженные фотографическими аппаратами, барометрами, треногами и различным смертоносным оружием.
Пока нас было всего трое: мой муж, он же «глава экспедиции», наша хорошая знакомая Н. П. Б-ва и я; остальные спутники наши должны были нагнать нас в Ташкенте. Не буду описывать пути до Владикавказа, так же как и красот Военно-Грузинской дороги, мало кому не знакомых, скажу лишь, что на душе у нас пели соловьи и что удивительную бодрость ощущали мы при одной мысли о том, что мчимся куда-то далеко, в Азию, оставляя за собою все условное, серое и будничное. Не мало однако хлопот и волнений доставил нам наш багаж: все инструменты шли с нами, так же как и фотографические пластинки, упакованные в шести ящиках, небольших по объему, но весящих по два с половиною пуда каждый: доверить их нужной заботливости багажных кондукторов муж не решался, так что понятным будет наше стремление запрятать под диваны вагона возможно большее количество этих ящиков. Многие жалостливые пассажиры, узнав, что мы едем «куда-то на Памиры», деятельно помогали нам скрывать их от бдительного ока кондуктора, но при каждой пересадке приходилось повторять фокус исчезновения ящиков под диванами, и это было до крайности утомительно.
Приехав в Тифлис поздно вечером, мы поместились в прекрасной гостинице «Ориант», из окон которой открывается красивый вид на главную улицу, собор и горы с монастырем св. Давида, в котором похоронен Грибоедов. Тифлис произвел на нас очень приятное впечатление своим внешним видом. Европейская часть города вполне благоустроена, с прямыми, широкими улицами, прекрасными тротуарами и мостовыми; по мере удаления от центра город утрачивает свое благообразие, улицы становятся узкими, кривыми, грязными и подымаются в гору так круто, что по некоторым из них езда в экипажах невозможна.
Большую часть следующего дня мы посвятили осмотру естественно исторического музея, основанного в Тифлисе в 1867 году. Нынешний директор его, д-р Г. И. Радде, неутомимой энергией довел его до того блестящего состояния, в котором он находится в настоящее время: этот музей – его детище, над которым он с любовью и заботливостью трудится не один год. При входе можно получить подробный, прекрасно составленный каталог. Особенно богат отдел зоологический с громадною коллекциею чучел всей кавказской фауны; здесь же имеется единственное в России чучело кавказского зубра. Многие животные расставлены группами так, что представляют целые сцены, полные жизни и движения; даже стены и потолки расписаны картинами, дополняющими обстановку и условия данной местности. Д-р Радде показывал мужу фототипии для готовящегося к печати иллюстрированного описания музея. Вечером нам удалось быть свидетелями поразившей меня сцены, и с этого времени начинается мой дневник.
19 мая.После обеда направились мы в Ботанический сад, чтобы полюбоваться на его водопад, забраться на гору и оттуда взглянуть на широко раскинувшийся город, весь розоватый под лучами заходящего солнца; но еще у входа в сад мы услыхали какие-то странные возгласы, остановившие на себе наше внимание: против сада, через неглубокий овраг находится магометанское кладбище, на котором персияне имеют обыкновение собираться для совершения некоторых религиозных обрядов; на этот раз там происходил обряд самобичевания в честь какого-то святого. Толпы персиян собираются в определенные для чествования памяти святого дни, но действующими лицами являются лишь десятка два-три мужчин среднего и молодого возраста, да группа мальчиков-подростков по обету, данному ими или их родителями. Все они одеты в специальные костюмы, состоящие из обычных шаровар и черной куртки, наглухо закрытой спереди и оставляющей обнаженною спину до пояса; черная повязка на голове и большой пучок тяжелых коротких цепей, привязанных к веревке, дополняют покаянное одеяние.
Под унылый мотив, напоминающий стонущий припев нашей «дубинушки», эти кающиеся равномерно взмахивали своими тяжелыми связками цепей и ударяли с размаха ими себя по спине, ловко и уверенно перехватывая веревку то правою, то левою рукою; так продолжалось минуты две, после чего ритм напева несколько менялся и они в порядке двигались далее. Спины кающихся вздулись, были сине-багрового цвета, но они, по-видимому, не чувствовали ни боли, ни усталости и долго еще после того, как мы ушли, доносился до нас однообразный, отрывистый, словно стон, припев, которым сопровождался обряд. Нам говорили, что еще недавно эти дни искупления длились две-три недели; теперь они сокращены до трех дней, да и от самого обряда, вероятно, в скором времени останется только форма, так как уже теперь, и мальчики, и многие взрослые, по-видимому, не причиняют себе этими ударами значительной боли.
20 мая.Местность от Тифлиса до Баку степная, унылая, с желтой и совершенно выжженной травою, что особенно поражает после западного и среднего Кавказа, покрытых густою и сочною зеленью; около Баку уже начинаются характерные азиатские постройки с плоскими крышами на домах и куполообразными возвышениями на крышах сакль.
Баку, как город, не представляет собою особого интереса, а потому мы поспешили ознакомиться с его окрестностями. На «Промыслы» мы попали удачно: в этот день забил новый фонтан нефти громадной вышины; он весь был бурого, почти черного цвета и наверху разбивался на темно-бронзовые брызги; кругом целые озера нефти; почва, дерево, все пропитано ею.
На следующий день отправились в Сураханы посмотреть на «вечные огни»; там уцелел монастырь огнепоклонников, с жертвенником среди двора, обнесенного стеною; в последней и помещаются жилые кельи. В самом жертвеннике, а также наверху башен, проделаны отверстия, из которых и вырывается наружу подземный газ, вспыхивающий от зажженной спички. При монастыре живет сторож, заменяющий проводника и поддерживающий огни, которые временами гаснут. Ночью эти пылающие на стенах светильники должны представлять красивую и своеобразную картину.
Индийцы – огнепоклонники при императоре Николае I были лишены принадлежавшей им земли и остались на Кавказе лишь в очень ограниченном числе, при чем двое из них были лет восемь тому назад убиты местными жителями, предполагавшими, что у них хранятся большие сокровища; единственный же из оставшихся последователей этого культа, отправившись на родину для свидания с родными, умер на обратном пути. Нам говорили, будто ныне царствующий Император повелел возвратить огнепоклонникам принадлежавшие им некогда земли, и человек 20 из них собираются вновь поселиться близ покинутой святыни.
22 мая.С не совсем покойным сердцем ожидали мы переезда через Каспийское море; хотя все время погода была хорошая и ничто волнения не предвещало, но вода такая коварная стихи я вообще, а в Каспийском море в особенности, что верить ей нельзя.
Явились некоторые затруднения, так как на отходящем пароходе ехал со своей свитой министр путей сообщения кн. Хилков, 1-й класс был, следовательно, занят, а 2-й переполнен. Однако нам посчастливилось, и мы, к нашему большому удовольствию, были водворены в 1-м классе. День прошел незаметно, море кругом было гладко, как зеркало, и на следующий день после 16-часового пути мы подходили к Красноводску. В обыкновенных случаях расстояние от Баку до Красноводска проходится в 19–20 часов, но на этот раз нас доставили быстрее.
Глава II
Красноводск. – Песчаные барханы. – Местные болезни. – Самарканда. – Сартские женщины. – Первые слухи об Андижанских беспорядках. – Голодная степь.
23 мая.Красноводск раскинулся по горному склону у самого моря, желтый тон в нем преобладает: земля, горы, постройки-все желтое, яркое, режущее глаз, зелени абсолютно никакой, у подножия города– тихо плещущееся море неестественно зеленого цвета. Город небольшой, пыльный, унылый, точно изнемогающий под лучами палящего солнца; дома почти все с плоскими крышами; недалеко от берега выделяется небольшое, но очень изящное здание вокзала, построенного в мавританском стиле, крытое оцинкованным железом. Постройки блещут новизною, так как город вырос лишь за последние 3–4 года: до тех пор на этом месте ютились 2–3 десятка лачуг.
Еще на пароходе мы встретились и свели первое знакомство с нашими будущими спутниками: студентом гр. Б. и доктором Ш. Теперь мы почти все в сборе, не хватает только нашего зоолога М. М. В-ва, который должен нагнать нас в Ташкенте.
В тот же день выехали мы с почтовым поездом из Красноводска на Самарканд. Поезд какой-то игрушечный, с маленькими вагончиками 2 и 3 классов, выкрашенными белою краскою; в нем имеется вагон-ресторан, что является необходимым, так как на станциях буфеты еще не устроены. В нашем распоряжении оказался отдельный служебный вагон, благодаря случайной встрече с давнишним приятелем и товарищем мужа, инженером Г., который, как оказалось, служит на Закаспийской железной дороги и выезжал встречать министра, а при этом встретил и. нас; свой вагон он любезно предложил нам и мы расположились в нем, как дома.
Ехали в виду моря до позднего вечера, а когда я утром выглянула в окно вагона, тянулась уже степь плоская и гладкая с левой стороны и с цепью гор Копет-Даг с правой; горы эти местами столбчатого строения, выдвигаются сразу из ровной, как стол, степи и тянутся перед глазами в два ряда, из которых задний и более высокий имеет вид стены без выдающихся вершин и всюду приблизительно одинаковой вышины в 2.500-3.000 фут; второй ряд, ближайший, значительно ниже, размыт водою и покрыть травою, теперь уже совершенно выжженною. Грунт степи состоит из лесса.
24 мая. Асхабад проезжали ночью. В 3 часа утра встали, чтобы полюбоваться на развалины старого Мерва, который занимал собою значительную площадь. За мервским оазисом начинается песчаная пустыня, оставившая по себе ужасную память в летописях нашей войны в Средней Азии. Перед нами расстилалось целое море песка желтого, слепящего глаза, все видимое пространство покрыто песчаными барханами, местами поросшими саксаулом и колючкою, местами же совершенно лишенными растительности; по ним шныряет невероятное количество ящериц. Порывы ветра гонят песок по земле, как снег в метель, а в бурю целые тучи его несутся по воздуху, заволакивая все видимое пространство и перемещая барханы с места на место. Вид этот вселяет какое-то отчаяние в душу человека и тянется на сотни верст, изредка прерываемый небольшими оазисами с орошаемыми посевами и постройками; последние сооружаются из глины (лесса) и очень своеобразны по архитектуре: красивые зубчатые стены образуют правильный четырехугольник, внутри которого и помещается самое жилье.
Нас предостерегают от употребления сырой воды не только для питья, но даже и для умывания, в виду обилия болезней, распространенных, в Средней Азии: одна из наиболее часто встречающихся здесь – годовик, или «пендинка», не щадящая ни взрослых, ни детей; это большая язва, появляющаяся чаще всего на лице и излечивающаяся обыкновенно через год; она оставляет по себе безобразящие шрамы и рубцы. Реже встречается «ришта»: это паразит, гнездящийся под кожею и имеющий вид длинного волоса; удален он может быть лишь оперативным путем и, говорят, между туземцами есть люди с непостижимою ловкостью выматывающие их из под кожи целиком.
Как мы слышали впоследствии, сарты приводят своим оперативным искусством в величайшее изумление даже врачей: особенно удачно производят они снимание катарактов, вынимание мочевых камней и выдергивание зубов; при последней операции они сажают больного…
[1]1
10 и 11 стр. отсутствуют
[Закрыть]
… вода, которого и совершается особыми черпаками постоянная поливка улиц; только при этих условиях и возможна жизнь в этих городах в течение всего года. Другая особенность, свойственная этим городам, та, что они резко делятся на два различных города: новый, или русский город, построенный после покорения страны, и старый, или азиатский, центр и сердце которого составляете базар. В азиатской же части города в Самарканде находятся все развалины, замечательные и ныне в виде таковых. Наиболее интересно «медресе» [2]2
Школа
[Закрыть], построенное в XV веке, с находящеюся перед ним площадью «Ригистан», увековеченною нашим художником Верещагиным. Площадь эта не что иное, как громадный внутренний двор, но тут бьется пульс жизни населения: здесь цирюльник с замечательным искусством бреет головы своих клиентов; подальше расположились торговцы с какими-то яствами в маленьких чашечках; на самом припеке на каменных плитах спят оборванные, почти раздетые сарты-рабочие; здесь снуют нищие, дервиши, живущие подаянием; здесь же говорятся проповеди, речи, пламенные воззвания, действующие на религиозный и политический фанатизм толпы. Стены и входы, ведущие в мечеть и медресе, выложены майоликовыми кирпичами, довольно хорошо сохранившимися и изумительными по рисункам и сочетанию красок; некоторые части здания, особенно башни, пострадали от времени и сильно наклонились, грозя обрушиться на приютившиеся у их подножия, лавчонки. Взобравшись по головоломной лестнице на одну из башен медресе, мы долго любовались широким видом на город Самарканд и синеющий вдали Заревшанский хребет с его сложными вершинами и ледниками.
Кроме медресе обращают на себя внимание несколько старинных мечетей, разбросанных по старому городу. Таковы, например, мечеть Шах-Зинда, Биби-Ханым, гробница Тамерлана и другие.
Рис. 2. Гробница Тамерлана.
В мечети Шах-Зинда находятся гробницы, под которыми погребены некоторые родственники Тамерлана (проводник перечислял нам, кажется наугад, всякие родственные наименования, до двоюродной тетки включительно). Один из этих родственников считается святым и могилу его, в отличие от прочих, осеняет высокий бунчук. Другая мечеть с знаменитою гробницею Тамерлана находится в южной части старого города. Снаружи это здание так же как и прочие старинные мечети сохранило остатки чудных майоликовых работ; обвалившиеся места замазаны простою штукатуркой. Рисунку состоят из довольно мелких узоров с преобладанием синих и голубых цветов; удивительны они своим неистощимым. разнообразием, и художник употребил бы не один день на то, чтобы рассмотреть их в подробностях, так как каждый вход, каждая колонка, стена отличаются своим особым, не повторяющимся рисунком и сочетанием красок синих, белых, черных. Самый надгробный саркофаг сооружен из темно-зеленого нефрита с высеченными на нем надписями около гробницы Тамерлана погребены его сын, министр и учитель; все эти гробницы обнесены каменного сквозною решеткою с орнаментами неподражаемой красоты. На внутренней стороне стен здания сохранились куски мраморных плит с высеченными на них орнаментами.
27 мая. У входа в нашу гостиницу в густой и прохладной тени стоят две лавочки; здесь, набегавшись до изнеможения, мы просиживаем час-другой, наблюдая уличную жизнь. В Самарканде она довольно оживлена и даже тут, в русской части города, заметно явное преобладание азиата над русским в численности. Вот прогремела арба., нагруженная какою-нибудь кладью или несколькими закутанными особами прекрасного пола; этот экипаж состоит из деревянной площадки., движущейся на двух громадных колесах, оглобли приходятся лишь немного ниже спины лошади, и правящий последнею сидит на ней верхом, вернее на корточках, упираясь ногами в оглобли; азиаты очевидно привыкли к такой позе и находят ее удобною, но европейские внутренности вероятно пострадали бы на быстрых аллюрах. Плавною ходою на великолепном коне величественно проплывает какой-нибудь местный туз-сарт; на нем пестрый шелковый халат, белая чалма, вид его важен и строг. Более же всего способствуют уличному оживленно ослики, которых здесь неисчислимое количество; они удивительно миниатюрны, но очень выносливы. С всегда озабоченным и молчаливо протестующим видом ослик быстро перебирает крохотными ножками, иногда весь исчезая в том вороху сена, которым его навьючили: только и виднеются надутая рожица и длинные уши; нередко на этом ворохе восседает и сам возница.
Все это двигается мерно, степенно, так как резкие движения несообразны с восточным достоинством: истый правоверный должен говорить и двигаться медленно, важно, – то же в усиленной степени рекомендуется и прекрасному полу. Женщины встречаются часто, и пешком, и верхом (на мужских седлах), нередко одни или с примостившимся за спиною матери ребенком. Закутаны они наглухо: всю фигуру закрывает надетый на голову халат обыкновенно темно-серого или зеленого цвета с длиннейшими, закинутыми за спину и скрепленными внизу рукавами; лицо закрыто густою черною волосяной сеткою, сквозь которую разглядеть его невозможно. Откидывают они эту сетку лишь дома или, изнемогая от духоты, где-нибудь за углом, если уверены притом, что вблизи нет ни одного мужчины. Только раз удалось мне видеть группу женщин, открывших лица за углом стены в невыносимый жар: большинство из них были еще молодыми, но уже ожиревшими, с тупыми, сонными лицами и размалеванными глазами и бровями, – пот струился с них крупными каплями. Девочки ходят с открытыми лицами до 11–12 лет. Лишь нищие обязаны открывать лица для того, чтобы всякий мог видеть, что они не прокаженные: последние здесь обыкновенно питаются подаянием, при чем предосторожности против распространения ужасной болезни соблюдаются, по-видимому, не особенно строго.
Женщина у сартов, как и у большинства мусульмане играет роль скромную: её почти исключительная обязанность состоит в рождении детей, – она даже не рабочая сила, так как вся тяжесть труда вне и внутри дома, а также и уход за скотом лежит на мужчине; женщина ограничивается шитьем, вышиваниями и заботами о кухне, иногда даже этот последний труд исполняется мужем.
Рис. 3. Сартские женщины.
Женятся сарты не рано, иногда за 30 лет, при чем выбор невесты делается матерью или сестрою жениха; они же иногда доставляют ему возможность увидать суженую, конечно украдкой. Часто и этого не бывает, и жених довольствуется теми сведениями, которые ему сообщают женщины – родные: «как не знаем невесты, воскликнул наш Мурза, рассказывая мне о своем сватовстве: и мать, и сестра смотрели, потом мне рассказывали, им верю». Видит он ее впервые, когда девушка уже стала его женой. За невесту платится родителям её калым; он, впрочем, значительно ниже, чем у киргизов и можно иметь невесту (конечно не первого сорта) за 100–150 рублей. Подарки, свадебные празднества и угощения производятся на счет жениха. Развод у них в большом ходу, причем
достаточно для него повода самого несложного: жена, например, имеет право требовать развода, если муж не кормит ее пилавом [3]3
Пилав (по сартовски палау) любимое национальное блюдо, приготовляемое из баранины и риса с приправою моркови, изюма и перца.
[Закрыть] хотя раз в неделю. Сарт в большинстве случаев хороший семьянин, миролюбив и с детьми обращается чрезвычайно нежно, – никто из них, даже в шутку, не толкнет и не обидит ребенка.
Наша администрация давно сознает необходимость изменить положение сартской женщины и первым к тому шагом были некоторые попытки открыть их лица, но приходилось при этом натыкаться на такой решительный отпор, что власти не решались настаивать в виду неизбежности в таком случае поголовного восстания. Такова попытка одного влиятельного лица, окончившаяся довольно оскорбительным инцидентом. Решено было дать бал, на который были приглашены все представители туземной власти и аристократии с требованием, чтобы они привезли своих жен и дочерей с открытыми, конечно, лицами. Бал состоялся, женщин привезено было много, при чем все они получили подарки, и таким образом совершилось, по-видимому, вступление сартской женщины в общественную жизнь Но оказалось… что приехавшие на бал quasi-жены и дочери были просто женщинами легкого поведения.
Рис. 4 Мечеть Шах-Зинда.
Подарки были у них отобраны, власти получили выговор, но факт остался фактом и дальнейших последствий не имел.
Особенно важно было бы открытие женских лиц еще в виду того, что, как нам говорили, под женским одеянием нередко скрываются важные преступники, которые в таком. наряде неуловимы: русские власти не могут выследить подозреваемую личность, а туземец не смеет ни при каких обстоятельствах поднять покрывала женщины, так-как это оскорбление, по укоренившемуся обычаю, может быть смыто лишь кровью. Человек, разрешивший своей жене ходить с открытым лицом, считался бы изменником, проклятым и никто не решится не только вести с ним какие-нибудь дела, но даже и говорить с ним. Наиболее развитые из сартов сознают ненормальность такого замкнутого положения женщины, но ни один не решается пойти против веками освященного обычая, ставшего законом.
Еще князь Хилков на пароходе сообщал в виде слуха о беспорядках, происшедших в Андижане, но так как подробно ничего известно не было, мы и не придавали этому большего значения. Однако слухи эти подтверждаются все настойчивее, хотя и с различными вариантами: приходится убедиться, что действительно что-то произошло. Настроение в Самарканде сильно приподнято, нам говорят о разъезжающих по ночам патрулях, о будто бы убитой жене офицера, о совершенном безумии продолжать наше путешествие при таких условиях; люди, даже довольно высоко стоящие на административной лестнице, а потому, казалось бы, хорошо осведомленные, говорят, что страна на военном положении что если бы даже, вопреки здравому смыслу, мы и поехали далее, то нас из Ташкента не выпустят. Но именно, вопреки здравому смыслу, мы и решили поступить: придется, быть может, изменить наш маршрут и вместо Памиров свернуть на Иссык-Куль, но мы не покроем себя позором отступления. Впрочем, в Ташкенте мы получим сведения, уже вполне достоверные, и там окончательно выяснится наш дальнейший образ действие.
29 мая. Из Самарканда выехали мы в 6 часов вечера по не совсем еще законченной линии железной дороги; путь до Ташкента уложен, но не забалластирован. Так как дорога еще не открыта [4]4
В настоящее время дорога уже принята правительством и по ней; открыто правильное движение.
[Закрыть], то выдача билетов производится бесплатно и всецело зависит от любезности железнодорожной администрации; правильного и обязательного для дороги расписания не существует, классных вагонов нет (за исключением нескольких вагонов 3 класса). Благодаря любезности строителя дороги, г. Урсати, в наше распоряжение был отдан отдельный товарный вагон, в котором наши чемоданы и ящики заменили столы и стулья. Сегодняшняя ночь была для нас первым испытанием: спать пришлось на полу, подстелив под себя только плед, муж же, великодушно отдавший мне и свой архалух, постлал на пол виксатиновую накидку и на этом спартанском ложе вскоре заснул, как убитый. К моему, впрочем, величайшему изумлению я тоже спала прекрасно и проснулась в 7 час. утра бодрая и совсем отдохнувшая.
Утром мы подошли к станции «Карки» в Голодной Степи. Станционные здания еще не закончены, буфета нет, можно достать лишь горячую воду, питаться же приходится взятою с собою провизией. Кругом – ни деревца, ни кустика, ни травки: на безграничном пространстве виднеется все та же бесплодная «Голодная и Степь» с уныло и редко торчащей на ней асафетидой. Грунт степи состоит из богатейшего лесса, весною покрытого сплошным ковром цветов, но, за недостатком влаги, вся растительность быстро погибает под лучами палящего солнца. При искусственном же орошении эта почва дает колоссальный урожай.
Узнав наверное, что на этой станции мы будем стоять еще неопределенное, но во всяком случае продолжительное время, мы вышли из вагона: осторожность наша в этом отношении будет понятною, если я упомяну, что звонками нас не баловали, и поезд после долгой, иногда несколько-часовой стоянки снимался с места сразу, издавая при своем отбытии свист продолжительный, но уже бесполезный для пассажира, легкомысленно отдалившегося от своего вагона.
Несколько мальчиков и молодой человек, вооруженный шпагою, суетились между путями, поражая какого-то маленького, но очевидно не безопасного врага: это была битва с фалангами, которые в этот утренний час куда-то передвигались и в громадном количестве перебегали через железнодорожные пути. Фаланга – большое, вершка в полтора-два, паукообразное животное желтого цвета с коричневыми пятнами и четырьмя необычайно жесткими зубчатыми челюстями, издающими о твердый предмет металлический звук; у неё довольно длинные мохнатые лапки, из которых две передние (особенно длинные) она несет, подняв кверху: они служат ей скорее щупальцами или хватательным орудием, чем ногами. Фаланги мало поворотливы и очень нежны, так как несильный удар и, по-видимому, легкое увечье причиняли им смерть; в течение двух часов мальчики и герой со шпагою перебили их несколько десятков. Часов в 9 утра шествие фаланг прекратилось, и они более не показывались.
Рис. 5. Голодная Степь.
Вследствие слышанных нами рассказов, мы вообще побаивались всякой азиатской нечисти, собираясь спать не иначе, как окружив себя волосяной веревкой (через которую эта ж нечисть будто бы не переползает); особенно малодушествовала наша спутница Н. П., очень храбрая во всяких затруднительных случаях жизни, она испытывала панический ужас при виде паука или противной козявки. Но, вопреки этим страшным рассказам, укус фаланги никогда не смертелен, хотя и вызывает местную опухоль и лихорадочное состояние. Укус скорпиона гораздо болезненнее, хотя в большинстве случаев также не смёртелен.
Единственное действительно серьезное животное – каракурт: это маленький паучок, тельце которого не более ногтя на мизинце руки; он весь черный, словно бархатный, с четырьмя парами правильно расположенных на спине белых пятнышек; укус его безусловно смертелен для верблюда. Человек, укушенный им, не всегда умирает, но страдает ужасно; нам рассказывали про укушенного каракуртом в ногу солдата, который хотя и остался жив, но кричал, не умолкая, в продолжении двух суток. Ядовит он весь, и настой его лапки, впрыснутый под кожу кролика, убивал последнего в очень короткое время. К счастью нашему, нам не пришлось иметь дела с этим животным, по удалось добыть для коллекции несколько экземпляров, принесенных нам одним сартом.
На станции «Карки» мы простояли до 10 с половиною часов вечера.