Текст книги "Комитет Тициана"

Автор книги: Йен Пирс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

ГЛАВА 6

К тому времени, когда Флавия возвратилась в отель, Аргайл, который весь день не делал ничего существенного, если не считать шатания по церквам и созерцания живописи, уже поджидал ее в комнате. И пока она была в ванной, воспользовался случаем и повис на ее телефоне. Настал момент истины. Он наконец набрался смелости, чтобы позвонить маркизе.

Пока Флавия натирала себя мочалкой, он набирал номер. И когда она вышла из ванной – розовая, сияющая и примирившаяся с миром, оба пришли в гораздо лучшее настроение.

Аргайл пересмотрел свое мнение о собственных способностях торговца произведениями искусства и пришел к выводу, что скорее всего он не так уж и плох.

Честный, прямой, решительный. Одним словом, хороший дилер. Непробиваемый, как игрок в покер.

– Ура! – довольно воскликнул он, когда в клубах пара Флавия появилась из ванной. – Все утряслось. Я всегда говорил: долой посредников! Снова отказался заниматься незаконными вещами, и маркиза объявила, что Пианта – это ее собственные слова – старый придурок, что вообще предложила мне подобную вещь. Сделка состоится, и финансовые условия решены. Так что победа в моих руках! – Не речь, а сплошные знаки восклицания: мол, знай наших! – Я предложил разумную цену, маркизу она устроила, и завтра она приглашает меня подписать договор. Так что можно начинать оформлять разрешение на вывоз.

– Замечательно! – Флавия обрадовалась не только за него, но и за себя: не придется весь вечер выслушивать его хныканье и жалобы. – Надо это отметить, а заодно обсудим мои тщетные потуги. Результаты дня оказались удручающими. Кстати, повеселю тебя деталями допросов. Ты ведь говорил, что хотел о них узнать.

Она призналась – себе, а не Аргайлу, не хотела поколебать его веру в свою память, что совершенно забыла задать наводящий вопрос о его картине. Хотя, с другой стороны, Мастерсон отнюдь не казалась склонной делиться своими находками с коллегами.

Аргайл радостно созерцал лагуну, а Флавия снова отправилась в ванную, переоделась, а затем потащила его в необыкновенно дорогой ресторан. Заказала крепкий аперитив, подождала, пока он не проглотит большую часть напитка, и только тогда приступила к краткому, но точному отчету о своих дневных похождениях.

– Вот так, – заключила она. – Что ты об этом думаешь?

– Чрезвычайно интересно, – отозвался Джонатан. – Нет ничего более захватывающего, чем наблюдение за развитием отношений в замкнутой группе. Полагаю, Робертс тебе не слишком приглянулся?

Флавия фыркнула:

– Надутый педант. Напускает на себя всякую дурь: вот мы, мол, ученые…

– Ясно, – понимающе хмыкнул Аргайл. – Оставьте искусство нам, а вы, женщины, занимайтесь своим шитьем. Поэтому он тебе не понравился?

– Отчасти. Черт побери! Убили человека, а все, с кем я разговаривала, за исключением Ван Хеттерена, ничуть об этом не жалеют. Миллер заявил, что она была тщеславна, и тревожится только об одном: как бы этот случай не повлиял на его карьеру. Робертс источает очарование, когда утверждает, что и она со временем могла бы стать полезной. А Коллман как будто считает ее злобной.

– Она прекрасно умела настроить против себя людей, – осторожно заметил Аргайл, смутно понимая, что говорит не совсем то, что надо.

– Вот видишь, – возмущенно негодуя, взорвалась Флавия, – ты, в сущности, такой же! Ее характеризуют как настырную, агрессивную, тщеславную. Самое лучшее, что все, кроме Ван Хеттерена, о ней говорят, что она добросовестная. Добросовестная! Ха! Если бы на ее месте был Робертс, о нем бы кричали, какой он энергичный, творческий, новаторский! Она пишет книги, статьи, работает как зверь, а Миллер говорит, что это одна лишь видимость.

Она критикует Коллмана за халтуру, а он огрызается, мол, она такая злобная! Беднягу убили, а ты говоришь, что она умела настраивать против себя людей. Еще немного, и заявишь: так ей и надо – сама во всем виновата. Оправданное убийство.

Возникла долгая пауза. Аргайл пришибленно смотрел на Флавию, а та после своей бурной вспышки разъяренно сверкала глазами.

– Слушай, а ты немного не перегибаешь палку? – наконец решился сказать он.

– Еще бы! А как же иначе! – опять возмутилась Флавия. – Поработай с мое со старыми хрычами, которые относятся к тебе как к машинистке-милашке! Робертс наставлял меня, словно первокурсницу. Боттандо отправил сюда на условиях, что я не буду ни во что влезать. Боволо делал гнусные замечания по поводу моей одежды и разрешил допросить членов комитета только потому, что абсолютно уверен, что я от них ничего не добьюсь.

Флавия снова замолчала и делала одну затяжку за другой, а Аргайлу становилось все неудобнее. С этой стороны он ее раньше не знал. Думал, она прыгала по жизни, совершенно нечувствительная к внешним раздражителям. Значит, на что-то не обратил внимания.

– Конечно, ты совершенно права, – наконец произнес он.

В разговоре снова возникло затишье. Флавия подавленно сидела, а Аргайл молился, чтобы его дурацкое замечание не разбило их замечательную дружбу. Но еще он удивлялся способности Флавии так быстро вскипать термоядерной активностью и тут же остывать.

– Не знал, что Боттандо тебя настолько раздражает, – продолжал он, когда понял, что уровень радиации снизился до допустимого.

Флавия удивленно подняла на него глаза:

– Боттандо? Он меня совсем не раздражает. Делает все, что может. К тому же я к нему привыкла. Раздражают другие. Все, что я хотела сказать: нельзя принимать отзывы о Мастерсон за чистую монету. Особенно один, который скорее всего представляет собой придуманную убийцей чистую ложь.

– Насколько я могу судить, ты пришла к выводу, что ее убил один из этих людей, но не имеешь представления, почему?

– Вот именно.

– А если вернуться к сицилийской версии? Просто и ясно – никаких проблем.

Флавия посмотрела на него с отвращением. Ужасная мысль, что Боволо все-таки прав, уже приходила ей в голову, когда она вернулась домой от Ван Хеттерена. Но она быстро ее прогнала: решила – все от переутомления. И не желала, чтобы такие люди, как Аргайл, сеяли в ней семена сомнений.

Но альтернативной теории у Флавии не было, и они вообще оставили эту тему, кончили ужин и вернулись в отель, где Аргайл разразился длиннющей речью, уговаривая ее возвратиться в Рим. Сама Флавия не знала, как поступить: с одной стороны, хотелось умыть руки и распрощаться с этим делом – оно ей представлялось тупиком, который никуда не вел: пока еще упрешься в глухую стенку, изрядно потреплешь нервы. Но с другой стороны, она не любила бросать дела и понимала, что Боволо изрядно напортачит. Да и перспектива возвращения в Рим, где, возможно, расчленят ее управление, не вызывала энтузиазма. Вот если бы вернуться, имея в кармане настоящего убийцу…

– Для вас сообщение, синьорина. Вас просили позвонить, – сказал портье, когда Флавия забирала ключ. Сообщение оказалось от Боволо. Определенно неважное – можно было бы подождать до утра. Но, учитывая перспективу долгой беседы с Лоренцо и Коллманом, а потом самолет в полдень, завтра получалось невероятно загруженное утро. А Флавия терпеть не могла опаздывать на самолеты. К тому же перевалило за десять, и у нее появился шанс продемонстрировать суровому полицейскому свой энтузиазм. Если повезет, она даже поднимет его с постели.

. Флавия набрала номер, и, к ее удивлению, ей немедленно ответили. Аргайл слушал ее длинную череду «м-м-м», «угу» и «ага», а потом она замолчала. Повернулась к англичанину, который в этот момент плелся к двери, и помахала рукой, призывая оставаться на месте.

Наконец она произнесла свое последнее «ага» и положила трубку. Вскинула голову и посмотрела на Аргайла с таким выражением, которое ясно свидетельствовало: «У меня тебе есть кое-что сказать».

– Ну и что там такое? – спросил он.

– Это помощник Боволо. С очередными новостями. Судя по всему, мой отъезд из Венеции откладывается. – Флавия вернулась к конторке портье и продлила свое проживание в номере. – Похоже, – продолжала она, убедившись, что койка зарезервирована и в безопасности, – профессора Робертса только что выловили из канала – мертвее мертвого. Пойдем со мной, будешь держать меня за руку: терпеть не могу утопших жмуриков.

Крохотная улочка с узкими проездами по обе стороны неширокого канала. Перспектива на горбатые мостики, которая в других, нормальных, обстоятельствах послужила бы прекрасным сюжетом видовой открытки Венеции для туристов.

В нескольких сотнях ярдов вдоль по каналу, идущему от Ка'Редзонико к Большому каналу, есть маленькая площадь, которая претендует на известность только потому, что там расположена церковка Святого Варнавы [4]4
  Второе имя апостола Иосия


[Закрыть]. Почти вся площадь была погружена во мрак, за исключением яркого пятна света от установленных на полицейском катере прожекторов. Все они светили в одну точку – лежащую на набережной накрытую большой белой простыней бесформенную груду.

Когда нужная площадь наконец отыскалась, Флавия, а за ней, стараясь не бросаться в глаза, и Аргайл поспешили присоединиться к полудюжине стоявших в круге света людей. Добраться до места стоило большого труда: ночью хитросплетения улиц Венеции казались много запутаннее, чем днем. Хорошо еще не припустил ливень. Днем поднялся ветер и не по сезону резко похолодало, так что дождь мог пролиться с минуты на минуту. Но пока небо держалось.

Флавия куталась в меховое пальто. Не то, чтобы оно сильно ей нравилось. Но пальто было с материнского плеча, а мать считала, что мех повышает шансы женщины на брак. Она постоянно подбрасывала какие-нибудь матримониально полезные вещицы и при этом всеми силами старалась не отчаиваться из-за ужасной доли родительницы тридцатилетней незамужней дочери. Но каким бы магическим воздействием ни обладало пальто на потенциальных женихов, на комиссара Боволо оно возымело обратный эффект, и он неодобрительно оглядел ее с головы до ног.

– Мы вас ждали. – В его тоне таился скрытый намек: мол, нечего наряжаться часами, лучше бы поспешить на службу.

– Что случилось? – спросила Флавия.

– Утонул, – пожал плечами комиссар. – Только не задавайте вопрос: как? Ничего не могу ответить. Наверное, оступился.

– Никаких следов насилия?

– Никаких явных, если вы это хотите знать. – Боволо прекрасно понял, о чем она спрашивала.

– Как давно наступила смерть?

Комиссар опять пожал плечами:

– Пока трудно сказать. Его обнаружили около полутора часов назад сборщики мусора. Закинули сеть, а выловили вместо всякой дряни его. Потом еще двадцать минут ждали в лодке, пока мы прибудем. Так что боюсь, бедолага немного провонял, – заключил он.

Лишняя деталь, но абсолютно точная. Они проследовали к берегу канала, где собралась маленькая разношерстная группа представителей власти. Их взгляд притянул величайший в мире исследователь искусства эпохи Ренессанса, чьих заслуг, естественно, никак не могли оценить случайно оказавшиеся на набережной зеваки.

Внешность профессора Робертса не выиграла от перемен: теперь его пиджак из ручной выделки харрисского твида [5]5
  Высококачественный твид, вырабатывается на острове Харрис, Гебридские острова


[Закрыть]был обильно декорирован картофельными очистками, а внушительная профессорская солидность явно померкла из-за исходившего от тела тяжелого духа. Некогда элегантно причесанная копна седых волос намокла, пропиталась грязью, в прядях запутались ошметки бог знает чего…

Флавия с отвращением отвернулась и постаралась думать о чем-нибудь другом, а не о плачевном состоянии системы сточных вод Венеции. Нельзя сказать, чтобы она привязалась к утопленнику, пока он был еще жив, но твердо полагала, что этот человек заслуживал лучшего конца.

– Это все, чем вы располагаете? Значит, его нашли около половины десятого? – Боволо кивнул. – Когда же, по-вашему, он туда свалился?

– На данный момент наши догадки таковы: в семь или около того. Может, узнаем больше после того, как его распотрошат доктора. – Комиссар подозвал одного из своих подчиненных, который до этого швырял в канал деревяшки и с интересом наблюдал, как они плывут. Флавия решила, что занимается он этим от нечего делать, однако вскоре изменила мнение. – Ну? – потребовал Боволо, когда молодой человек подошел.

Прыщеватый юнец встал по стойке «смирно» и доложил со странным выговором родившегося и выросшего в Венеции парня:

– Насколько могу судить, двести метров в час, синьор комиссар. Течение несет воду от Большого канала.

– Вот она, венецианская смекалка. – Боволо самодовольно повернулся к Флавии: – Поэтому-то мы и не любим, когда к нам лезут всякие пришлые. – Замечание было не очень логичное: акцент комиссара выдавал в нем миланца. – Это означает, что он, – жест в сторону скорбных останков, – угодил в канал от четырехсот до шестисот ярдов отсюда вверх по течению в зависимости от того, в какое время он оказался в воде.

Молодой полицейский хотел что-то добавить, но Боволо бесцеремонно его оборвал. Он явно любовался собой.

– Наверное, шел к пристани Ка'Редзонико. – Указующий перст уперся в Большой канал. – Должно быть, направлялся туда из своего дома, который расположен дальше по этому канальчику. Надо проверить, нет ли следов падения. И опросить местных жителей. Скверная случайность. Очень скверная.

– Вы полагаете, что это несчастный случай? – не веря собственным ушам, впервые заговорил Аргайл.

Боволо холодно посмотрел в его сторону, а Флавия с силой наступила на ногу своему приятелю. Аргайл осекся и все время молчал, пока она договаривалась с комиссаром о том, чтобы получить копии протокола аутопсии и осмотра места происшествия. Боволо несколько раз подозрительно поднял глаза на Аргайла, но в итоге все же согласился.

– Только не тешьте себя никакими фантазиями, – сказал он вместо прощания. – Помните о том, какова ваша роль в Венеции. И не воображайте, что это маленькое происшествие отсрочит ваш отъезд отсюда. Я твердо уверен, что вы больше нужны в Риме, чем у нас.

Его голос замер только тогда, когда Флавия покинула площадь. За ней едва поспевал Аргайл.

– Зачем так бежать? – крикнул он ей вслед, когда Флавия завернула за угол – долой с глаз подозрительно уставившегося ей в спину комиссара. – Ты же не на гонках.

Флавия замедлила шаг, когда они оказались вне досягаемости ушей Боволо, свернула в тихую уединенную улицу и там дала волю двое суток сдерживаемому чувству – вскрикнула от досады и стала пинать стену.

А Аргайл заложил руки в карманы и принялся терпеливо ждать, пока она закончит. Флавии время от времени требовалось отвести душу на высоких децибелах. При этом ее язык становился дьявольским.

– Ну как, полегчало? – спросил он, когда она немного поубавила громкость.

– Черт бы побрал этого самодовольного недоумка! – с горечью проговорила она, стараясь переварить замечания и выводы Боволо.

– Полагаешь, он может заблуждаться?

– Заблуждаться? – переспросила Флавия. Аргайл моргнул: в соседнем доме вспыхнул свет и из окошка высунулась голова. Хозяин решил посмотреть, кто это так раскричался на улице. – Разве можно проявлять такую тупоголовость? Скверная случайность! Тьфу!

– Твоя правда, выводы немного поспешные, – согласился Аргайл. Он намеревался успокоить Флавию и убедить выражаться немного сдержаннее. – Слушай, а зачем ты наступила мне на ногу? Всегда ты так. Имей в виду, это очень больно.

Он еле уговорил ее расстаться с захолустной улочкой. Они прошли по узкому горбатому мостику. Флавия вела себя тише, но все еще изрядно клокотала. Вторая вспышка за вечер. Немалый расход энергии даже для нее. Желая еще немного разрядиться, она подобрала на бетонном парапете камень и зашвырнула в канал и тут же была награждена разъяренным окриком хозяина проплывавшей внизу баржи.

– Заткнись! – завопила она в ответ. – Я в тебя не попала! Так нечего разевать пасть! – И повернулась к содрогавшемуся в конвульсиях смеха Аргайлу.

Тот едва перевел дыхание, силясь взять себя в руки, чтобы выговаривать слова членораздельно. И прежде чем его сразил очередной приступ смеха, выдавил из себя:

– Извини, – и, снова сотрясаясь от хохота, непроизвольно дружески обнял ее за плечи.

– Не идиотничай! – огрызнулась Флавия так резко и так раздраженно, что мигом охладила своего спутника. Аргайл прекратил смеяться и убрал руку с ее плеча.

– Извини, – повторил он спокойно. – Я понимаю, все очень серьезно.

– Вот именно, – ответила Флавия еще холодно, но уже понимая, что слишком завелась. – Господи, я так устала.

– Хочешь прогуляться? Проветрить мозги? Судя по твоему виду, хорошая пробежка тебе не повредит.

– Нет, – покачала она головой. – Вечер был плохим, а стал хуже некуда. И чем дольше станет тянуться, тем будет ужаснее. Я хочу обратно в отель и прямо в постель. Вымоталась.

ГЛАВА 7

Флавия безразлично сидела за завтраком, когда снова появился Аргайл. Она помахала ему рукой, и он грузно шлепнулся напротив нее на стул. Еще вчера вечером такой энергичный, сегодня торговец картинами пребывал в подавленном настроении.

– Ты как? – апатично спросил он. – Выглядишь неважнецки.

– Еще бы, – проворчала она. – И ты тоже. В чем дело?

Аргайл с отвращением посмотрел на еду.

– Может, и ни в чем, – нехотя ответил он. – Помнишь, я тебе рассказывал, что должен был заскочить к маркизе по поводу приобретения картин. Так вот, звоню, хочу сообщить, когда приеду, и внезапно натыкаюсь на необыкновенно холодный прием. Пианта снова лезет между нами. И заявляет, что меня не ждут. Совершенно не представляю, почему.

– Скорее всего маркиза уехала по магазинам. Какое это имеет значение? Ведь она же согласилась.

– Будем надеяться. Но я еще не подписал договор и поэтому немного нервничаю. Инстинкт. Я смотрю, ты почти ничего не ела. Плохой знак.

Флавия с несчастным видом погоняла по тарелке круассан.

– Это оттого, что у меня ничего не получается. Меня направили сюда, чтобы помочь разобраться с одной смертью. А теперь, черт возьми, их две. Меня не покидает ощущение, что виновата я.

– Каким образом?

– Все очень просто: то, как я вела допрос, почему-то кого-то насторожило, и он сорвался.

– Маловероятно. Ведь никто из них так уж сильно не встревожился. Ты же никому не намекала, что собираешься сажать его за решетку? Но скажу одно: за второе убийство тебя не похвалят – вряд ли расценят большим успехом в расследовании.

Флавия глухо заворчала. Она это знала и без Аргайла.

– Так ты все-таки, несмотря на Боволо, считаешь, что это – убийство? Кстати, ты завтракал?

– Да и нет. Да, я считаю, что это – убийство. Нет, я еще не завтракал. И сразу отвечу на твой невысказанный вопрос: да, я с удовольствием поем. Когда я волнуюсь, аппетит у меня становится лучше.

Флавия заказала ему завтрак, немного подумала и решила сама воздержаться. Аргайл с тревогой посмотрел на нее.

– Да, – продолжал он после небольшой паузы, – он мог и оступиться, но согласись, это выглядит не совсем правдоподобно.

Что хорошо в Аргайле: каким бы частенько он ни казался идиотом, в конце концов все равно принимал ее точку зрения. Флавия уже готовилась ответить, как вдруг появился официант – этот ангел милосердия, добрый вестник: весь в сиянии начищенных ботинок и хрома, он подлетел к столику и навалил перед Аргайлом гору свежих булочек, круассанов и джема, так что у Флавии даже потекли слюнки.

– Выглядит неправдоподобно, – кивнула она, – но звучит вполне. Вот Боволо, он же согласился. – Она протянула руку, взяла булочку и обильно намазала ее джемом. А про себя подумала: «Хватит кукситься, надо заставить себя поесть».

– Это понятно: несчастный случай – самое простое решение.

– Чушь! – возмутилась Флавия, вытерла губы и покосилась на круассан.

– Значит, ты продолжаешь охоту?

– Нет возможности. Рапорт подается в кабинет городского судьи. Если там решают, что дело закрыто, его закрывают и все в порядке.

– За исключением того, что это неправильно.

– Да, за исключением этой несущественной детали. Почему ты считаешь, что это все-таки было убийство? – Флавия нанизала на палочку несколько кусочков дыни.

– Слишком много совпадений. Проще предположить, что кто-то спихнул его в воду, – ответил Аргайл и растерянно добавил: – Слушай, знаешь, ты съела весь мой завтрак.

Отпираться было бесполезно. Флавия собралась было предложить заказать по-новой, но в этот момент увидела, что от входа к ним приближался грузный, дородный человек.

– Господи, помилуй!

– Я так и знал, что найду вас в столовой, – объявил он с видом самодовольного удовлетворения. – Обычная интуиция.

– Ради Бога, что вы здесь делаете?

– Естественно, работаю, – насмешливо улыбнулся генерал. – Разве что-нибудь другое могло привести меня в это ужасное место? Я пытался вам дозвониться, но вы всегда славились крепким сном. Здесь пропало несколько картин. Вот я и решил немного покопаться, а заодно проведать, как у вас дела. Надеюсь, вы оцените мой подвиг: я битый час летел в консервной жестянке и чувствовал себя чрезвычайно уязвимым. – Он покосился на пустые тарелки. – Слышал, здесь случилась еще одна смерть?

Боттандо помолчал и заказал себе завтрак. Подумал и добавил для Флавии, чтобы что-нибудь досталось и ему.

– Мистер Аргайл, какой сюрприз! – Он произнес это так, словно нисколько не удивился присутствию англичанина. А Аргайл испугался, что генерал может сделать неправильные выводы, застав его утром с Флавией.

– Мы как раз обсуждали это дело, – поспешил объяснить он и, стараясь не оставить никаких недомолвок, добавил: – Я в него тоже как будто немного впутался.

Боттандо тихо простонал и закрыл глаза.

– А я-то надеялся, что это будет однодневная командировка.

– Джонатан очень мне помог, – поспешила вставить Флавия. Она знала, что ее шеф считал Аргайла возмутителем спокойствия, человеком «тридцать три несчастья», который сознательно усложняет простые вещи. И надо сказать, считал небезосновательно. Но справедливость требовала, чтобы она рассказала все, как есть.

– Нисколько не сомневаюсь, – сварливо пробормотал Боттандо. – Но беда в том, что я здесь главным образом из-за него.

Аргайл, опередив Флавию на долю секунды, первым удивленно изогнул бровь, но зато она вскинула обе брови одновременно – этому ее умению он всегда удивлялся и завидовал.

– Мне это не нравится.

– Неудивительно. Прошлым вечером, примерно в одиннадцать, из одного палаццо в Венеции украли около дюжины картин. Ничего экстраординарного – случается сплошь и рядом. Но владелица заявила, что наиболее вероятным похитителем является Джонатан Аргайл. Вот я и подумал…

– Что? Я? – в ужасе вскричал Аргайл. – С какой стати кому-то так говорить? Я…

– Картины принадлежали – и принадлежат, если придерживаться буквы закона – маркизе ди Мулино. Вы ведь, кажется, вели с ней переговоры? Вас не устроила запрашиваемая цена, и вы решили приобрести полотна подешевле. Вот ход ее рассуждений. Или, вернее, рассуждений особы, которая сделала заявление, – некой синьоры Пианты.

Аргайл неплохо поднаторел в умении раскачиваться вперед и назад на стуле. И теперь не преминул прибегнуть к этой привычке, несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот и в страхе потер лоб. Но Боттандо, которому и в прошлом случалось наблюдать его мгновения затмения, не спешил заключить, что все это свидетельствовало о его виновности.

– Конечно, – продолжал генерал, заполняя паузу, пока к Аргайлу не вернулась способность говорить, – версия не слишком вероятная. Но тем не менее я решил заняться делом сам. – Он ободряюще посмотрел на англичанина. – Оцените: ведь обсуждения бюджета в Риме сейчас в критической стадии.

– Они исчезли? – наконец выдавил из себя Аргайл, оставляя без внимания административные проблемы Боттандо. – Как? Это же смешно! Я уже договорился их купить. Собирался сегодня утром подписать договор. Ужасно, – промямлил он.

Генерал положил на стол руки с короткими, как обрубки, пальцами.

– Я излагаю версию в том виде, в каком ее услышал сегодня рано утром. Прошу заметить, очень рано. Нет-нет, я не жду благодарности. Кстати, подозреваю, вы не располагаете алиби на интересующий нас час.

– Конечно, располагаю. Я в это время был с Флавией.

Боттандо оставался в душе немного романтиком и, услышав его слова, расплылся в улыбке. Это означало, что он совершенно не понял ситуации.

– В таком случае я заключаю, что вы их не воровали.

– Разумеется, нет! – возмутился Аргайл.

– Жаль. Для меня все было бы намного проще. Подумайте, может, признаетесь, облегчите жизнь старику?

– Нет. Я не трогал эти чертовы картины. Понятия не имею, как это делается. И еще, куда, по-вашему, я мог их спрятать? В своем гостиничном номере? Кстати, что украдено?

Боттандо подал ему список и с сожалением проворчал:

– Я так и знал, что вы не пойдете на сотрудничество.

Аргайл читал, а Флавия вытянула шею и смотрела ему через плечо.

– Все мои! – в отчаянии воскликнул он.

– Включая портрет Мастерсон, – добавила Флавия, и Боттандо попросил ее объясниться.

– Луиза Мастерсон заинтересовалась одной из этих никому не известных картин, насчет которых вел переговоры Аргайл. Мы пока не знаем, почему.

– Зато я знаю, почему вы не знаете, – с нажимом проговорил ее босс. – Придется мне выслать из страны вашего дружка. Ну хорошо, продолжайте. Рассказывайте все до конца.

Когда она закончила, Боттандо почти расправился с завтраком. Он сдержал слово и больше не перебивал, только по ходу повествования как-то странно крякал и кивал. Босс был хорошим слушателем и всегда уважал собеседника. Флавия ценила в нем это качество больше других. Генерал отходил от героической эпопеи раннего полета из Рима, и его настроение явно исправлялось. Флавия никогда не могла понять, почему такой человек, как он, настолько психует, если приходится садиться в самолет.

– Вот видите, я был прав, – благожелательно заметил он, когда рассказ подошел к концу. – Как только мистер Аргайл вмешался в это дело, все пошло кувырком. Судите сами, когда я направил вас сюда, речь шла о тривиальном уличном грабеже. А что теперь? Полная неразбериха, – но в глубине его глаз мелькнула едва заметная искорка. Она означала, что даже в таком невероятно скучном деле могло содержаться нечто, что оправдало его дорогу в Венецию. – И каковы же ваши оценки?

Боттандо обращался к ним обоим, давая понять Аргайлу, что он простил его присутствие и позволяет свободно высказывать свое мнение. Но тот еще не отошел от неожиданных превратностей утра и предпочел сидеть тихо.

– Я еще никого не допрашивала, – начала Флавия. – Но если предположить, что Мастерсон убил знакомый, а не какой-то мифический сицилиец, напрашиваются пять самых вероятных подозреваемых – остальные члены комитета. Если исключить Робертса, как кто-то, так сказать, уже успел это сделать, остаются четыре.

– В таком случае, – прервал ее босс, – есть смысл подождать сорок восемь часов и еще чуть-чуть сузить сферу поисков.

– Ха-ха. Как я уже сообщала, у всех имеется достаточно надежное алиби, так что этим способом в данный момент отсеять ненужные кандидатуры не удастся. Номер один – Миллер. Отзывался об убитой пренебрежительно. Намекал, что она зазнайка и себе на уме, а никакая не ученая. В его отношении присутствует элемент ревности – Мастерсон оказалась намного успешнее, чем он. С другой стороны – никакого достойного упоминания мотива убийства. Это же можно сказать о роли Миллера в качестве пуделька Робертса.

– Не слишком убедительно, – кивнул генерал и весело добавил: – Вторая попытка. Выкладывайте.

– Второй – Коллман. Я встречаюсь с ним сегодня утром. Но не для кого не секрет, что они поцапались с Мастерсон по поводу исследуемого им полотна. Эти двое не сошлись во мнении, хотя давно известно, что Коллман – правая рука Робертса. Интересный факт: Робертс требовал, чтобы вчера вечером Коллман передал ему какие-то бумаги. Тело было найдено в канале неподалеку от его дома. Алиби на момент убийства Мастерсон основательное.

– Тоже неубедительно, но стоит проверить, – заметил Боттандо.

– Третий – Робертс. Насколько мне известно, у него вообще не было никаких мотивов нападать на Мастерсон. К тому же он умер сам. Покойный был той еще жабой, но не забывайте – он числился патроном убитой.

Боттандо кивнул.

– И наконец, если не считать Лоренцо, с которым я тоже еще не встречалась, остается Ван Хеттерен, чья страсть к Мастерсон могла пережечь пробки. Немного ревности, порывистый мужчина – чем не кандидат в убийцы на почве страсти? Но я бы сказала, что он из тех людей, которые тут же каются и бегут сознаваться. Кстати, у него тоже крепкое алиби и никаких причин устранять Робертса.

– А что жертва делала в парке?

– Понятия не имею. Боволо предполагает, что Робертс ждал такси, поскольку общественный транспорт не ходил по причине забастовки. Но это до сих пор загадка. И вот вам другая – кража картин. Тем более что обе как-то связаны между собой.

– Почему вы это решили?

– Ни малейшей идеи. Но если некая женщина интересуется неизвестным полотном, потом эту женщину убивают, а через несколько дней похищают и само полотно, у меня начинается зуд.

Боттандо налил себе новую порцию кофе, добавил каплю молока, невероятное количество сахара и задумчиво размешал.

– Все это очень непрочно, – осторожно, чтобы не обидеть Флавию, заговорил он. – Понятно, вы здесь всего день или чуть больше, но все равно у вас нет ничего основательного.

– Знаю, – печально согласилась Флавия. – Но Боволо – такая проблема: хорошо еще наскребла это. Сегодня я снова собираюсь со всеми поговорить и подумала, может, Джонатан просмотрит бумаги и протоколы комитета – все, что дал мне комиссар. Карабинеры ничего интересного в них не нашли. Но как знать… Таков был план до того, как вы приехали…

– И предположили, что я замешан в краже, – перебил ее Аргайл. – Я начинаю подумывать, что мне надо откланяться и срочно лететь в Рим, пока меня не обвинили еще и в убийстве. И вашему управлению вредить не хочу. Что скажут, если узнают, что вы в качестве внештатного помощника используете подозреваемого в преступлении?

– Ну что вы, молодой человек. До этого далеко. У вас превосходное алиби и для первого, и для второго убийства. А коли так, нет оснований подозревать вас в краже. – Боттандо так и не сумел успокоить англичанина. – В любом случае, – продолжал он, – кража картин в моей компетенции, а не в компетенции карабинеров. И я своей властью утверждаю предложение Флавии. Пусть все будет так, пока я в должности, что, впрочем, может быть ненадолго.

– Опять бюджет?

– Боюсь, что так. Начинает припекать. Хотя пока не дошло, чтобы коллеги интересовались, как я буду проводить время на пенсии. Но уже близится к этому. Ну хорошо, – генерал аккуратно сложил салфетку, – тут пока ничего не попишешь. Мистер Аргайл, вы утром займитесь чтением. Вы, Флавия, остаетесь в Венеции и продолжаете допрашивать членов комитета. А я удаляюсь – проверю, что можно предпринять с вашим приятелем Боболо. Кстати, что он собой представляет?