Текст книги "Ленин жЫв"

Автор книги: Ярослав Питерский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

XXI

ВСЮ ночь он не спал. Он не сомкнул глаз. Он не стал кушать вечером: не было аппетита. Он пытался заставить себя уснуть, но не мог. Ему лезли в голову тяжёлые мысли. Почему-то Кириллу в эти долгие ночные часы, которые тянулись вечностью, очень захотелось с кем-нибудь пообщаться. Он даже вызвал дежурную медсестру и потребовал от неё принести ему водки. Но девушка, выслушав его просьбу, ушла и не вернулась. Сколько он ни давил на кнопку вызова, больше никто к нему не пришёл.

Он чувствовал, что за ним наблюдают и не собираются никак реагировать на его сигналы. Его это бесило. Его это злило, но в итоге он понял, что ничего сделать не может.

Он лежал в одежде, закрыв глаза.

Полумрак в палате поддерживало дежурное, слабое освещение красных ночников.

Кирилл лежал при этом тускло-агрессивном свете и думал… думал… думал…

Ему вдруг захотелось увидеться с этой девушкой.

С Лизой.

Он вдруг вспомнил её лицо.

Кирилл улыбнулся. Он хотел почувствовать запах её волос. Затем Лучинский попытался вспомнить своих женщин, своих любимых женщин из «прошлой жизни», но никого, кроме Кати, жены артиста драмтеатра, вспомнить не мог.

Катю он всё время вспоминал почему-то раздетую и громко стонущую. Он хотел и пытался вспомнить, как она говорит, как она смеётся, как она плачет или возмущается, но не мог.

Только стоны. Какие-то пошлые и однообразные.

Затем ему в голову почему-то пришёл образ того толстого и нелепого генерала со смешной должностью. Потом он увидел силуэт какого-то странного человека в красном плаще. Кирилл вдруг подумал, что это и есть Верховный Правитель.

Он хотел его рассмотреть поближе… и проснулся.

Он проснулся от резкого противного белого света. От настырного пищащего звука. Рядом с его кроватью стояли два санитара с бычьими рожами и здоровенными ручищами. Они наблюдали, как Лучинский медленно и неохотно встаёт с постели, и показывали своим видом, что ему надо собираться.

Кирилл нехотя прошёл в санузел и, почистив зубы, тщательно умылся. Он хотел было принять душ, но поленился да и постеснялся этих жутковатых мужиков в белых халатах.

Через пять минут в палату к Кириллу закатили тележку с завтраком. На удивление сегодня он был необычно вкусный. Яичница с беконом. Помидоры и кружка хорошего чёрного кофе с сахаром. Кирилл с удовольствием уплетал эти яства:

– Вот так бы всегда! А то каши ваши надоели… – урчал он, пережёвывая пищу.

Когда завтрак был почти съеден, в палату вошёл Сикора. Он улыбнулся и приветливо сказал:

– Доброе утро. А вот и этот день, он должен Вам запомнится и вообще, наверное, он станет самым важным днём в Вашей жизни. Нет, наверное, всё-таки одним из самых важных. Потому как самый важный может быть завтра!

Кирилл вытер жирные губы салфеткой, отхлебнул кофе и, неприлично отрыгнув, капризно ответил:

– Да уж! Каждый день тут у вас важный! Или завтра наступит? Где-то я уже это слышал или читал. И вообще! Самый важный и противный день – это день, когда я выпил ту гадость корейскую.

– Может быть. Но сегодня день не будет противен.

– Вы думаете? – Кирилл встал и, подойдя к майору, пристально уставился на него. Фимобщик отвёл глаз, отвернувшись, тихо сказал:

– Я думаю, Кирилл, Вы всё воспринимаете слишком критично.

– А я так не думаю.

– Ну, хорошо. Не будем заводиться. Я пришёл Вас сопроводить в дороге. Но прежде чем мы выйдем из палаты и отправимся на аэродром, я ещё раз вам вынужден напомнить, что Вы в дороге не должны ни с кем общаться. Хотя, конечно, у Вас вряд ли будет такая возможность, но всё же я на всякий случай ещё раз вас предупреждаю.

Кирилл хмыкнул и, махнув рукой, бросил:

– Да понял я, понял. Давайте уж совершим ваше увлекательное путешествие.

– Хорошо! – радостно воскликнул Сикора.

Он подошёл к кровати и нажал кнопку вызова персонала. Через секунду в палате появились два человека. Это были незнакомые мужчины, одетые в простые и строгие серые костюмы, белые рубашки с зелёными галстуками и начищенные до блеска туфли. На лицах нет эмоций. Одинаковые стрижки и выражения глаз.

Кирилл хмыкнул и тяжело вздохнул:

– Эх, видели бы это всё мои из газеты, не поверили бы…

Сикора хотел было что-то спросить, но, передумав, повернулся к сопровождающим и громко приказал:

– Так, проводите ноль девяносто восьмого в автобус. Норматив сопровождения – номер три. И чтобы аккуратно и всё чинно. А я пока зайду возьму свои вещи. Все вперёд.

– Так… у меня даже номер есть. Понятно… – вздохнул Кирилл.

– Это необходимо было, – виновато буркнул Сикора, он понял, что допустил ошибку.

– Интересно, а кто был под грифом ноль девяносто семь? И что с ним стало? – язвительно заметил Лучинский.

Он заметил, что майор дёрнулся.

– Это государственная тайна. На эти вопросы Вы ответа не получите. Лучше давайте думать о себе и предстоящей дороге.

– Ах, о дороге? Ну, что ж… подумаю. А я что? Тоже вот так поеду?! В одежде и без чемодана?! Никаких там с собой принадлежностей?

– Какие ещё принадлежности? – не понял Сикора.

– Ну там, зубная щётка, паста и полотенце в дорогу?

– А-а-а, это всё получите на месте. Вы же на полном гособеспечении, – весело ответил майор и вышел из палаты.

Кирилл вздохнул и тоже направился к двери. Но один из конвоиров остановил его, уперев свою ладонь в грудь Лучинского. Второй тем временем вышел в коридор. И лишь после этого напарник кивнул головой, указывая Кириллу на выход.

Они шли по коридорам медцентра долго и уныло. Пару раз ехали на лифте в гробовом одиночестве и молчании. Кирилл понял, что его ведут какими-то окольными путями, потому как в коридорах им не встречались ни пациенты, ни обслуживающий персонал. Путешествие по спецбольнице заняло минут десять. Наконец, его вывели в маленький узкий коридор, который упёрся в железную дверь, конвоиры подвели Кирилла к ней и заставили отвернуться. Пока один из охранников открывал замок, Кирилл успел рассмотреть где-то в глубине коридора силуэт грузной женщины. Она, склонившись, тёрла шваброй с тряпкой пол.

«Двадцать первый век, а полы моют, как и в девятнадцатом. Человечество регрессирует? Наверное!» – с горечью подумал Кирилл.

Уборщица упорно мыла пол, не поднимая головы. Возможно, инструкция по уборке этого помещения запрещала ей делать это…

Щёлкнул замок. Кирилл обернулся. Открылась дверь и… солнце, яркое и безжалостное солнце резануло в полоску проёма. Лучинский сделал шаг вперёд. Конвоир попытался преградить ему дорогу, но Кирилл оттолкнул его и вышел на улицу. Это странное и нелепое ощущение!

Свежий воздух!

Щеки непривычно обожгло солнечными, настоящими солнечными лучами!

Какое блаженство вот так втянуть ноздрями свежий воздух!

Красота!

Кирилл зажмурился от удовольствия.

Это тебе не искусственно отфильтрованный поток из кондиционера.

Нет!

Это тебе не искусственно мертвецки-тусклый свет дневной лампы!

Нет!

Это воля, воля жизни!

Сколько же он не был на свежем воздухе? Вечность! Целую вечность!

«Может быть, вот так чувствует себя младенец, когда появляется из утробы матери! Когда первый раз видит земной свет! Когда ощущает свежее дыхание самостоятельной жизни! Нет, определённо так! И это чувствуют все люди при рождении! Просто потом они забывают эти мгновения! Их ещё не развитый мозг наверняка хранит информацию, но не может её вывести или отложить в доступную взрослому человеку ячейку памяти!» – сами себе пришли на ум мысли.

– Прошу Вас, пройдите в машину! – металлическим баритоном прозвучал голос охранника.

Кирилл почувствовал, что его кто-то взял за локоть. Эта стальная хватка…

– Пройдите в машину! – настаивал конвоир.

– Пусть постоит! – буркнул незнакомый Кириллу голос.

Лучинский стоял, не обращая внимания на то, что происходило рядом. Слабый ветерок холодил и освежил кожу. Так захотелось закричать. Кирилл набрал в лёгкие воздух. Но в последнее мгновение передумал. Он лишь, словно открыв аварийный клапан на котле, спустил давление.

Тихо и медленно засвистел губами.

– Красота, – прошептал он. – Как там, у классика, красота спасёт мир! Это точно. Но вот, мать твою… у меня немного иное… Лучше всё это бы кончилось. Не хочу… – загадочно, едва слышно шевелились губы, издавая полумёртвые звуки.

Он открыл глаза. И вот она – суровая действительность. Перед ним стоял зелёный микроавтобус, а за машиной – лишь глухой высокий забор. Совсем как в тюрьме. На борту автобуса большая красная полоса с белыми буквами:

«Оперативная служба республики».

Кирилл вздохнул и грустно улыбнулся. Один из конвоиров повторил то ли приказ, то ли просьбу:

– Проходите, у нас нет времени.

Кирилл подошёл к распахнутой дверке и нырнул вовнутрь. После яркого солнца полумрак безоконного помещения ослепил. Пришлось привыкать к темноте. Пока Кирилл тёр руками глаза, машина завелась и поехала. Кто-то помог Лучинскому присесть на свободное мягкое кресло.

Когда Кирилл стал различать предметы, он осмотрелся. Тесный бокс, но уютно отделанный. Вокруг кожа и металл. Три больших мягких кресла. В конце на подставке прикреплено два видеомонитора, под ними какая-то аппаратура. Кирилл почесал голову и увидел, что рядом с ним сидит не кто иной, как Сикора. Он улыбался. Майор, скорее всего, к автобусу пришёл более коротким и открытым путём, нежели они с конвоирами шли по коридорам и закоулкам.

– Вам удобно? – спросил фимобщик.

– Да, – ответил Кирилл. – А куда едем?

– В аэропорт.

– А почему без окон?

– А зачем они?

– Ну, хотелось город посмотреть…

– Да там ничего хорошего, город как город, – грустно ответил майор.

– А вам самим-то не противно так жить? – ухмыльнулся Кирилл. – Вы же живёте, как в этом вот автобусе. Клетка с кожей и телекормушкой.

– Нет. Привыкли. А Вам не противно с нами вот так? Или у вас выбор есть? – ехидно поддел Сикора.

– А мне противно. Поэтому мы там вот от этого все и избавились. В прошлом. А вы вижу опять.

– Да ни хрена вы не избавились! – как-то зло бросил фимобщик и отвернулся.

Кирилл решил больше не доставать его вопросами, чувствуя, что разозлил своего куратора.

До аэропорта доехали минут за двадцать, Кирилл даже слышал, как во время движения водитель включал сирену. От этого автобус немного дрожал. Да и вообще скорость была приличная, и сильно болтало. Пару раз сильно подбросило на ухабах.

Кирилл понял, что дороги в будущем очень похожи на дороги современности.

Кто бы сомневался…

– Дураки и дороги… то ли дураки делают эти дороги, то ли от езды по этим дорогам люди в этой многострадальной стране становятся дураками… Эх, Россея… беды две, а проблем три… лень, трусость и зависть… – пробурчал себе под нос Кирилл.

Автобус остановился, и стало немного не по себе. Где-то рядом Кирилл услышал шум. Да, это были двигатели самолёта. Характерный писк. И запах, запах авиационного керосина. Такой приторно кислотный. Кирилл помнил его ещё с детства, когда летал на каждые каникулы к своей бабушке в Кемерово.

Дверь открылась, и звуки ворвались в салон. Можно выходить. Конвоиры первыми покинули автобус и встали, словно в почётном карауле, на бетонных плитах. Кирилл вышел и зажмурился, солнце опять заставило сжимать веки. Ветер вновь приятно освежил кожу.

Они находились прямо на лётном поле. Совсем рядом стоял огромный транспортный самолёт, как понял по его окраске Кирилл, самолёт был военным. Тёмно-зелёные бока и жёлтые вензеля трёх известных ему букв на хвосте и фюзеляже. Двигатели, словно гнёзда лесных диких ос, свисали с крыльев и пищали в предвкушении полёта.

Кирилл обернулся: там, за микроавтобусом, на котором его привезли, стояли ещё две машины – легковые. Какой марки неизвестно. Лучинский в своей прежней жизни таких моделей не видел. Автомобили были чёрного цвета с тёмными окнами. Кто в них сидит, было рассмотреть невозможно. Вдалеке цепью стоял, наверное, взвод солдат. Это было видно по силуэтам: у людей на груди торчали палками то ли автоматы, то ли пулемёты. Оцепление находилось метрах в тридцати от самолёта. А совсем далеко, где-то в километрах двух, виднелся лес, и возле него – строения с какими-то причудливыми башенками сверху. Это, наверное, было здание и терминалы аэропорта. Но что-то рассмотреть на таком расстоянии было практически не возможно. Возле аэропорта блестели несколько серебряных сигар самолётов. Слышался тоже гул двигателей. Кирилл обернулся в другую сторону, но рассмотреть пейзаж тут он не успел. Его под мышки подхватили охранники и повели к самолёту.

Вместо трапа – небольшая железная лестница с поручнем, и вот открытая дверь ведёт в салон. Внутри было очень просторно. Транспортное брюхо этого огромного лайнера, скорее всего, было предназначено для какой-то объёмной военной техники. Но самолёт приспособили для спецперевозок. Посреди этого чрева разместился что-то наподобие строительного вагончика. Правда, его стены были сделаны из пластмассовых блоков и огромных стеклянных витрин. Эдакий большой аквариум с диваном и креслом посередине. Также рядом стоял столик, и на нём виднелись какие-то бутылочки и стаканы. Кирилл понял: этот стеклянный параллелепипед предназначен для него. И не ошибся. Лучинского подвели к аквариуму и открыли дверь – тоже стеклянную и большую. Вместе с ним в этот вот стеклоящик вошёл и Сикора, он сел на диван, а Кириллу махнул на кресло. Лучинсктий вздохнул и, скинув китель, сел в мягкое седалище. Он удивлённо обнаружил, что кресло, как и полагается для самолёта, оборудовано обычными пристежными ремнями.

– Нужно пристегнуться. Сейчас мы взлетать будем, – заботливо сказал Сикора.

Охранники остались снаружи аквариума и, закрыв дверь, сели возле стеклянного параллелепипеда на приставные стулья. Когда дверь в их стеклянную упаковку закрыли, стало непривычно тихо для самолёта. Кирилл даже слышал, как дышит рядом сидевший на диване Сикора.

– Что это за карантин такой? А?

– Это куб безопасности, мало того, что он изолирует нас от внешнего мира, от запахов и звуков, так ещё он автономен по давлению и по безопасности в полёте. А также глушит посторонние звуки, – пояснил фимобщик.

– И пишет всё, что мы тут говорим. И подслушивает… ха… ха… – ухмыльнулся Кирилл.

– Не без этого. Но я Вас предупреждал перед полётом.

Кирилл не ответил. Он вдруг с удивлением увидел, что в самолёт поднимаются и другие пассажиры этого необычного рейса. Две женщины и трое мужчин зашли по трапу и, медленно пройдя, подошли к правому борту и сели на боковые откидные сиденья, которые обычно используют либо десантники, либо экипажи военных машин, которые транспортируют на подобных больших пузатых самолётах.

Кирилл с удивлением, тревогой и каким-то интересом увидел, что две женщины – это его знакомые, более того, очень близкие знакомые. Первая была та самая жгучая гречанка, начальница отделения и просто красивая женщина Светлана. Второй была Лиза Палкина. Обе были одеты в одинаковые красные костюмы с синими звёздами на груди. Один из мужчин был Михаил Альфредович – главный врач больницы, добродушный мужичок, с седой бородкой. Двое других мужчин Кириллу были незнакомы.

В отличие от Светланы и Лизы пассажиры мужского пола одеты были в костюмы жёлтого цвета. Но синие звёзды тоже украшали левую грудь. Пассажиры уселись как раз напротив стеклянного куба, где находился Кирилл с Сикорой.

Лучинский непроизвольно поочередно смотрел то на Светлану, то на Лизу. Светлана томно, но скрытно и мимолётно улыбнувшись, отвернулась, как будто не знала Кирилла вовсе. Она показывала своим видом, что не стоит сейчас давать повод окружающим обсуждать их контакт. И вообще лучше сделать так, чтобы все были в неведении. Лиза же, напротив, приветливо улыбалась и, не отрывая взгляда, смотрела на Лучинского. Она даже давала ему какие-то знаки пальцами. Но Кирилл из-за того, что освещение за стеклянным кубом было намного тусклее, не смог разобрать эти сигналы.

Через пару минут двигатели начали набирать обороту. Люк задраили, и самолёт побежал по рулёжке. Затем «громадина» остановилась, медленно развернувшись, как почувствовал Кирилл, замерла, набирая с дрожью дикую силу для прыжка в небо, вдруг сорвалась и устремилась по взлётной полосе.

Кирилл испугался.

Он давно не летал, и хотя и не боялся полётов, на этот раз эта процедура отрыва от земли у него вызывала чувство неуверенности в технике.

«Кто его знает, сколько раз этот гроб поднимался воздух? А вдруг откажут двигатели, и тогда… А что тогда?» – мелькнула мысль.

Но самолёт, благополучно оторвавшись от земли, резко накренился на хвост и, уверенно набрав высоту, лёг на правое крыло. Затем двигатели стали работать тише и монотоннее. Кирилл понял, что курс взят и осталось только ждать.

Лучинский вдруг захотел спать. Откинул голову назад и закрыв глаза, попытался уснуть. Но, промучившись минут десять, не смог это сделать. Встряхнув головой, он покосился на Сикору и спросил:

– А сколько лететь до Москвы?

– Это гостайна… – почему-то испуганно ответил фимобщик.

Кирилл покосился на него и, махнув рукой, сказал:

– Да ладно тебе, четыре часа, если скорость у нас под девятьсот вёрст в час будет. Ну, конечно, если вы летает быстрее…

И Кирилл ошибся. Через десять минут он услышал громкий хлопок. А ещё примерно через два часа самолёт вдруг клюнул носом вниз. Двигатели резко сбавили обороты, а уши заложило. Лайнер начал снижаться по посадочной глиссаде.

Кирилл удивлённо посмотрел на Сикору:

– Значит, вы больше полутора махов на такой вот херне даёте? Ну вы даёте! Не всё тут ещё у вас прогнило! Молодца…

Кириллу вдруг стало весело. Он воспрянул духом. Всё же какое-никакое обновление. И не сидеть одному в закрытой палате. А тут как-никак Москва… Интересно, какая она в конце двадцать первого века? Москва… У каждого человека от этого названия в представлении своя картинка. Но все, кто говорит слово «Москва», невольно подразумевают – столица.

Пассажиры самолёта засуетились и приготовились выходить. Они, тревожно пытаясь рассмотреть что-то за иллюминатором, вглядывались в круглые оконца. Кирилл улыбнулся: люди всегда суетятся не по делу. Что толку раньше времени смотреть, если вообще что-то можно рассмотреть через это маленькое оконце.

Когда один из членов экипажа раскрыл входную дверь в салон, зашли три человека в тёмно-синей форме. На головах – оранжевые пилотки. Эти три молодца тщательно что-то разглядывали в документах у пассажиров, затем перекинувшись с ними несколькими фразами, кивнули на выход. Люди послушно встали и двинулись к двери. Лиза на ходу вновь посмотрела на Кирилла и улыбнулась ему. А вот Светлана шла угрюмая и, опустив голову, смотрела лишь себе под ноги.

А тройка в оранжевых пилотках направилась к стеклянному кубу. Сикора подскочил и, подойдя к прозрачной двери, приготовил папку с документами. Высокий из оранжепилоточников с нашивками на рукаве в виде ласточки подозрительно посмотрел сначала на Лаврентия Ивановича, затем на Кирилла и, уткнувшись в документы, вчитывался в записи.

Затем произошло неожиданное: все трое выпрямились, как по струнке, и взяли под козырёк, направив свои взоры на Лучинского. Кирилл невольно вздрогнул. Сикора тоже стоял, немного растерявшись, он виновато улыбнулся и глазами показал, что Кириллу нужно выходить и спускаться по трапу. Лучинский пожал плечами и двинулся к двери. Солдаты шли сзади. Когда Кирилл ступил на трап, он увидел, что возле этой железной лестницы стоят ещё три человека в такой же форме. Они тоже вытянулись по струнке в позе «смирно».

Лучинский вздохнул и спустился вниз. Но вот дальше его ждало разочарование. Он ничего не смог рассмотреть, кроме глухой стены и большого чёрного автомобиля с тёмными окнами. Кириллу отрыли заднюю дверку. Он повиновался. Что ему оставалось делать?!

Но ехать в роскошном, похожем на раритетный, судя по всему, правительственном лимузине, долго не пришлось. Лишь несколько метров по бетонному полю – и вот край аэродрома. Тут начинается смешанный лес из ёлок, берёз и осин, в котором неприметно затаился невысокий одноэтажный домик из голубого кирпича и зелёной крыши. Большие тёмные окна и аккуратная дорожка из жёлтой брусчатки, ведущая к двери. У неё стоят в карауле ещё два солдата в тёмно-синей форме и оранжевых пилотках.

Опять услужливая и агрессивно-настойчивая вежливость сопровождающих. Кстати, в автомобиле Кирилл ехал совершенно один. Правда, он не видел, кто сидел на переднем сиденье и месте водителя. Эта часть салона была отделена глухой перегородкой. Кирилл вздохнул и вышел из лимузина. Он краем глаза увидел, что вслед за ними подъехал чёрный микроавтобус, из которого вышел Сикора и ещё двое мужчин в штатском.

– Прошу вас, – где-то звучит голос за спиной.

Лучинский направился по дорожке к домику. Ему услужливо открывают дверь. В вестибюле уютно. Два больших кресла и диван. На стене какие-то картины. В углу большая стеклянная дверь. В одном из кресел сидит человек в чёрном гражданском костюме. Белая рубашка, тёмно-синий галстук. Он похож на представителя похоронного бюро. Смазливая рожа и зализанные бриолином волосы. Глаза внимательно всматриваются в гостя. Кирилл невольно улыбнулся.

– Здравствуйте, Кирилл, я секретарь правительства республики Бродский. Я Вас буду сопровождать в дороге по Москве и в Кремле.

– Здравствуйте, мы прямо в Кремль? – удивился Кирилл.

– Хм, конечно, а что ждать? – улыбнулся Бродский. – Пойдёмте. Нас ждут, – секретарь указал на большую дверь в углу.

Кирилл пожал плечами и двинулся за человеком в чёрном костюме. За ним шёл Сикора и ещё два типа в гражданской одежде. За дверью Кирилла ждал сюрприз.

Это была вовсе не комната, а вход в подземелье. Вернее, вход в метро. Да, прямо в углу этого помещения находился туннель с эскалатором – обычным эскалатором с лестницей, которая уходила вниз, вглубь земли. Правда, от традиционного московского эскалатора в метрополитене этот отличался размерами. Он был гораздо уже. Свод туннеля тоже висел почти над головой. Когда они подошли к лестнице, та ожила и, зажужжав, начала своё медленное движение. Ступени поползли вниз. Тусклые лампы, словно маленькие маячки, таяли где-то в нижней части в полумраке наклонного туннеля.

Кирилл неуверенно ступил на эскалатор и взялся за движущийся параллельно лестнице поручень. Всё обычно, как будто ты в городском метро. И в то же время какая-то загадочность и непривычность момента.

Прямо от летного поля – ветка метро!

«Так они решили проблему с пробками в Москве. Понятно, да и безопасно, наверно. Едешь на поезде по туннелю, никаких картежей и спецмигалок», – подумал Кирилл.

Тайная спецстанция была очень скромна в отделке. Никаких тебе мраморных колонн с потолком и лепниной. Всё как в бомбоубежище. Бетонные своды и тусклые лампы в решётчатых абажурах из проволоки на них. Перрон тоже очень маленький и короткий, у него на рельсах стоит непривычного вида метро-вагон. Он похож на обычный вагон метро, но значительнее короче и сиденье в этой метро-дрезине не вдоль окон спинками к стеклам, а как в автобусе. Сиденья мягкие, их примерно двенадцать.

Кирилл осторожно вошёл в вагон и увидел, что пол в нём покрыт ковровой дорожкой. На одном из сидений расположился грузный суровый мужчина, на носу у него блестели очки в тонкой золотой оправе. Незнакомец окинул любопытным взглядом Кирилла и кивнул на кресло рядом с собой:

– Садитесь, товарищ Кирилл, – низким баритоном буркнул он.

Лучинский вздохнул и присел рядом с толстяком. Сопровождающая его свита уселась на других креслах.

Вагон задрожал, двери зашипели и сдвинулись, как челюсти гигантского ящера. Через мгновение дрезина пронеслась по путям. Вагонетку бросало по катящимся рельсам из стороны в сторону. Скрежет металла об металл и скрип колёс на стыках отдавался в пустоте туннеля. Луч прожектора освещал тёмное пространство, пропахшее сыростью и плесенью. Скорость движения электровагончика была высокой. Тусклые лампы, редко висящие на бетонных стенах, отмеряли километраж пути. Но привычного для обычного городского метро шума тут не было – видимо, в спецдрезине установили хорошую шумоизоляцию, поэтому говорить можно было, не повышая голоса.

Суровый толстяк с очками на носу мрачно сказал:

– Вот что, товарищ Кирилл, сейчас Вы пройдёте проверку, как приедем. Ничему не удивляйтесь. Затем вас покормят. Поесть надо, потому как после этого будет очень важная и судьбоносная для Вас встреча.

Кирилл вздохнул и, хмыкнув, посмотрел в окно. Там, за стеклом, кроме серой стены, увешанной гирляндами фонарей, которые неслись со скоростью вдоль вагона, ничего не было. Окно, по сути, от темноты снаружи превратилось в эдакое плохое зеркало. В стекле отражался салон несущегося по рельсам вагона.

Лучинский почесал лоб и спросил:

– Вы везёте меня к вашему президенту?

Толстяк недовольно просмотрел на него и буркнул:

– Можете сказать, что и так. Можете назвать это и так. Хотя это не совсем так.

– Как это, можете сказать? А вы что, не можете мне сказать? Что в конце концов за тайны?

– Привыкайте, Кирилл. И ещё не такое будет. Я не могу Вам говорить всех наших планов. Такова инструкция.

– К чёрту инструкции! И вообще, чему ещё я должен у вас тут не удивляться?

– Да ничему Вы не должны удивляться. И вообще поумерьте пыл. Я Вам советую для вашего же блага, – раздражённо ответил толстяк и недобро сверкнул стекляшками своих очков.

Кирилл отвернулся и вновь уставился в тёмное зеркало окна. Он понял, что выяснять что-то у этого человека вообще бессмысленно. Поэтому лучше молчать и ждать… ждать…

«Ожидание смерти! Как смешно. Человек всё время живёт в ожидании смерти. Это противно и как-то скучно. И вот что. Я, как говорят мне окружающие, не старею. Я не жду смерти. Но тогда чего мне-то ждать? Интересно, а могут ли они меня убить? Взять и прервать мою бессмертную, как говорят они, жизнь?»

Вагон трясло на стыках. Они ехали уже довольно долго. Кирилл вспомнил, как он в юности, прилетев в «Домодедово», доехал до первой станции с таким же названием и дальше поехал в Москву, в центр, на метро. Он ехал очень долго… почти, как сейчас.

Вагон то резко сворачивал, то вновь, набирая скорость, летел по прямой. Временами где-то вдалеке мелькали какие-то яркие огни. Тогда казалось, что ветка этого суперсекретного тоннеля пересекается с обычными городскими линиями метро, и где-то вдалеке мелькают огни обычных станций, обычных перронов, на которых ждут своего поезда обычные люди…

Но это было где-то вдалеке, почти в параллельном мире. Так, по крайней мере, казалось Кириллу. Дорога начала надоедать и утомлять. Кирилл тяжело вздохнул и хотел уже было спросить у своего секретного толстого соседа, когда же они приедут? Но не успел это сделать.

Вагон начал резко тормозить, и, наконец, дрезина вылетела из темноты туннеля на освещённый небольшой перрон. Скорость резко упала, и Кирилл чуть было не ткнулся носом во впереди стоящее сиденье. Наконец вагон замер и, словно убитый кит, затих, испустив дух, сжатым воздухом зашипел и открыл своё чрево. Дверки раздвинулись. Сопровождающие солдаты и какие-то холуи в штатском соскочили и высыпали на перрон. Тут их ждали ещё несколько человек. Все они, образовав живой коридор, выстроились в шеренгу с двух сторон. По этой вот аллее из людских тел и прошёл Кирилл и его новый спутник, грузный толстяк в золотой оправе на носу. За ними семенил ещё один сопровождающий, тот самый мужчина, который на том конце этой секретной ветки метро представился секретарем правительства Бродским.

Кирилла подвели к самому краю перрона. Эта была стена с каким-то шикарным цветным панно на ней. На панно был изображён мужчина, который держал в руках девочку. На вид нарисованному мужчине было лет шестьдесят, лысый, с заострённым каким-то смешным носом, он картинно пялил свои глаза на людей, находящихся на перроне.

По крайней мере так казалось.

И вообще этот спецперрон, в отличие от того, что был под аэропортом, был отделан очень дорого. Белый мрамор и красный гранит. Золотые ободки на колоннах. Золотая отделка ручек и перилл. Кстати, нарисованный на стене мужчина тоже словно был отделан золотом. Кирилл с удивлением рассматривал это необычное убранство маленькой спецстанции секретного метро. Его подвели к совсем незаметной двери в стене. Дверь была то ли дубовой, то ли сделанной ещё из какого-то дорогого дерева. Она автоматически разъехалась, пропуская людей внутрь ещё одного помещения. И тут Кирилл увидел, что перед ними прозрачные створки кабины лифта. Они тоже распахнулись, словно приглашая пройти в подъёмник.

Лучинский в недоумении остановился, но толстяк поддел его под локоть и приглушённо почти приказал:

– Ступайте внутрь смелее…

Лучинский непроизвольно сделал шаг. Они оказались в кабине лифта. Толстяк, Бродский и Кирилл. Лёгкое жужжание – и короб понесся вверх. Стеклянные двери были оригинальными: они позволяли увидеть, с какой скоростью лифт движется в шахте. Кирилл в уме прикинул, пока они поднимались, кабина прошла расстояние примерно метров в сто. Глубокой по залеганию оказалась секретная ветка метро.

– Ну и когда мы в Кремль поедем? – набравшись наглости, спросил брезгливо Кирилл у толстяка.

В этот момент кабина остановилась, створки раскрылись, приглашая их выйти.

– А мы и так уже в Кремле, в самом центре нашей республики! – хмыкнул толстяк и, подтолкнув Кирилла к выходу, прикрикнул. – Прошу!

Кирилл удивлённо и в тоже время как-то с опаской осматривался в помещении. Это был просторный холл с высоким потолком и дорогой отделкой стен. Огромные двухстворчатые двери вели из него в трёх направлениях. Сбоку большое окно.

Лучинский с каким-то неожиданно налетевшим страхом посмотрел в него…

За стеклом пейзаж, который может привидеться только во сне!

Или, может быть, показан в каком-нибудь фильме.

Жёлтая стена здания с белыми колоннами, часть узкой дороги, покрытой брусчаткой, небольшой газон и стена, высокая кирпичная красная стена с поразительно знакомыми до боли зубцами бойниц. Эта грёбенка с возвышениями в виде буквы «М». Где-то вдалеке Спасская башня с курантами по бокам и со звездой на макушке.

Кремль!

Это Кремль!

Это тот самый, таинственный замок русской, советской и российской власти! Вот он, за окном!

Они, они, правда, внутри этого замка власти!

Этого символа величия и страха тысячелетней истории его Родины!

Кремль… это не сон. Они в Кремле.

Лучинский непроизвольно сглотнул слюну. Толстяк, заметив это, ухмыльнулся:

– Ну вот, товарищ Кирилл. Никакой мистики. Всё реально.

– Так метро прямо в Кремль? – выдавил из себя поражённый Кирилл.

– Да уж… а теперь пройдите с Бродским. Он отведёт вас в один из кабинетов приёмной нашего Верховного Правителя. Там маленькая процедура и потом обед. Ну, а далее, а далее, вы всё узнаете.

Толстяк махнул рядом стоящему Бродскому на Кирилла и, повернувшись, зашагал по широкому коридору к одной из громадных дверей.