Текст книги "Кольцо Вертанди"

Автор книги: Йен Макдональд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Йен Макдональд
Кольцо Вертанди

По прошествии тридцати субъективных минут, соответствовавших пятистам двадцати восьми годам, боевой корабль Клады[1]1
  1. Клада (биол.) – термин, применяемый для обобщенного описания организма-родоначальника и всех его потомков.


[Закрыть] «Всеприсущий божественный аромат» вернулся в умирающую Солнечную систему. Облако Оорта исторгло команду из своих глубин; скользя вдоль стабилизированных гравитацией стен горячих плотных газовых гигантов и бешено кружащихся вихрей протопланетарной материи, корабль устремился во тьму на скорости, составлявшей тридцать процентов световой. Боевые корабли были быстры, дешевы, компактны и легкозаменимы. Такое судно походило на вмонтированный в сердцевину кометы футбольный мячик нанопроцессоров, глубоко в себе несущий трех членов команды и мало-помалу пожиравший вещество кометного ядра по мере полутысячелетнего полета. Корабль был настолько дешев и некомфортабелен, что и собственное имя получил лишь волею скуки, обуявшей команду уже на пятой субъективной минуте замедленной виртуальной симуляции в излюбленном боевом интерфейсе – пустынном монастыре ордена софриндийцев.

Затем облако Оорта приняло команду обратно, во чрева фабрикаторов, намотанных вокруг длинных мерзлых хвостов кометного гало, а оттуда уже они единой очередью импульсов полетели на скорости света в ретранслятор Плотного Газового Гиганта – туда, где восемьсот орбитальных хабов новой дочери Клады образовывали исполинскую цепь жемчужин, опоясавшую всю планету; а оттуда – в Сердцевинный мир Клады, осененный корональными вспышками старого, скупого на тепло, непомерно раздувшегося солнца, где их сознания наконец выгрузили в новые, только что выращенные тела.

– Ну что, вот мы и дома, – в один голос произнесли члены экипажа «Всеприсущего божественного аромата», проходя сквозь бронзовые врата Дома Душ и спускаясь по мраморным ступеням на Площадь Сверкающей Страсти. Ирония все еще была ценным товаром в этой ближайшей к центру из сотен концентрических сфер Сердцевинного мира, даже если не нашлось ни мужчины, ни женщины, ни машины, ни бестии, чтобы повернуть голову, внимая таким словам. Команда боевого корабля, собственно, и не рассчитывала на лавровые венки и акколады, когда бы ни пришлось им заново воплотиться – после сотни, тысячи или десяти тысяч лет пребывания на линии фронта. Весть о победе, одержанной «Всеприсущим божественным ароматом», опередила команду больше чем на три столетия. Это было значительное достижение; стратегия их триумфа будет не раз изложена преподавателями Военных Коллегий и Академий Искусства Самообороны в течение предстоящих тысячелетий. Классическая стратегия. Стратегия Иерихонской Розы.

Подобно семенам чертополоха, разлетающимся из пушкá, на тысячу световых лет кругом ширились слухи о наступлении Врага, отголоски которых пронизывали их усиленные органы чувств даже в пору холодной дрёмы. Коммуникационные мазеры, выращенные из реголитовых пород холодных лун, в течение сотен лет непрестанно отсылали данные тактических анализов Сердцевинному миру, исполняя свою часть великой задачи по спасению его биосферы. Восемьсот тысяч хабов пребывали в движении. Непрерывно запускались боевые корабли флота Клады. Ни единой наносекунды не было потеряно зря за все эти двести двадцать лет. Двадцать пять кораблей погибли из-за отказов бортового оборудования; перебоев двигателей, что должны были придавать им вечное ускорение; накапливавшихся десятилетиями навигационных ошибок, отклонявших суда на целые световые годы от гравитационных колодцев, куда они были нацелены; потери рабочей массы. Полный провал. Катастрофа.

Пятьсот лет спустя на третью луну блуждающего меж звезд газового гиганта, изгнанника гравитации, прибыл единственный гость – «Всеприсущий божественный аромат» – и принялся кропотливо выстраивать на орбите бродяги дождевое облако заряженных антиматерией боеголовок. План этот, составленный на скорую руку, принес замечательные результаты. Автором плана была Иерихонская Роза.

«Всеприсущий божественный аромат» спешно уносился вдаль от сияющей новорожденной туманности, а его бортовые сенсоры, обращенные к ней, бесстрастно наблюдали, как восемь тысяч миров Врага обращаются в пепел под натиском всесокрушающей волны ионизированного газа, ускоренного до сорока процентов скорости света. Погибло двадцать триллионов разумных существ. Война в пространстве-времени оказалась медленной, но оттого еще более жестокой и кровавой. Когда речь идет о выживании вида, милосердию места нет. Внимая затухающим голосам флота гибнущей цивилизации, трое убийц на борту «Всеприсущего божественного аромата» уловили также и данные о векторе. Целью армады не был, как выяснилось, геноцид Сердцевинных миров Клады, сосредоточенных вокруг миров Сейдатрьи и постепенно переходивших на постбиологическую ступень развития по мере того, как их солнце становилось красным и разбухало, выжигая остатки топлива.

Послание содержало один лишь отчаянный вопль: Кольцо Вертанди[2]2
  2. Вертанди (др. – исл. Verðandi – «нынешнее, настоящее») – одно из божеств судьбы в древнескандинавской мифологии.


[Закрыть].

Теперь они вернулись. Ура!

Урожайная Луна, Благоухающий Кулабар[3]3
  3. Кулабар (более точно кулаба, от камиларойск. gulabaa – «эвкалипт») – австралийское дерево, разновидность эвкалипта (Eucalyptus coolabah).


[Закрыть] и, конечно, Иерихонская Роза – величайший тактик их плотского поколения.

Спускаясь по лестницам Дома Душ, они начали перебранку. Собственно, в перебранке они провели двадцать шесть из тридцати субъективных минут своего пребывания в интерфейсе замедленного времени, сопровождавшего межзвездный полет. Эти минуты соответствовали двумстам годам ускоренного времени миссии к черному скитальцу.

Они спорили о том, куда следует теперь направиться и что делать, и как со всем этим быть, и наконец их обуял внезапный страх:

– Где же Роза? – спросила Урожайная Луна, чей ранг в экипаже примерно соответствовал древнему капитану. – Где Роза?

Ибо лишь двое вновь воплощенных существ стояли теперь на мраморных ступенях, глядя на Площадь Сверкающей Страсти.

– Вот дерьмо, – выругалась Благоухающий Кулабар, чья должность примерно отвечала должности бортового инженера. Быстрый душпоиск не дал никаких сведений о судьбе их напарницы. На этом, самом глубоком уровне, в самом сердце Сердцевинного мира, сфера квантовых нанопроцессоров достигала десяти километров в диаметре, а потому поиск был очень быстрым и всеобъемлющим – в виртуальной реальности было в мгновение ока просмотрено все, от мышиной норки до домашнего алтаря. И он оказался бесполезен. Двое оставшихся членов команды «Всеприсущего божественного аромата» слишком хорошо понимали, что это может означать.

Настала пора плотских дел.

Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар стояли в новых телах на Небесной Равнине Хой. Темные, как печаль, облака нависали над выпуклым горизонтом. От края мира исходил неясный свет. Урожайная Луна вздрогнула, почувствовав какое-то новое ощущение; неожиданное, настойчивое, хотя и не слишком неприятное – однако новая плоть подсказала ей, что продолжительное воздействие этой дрожи может быть не только болезненно, но и крайне опасно.

– Что это было? – поинтересовалась она, глядя на мурашки, высыпавшие на ее черной, как космос, коже. В этом воплощении она носила личину, более или менее соответствовавшую стандартам женских особей своего исходного вида, – плоть элегантную, лишенную волосяного покрова, тонко настроенную по ее запросу и отмеченную печатью минималистичной эстетики.

– Полагаю, ветер, – отвечала Благоухающий Кулабар, склонная, как обычно, во всем подкалывать своего капитана и потому выбравшая себе новое обличье в дуккимском стиле, характерном для одного из тех вымерших человекообразных подвидов, что возникли и развились после массового вымирания разумных существ на Кетреме, планете, почти безнадежно погребенной под неисчислимыми культурными слоями истории Клады.

Она была теперь мала ростом и широка в талии – вся как бы составленная из овалов и выпуклостей, – и горделиво несла пышную копну тщательно завитых волос, слегка прикрывавших ее затылок и волнами ниспадавших на плечи. Еще пары минут не прошло, как команда «Всеприсущего божественного аромата» получила новые тела, и Урожайная Луна ощутила почти непреодолимое стремление позабавиться поиграть поиграть с этой роскошной гривой своего инженера.

– Могла бы и приодеться поприличнее, – заметила она, и тут по прихотливо вогнутой чаше мира прокатился гром, сотрясая каменную ступу для вновь воплощенных. – Ладно, думаю, нам пора за дело.

Некогда дуккимцы слыли суровым и прагматичным подвидом.

Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар провели ночь в юрте из живой кожи, выращенной на земле Равнины Хой. Гремел гром, юрта хлопала и трепыхалась на ветру, и на Равнине Хой паслись, издавая нечленораздельное мычание, странные твари, походившие на призраков бури. Но эти звуки не были столь настойчивы и продолжительны, как стоны Урожайной Луны, чьи длинные, затянутые в темную кожу члены полыхали огнем и изгибались от невыносимой боли; ей казалось, что новое тело сейчас умрет. Умрет.

– Первые часы в новом теле могут сопровождаться определенным мышечным дискомфортом, – вежливо заметила юрта, – по мере того, как тонус мышц придет в норму для данного тела, эти симптомы пройдут сами собой в течение нескольких дней.

– Дней! – возопила Урожайная Луна. – Выгрузи меня обратно прямо сейчас!

– Я могу снабдить вас обезболивающими средствами, – сказала палатка. И пока все звезды не погасли на небесном шатре, крыша которого была натянута в десяти километрах над их головами, Урожайная Луна была вынуждена сосать сдобренное анальгетиками молоко из сосцов, услужливо выпяченных на стенке юрты. Тем временем они с Благоухающим Кулабаром неустанно прочесывали Небесную Равнину Хой до самых ее границ, погруженных в поле уменьшенной гравитации, в поисках Иерихонской Розы. Этот мир, наиболее близкий к Сердцевинному из всех плотских уровней бытия, уже долгое время был пристанищем аскетов и блуждающих душ. Загибающийся в бесконечность край равнины символизировала, среди прочего, непрестанный духовный поиск душой своего предназначения, а быть может, и ее исконную сопричастность виртуальным пространствам там, за крышей небесного шатра, где Выгруженные построили свои собственные вселенные, – каждая следующая неизменно оказывалась больше, чем та, в которой содержалась сама. Однако этот крохотный покрытый травой шарик был все же достаточно велик, чтобы вместить десятки тысяч странствующих монахов и столпников, кенобитов[4]4
  4. Кенобит (лат. сenobitic от греч. κοινοβιος  – «совместное проживание») – обитатель монастыря общежитского устава, монах-общинник.


[Закрыть] и саддху[5]5
  5. Саддху (санскр. sadhu – «святой») – мистик-отшельник или странствующий монах в индуизме и буддизме.


[Закрыть], неспешно дрейфующих в травяном океане.

– Я уверена, что мы уже бывали здесь прежде, – сообщила Благоухающий Кулабар. Они были в третьей по счету монаде за время поисков. Восемьдесят дней назад Урожайная Луна ощутила в боли нового воплощения зародыш радости обладания плотью, даже в этой прерии с искусственно пониженной гравитацией, и теперь каждую свободную минутку уделяла вдохновенному изучению своих матово-черных изящных форм.

– Думаю, ты права.

– Кровавая Иерихонская Роза, – пробормотала Благоухающий Кулабар. Они бежали вприпрыжку, трехметровыми скачками, направляясь к одинокому маленькому деревцу, растущему на отшибе посреди высоких трав. Его ветви изгибались, устремляясь к небесам, словно молитвенно сложенные руки. – Даже на том корабле… оставалась она… типичным созданием из плоти и крови. Ленивым и бессовестным.

Когда Иерихонская Роза исчезла, только-только пройдя рутинную послеполетную инспекцию, вместе с ней исчезло и кое-что еще. Кольцо Вертанди – имя, галактическая координата, вектор, отмечавший направление ускоренных перемещений всех сил Врага десятилетие за десятилетием. На обратном пути личности Капитана и Инженера поневоле перепутывались, сращивались, образуя химерическое временное единство, и обе они поняли, что их Сестра по Оружию постигла своим непревзойденным умом нечто большее, чем просто цель аннигилированного и обращенного в прах флота. Этикет душеединства воспрещал вмешательства в частные отсеки коллективного бессознательного, чем Иерихонская Роза умело и воспользовалась, дабы сохранить в тайне свои помыслы. Ревнивые божества монотеистических религий не были и на толику столь рьяны, как опросчики Клады – но даже Нежные Инквизиторы Палаты Вечно Обновляющихся Вод бессильно кружились вокруг этого сокрытого места, как волны, разбивающиеся о риф. Вектор. Имя. Подтверждение сообщения, полученного ими триста лет назад.

Кольцо Вертанди.

Еще не увидев лица, обрамленного вагинообразным дуплом живого дерева, Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар уже поняли, что их маленькое путешествие подошло к концу. Когда они в первый раз повстречались в виртуальной софриндийской пустыне, чтобы выслушать предполетную инструкцию Палаты Вечно Обновляющихся Вод (включавшую, среди прочего, потоковое детальное сканирование душ), между ними возникла мгновенная симпатия, близость, позволившая предположить, что некогда они были единым существом, чья самость впоследствии оказалась разделенной, многократно скопированной и перекомбинированной с мириадами других выгруженных личностей. Эмпатия выдерживает испытание временем, распространяется через парсеки безжизненных пустынь, проникает за линии фронтов и делает явными самые потаенные секреты.

– Тебе больно? – спросила Благоухающий Кулабар. Листья свисали с бровей Иерихонской Розы, стелились по ее щекам и укрывали подбородок, медленно и неотвратимо меняясь в соответствии с разнообразием времен года.

– Как это может причинять боль? – прошумел ветер в ветвях Иерихонской Розы.

Урожайная Луна, которой было явно скучно в этом маленьком травяном мире, стояла с рассеянным видом, держа руки у мускулистых бедер.

– Ну, я не знаю, по крайней мере мне кажется, что тебе не очень-то… удобно.

– Да нет, я всем довольна, – ответила Иерихонская Роза. Ее лицо теперь походило на крошечный овал в буйно зеленеющей плоти. – Я… во всем этом укоренена. Мне нравится такое времяпрепровождение. Оно такое… медлительное. Хорошо.

Она прикрыла глаза, словно размышляя о чем-то.

– Кольцо Вертанди, – сказала вдруг Урожайная Луна. Благоухающий Кулабар уселась на корточки в траву перед разумным деревом. Под ее ягодицами закопошились какие-то лесные бестии.

– В какую игру ты играешь? – С тех самых пор, как продолжительность жизни стала соизмерима с неспешным движением звезд в космических просторах, тысячелетние мудрёные игры сделались основным занятием общества Клады, составляя его основу и утóк. – Если ты не хочешь общаться с ними, то, может быть, будешь более разговорчива с нами?

Иерихонская Роза открыла глаза. Ее носовая перегородка постепенно замещалась деревом, а губы и так уже едва виднелись в древесной толще.

– Это был не единственный их флот. Там теперь еще много таких же. Некоторые запущены тысячелетия назад.

– Сколько их там?

Иерихонской Розе было уже трудно говорить. Благоухающий Кулабар подвинулась ближе.

– Все. Враг предстал во всей мощи своей.

Тогда поредевшие листья Иерихонской Розы вдруг зашелестели, а Благоухающий Кулабар почувствовала, как сотрясается земля. Урожайная Луна, вдруг потеряв равновесие, была вынуждена схватиться за одну из ветвей. Никто из них никогда прежде, ни в одной из своих десяти реконфигураций, не ощущал ничего подобного. В каждую клетку их вновь сотворенной плоти, в каждую ячейку памяти хлынула информация.

…Сердцевинный Мир Клады активировал двигатели Маха и начал медленное, очень медленное, подобное поцелую или эддическому напеву, ускорение, удаляясь в искривленном пространстве-времени прочь от разбухшего гневного лика Сейдатрьи.

Недозревшим росткам предстояло погибнуть вместе с планетой, поскольку миры Сейдатрьи давно уже покинули зону, где возможно было поддержание биологической жизни.

Вызовы и мгновенные сообщения на скорости света заполонили всю систему.

Восемьсот наполовину выпестованных дочерних хабов, подобных застегнутом вокруг газового гиганта жемчужному ожерелью, были сорваны с орбит: ленты меньших Сердцевинных миров и еще не замкнутые полые обитаемые сферы.

На четверти расстояния до ближайшей звезды, в холодной глубоко-синей тьме облака Оорта, фабрикаторы и системы обороны слетели со своих орбит и начали падение внутрь цепи Сердцевинных миров.

И все это было проделано волею военного совета – Палаты Вечно Обновляющихся Вод – и обеспечивавшего представительную демократию Сердцевинного мира сверхразума, именовавшегося Глубокое Синее Нечто. Они начали действовать в тот самый миг, как им удалось выведать маленькую тайну Иерихонской Розы.

На всех частотах Система Сейдатрьи полыхнула сигналами коммуникационных мазеров, отправивших через десятки и сотни лет срочные сообщения соседним Сердцевинным Мирам, облачным цивилизациям и даже плотским планетам. Сообщения были просты: наконец-то, почти через сотню тысяч лет, мы можем нанести Врагу окончательное поражение. Приготовьте свои торпеды из антиматерии, снарядите планеты-убийцы, зарядите солнечные пушки и квантовопенные дестабилизаторы. И поспешите к Кольцу Вертанди.

– Хорошо, но что же это такое – Кольцо Вертанди? – спросила озадаченно Благоухающий Кулабар. Но от Иерихонской Розы уже осталась только одеревеневшая усмешка, навеки застывшая в толще ствола. Едва ощутимая пустота в сердце, подобная выемке, какую нащупывает язык на месте утраченных, нежно любимых зубов, свидетельствовала о том, что Иерихонской Розе удалось ускользнуть за мгновение до того, как Палата Вечно Обновляющихся Вод обрушила на нее всю мощь своей системы дознаний, сровняла ее с неразрушимой квантовой пеной, лежащей в основе мироздания, и вытянула из нее желанный секрет.

– Ну что, опять? – спросила Урожайная Луна.

– Опять!

Во всей Известной Вселенной не было ничего, кроме Клады. Вся жизнь была ее частью, и она была самой жизнью. Десять миллионов лет назад она ограничивалась единственным разумным видом на одной-единственной планете – и мир этот не был забыт, потому что Клада не забывает ничего. Этот мир, вместе с его системой, был давно уже трансформирован в Сердцевинную сферу, вокруг которой обращалось подобное солнечному гало кольцо вычислительных объектов, но память о нем по-прежнему сохранялась, когда светло-голубое око его материнской планеты мигнуло один раз, дважды… десять тысяч раз. Корабли, корабли! Испытательные корабли, корабли с плотской командой, корабли быстрые и медленные, корабли изо льда, несущие в себе зерна жизни; астероидные колонии, пустоголовые кометы, запущенные к иным мирам, иным звездам – их путешествия длились веками. Затем, после Третьей Эволюции, – выгруженные корабли замелькали во мраке одиночными вспышками квантовых вычислений. За первые сто тысяч лет истории Клады была колонизирована тысяча миров. За следующие сто тысяч лет – в сто раз больше. И еще в сто раз больше, и еще, и еще; колония заселяла колонию, которая заселяла свою колонию, пока космические обитатели, населявшие хабы Сердцевинного мира и выгруженные в виртуальность, заселяли куда более обширные промежуточные пространства, ведомые сердцем и чувством внутренней истины. Релятивистские корабли рассекали космос, обгоняя в вихре искорок медлительные и громоздкие армады предшествующих поколений; роботизированные сеятели ловили своими парусами солнечный ветер, устремляясь к биосферам, чтобы оросить их соками новой жизни; эскадры терраформировщиков перепрограммировали мертвые луны и проклятые планеты, обращая их в колыбели жизни, разума и цивилизации. Существа, ранее разделившиеся в ходе Второй и Третьей Эволюций на космических обитателей и выгруженных, продолжали расщепляться на неисчислимое количество подвидов и новых видов; их культуры, движимые импульсами эволюции и деградации, разносились по Вселенной, подобно сгусткам пыли. Раса, некогда известная как человечество, стала одним из лепестков великой хризантемы Клады, превратилась в общество космологических масштабов, преодолела законы жизни и смерти солнц и планет, сделавшись неуязвимой, неуничтожимой; она разрасталась даже быстрее, чем могли обмениваться накопленным знанием о самих себе немыслимо древние и почти всемогущие цивилизации четвертого кардашёвского типа[6]6
  6. Согласно классификации русского астрофизика Николая Кардашёва (р. 1932), предложенной им в 1964 г., все потенциально возможные космические цивилизации могут быть разделены на три группы в соответствии со значением так называемого показателя Кардашёва K: цивилизация первого типа оперирует энергиями, сопоставимыми с энергией своей родной планеты, второго типа – энергиями звезд, третьего типа – энергиями галактического масштаба. Человеческая цивилизация по состоянию на 2010 г. характеризуется значением K = 0.72, а потому условно причисляется к цивилизациям нулевого типа, хотя при сохранении современных темпов технического развития имеет шанс получить статус цивилизации первого типа в течение ближайшей тысячи лет. Позднее Золтан Галлантаи, Мичио Каку, Карл Саган и Милан Чиркович поднимали вопрос о гипотетическом существовании цивилизаций четвертого типа, оперирующих «темной энергией» и действующих в масштабах Местной группы галактик или даже всей Вселенной. Галлантаи, впрочем, отказывался серьезно рассматривать такую возможность, утверждая, что проявления деятельности цивилизации четвертого кардашёвского типа будут неотличимы от природных явлений и потому не могут служить предметом изучения космосоциологии.


[Закрыть]; целые шаровидные кластеры превращались в беспокойные муравейники квантовых нанопроцессоров.

Новые виды, подвиды, гибриды. Жизнь стала обыденным явлением на космических просторах – даже многоклеточная жизнь! Клада содержала ДНК сотен тысяч инопланетных биосфер, непрестанно разрастаясь и обогащаясь видовым разнообразием. Но сама по себе разумная жизнь была уникальна. За все время Большого Скачка Кладе так и не довелось столкнуться с принципиально иной жизнью, наделенной разумом и сознанием собственной смертности – ключевым для формирования цивилизации качеством. Клада была совершенно одинока. И посему сохранение разума стало величайшей ценностью и главным девизом Клады: разум, это противящееся энтропии порождение ее близнеца-информации, должен стать самой могущественной силой во Вселенной, средоточием энергии, пред которой бессильны будут все остальные физические законы. Лишь разум способен воспрепятствовать тепловой смерти Вселенной, сразиться с волком, который явится из тьмы в неизмеримо далеком конце времен. Разумная жизнь была избрана судьбой и наделена предназначением.

И вдруг исследовательский зонд «Худжжайн»[7]7
  7. Здесь, возможно, аллюзия на название индийского города Удджайн, крупного индуистского культового центра.


[Закрыть], размером не больше розового шипа, но куда более острый, исследуя окрестности маленького красного карлика, обнаружил миллион хабов, согревавшихся у последних тлеющих угольков умирающего светила. Когда византийский православный император из династии Палеологов получил первое донесение о встрече с передовыми отрядами движущихся с юга мусульманских полчищ, он сперва принял этих людей за приверженцев очередной еретической христианской секты. Сходную ошибку допустил и зонд «Худжжайн», но она была быстро исправлена. В памяти зонда в компактифицированном одиннадцатимерном виде хранилась вся история Клады, и сквозной поиск по ней привел зонд к откровению.

Там были Иные.

Шесть месяцев, потребовавшиеся флоту Сейдатрьи (один Сердцевинный мир, восемьдесят незавершенных хабов, двести двенадцать тысяч вспомогательных технологических и оборонных единиц), чтобы набрать сопоставимую со световой скорость, на которой начинают проявляться эффекты растяжения времени, Урожайная Луна и Благоухающий Кулабар провели в поисках на Анхизовом Ярусе[8]8
  8. Анхиз (греч. Ἀνχίσης) – в древнегреческой мифологии любовник Афродиты и отец Энея, от которого впоследствии вели свой род Юлий Цезарь и все знатные римляне.


[Закрыть]. Космический лифт, соединявший порталы Виртуальности, которые ничто состоящее из живой материи не может пересечь, с Ярусом Птеримонда – расположенным в самой нижней зоне повышенной гравитации безбрежным и пустынным океаном, – пронес звездных странников через сорок километров и четыре яруса, чтобы исторгнуть их внизу, в Небесном Порту Анхиза, в перевернутом городе, походившем одновременно на канделябр, морского ежа и кристаллическую жеоду, прикрепленную к небесам. Цеппелины и блимпы, сегментированные воздушные шары и стремительные глайдеры сновали по всей длине покрытой орнаментами и мозаиками башни, доставляя топливо, товары, полезные грузы и перевозя пассажиров. Десятью километрами ниже, над зонами перистых и дождевых облаков, гротескно топорщился и прихотливо ветвился жуткий лес Кайс – смертоносная, враждебная, подчиненная закону клыка и когтя экосистема, сформировавшаяся в течение миллионолетней истории Сердцевинного мира вокруг бренных останков космических жителей.

Бледный восковой свет зари этого яруса Благоухающий Кулабар встретила на обзорной палубе дирижабля «Мы оставили незавершенным то, что должны были сделать непременно». Слой полупрозрачной кожи облекал существо километровой длины: за шесть месяцев Благоухающий Кулабар, держась в рамках своих обязанностей как элемента его высшей сигнальной системы, выработала уже некоторые привычки и маленькие пристрастия, одним из которых был обычай встречать новый день с самой передней точки дирижабля. Когда Благоухающий Кулабар заняла место у окна и вообразила свое тело распростертым в бездонных небесах, Рассветопоклонники уже сноровисто раскатывали свои молитвенные коврики.

Она слегка изменила личину для этого уровня, сделавшись высоким косматым мужчиной с желтоватой кожей, и теперь страдала от тех самых побочных эффектов, какими раньше маялась Урожайная Луна. Даже сейчас она была вынуждена время от времени потягиваться и разминать мышцы, отплывать и приближаться к палубе, разделяя радость акробатических кувырков со своими соседями в этот час розовато-лилового восхода.

Его свет блеснул на серебряном оперении. Благоухающий Кулабар ощутила боль, желание и… да, ревность. Урожайная Луна была сейчас одной из тех, кто мог не тревожиться о мышечной боли, солнечных ожогах, трудностях с пищеварением и ежедневной чистке зубов, обо всех этих обязанностях и уязвимостях плотского бытия. Вместо этого она стала неотъемлемой частью телесной реальности; теперь ветер свистел в ее крыльях, а гравитация нежно тянулась к изящным округлым формам ее ягодиц. А Благоухающий Кулабар оставалась порождением неизменной, грубой, отсталой плоти. Она не могла припомнить, когда в последний раз они занимались сексом, физическим либо виртуальным. Игры. Война была всего лишь еще одной такой забавой, единственно достойным занятием существ, чей возраст давно перевалил за сотню тысяч лет, давно позабывших о смерти. А еще оставались такие восходы, как в это пронизанное и напоенное светом новорожденное утро. Она вспоминала все передряги, через которые они прошли вместе: мятеж на Йорррте, оборону Тау-Пек-Сата, где Иерихонская Роза вышибла флот Врага из вакуума единственной очередью микроскопических черных дыр, вызванных к жизни из первородной квантовой пены, чтобы тут же истребить все вокруг в неотвратимом холокосте излучения Хокинга. Она следила за тем, как посверкивают то тут, то там в светлых облаках крылья Урожайной Луны, тонкие, как грёзы и желания. Секс был быстрым и легким, подчас сакраментальным действием в коллективном сознании многих одиночек и сектантов, образовавших сейчас временное единство «Мы оставили незавершенным то, что должны были сделать непременно». Она глубоко вдохнула и задержала воздух в своей плоской мускулистой груди. Благоухающий Кулабар не смогла сдержать слез, наблюдая за петлями и иммельманами Урожайной Луны и презирая себя за слишком эмоциональную, слишком физиологическую реакцию. Память. Вечный плут и изменник, преследующий ее из тела в тело, тянущий ее вспять, к тому изначальному телу женщины народа телешгату, поднявшейся в блеске юношеских надежд по орбитальному лифту в хаб Клады, обращавшийся по сложной орбите вокруг ее родного мира и занятый восстановлением радиационного экрана над бесчисленными океанами этой планеты. Та женщина из провинциального, отсталого водного мира подарила жизнь трем новым существам, бывшим друг другу роднее сестер и дороже любовников. В сущности, это чудо, что они еще нуждались друг в друге до такой степени, чтобы пойти на этот почти безнадежный поиск среди восьмидесяти миллиардов разумных существ.

Свет достиг почти полной яркости, и тени на деревянной палубе сделались хищными и резкими. Урожайная Луна взмахнула крыльями и ринулась прочь, ныряя вместе со своими новыми друзьями через громоздившиеся облачные слои. И вдруг Благоухающий Кулабар ощутила внезапный трепет где-то между ног, знаменовавший что-то уже некогда пережитое, а все ее чувства предельно обострились, вибрируя, как водолазный колокол. Ее вновь обретенные яйца сообщали ей с предельной ясностью, не приводя, однако, никаких аргументов: Иерихонская Роза где-то рядом. Где-то здесь.

Спустя двадцать субъективных минут флот Клады оказался на расстоянии двенадцати сотен объективных лет полета до точки пересечения с курсом вражеской армады к Кольцу Вертанди. То было величайшее переселение разумных существ от самого Большого Взрыва. Число его участников приходилось выражать в логарифмической шкале, применяемой для описания процессов размножения вирусов. Единовременно в пути находились двести миллионов кораблехабов, каждый из которых пятидесятикратно превосходил диаметром Сердцевинный мир Сейдатрьи. Разумеется, кластер Сейдатрьи все же уступал противнику в численности и был бы распылен на молекулы, окажись он вдруг на пути перемещения Врага, но Глубокому Синему Нечто ведомо, что можно быть слабее или меньше числом, однако победить, оказавшись на поле битвы первым и заняв более выгодную позицию. Передовые отряды кластера цивилизаций уже достигли скорости, близкой к световой, их магнитосферные щиты полыхали, как утренняя заря, как беснующиеся языки пламени, поглощая и обезвреживая энергию, способную уничтожить все формы углеродной жизни на всех кораблях и ярусах.

Подключенная к нейронной сети органического птицекрыла, Благоухающий Кулабар позволяет себе отдалиться от причала «Мы оставили незавершенным то, что должны были сделать непременно» на всю длину восьмидесятикилометрового выступа. Благоухающий Кулабар подавляет вопль испуга, когда крылья вдруг сминаются и складываются, чуть не задев ее, и распростертая в небесах живая машина издает странный, похожий на уханье звук.

– Где? – кричит Благоухающий Кулабар. Из плоти дирижабля выдвигается телескоп, и ее зрительные нервы соединяются с ним; Благоухающий Кулабар наблюдает, как далеко внизу из сгустившихся кучевых облаков возникает сегментированный воздушный шарик. Примерно треть его баллонов опустела, отрухлявела, поражена гнилью. Следуя ее безмолвной команде, дирижабль опускает телескоп еще ниже. Сполох серебряного сияния, и Урожайная Луна нисходит из облака, устремляясь вертикально вниз, пока ее немыслимо вытянутые крылья ловят утренний свет; затем она зависает на уровне, где беспокойно бьет своими крыльями Благоухающий Кулабар, и описывает вокруг нее изящную петлю.

– Это она?

– Да, она. – Ты так нежна со мной, нежна и чужда, подумала Благоухающий Кулабар. Но не так чужда, как Иерихонская Роза, представшая теперь в виде колонии утыканных щупальцами шаров, сложно соединенных какой-то марлеобразной сетью явно органического происхождения, бессильно замерших над частоколом крючковатых костяных лезвий Кайса. Дирижабль подстроил скорость под их нужды; Благоухающий Кулабар почувствовала, как ветер треплет ее длинные желтые волосы. Внезапный отчаянный рывок, все ощущения на миг будто вышибли из тела вместе с ее внутренностями, и захваты дирижабля цепко впились в сеть. Запах разлагающейся плоти шара возвратил четкость ощущениям Благоухающего Кулабара. Звук выходящего наружу газа, мягкий хлопок… еще один шар потерян, она может только следить за его жутким падением прямо в бесчисленные алчущие пасти леса. Урожайная Луна, лишенная в этом воплощении ног или колес, по самой своей нынешней природе не способна была коснуться твердой поверхности и продолжала описывать в небе ленивые круги.

– Ты все та же? – спросила Благоухающий Кулабар. Иерихонская Роза говорила с ней через радиомодуль в черепной коробке.