Текст книги "Охота на рэкетиров"

Автор книги: Ярослав Зуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Мила улыбнулась ему сквозь слезы. Ей самой стало очень жаль. В принципе, выдуманная ею женская судьба от ее личной если и отличалась, то разве что в деталях. Общее направление казалось болезненно одинаковым. Мила даже всхлипнула.

– Я подумала крепко, и не решилась проверять директора СП на отношение к декретным… – Тем более, – слова как бы начали даваться Миле с трудом, – тем более, Юрий пил все больше и больше. А когда я замуж выходила, он и в рот не брал…

«Одно к одному, – размышлял Бонифацкий. – Такая женщина прямо в руки упала. Будто чудесное созревшее яблочко».

Как авантюрист по природе, Вацлав Бонифацкий верил в силу везения и абсолютно искренне полагал, что если уж ступил на белую полосу – то затем все идет как по маслу, причем приятные события следуют одно за другим и удивительно ладно складываются воедино. Все равно, что картинки из цветного пазла. Впрочем, в существовании черных полос он тоже нисколько не сомневался.

– Дальше больше, – заговорила Мила, торопясь наконец закончить, – Где водка, там и драка. Роль боксерской груши не для меня. В общем, я его вышвырнула на улицу и поменяла замки. Все.

Мила повела пальцем по воздуху, как бы подводя черту подо всем этим.

– А он? – не удержался и спросил Бонифацкий. – А он как?

– А что он? Квартира была оформлена на меня, так что…

Боник почесал затылок.

– И потом, я всегда могла попросить ребят, которые у нас на фирме охранниками работали, чтобы они… – Мила запнулась, – чтобы они с Юрой поговорили. – Она пожала плечами. – Да они бы ему голову в два счета снесли. Юрий, думаю, это знал. Или догадывался, по крайней мере.

– И где он сейчас?

Мила пожала плечами:

– Подозреваю, в канаве… Мне стало не интересно…

Мила улыбнулась, смахнув ладонью слезинку, давая понять, что выговорилась и ей стало легче. И вообще, с грустными воспоминаниями пора заканчивать.

– Давай не будем об этом.

– Давай.

* * *

Бонифацкий тяжело и порывисто задышал. По тому, с какой силой его руки сжали ее талию, Мила поняла, что он вознесся на самый пик и вот-вот обрушится стремительным водопадом. Она громко застонала. Вацик ответил хрипом, сотрясаясь, как башня, вошедшая в опасный резонанс. Мила закричала, подстегнув партнера к развязке. Его ладони соскользнули с ее бедер и сомкнулись на груди. Вацик прильнул губами к лопаткам женщины, и оба, в изнеможении, повалились на скомканные простыни.

– О, Боже мой… – прошептал ей в затылок Бонифацкий.

Мила перевернулась на спину и потянулась всем телом. Она блаженно улыбалась, лежа с закрытыми глазами. Мужчина нежно провел рукой по ее утомленному телу. Заметил улыбку и зашептал в ухо:

– Я ведь о тебе столько лет мечтал…

Мила, не открывая глаз, легонько кивнула:

– Я знаю.

– Ты знаешь?

– Конечно. – Мила немного выгнулась, отвечая на прикосновения мужской руки. Ей было приятно, хотя она понимала, что сил больше нет у них обоих. За окнами светало.

– Конечно знала, – ласково прошептала она. Глаза ее оставались закрытыми, длинные ресницы касались щек. – Женщины всегда это чувствуют и редко когда ошибаются.

– Но ты никогда…

Мила повернулась на бочок. При этом руки Вацлава оказались на ее молочно-белом бедре, в сумеречном свете казавшемся восковым. Прижала пальчик к губам мужчины:

– Спи, родной.

«Я никогда не обращала внимания на тебя, ты ведь небыл моим боссом, – пронеслось в голове Милы, – разве не так? Вокруг были помоложе или повыше рангом, только и всего. Но похоже, я много потеряла…»

– Я много потеряла, – промурлыкала Мила вслух.

И это не было обманом. Вацлав поразил Милу, как давно никому не удавалось. Ресторан расслабил ее, вызванное к полуночи Вациком такси укачало, душ, принятый в особняке – освежил, что же до Вацлава… Тут она откровенно затруднялась подобрать слова. Он превзошел все ожидания. Заставил забыть об инструкциях Артема Поришайло, ценных указаниях полковника Украинского, о Вардюке с Любчиком, томящихся, как она надеялась, в машине где-то неподалеку, о бриллиантах Виктора Ледового и вообще, обо всем на свете. Вацик устроил нечто, заставившее ее подумать об игре многоопытного музыканта на любимом инструменте. Да, он именно играл женщиной, играл виртуозно, то доводя до взрыва, то отпуская передохнуть, не сбивался с такта и не фальшивил. Мила была далеко не наивной девушкой, но ей только и оставалось, что предаться ему, будто нимфе отдающейся фавну. Что она и сделала.

– Тебе было хорошо? – прошептал Бонифацкий из темноты.

– Я никогда ничего подобного не испытывала, – шепотом призналась она. Обняла голову Вацика и прижала к своей груди. Боник коснулся губами соска, лаская ладонями ее шелковую спину.

– Ты поедешь со мной?

– Да, милый, спи. Спи…

Боник затих. Дыхание его выровнялось, постепенно сделавшись глубоким и равномерным.

«Ох уж эти мужчины, – с улыбкой подумала Мила. Глаз она не открывала, – раз, два и спит… Хотя Вацлав свой сон честно заработал. Это ведь действительно было нечто. Кто бы мог подумать?..»

Мысли Милы Сергеевны вернулись к предложению, сделанному Бонифацким в короткий антракт – около часа назад, когда она в изнеможении отдыхала, потрясенная очередным фейерверком, а Вацлав нежно гладил ее волосы, ожидая, чтобы продолжить.

«Незнакомый Вацик…»

Так вот, в тот момент Вацлав пригласил Милу в круиз. Речь шла о путешествии по Средиземному морю, на теплоходе, в каюте класса люкс. Миле представились романтичные прогулки живописными улочками старинных приморских городов, обеды в лучших ресторанах, вечерние танцы под оркестр, лунная дорожка на морской глади и радость обладания друг другом.

«Каждую ночь», – обещал Бонифацкий.

– О да, – застонала она, потому что в тот миг его пальцы нащупали нечто, бывшее, без сомнения, краеугольным камнем ее эрогенных порядков. А может, и их штабом.

Больше о поездке не было сказано ни слова. До самого утра они безудержно любили друг друга. Потом Вацик заснул. Теперь он беззаботно спал. В доме сделалось тихо. Призрачный предрассветный туман пробивался сквозь опущенные шторы.

«А ведь было бы неплохо… – вполне серьезно подумала женщина. – …бесподобно было бы…»

Впрочем, как случается на каждом шагу и даже чаще, к утру Бонифацкий о своих предложениях вполне мог и позабыть. А возможно, и нет, потому что женское тепло под боком совсем не мелочь в далеком путешествии, тем более если женщина молода, умна и красива. Такую за сотню долларов на набережной не снимешь. Не говоря уж о том, что пара вызывает куда меньше подозрений, чем путешествующий налегке одинокий господин под полтинник с чемоданом, полным известно чего.

«В особенности, если учесть, – размышляла далее Мила Кларчук, – что делить ложе – это совсем не значит делить миллионы долларов, недавно ставших бесхозными».

«Ты ведь собрался смыться в одном из портов», – говорила себе Мила Сергеевна, убирая прядь волос со лба безмятежно спящего мужчины. Она полагала свою жизнь вне опасности, не тот уровень был у Вацика Бонифацкого. Просто, подозревала, что однажды в каюте проснется одна, или останется за ресторанным столиком в гордом одиночестве, где-нибудь на набережной Ла-Валлетты, Генуи или Дубровника, а Вацик попросту уйдет, как шпион, по-английски. Отправится воплощать следующие этапы плана, не предусматривающие присутствия Милы Сергеевны. В наличие определенного плана компании у Вацлава Бонифацкого Мила Кларчук нисколько не сомневалась. Не тот он был человек, чтобы соваться в воду, не зная броду. Раз ехал в круиз, значит, успел побеспокоиться о местечке, в котором камешки бандита Ледового обратятся кодированным валютным счетом со многими и многими нулями.

«И ты, Мила, останешься с носом!..»

«Это ты останешься с носом», – сказала Мила Сергеевна, бережно снимая голову Бонифацкого с груди. Голова показалась ей словно отлитой из бронзы. Вацик что-то забормотал и перевернулся на другой бок, потянув за собой одеяло.

«Вот-вот, – подумала Мила Сергеевна. – Так оно и будет…» Выждала десять минут, тихонечко слезла с кровати и на цыпочках отправилась в экспедицию по особняку. Коснулась штор, выглянула в окно. Улица внизу хранила безмолвие и была пустынна.

«Остается надеяться, что оба дебила все же где-то неподалеку…»

Вожделенный дипломат Виктора Ивановича Ледового нашелся поразительно легко. Обнаружился в кабинете второго этажа. Все складывалось настолько просто, что Мила даже слегка удивилась.

Она вернулась в ванную, бесшумная, как тень. Натянула платье на голое тело, не решившись в темноте разыскивать на полу трусики и лифчик. Еще шампуни с дезодорантами посыплются…

Из спальни доносилось тихое сопение, издаваемое Боником во сне.

«И снилась ему Мальта…» – подумала Мила, скользнув в плащ. Подобрала туфли, и прижимая к животу драгоценности, босиком заскользила к двери. Но едва женская ладошка легонько коснулась ручки замка, как гораздо более тяжелая мужская пятерня вынырнула из мрака и вцепилась в плечо Милы Клариковой. Мила закричала.

– Что, сука?! – зарычал на ухо голос, в котором Мила к ужасу опознала отвратительные лающие интонации Лени Витрякова, – что, давалка, не ожидала?! Сюрприз!!

Винтарь встряхнул ее как куклу. Милу охватил подавляющий, безраздельный паралич.

«Я пропала», – задохнулась она.

Витряков оттолкнул ее от себя, одновременно залепив оглушительную пощечину. Мила полетела в сторону, врезалась головой в вешалку и тяжело упала на пол.

Огнемет шагнул к ней и безжалостно ударил в спину. Корчась на паркете в море захлестнувшей поясницу боли, Мила Кларчук услышала, как Витряков громко пролаял сверху:

– Говорил я тебе, Вацик?! У этой членососки одно говно на уме! Не зря я остался! Чуяла моя срака. Ну теперь она приехала. Слышишь, сука?! Конец тебе!

Милу снова ударили и вокруг сомкнулась темнота.

* * *

К половине седьмого утра вновь заморосил паскудный, чисто осенний дождь.

– Ох и жрать охота, – пожаловался Любчик, заворочавшись бочкообразным торсом по переднему сидению «пятерки». Сиденье заскрипело всеми своими металлическими внутренностями.

– Сидушку не сломай, бегемот, – враждебно пробурчал Вардюк. Он был ниже слоноподобного напарника на полторы головы и вдвое уже в плечах. Зато против пары крохотных звездочек Любчика, к тому же скупо разделенных по одной на каждый погон, имел, по совокупности, аж шесть. Вардюк тоже был голоден и зол. За ночь, проведенную в машине, у него сначала онемели ноги, а к утру мерзкое покалывание перебралось выше и полностью омертвило задницу. Чувство было таким, будто круг кровообращения замкнулся в районе поясницы, а ниже простерлись абсолютно аморфные, чужеродные образования. То ли собственные ягодицы, то ли мешок с цементом, так сразу и не разберешь.

Накануне вечером они с Любчиком опустились вслед за «Ягуаром» Бонифацкого на набережную Ялты.

– Слышь, Вардюк? Он еще и блядь какую-то закадрил, – ляпнул Любчик, притормозав метров за тридцать до стоянки перед рестораном.

– Какую еще блядь?

– Да вон, гляди. Прямо на ступеньках разговаривают.

Вардюк, присмотревшись, опознал по описанию Милу Кларикову.

– Дурила! Это же наша клиентка.

– Откуда она тут взялась? – поразился Любчик.

– Я ж ей сам сказал, чтоб на набережную выдвигалась. Ты чем слушал?

– А?..

– А ничего лярва… – оценил через минуту внешность Милы Сергеевны Любчик. – Вот, блинклинтон. Жалко что встречать ее не поехал. – Любчик мечтательно вздохнул. – Разложил бы прямо на капоте…

– Губу закатай! – осадил напарника Вардюк. – Нужен ты ей, как зайцу стоп-сигнал.

– Нужен, – убежденно возразил Любчик. – Курочка столичная. Да они там все, только бабки покажи, сразу это, ноги раздвигают.

– До фига бабок у тебя? – заинтересовался Вардюк. – Спасибо, что сказал. Подпольный миллионер Корейко? Я не знал…

– Корейко не Корейко, а кое-какая копейка имеется…

– Теперь буду в курсе, у кого долгонуть, если что…

Вместо ответа Любчик осклабился.

– Ух, телка сладкая, – никак не успокаивался он.

– Ладно, умолкни.

Тем временем Мила под руку с Боником скрылись в ресторане.

– Будем ждать, – распорядился Вардюк.

Пока Вардюк нес вахту в кабине, слушая музыку и поглядывая на проплывавших мимо женщин, Любчик прошвырнулся по набережной в поисках еды. Вернулся с пакетом, в котором оказались копченая курица и десяток маринованных баклажанов, фаршированных мелко натертой морковью по-китайски, с большим количеством специй.

– Уф, – Вардюк откусил и у него сперло дыхание, – за «колой» сгоняй, а?

Любчик, чертыхнувшись, отправился за питьем. Им пришлось томиться почти до половины первого ночи, когда в дверях ресторана, наконец-то, возникли Мила и Вацлав Бонифацкий. Оба выглядели изрядно захмелевшими. Мужчина держал правую руку на крутом бедре женщины.

– Вот паскуда, – возмутился Любчик, провожая глазами такси, на котором укатила парочка. – На ходу бабу лапает. До дому дотерпеть невмоготу.

– Подбери слюни и давай за ними! – рявкнул Вардюк. Любчик завел двигатель «пятерки».

– Слышь?.. А «Ягуар» он чего, тут бросил?.. Во дает?! Прямо на набережной кинул тачку за сорок кусков, и адью?…

– Хочешь угнать?

– Я – нет. Без меня желающих пруд пруди.

– Да, – вынужден был согласиться Вардюк, – самоуверенная сволочь. Ничего не скажешь… Ладно, поехали за такси.

Такси доставило Милу и Боника к уже знакомому милиционерам особняку. Бонифацкий расплатился с шофером и увел женщину вовнутрь.

– Почему я не стал бандитом? – спросил у приборного щитка Любчик. Вардюк хмуро покосился на партнера:

– Протяни до конца квартала, там развернешься, и вставай на тротуаре.

Любчик выполнил приказ, и оба приготовились ждать. Возможно, и до утра.

– Сношаются, аж стены качаются, – огласил воображаемые события внутри особняка Любчик.

– Сними с крыши маячок, погаси подфарники и прихлопни пасть! – вконец обозлился Вардюк.

Около двух часов ночи к особняку Бонифацкого подкатил его собственный золотистый «Ягуар». Хвост в хвост «Ягуару» ехал джип, опознанный Вардюком, как «Ниссан-террано». Из «Ягуара» выбрался крепкого вида молодчик, отпер ворота и загнал машину во двор. Джип тем временем оставался на проезжей части.

– Давай документы проверим, – не выдержал Любчик.

– Сиди…

Молодчик вышел со двора, приблизился к приоткрытой дверце джипа и минут пять о чем-то совещался с водителем. Затем джип развернулся и, дав газу, скрылся за углом.

– Вот скотина, через двойную осевую…

– Да умолкни!..

Оставшийся в одиночестве крепкий молодчик закурил, поглядел направо – налево, запер ворота и вернулся во двор через калитку.

– Он что, в дом пошел? – спросил у напарника Любчик.

– Да не вижу я, – огрызнулся Вардюк.

– Бедная телка, – похабно захихикал Любчик, имея в виду Милу Сергеевну.

– Ох, заткнись.

Ночь выдалась холодной. Любчик заводил мотор каждые полчаса, запуская печку «пятерки». Но стоило двигателю умолкнуть, как тепло улетучивалось из салона с легкостью воздуха, покидающего потерпевший крушение звездолет.

В дома было тихо. Напарники то посматривали по сторонам, то безнадежно кемарили.

Потихоньку наступил рассвет. Но вместо согревающих солнечных лучей с неба обрушился отвратительный холодный дождь. К половине восьмого партнеры окончательно закоченели и теперь сидели злые и не выспавшиеся.

– Смотри! Тот самый джип, что ночью приезжал, – Любчик качнулся вперед. Спинка сиденья мученически затрещала.

– Тихо, – приказал Вардюк.

«Ниссан-террано» подкатил прямо под забор, ограждающей дворик особняка от улицы. Из салона вылез крепыш лет двадцати пяти, не больше, чирикнул с брелока сигнализацией и скрылся в калитке.

– Ну? И чего нам делать? – поставил вопрос Любчик.

– Я откуда знаю?

– Ты командир.

Вардюк почесал лоб.

– Хорошо. Сидим и наблюдаем, – минутой позже решил он.

В девять утра из дома вышли трое мужчин. Бонифацкий, человек, ночью пригнавший «Ягуар» и молодой здоровяк, прикативший недавно в джипе. Милы нигде видно не было.

– Ну?

– Сиди, наблюдай, говорю! Ну? Что – ну?

– Видал рожу у того, который в джипе приехал?

– А что рожа?

– Да вроде, в шрамах вся. Морда уголовная…

– Так ты еще и орел дальнозоркий? – съязвил Вардюк, впиваясь глазами в троицу, но расстояние было изрядным, так что ни черта разглядеть не удалось.

Трое на тротуаре недолго посовещались. Наконец Бонифацкий, сопровождаемый ночным гостем, полезли в джип. Обладатель исполосованного шрамами лица остался на мостовой. Как только джип тронулся, Шрам вернулся в дом. Джип скрылся из виду.

– Чего дальше делать?

– Бес его знает. – Вардюк шлепнул ладонью по торпеде. – Тут будем сидеть. Наше задание – женщина.

– А если они ее того?..

– Что, того?

– Грохнули…

– Тело видел?

– Нет…

– Тогда отвянь. Грохнули! – передразнил напарника Вардюк. – Это нас Михалыч грохнет, ежели мы ему операцию сорвем. Соображаешь?

– Угу…

– Номера у джипа срисовал?

– Так точно.

– Запиши в блокнот.

Улица снова опустела. Прождали еще минут пятнадцать. Неожиданно Любчик, нет-нет, да и поглядывавший в зеркало заднего вида, плотоядно сообщил:

– О, таксер едет. Дай я хоть кого трахну. Сил нету в кабине сидеть!

Вардюк собрался было возразить, но потом отмахнулся:

– А, трахай…

Когда до ярко-красного «Москвича» с желтым плафоном такси на крыше оставалось метров пятьдесят, Любчик вывалил из кабины свое грузное тело тяжелоатлета на пенсии.

– Ох, блин, затекло все. Ног ни хрена не чувствую.

Вспыхнула лампочка милицейского жезла. Любчик воздел перст к небу, а потом яростно махнул вниз и вправо, – к обочине, мол, давай.

– Все, приехал…

Глава 7
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ

Едва только «Москвич» въехал в Ялту, Андрей назвал таксисту адрес Бонифацкого, полученный Атасовым от Правилова.

– Что-то непохоже, чтобы владелец «Ягуара», которого ты разыскиваешь, по такому адресу проживал, – неуверенно проговорил таксист.

– Почему это? – не понял Андрей.

По дороге с Ай-Петри они успели разговориться, насколько возможно разговориться жертве и вооруженному пистолетом угонщику. Андрей особо таксиста не обнадеживал, но все же убедительно пообещал, что даром убивать не станет.

– Мне надо человека найти. Находим, и гуляй, на все четыре. Так что все в твоих руках, Мальдини…

– Так что не так с Адресом? – спросил Андрей.

– Понимаешь, тут у тебя район задрипанных многоэтажек указан. А «Ягуар», это такая машина… понтовая… не вяжется, короче, одно к другому…

– Понял тебя, – отмахнулся Андрей. – Но другого адреса все равно нет, так что давай, наяривай. На месте разберемся.

– Я срежу? – несмело предложил таксист, едва они разменяли пару сотен метров. – А то через центр такой крюкан выходит…

– Срезай, – одобрил Бандура. – Но не промахнись.

Таксист отрицательно замотал головой:

– Я не промахнусь.

– Я тоже, – ощерился Андрей.

Справа и слева пошли мелькать невысокие аккуратные заборчики. Из-за заборчиков проглядывали фасады не менее аккуратных особняков.

– А это что за место? Ничего смотрится.

– Да тут крутизна местная селится.

– А элитненько, как один мой дружок сказал бы…

За ближайшим поворотом таксист перепугано произнес:

– Милиция, черт…

– Езжай, – сжав зубы, обронил Бандура. – Даст Бог, пронесет. Ты же местный. Собака не выдаст, а волк не съест…

– Лошадь…

– Чего?..

– Лошадь не выдаст. Конь, то есть…

– Без разницы.

Могучий милиционер, при их приближении выбравшийся из патрульной машины, до боли напомнил Андрею Протасова. Впрочем, милиционер был значительно толще Валерия, да и ситуация не располагала к сантиментам.

– Останавливает… – застонал таксист.

– Останавливает – так останавливайся. – Андрей по приятельски посмотрел на таксиста. – Что, прав нету?

– Есть…

– Машину угнал?

– Я – нет.

Бандура пожал плечами. Широко улыбнулся:

– Так какие проблемы, Мальдини?

Таксист затрусил головой:

– Никаких.

– Вот и чудненько. Иди, дай ему денег, да поехали дальше. Я же тебе говорил, – Бандура достал пистолет. Опустил предохранитель, на который было поставил оружие по дороге, – Я ж говорил – двенадцать пуль. По четыре на брата. Ты же не хочешь, чтобы я и впрямь вас всех укокошил?

– Нет.

– Так иди, решай вопросы. – Андрей фамильярно хлопнул таксиста по плечу. – Все в твоих руках, Мальдини.

Таксист вместо ответа икнул.

Остановил машину. Вылез из «Москвича» и затрусил навстречу милиционеру.

Бандура потихоньку обернулся. Они успели проскочить мимо патруля метров семьдесят. Один из милиционеров оставался в кабине, другой, тот самый, который палкой махал, переваливаясь с ноги на ногу, медленно приближался к ним. Злой и большой, как какой-то чемпион по сумо. Дождь припустил сильнее.

Поначалу до Андрея долетали только обрывки отдельных слов:

– Здра… мла… лейт… нт… чик… почему нару… ем?..

– Виноват, тов… лей… нант… что… я… ил?..

Скосив глаза к зеркалу заднего вида, Андрей увидел стандартную картину, в которой проштрафившийся водитель распинался вовсю, разводил руками в разные стороны, пританцовывал и заискивающе улыбался, будто попавшийся на горячем пионер.

Страж порядка нависал над ним, как утес. Потом оба двинулись к «москвичу». Страж – неторопливо, важно, по прямой, водитель – следом за ним, кругами. Борец сумо медленно обогнул машину, брезгливо поглядел в салон. Техпаспорт и права Мальдини он держал зажатыми в кулаке, больше напоминающем качан капусты. Мальдини скакал вокруг, кидая на отобранные документы исполненные мольбы взгляды.

– Это где так стекла тонируют? – враждебно поинтересовался патрульный. Мальдини что-то промямлил.

Гаишник шагнул к «Москвичу» и требовательно постучал жезлом по стеклу пассажирской двери:

– Ваши документы, пожалуйста…

«Ну, поехало», – понял Андрей. Открыл дверь левой и уставил ствол «браунинга» в безразмерный живот младшего лейтенанта.

– Стой, мусор и не дергайся! – голосом демона из загробного мира зарычал Андрей. – Одно, сука, движение, и я тебе кишки на мундир намотаю!..

Любчик как-то сразу осел.

– И морду бодрую сделай, падло! Если жить хочешь.

Любчик хотел. Безо всяких вопросов даже.

– Мальдини! – резко приказал Андрей. – Капот открой в своем тарантасе.

Таксист вышел из комы и немедленно выполнил полученный приказ – задрал капот к небу.

– Теперь оба встали перед капотом, – продолжал распоряжаться Андрей, почувствовав себя хозяином положения.

– Делаем вид, что номера изучаем. Шнеле, сволочи!

Сам плавно и как можно более непринужденно выбрался из кабины, чтобы присоединиться к жертвам. Андрей по-прежнему широко улыбался. От этой улыбки лицо Любчика сделалось творожным.

– Мальдини, – Андрей встал за широкую спину Любчика, – закрывай капот, садись в машину и сдавай задом ко второму менту. Только мед-лен-но.

Таксист не заставил повторять дважды. Он действовал с четкостью хорошо отлаженного автомата. Андрей нарадоваться не мог.

– Пошли, толстый, – зашипел Андрей, толкая офицера стволом промеж лопаток, – с другом своим познакомишь. Но помни, скот – чуть что, я тебе в брюхо столько свинца наширяю, хрен высрешь!..

Они двинулись обратно: чинно, словно похоронная процессия.

Бандура шел позади. Немного притормозил, скользнув взглядом по округе и замер, глазам своим не веря.

– Стоять!

– Ага, – Любчик встал, как вкопанный.

– Чей это дом?! – задохнулся Андрей, потрясенный увиденным.

– Который? – проблеял Любчик.

– Справа, козел! С золотым «Ягуаром» во дворе.

– Это… это… – смешался Любчик, – …Бонифацкого Вацлава… – наконец, выдавил он.

– Вот это да!.. – только и сказал Бандура. – Вот так удача!

Они зашагали дальше, и вскоре подошли к патрульной машине. Таксист уже стоял там, переминаясь с ноги на ногу. Старший лейтенант по-прежнему сидел в кабине, поглядывая на всю троицу хмуро и несколько озадачено. Бандура угрем скользнул к двери и сунул ствол под нос старшему лейтенанту.

– Ну! – заскрипел он. – Давай, герой!..

Пистолет Любчика Андрей изъял из кобуры пятью минутами раньше, всунув в задний карман собственных брюк.

– Пушку сюда! – рявкнул Андрей, не дождавшись проявления геройства. – Живо, дебил! Считаю до трех, два уже было!

Вардюк заиграл желваками, но пистолет все же отдал.

– Жирный, – скомандовал Бандура, – мухой сел на переднее сиденье.

Любчик, шатаясь, подчинился.

– Мальдини – на заднее! – злобно процедил Андрей. Открыл дверцу и уселся рядом с таксистом. Никто не проронил ни слова.

– Жирный! – гаркнул на ухо Любчику Андрей, – документы сюда! – Любчик покорно вернул изъятые у таксиста документы. Андрей спрятал оба ламинированных куска картона в нагрудный карман рубахи.

– А теперь, клоуны, – сказал Андрей голосом, от которого у обоих патрульных озноб пошел по коже. – Быстро мне рассказывайте, где Бонифацкий и какого хуля вы тут груши околачиваете?..

Любчик кинулся прояснять ситуацию. Вардюк отвечал односложно, продолжая неистово играть желваками.

По словам милиционеров выходило так, что они с раннего утра заняли точку на трассе, тормозя редкие в рассветный час машины для рутинной проверки документов.

– Так откуда же ты, толстожопая ублюдина, знаешь про дом Бонифацкого? – заподозрил неладное Бандура.

– А его здесь все знают, – сопел спереди Любчик. – Авторитет, каких мало.

Бандура скорчил недоверчивую гримасу.

– Кто в доме, видели?

– Не видели, – заскрипел зубами Вардюк.

Андрей почесал стволом за ухом у Любчика.

– Ты тоже подслеповатый? – многообещающе осклабился Бандура.

– Баба и мужик. Была баба и три мужика поначалу, но потом двое уехали.

– Бонифацкий дома?

– Уехал, говорю, – кололся Любчик. С тем вторым. Молодой с бабой остался. Крепкий…

– Что за баба?

– А хрен ее знает, – замялся Любчик. – Шалава какая-то.

Андрей слушал, пытаясь удержать в поле зрения всех троих. Это было не просто, и он принял нелегкое решение.

– Мальдини! – позвал Андрей. Выщелкнул обойму из пистолета Вардюка и передал его таксисту. Тот машинально взял оружие, недоумевающе уставившись на Андрея.

– Оботри рубашкой, – распорядился Бандура. – Так, молодец. А теперь – суй в карман.

Мальдини медлил.

– Суй! – Андрей повел стволом в сторону таксиста. Мальдини подчинился, состроив такую гримасу, словно прятал в брюки скорпиона.

– Сними подголовники с передних сидений…

Мальдини шумно сглотнул.

– Ну!..

Таксист отделил оба подголовника и вконец затравленно уставился на Андрея.

– В ноги забрось, – добавил Андрей.

Неожиданно Бандура подался вперед и огрел рукояткой «браунинга» массивный затылок Любчика. Младший лейтенант хрюкнул и повалился носом на торпеду.

– Ах ты мудак! – с лютой ненавистью закричал Вардюк. – Ты мудак проклятый! – Он задохнулся. – Тебе жопа! Ты понял?! Тебе жопа! Ты труп, мразь!!!

Кровь толчками выходила из разбитого загривка Любчика.

– Заткни плевало, – посоветовал Вардюку Андрей. – Ты не врубаешься в ситуацию, мусор. Это тебе жопа.

Вардюк замер, будто солдат, наступивший на противопехотную мину-ловушку. Андрею показалось, что зубы Вардюка скрипят от бессильного бешенства. Но прислушиваться он не стал. Не целясь, врезал Вардюку по затылку. Старший лейтенант повалился рядом с младшим. Таксист, наблюдая экзекуцию, протяжно застонал, точнее – завыл.

– Вот что, Мальдини, – перевел дух Андрей. – Ставь подголовники на место и чеши отсюда. И гляди, пушку не потеряй.

Таксист не двигался с места, а просто сидел, то открывая, то закрывая рот.

– А надумаешь к ментам – вспомни о детках, – улыбаясь, добавил Бандура. – У тебя их двое, кажись?

– О-один, – тихо сказал таксист. – И жена беременная…

– Ну, считай, двое, – Андрей хлопнул таксиста по плечу, – давай, уваливай, Мальдини, мне работать надо.

– А до-документы, – промямлил Мальдини.

– У меня побудут, – отрезал Андрей. – Будешь умницей, вышлю по почте… – Пошел вон! – внезапно заорал Бандура.

Таксист, шатаясь, словно пьяный, перебрался в свой «Москвич». Завел двигатель и был таков.

Едва такси скрылось за поворотом, Бандура придал бесчувственным телам патрульных более естественные положения, водрузил обоим на головы форменные милицейские фуражки, проверил пульс. Оба были живы, хотя и пребывали в глубокой отключке.

– Вот и посидите тут, – попросил Андрей.

Вырвал разъемы радиостанции, вытащил ключи из замка зажигания, спрятал себе в карман. Прошел полубегом сотню метров. В дворике особняка Бонифацкого было тихо. Дом, похоже что спал. Андрей легко перескочил забор и подкрался под самые окна виллы.

* * *

Мила Кларчук тихо застонала, медленно приходя в сознание. Пошевелилась. Каждое движение вызывало боль. Она попробовала повести руками, но не тут-то было – руки оказались крепко связаны за спиной.

По мере того, как разум женщины возвращал контроль над телом, тело принялось сигнализировать о многочисленных полученных недавно повреждениях. Болели содранные в кровь колени, ныли ссадины и синяки на груди, животе и ягодицах. Пожалуй, проще было сказать, что не болело.

«Господи, где я?!»

Мила попыталась повернуть голову. Боль иглой проткнула затылок и взорвалась под черепом. Мила вскрикнула, крепко зажмурившись. Пролежала несколько минут, борясь с охватившей тело слабостью.

«Господи, где я?!»

Неподалеку размеренно гудел аппарат, похожий на газовый котел. Время от времени к гудению котла подключалось жужжание какого-то электрического механизма. Мила подумала, что звуки имеют отношение к системе отопления, и надо сказать, что была близка к истине.

Помещение освещалось слабым искусственным светом, идущим откуда-то сверху. Воздух в комнате был теплым и достаточно свежим. Но женщину продолжал трясти озноб. Она была полностью разбита и лежала ничком на чем-то, напоминающем старый кожаный диван.

«Я в подвале, – наконец припомнила Мила. – О, Господи, я в подвале особняка Бонифацкого».

Мысли двинулись в голове, как освободившаяся от ледяных оков река. Льдины запрыгивали одна на другую, корежились и с треском тыкались в берега. Поначалу ей удавалось выуживать из хаоса лишь отдельные картинки, пока, наконец, события ужасного для нее утра не сложились в единую цепочку. Как только это произошло, Мила вспомнила все и горько заплакала.

Утро началось для нее с удачи. Бонифацкий безмятежно спал, утомленный ночью любви, дрых, словно убитый. Она выскользнула из кровати, обыскала особняк и поразительно легко натолкнулась на похищенные у Ледового сокровища. Быстро оделась, прихватила дипломат, и была близка к удаче, когда угодила в лапы Лене Витрякову, точно куропатка ястребу на обед. Витряков напал на нее в прихожей. Избил на пороге и за волосы стащил в подвал.

«Вот как ты тут очутилась».

– Это тебе для разминки, курва! – вопил Витряков, волоча Милу по ступеням. – Это только начало.

Он как с цепи сорвался.

– Леня! – разбитыми губами шептала Мила Сергеевна. – Леня, не надо!

В подвале Витряков дал волю кулакам, и Миле крепко досталось. Потом Леха сорвал с нее платье, завалил на старый диван под бойлерами, и продолжая лупить, по чему попало, изнасиловал так грубо и жестоко, как только мог. Парализованная страхом Мила Сергеевна почти не оказывала сопротивления, и Витрякова это взбесило. Он жаждал крови и борьбы. Насилие было его натурой, а женщина валялась под ним, как какой-то поганый маникен. «Как труп, сука». Некрофилов Витряков не уважал. «Что за понт в трахалках, если баба не упирается и не воет от боли и ужаса, как собачонка сотдавленной на дороге лапой». Кое-как кончив, Витряков отвесил Миле десяток зубодробительных затрещин, рывком поставил на ноги и врезал кулаком под дых, так что у нее в глазах свет померк. Мила повалилась на пол, а Леха отправился наверх, пообещав вскорости вернуться.