Текст книги "Боль дождя"
Автор книги: Ярослав Турушев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Турушев Ярослав
Боль дождя
Ярослав Турушев
БОЛЬ ДОЖДЯ
– Не знаю, – сказал Подорожник. – Наверное, нас просто много. Мы и так мешаем друг другу.
– Чем? – кипятился Одуванчик. – Чем?
– Солнце, скажем, заслоняем...
– А тебе самому-то не смешно? Ты вон под тем тополем отказался бы расти?
– Да я про другое. Зачем-то же рост нужен?
– Чего? – мрачно ответил Одуванчик. – Кому, тебе, что ли?
Они росли в десяти сантиметрах друг от друга на большой лесной поляне. Невдалеке проходила дорога, и иногда они с какой-то надеждой вслушивались в звук двигателя проезжающего автомобиля. Но шум затихал, и они опять оставались в окружении далеких стволов деревьев, среди которых посвистывали невидимые птицы.
Солнце стояло почти в середине неба и Одуванчик с ненавистью поглядывал на этот траурно-золотой круг. Стеблем, листьями и даже лепестками он ощущал его сверлящие лучи, от которых зеленые клетки распирало в мучительном росте.
– Зря ты так, – помолчав, тихо сказал Подорожник. – Ведь есть же, наконец, осень. И зима.
– А ты их видел?!
– Прошлогодняя трава рассказывала.
– А, эта щетка желтая... Она от старости просто рехнулась. Или от перегрева.
– Нет уж, погоди, – голос Подорожника стал серьезным. Его трудно было расшевелить, но если это удавалось, то он начинал горячиться не меньше Одуванчика. А то и больше. – Давай сначала. Ты семечком был?
– Был.
– А оно откуда взялось?
– Почем я знаю.
– А ты мозгами пошевели. Откуда оно взялось? И еще – ты раньше как рос? Помнишь?
Одуванчика передернуло. Он вспомнил первые дни, когда стебель буквально бежал из земли. Сейчас, конечно, было уже помедленнее.
– Но я и сейчас росту.
– Если будешь все время расти, стебель не выдержит. Переломится.
– А деревья?
– А что деревья? Они вообще какие-то... другие, в общем. Даже говорить не могут.
– Потому и не могут, что от боли с ума сбрендили.
Подорожник помолчал.
– Но сам посуди, где-то же начало было? Даже у деревьев. Они огромные, конечно, но не бесконечные. Верхушки вон видны... А теперь напрягись и представь, что есть не только дни и ночи, но и другие... циклы... только больше.
– А с чего бы это?
– Солнце каждый день немного по-разному ходит. Я вот и думаю...
Подорожник опять замолчал, а Одуванчик поразился тому, как он еще умудряется что-то замечать под этим Солнцем.
– Закончится все, умрем мы, а на нашем месте вырастут другие болваны вроде тебя! – вынырнул из какой-то своей мысли Подорожник.
– Хорошо бы... Да только больно это на сказку смахивает. Себя утешить. А пока мы растем и терпим. И делать нечего.
Последние слова Одуванчик произнес, скорчившись от очередного прилива судорог. Расправлялся второй снизу лист.
– Говорят, за деревьями видели Лошадь, – произнесла Травинка между ними, слушавшая спор. Одуванчик с Подорожником посмотрели на нее с жалостью. Взошла она недавно, ее клетки буквально разрывались от роста, и Травинка постоянно корчилась от боли. Не было смысла объяснять ей, что Лошадь -такая же небылица, как и Газонокосилка.
– Потерпи, малышка, – вздохнул Одуванчик. – Может, и до нас дойдет.
Около часа они молчали, изредка покачиваясь под слабым ветерком. Не происходило ровным счетом ничего. Небо с перисто-мраморными прожилками огромной полусферой обхватило ядовитое Солнце, понемногу сдвигавшееся к западу.
– Смотрите! – вдруг заорал Одуванчик. – Там, у двух берез!
По веткам, иногда замирая, прыгал коричнево-рыжий комок. Вокруг удивленно заговорила трава. Подорожник, на удивление взволнованный, тихо сказал:
– Это Белка. Никогда ее еще не видел. Зато видел Лису. Она совсем близко прошла.
– А что ж ты раньше не рассказывал? – удивился Одуванчик.
– Да... И не поверил бы ты.
– Они живые?
– Живые. Как мы.
– И чего, могут в землю зарыться? И в огонь тоже прыгнуть? – с подковыркой спросил Одуванчик.
– Знаешь, я думаю, они растут без боли.
– Как это?
– Мне кажется, что мы хотим смерти из-за того, что сами себя убить не можем. А так бы, может, и терпели бы...
– Ну да!
– И теснили бы друг друга, бороться бы начали и истребили бы всех к чертовой матери – и деревья, и тех, кто двигаются. Хотя не знаю...
– Опять ты со своими байками...
Белки уже не было видно. Над поляной опять стало тихо, даже птицы не чивкали.
– А много этих... Подвижных? – помолчав, спросил Одуванчик.
– Не знаю. Может, сотни. Только они далеко.
На Солнце наползло облачко. Стало чуть полегче. Одуванчик даже отвлекся на секунду от зуда в листьях и испытал что-то похожее на облегчение.
– Скоро ночь. – Он представил себе прохладную темноту, забытье, лишь изредка прерываемое судорогами. Куда лучше дневного кошмара.
– А Птицы? – вновь спросил он Подорожника. – Они тоже живые?
– Нет, они просто по ветру летают. Как тучи и листья.
– А откуда ты вообще все это знаешь?
– Да я постарше тебя буду, наслушался уж. И надумался.
– Вот прямо по ветру и летают? А ты ветер, который вверх дует, видел? А, философ?
Подорожник задумался. Вслед за первой тучкой появилась другая, побольше. Ее края отсвечивали графитом. Потянуло прохладой.
– Везет нам вроде сегодня, – заявил Одуванчик, рассматривая небо.
– Может, и так, – без выражения откликнулся Подорожник.
– Тенечек бы нам ... Что? Что ты сказал?
Подорожник промолчал, но Одуванчик и так все понял.
Теперь они напряженно молчали. Шли минуты, небо затягивалось, делаясь серым и тяжеленным.
– Может, пронесет? – произнес Одуванчик, но тут же споткнулся -первая жгучая капля, упавшая на лист, надежд уже не оставляла. Дождь.
Одуванчик сжался. Он увидел, как по Подорожнику пробежала струйка воды. Затем на него упали стразу две капли, потом еще и еще, и он перестал считать их, жуткой болью рассверлило стебель, и цветок, и листья, плакали Травинки и высокий Люпин неподалеку, стонал Подорожник, вода просочилась до корней, а они стали глотать ее, и боль, и без того невыносимая, стала белой и раскаленной, и взорвала клетки, и он закричал дико и страшно, а голос потерялся в общем вопле...
Почти потеряв в этом аду способность думать, Одуванчик как будто чужими глазами увидел над собой два ряда зубов и темно-розовый язык. Боль на секунду перекрыла мысль: "Лошадь существует!"
И стало не больно.
