355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ярослав Бабкин » Grim Reaper (СИ) » Текст книги (страница 1)
Grim Reaper (СИ)
  • Текст добавлен: 28 сентября 2016, 22:56

Текст книги "Grim Reaper (СИ)"


Автор книги: Ярослав Бабкин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Бабкин Ярослав Анатольевич
Grim Reaper

Пролог

 Солидного вида джентльмен с окладистой бородой принимал поздравления.

– Ваши достижения, несомненно, имеют большое будущее…

– Это настоящий прорыв в науке. Наступает век электричества, и Ваш вклад в него не будет забыт потомками…

– Надеюсь, Вам удастся отстоять свое право первенства на Ваши потрясающие изобретения в споре с этим заносчивым американером… как его, ах да, Эдисоном. Джентльмен с бородой слегка усмехнулся.

– А я ведь тоже родом с Американского континента.

– Неужели?

– Именно, – он улыбнулся шире, – я родом из Новой Англии.

– А-а, ну так это же владения Его Величества…

– Но все же это еще и Новый Свет, не правда ли?

– Конечно, но что общего у старой доброй Британии и ее заморских колоний с этими самонадеянными американерами? Они определенно не джентльмены…

– А вот, кстати говоря, один из них, – бородач указал рукой на подходившего человека одетого чуть более ярко и крикливо, нежели это было принято в европейском обществе.

– Приветствую Вас в Париже, минхеер ван-Блоом. «Не джентльмен» чинно поклонился.

– И я Вас тоже, мой друг. Рад, что Вы выбрались на эту выставку, иначе нам бы так и не довелось встретиться, в Лондон мне никак не попасть в ближайшее время. Он оглядел расставленные рядом механизмы.

– А ты все тот же… Послушай дельного совета, бросай эту химию и электричество, и изобрети что-нибудь такое, что люди смогут использовать для взаимного смертоубийства. Гарантирую, вот тогда твое имя точно останется в веках, не говоря уже про золотые горы, что ты заработаешь. Слава и деньги делаются на крови. Длина в ряде случаев имеет значение. В частности длина свечи. Обычной восковой свечи, поставленной в бронзовый подсвечник на дубовый, накрытый кружевной скатертью, стол… Если она длинна, то будет гореть почти до самого утра, если же коротка, то выгорит еще до полуночи. А когда она погаснет, чинно сидящие на противоположных концах стола юноша и девушка встанут и разойдутся, а их родители примут, пожалуй, самое главное в судьбе своих детей решение. Если это случалось до полуночи, то решение, почти всегда бывало отрицательным, если же решать приходилось к утру, то это означало, что свадьба уже не за горами. По старому обычаю свечу выбирала девушка. Изабель Линссен предпочла, чтобы свеча была длинной…

Семьи ван-Вейденов и Линссенов чтили традиции. Их предки приехали в Новый Свет в числе первых поселенцев, они были в числе основателей Нового Амстердама, защищали его от англичан в 1726 году, а один из ван-Вейденов, согласно семейным преданиям, даже участвовал в разгроме колонны британского генерала Бреддока на лесной речушке Мононгахела в 1758. И это обязывало. Грохот распахнутой двери заставил старшее поколение обернуться. Молодых людей отвлечь друг от друга было сложнее. Обычай запрещал им обходить свечу, но не запрещал смотреть и разговаривать. Возмутителем спокойствия, с таким шумом ворвавшимся в комнату, был двоюродный племянник Изабель – Карл.

– Независимость! – выкрикнул он прежде, чем отцы семейств Гендрик ван-Вейден и Мориц Линссен успели выразить свое возмущение его недостойным поведением. Теперь уже и Изабель удивленно повернулась к Карлу.

– Что?! В принципе девушке не полагалось задавать вопросы, опережая мужчин, да еще и старших, но сейчас всем было не до подобных мелочей.

– Мы… объявили… независимость… – задыхаясь от быстрого бега, и размахивая листом бумаги, произнес юноша, – только что… вечерняя газета… Витмолен был не самым значимым местом в окрестностях Торонто, и появление вечерних газет ближе к полуночи было здесь вполне обычным. О традициях немедленно было забыто. Все вскочили и бросились к принесенной газете. Младший ван-Вейден, Корнелиус, незамедлительно воспользовался случаем обойти свечу на столе, и оказаться к Изабель куда ближе, чем предписывал обычай.

– Что же теперь будет? – вопрос был произнесен матерью Изабель, но интересовал всех.

– Видимо война, король никогда не согласится…

– А кто его спросит, – Мориц Линссен был категоричен, – это наша земля и какому-то королю в Европе не должно быть дела до того, как мы здесь живем.

– Но он считает себя нашим монархом!

– Мало ли что он считает, мы сами способны решать за себя, и нечего этим европейцам вмешиваться в наши дела.

– Тут еще написано, что ополчение бывшего вице-королевства Новых Нидерландов и Канады преобразовывается в армию Соединенных Провинций и объявляется дополнительный призыв добровольцев…

– Тевтонцы не будут воевать, что они тут забыли, правда же?!

– Кто их знает, европейцев… Но вот виргинцы могут.

– Почему?

– Потому что они по природе своей люди пакостные и не упустят сделать нам какую-нибудь гадость…

– Конечно, смотрите, что они творят в Калифорнии.

– Калифорния была частью их страны.

– И что? Калифорнийцы честно проголосовали за независимость. Какое право виргинцы и техасцы имели с ними воевать?

– Такое же, как тевтонцы с нами… К этому моменту отцы семейств уже восстановили самообладание и принялись наводить порядок.

– Корнелиус, ты где стоишь, охальник! А ну отойди за свечу. Изабель порядочная девушка…

– Изабель, немедленно вернись за стол, что люди подумают… Девушка ехала по берегу озера бок о бок с Корнелиусом. Изабель уже два дня как официально именовалась фрау ван-Вейден, и теперь имела полное право выезжать на верховые прогулки с законным мужем.

– Ты уверен, что это так необходимо? Корнелиус лишь вздохнул…

– Я понимаю, что твой долг защищать нашу страну, но может быть… – она замялась, – как-нибудь попозже? Хотя бы через несколько месяцев?

– Я сам бы этого очень хотел… – Корнелиус вздохнул снова, – но как я могу смотреть в глаза людям, если откажусь? Изабель больше всего хотелось сказать, что ей совершенно все равно, что скажут люди, но, увы… в маленьком провинциальном городке это никому не было все равно. И она понимала, что даже если она это скажет, слова уже ничего не изменят. Республика была провозглашена, и кому-то требовалось ее защищать.

– Я должен быть в полку через три дня, – его голос звучал тускло и бесстрастно. Некоторое время они ехали молча.

– Наверное, нам стоит возвращаться, полдень уже миновал, – наконец прервала затянувшуюся тишину Изабель.

Они отвернули от берега и поехали по промытой в обрыве небольшим ручьем ложбине. Лучи мартовского солнца пробивались сквозь переплетение голых ветвей и их тени рисовали на тропе причудливый узор, местами оттененный белыми пятнами не успевшего растаять снега.

– Я думаю, что войны не будет – задумчиво сказал Корнелиус, – король пока ничего не ответил на провозглашение независимости, а ведь если бы он хотел войны, то уже бы что-то сделал… Полагаю, армию скоро распустят, и уже летом я снова буду дома.

Жена посмотрела на него широко открытыми глазами, в которых читалось «но до лета еще целых три месяца»! Лошади, чувствуя настроение седоков, постепенно сбавляли шаг, пока совсем не остановились.

– Тут красиво – растерянно сказала Изабель глядя на струившийся среди упавших стволов ручей.

Корнелиус спешился и помог сойти жене. Некоторое время они стояли молча. Наконец он подвинулся к ней и обнял. Черная с шоколадным отливом белка стремительно взлетела на ствол векового дуба и внимательно посмотрела на них сверху…

Дорогая Изабель, прости, что долго не писал, наш полк срочно перебросили на Запад, в армию знаменитого генерала Кюстера. Теперь мы стоим лагерем на самом краю обитаемой земли, в местечке, называемом Шайенн, по имени местных индейцев. Сейчас здесь очень жарко, но сухо, не так как у нас на Востоке. Деревьев в этих местах не растет, и сколько хватает глаз вокруг лежит ровное травяное поле, где даже одинокого всадника видно за несколько миль. Живем мы здесь хорошо и спокойно. Индейцы нас не беспокоят, несколько раз я видел настоящих бизонов, но старожилы говорят, что это жалкие остатки огромных стад, бродивших по прериям несколько десятилетий назад. Если удастся, я попробую привезти с собой пару рогов, или даже шкуру. Она может здорово украсить нашу будущую гостиную. За меня не волнуйся, здесь очень далеко от настоящей войны, которая идет в Калифорнии, и совершенно безопасно. Думаю, что уже осенью все эти события закончатся, и я смогу вернуться домой, в Канаду. Передавай мои наилучшие пожелания и поклон твоим родителям. P.S. И прости, что следующее письмо не смогу прислать быстро, меня посылают с пустяковым заданием ближе к горам, а в этих глухих местах почтальоны бывают очень редко. Так что новые вести жди не раньше чем через неделю-другую. Твой навсегда Корнелиус Проверено цензурой, 12 кавалерийский полк

Изабель отложила письмо и посмотрела в окно. Скоро осень… Слухи о грядущей войне с виргинцами все усиливаются. Как бы Корнелиус не пытался ее успокоить, но ей-то понятно, что все только начинается. Король и Рейхстаг признали независимость Соединенных Провинций, и где-то во Франкфурте политики обсуждают детали. И как только станет ясно, что метрополия отступилась, горячие головы в Новом Амстердаме начнут давно желаемую войну с южным соседом. Как и все американеры она не любила виргинцев. Они были врагами Новых Нидерландов еще со времен основания первых колоний, и ничего с тех пор не изменилось. Изабель честно считала их глубоко порочными, одно их рабовладение чего стоит, разве может честный человек и верующий христианин превращать ближнего в говорящую вещь? Заставлять других трудиться, а самому проводить время в праздности? И в иной ситуации она бы даже приветствовала эту войну. Но мысль о том, что ее Корнелиус будет там сражаться, и, вполне возможно, никогда оттуда не вернется, вселяла в нее страх и готовность смириться со всеми недостатками южан, лишь бы они не разрушили ее только начинавшееся семейное счастье. Она еще раз посмотрела на желтоватый лист бумаги, и убрала его под молитвенник. В уголке глаза что-то закололо, и она протерла его краем платка. Она должна это выдержать, обязана… Река медленно струилась мимо низких, поросших кустарником и деревцами берегов кое-где позолоченных приближавшейся осенью. Лошади осторожно ступали по намытым рекой красноватым песчаным насыпям – вода стояла низко.

– Герр лейтенант, Вы уверены? – поинтересовался обычно молчаливый капрал Поттенбакер. Возглавлявший отряд молодой офицер лишь утвердительно кивнул головой, и занялся стряхиванием несуществующей пылинки с уже потерявшего за время похода привычный щегольский лоск мундира. Его рука едва заметно вздрагивала.

– Это граница, на той стороне уже виргинцы… – не унимался капрал.

Лейтенант с надеждой посмотрел на замыкавшего отряд худощавого человека с лицом, которое обычно принято за глаза от обладателя называть лошадиным, и заплетенными в тугую косичку длинными темными волосами. Однако тот сделал вид, что ничего не заметил.

– Таков приказ генерала, – не без труда выдавил из себя лейтенант, – вахмистр Зильбер может подтвердить… Обладатель косички больше не мог демонстрировать глубокую рассеянность, и был вынужден промычать что-то утвердительное.

– Не нравится мне это, – проворчал долговязый блондин с заметным остзейским акцентом, – я готов защищать мою новую родину и ее землю, но что мы забыли на чужом берегу в мирное время?

– Рядовой Витт, – возмущенно произнес лейтенант, – в нашей армии приказы командиров обсуждать не принято, тем более генералов… Вахмистр осуждающе покачал головой, пробурчав что-то себе под нос… Корнелиус подумал – «интересно кем из них двоих он не доволен, или обоими»? Кавалькада как-то сама собой остановилась у кромки воды.

– В принципе мы можем заночевать и на этом берегу, а завтра… – ни к кому не обращаясь произнес лейтенант.

– Плохо, командир, – вмешался ехавший рядом с ним кавалерист. Смуглое лицо и заплетенные в две косы длинные волосы выдавали в нем индейца, – они видят нас, мы их нет. Он показал на густые заросли, укрывавшие противоположный склон долины.

– Надо быстро от реки ехать. В лесу ночевать. На той стороне. Мало времени до вечера у нас. Быстро ехать надо, командир.

– Хорошо, Виллем, – вздохнул лейтенант. Он повернулся в седле и посмотрел на вверенный ему отряд. Дюжина кавалеристов, сплошные необстрелянные новобранцы. Лишь вахмистр Зильбер и индеец-проводник побывали в боях… Плохо. Очень плохо. И почему полковник Наарс выбирая людей для секретной миссии остановился именно на нем. Чем он провинился? Сидел бы он сейчас в лагере, хоть и дыра страшная, но все же среди людей… Он негромко чертыхнулся. И еще Зильбер его явно недолюбливает, а солдаты вахмистра уважают, похоже, побольше, чем командира. Нет, полковнику однозначно надо было найти другого кандидата на это задание.

– Вперед, – скомандовал лейтенант, стараясь придать голосу необходимую твердость и убедительность. Лошади зашлепали по воде. Разлив уже прошел, и большую часть реки можно было спокойно преодолеть вброд. Одинокая ферма высилась на плоской равнине, нарушая своей геометрической правильностью ее монотонное однообразие. Вахмистр Зильбер выразил общее впечатление словами «как прыщ на лбу»…

– Обойдем? – поинтересовался у лейтенанта старший капрал Кос. Все знали, что они с лейтенантом учились в одной школе, что позволяло ему держаться с офицером куда свободнее, чем всем остальным.

– Нет, нам стоит немного пополнить запасы…

– Зря. Мы на чужой территории.

– Ничего страшного, прежде чем они вызовут подмогу, мы уже далеко уйдем.

– Идиот… – едва слышно пробормотал Зильбер, – форменный идиот… Лейтенант не мог расслышать, но обернулся и с подозрением глянул на вахмистра. Тот хотел что-то ответить, но не успел. Из зарослей ивняка бесшумно возник индеец Виллем.

– Там белый, южанин, – он указал позади себя в заросшую низину.

– Вперед, – скомандовал лейтенант и поскакал в указанном направлении. Южанин оказался пожилым человеком, худым, жилистым и морщинистым настолько, что казалось, его когда-то насухо выжали, да так и оставили жгутом… Увидев кавалеристов, он выронил топор, которым рубил кусты, и потянулся было к висевшему на поясе револьверу, но остановился на полпути. Виллем уже держал его на мушке. Кто-то из солдат захватил под уздцы нагруженного валежником мула, а Зильбер предусмотрительно изъял у старика револьвер, и патронташ.

– Как тебя зовут? – поинтересовался по-английски лейтенант.

– Уильям Мани, – нехотя ответил виргинец.

– Ты местный?

– Нет, я из Миссури.

– Ты здесь проездом?

– Я здесь живу…

– Ты же сказал, что из Миссури?

– Да.

– Но живешь здесь?

– Да.

– Там твоя ферма?

– Да, – разговорчивостью Уильям Мани не отличался.

– Отлично, сколько там мужчин?

– Никого, только моя жена и дети…

– Сколько детей и кто из них уже может носить оружие? – вмешался Зильбер, Корнелиус удивился, насколько хорошо вахмистр владеет английским. Раньше тот никогда не говорил, что вообще знает этот язык.

– Маленькие они… мальчишке старшему шесть, – увидев сильное недоверие на лице Зильбера, старик уточнил, – остальные девки, да еще один от оспы умер…

– Здесь были солдаты или рейнджеры? – снова перехватил инициативу лейтенант.

– Когда-то были.

– Этим летом, я спрашиваю, были ли они этим летом?

– Вроде недели две назад проезжали стороной несколько… а так, нет, не были. Тихо тут уже пару лет, как индейцев отогнали.

– Хорошо, – лицо лейтенанта определенно было довольным. Он выпрямился в седле давая понять, что допрос окончен, и он узнал все, что хотел.

– Прикажете его кончать? – деловито поинтересовался Виллем, ни на секунду не сводивший оружия с пленного.

– А? Что?! – лейтенант несколько опешил, – почему кончать, мы не воюем с мирными жителями, что за чушь… Серые, как весенний лед, глаза виргинца странно блеснули и тут же потухли. Индеец с некоторым недоумением опустил винтовку. В его представлениях о войне разделение мирных жителей и воюющих врагов явно отсутствовало.

– Мы культурные люди, – назидательно сказал офицер, – и я не допущу всех этих варварских обычаев.

Индеец лишь возмущенно хмыкнул. Корнелиус прекрасно знал, что лишь несколько лет назад его племя бежало с территории южан, потеряв от техасских рейнджеров больше половины людей, включая детей и женщин. Собственно поэтому Виллем и пошел на службу к белым. У него, и большинства его соплеменников не оставалось иных способов выжить… Не удивительно, что особо теплых чувств к виргинцу он не питал. Лейтенант приказал двигаться к ферме.

– Нам нужна чистая вода и кое-что из припасов, мы даже можем заплатить, – извиняющимся тоном пояснил он, – конечно векселями, но их должны принимать даже ваши банки… наверное… Уильям Мани ничего не ответил. Ферма встретила их гробовым молчанием. Даже собаки не лаяли.

– Не к добру мы это делаем, не к добру, – пробормотал Витт, – надо было мимо пройти…

– Мы с ван-Вейденом пойдем за водой и припасами, – распорядился лейтенант, остальные ждите снаружи. Корнелиус тоже чувствовал себя не слишком в своей тарелке, но приказу подчинился. Фермер провел их через ворота, и подошел к стоявшей там повозке.

– Сейчас, только ключ достану, – сказал он будничным голосом, потом почти неуловимым для глаза движением выдернул откуда-то из-под фургона двустволку и выстрелил лейтенанту в лицо. Все произошло быстро, слишком быстро. Корнелиус попытался сорвать с плеча карабин, и тут увидел направленные ему между глаз стволы, отчетливо различил еще идущий из левого дымок, периферийным зрением отметил бесстрастно застывшее лицо виргинца…

– Проклятье, это конец, – не то подумал, не то сказал он вслух, и тут его ослепила вспышка, и оглушил грохот выстрела. Он почувствовал спиной что-то твердое. Наверное, забор… Странно, я уже должен быть мертв… Ничего не вижу… Проклятье… Сизый пороховой дым застилал все вокруг, в голове гудело, а перед глазами плыли разрозненные цветные пятна… Почему этот виргинец сидит… Он должен стрелять или бежать, может, ребята его уже подстрелили… Наверное, да… Значит, они так и будут лежать рядом, Корнелиус в синем мундире и Уильям Мани в красной рубахе… почему красной, она же была синяя, светло-синяя, не такая как мундир, светлее… проклятая земля, почему ее так шатает?

– Корнелиус, ты живой? – пробился откуда-то издалека, словно сквозь войлок, голос Зильбера.

– Живой? – эхом откликнулся Корнелиус и тут до него, наконец, дошло, – живой!! Он замотал головой, как корова, отгоняющая мух… Калейдоскоп цветных пятен вокруг него начал складываться в единую картину мира. Вот лежит лейтенант… вот его фуражка… вот, нет… на его голову лучше не смотреть. Вот двустволка… ее стволы и рука… почему рука? Сколько крови вокруг… Вот приклад и сапоги. Да, это сапоги виргинца. Он сидит и левой рукой держит правую, нет обрубок правой, так вот откуда рука на земле… Корнелиус снова замотал головой, и попытался выпрямиться.

– … ствол разорвало, забился видать, – донесся до него объясняющий голос кого-то из ребят. Из-за гула в ушах Корнелиус не смог даже узнать кого.

– Ты в порядке? – Зильбер тряс его за плечо.

– Кажется, – еще не полностью понимая, что происходит, ответил Корнелиус. Однако способность мыслить уже восстанавливалась. Судя по всему ствол, предназначенный для него, чем-то забился, либо заряд был слишком мощным для старого ружья. В общем, дробовик разорвало, виргинец лишился руки, а его прилично оглушило. Корнелиус присел на какую-то деревянную колоду, валявшуюся под ногами. Уильям Мани был еще жив, он сидел, привалившись к колесу повозки, и зажимал уцелевшей рукой кровоточащий обрубок. Его прежде загорелое лицо стало серым и покрылось испариной, но сохранило бесстрастное выражение.

– Все-таки надо было ему сказать, что он идиот, – пробормотал Зильбер, глядя на тело лейтенанта, – может и жив бы остался… Бесшумной тенью рядом возник Виллем. Он ничего не сказал, но выразительно посмотрел на вахмистра, затем перевел взгляд на виргинца, и снова посмотрел на Зильбера.

– А? – тот, видимо, еще не до конца сообразил, что теперь остался командиром отряда. – Ага… Индеец понимающе кивнул, и достал из украшенных бисером ножен длинное лезвие.

– Эй, – неожиданно прервал его вахмистр, – только не вздумай снимать скальп до того как его убьешь… Корнелиусу показалось, что в глазах Виллема мелькнуло разочарование.

– Он вроде говорил, что семья у него здесь, – неожиданно даже для себя сказал Корнелиус, вставая и отворачиваясь от индейца и его жертвы. Скальпировать виргинца заживо тот не стал, но и патроны на его добивание тратить не собирался. Зильбер ударил прикладом в дверь и гаркнул.

– Открывайте, или запалим тут все… Жена Уильяма Мани оказалась много моложе его, и такой же сероглазой и светловолосой. Она молча смотрела на солдат и лишь закрывала рукой детей. Фермер не обманул, большинство его потомков были совсем малы.

– Что с ними будем делать? – спросил кто-то. Вахмистр слегка вздрогнул, и пробормотал.

– С женщинами я не воюю… Потом уже громче добавил, – заберите всех лошадей и мулов которых найдете. Вдова Мани, похоже, понимала по-тевтонски, потому что впервые заговорила.

– Лучше уж убейте, без них мы пропадем… Зильбер поморщился.

– Я видел следы брички у ворот. У вас такой нет, значит, кто-то недавно приезжал. Припасов у вас много, до зимы доживете, а за это время кто-нибудь из соседей до вас доберется. Потом он подошел к Корнелиусу.

– Ехать сможешь?

– Да…

– Отлично, до вечера надо обоих похоронить и уходить отсюда…

– Назад? Зильбер удивленно поднял бровь.

– У нас есть задание, и пока мы в состоянии его выполнить, мы будем это делать.

– «Знать бы еще, что это за задание», – подумал Корнелиус.

– Пришел господин Мертенс, – сообщила горничная.

Изабель ван-Вейден отложила вязание, и вышла в гостиную. Ян Фредерик Мертенс был старинным другом семьи Линссен, и начинающим инженером-электротехником. Еще он был невысоким худощавым человеком с чуть рыжеватой шевелюрой и ясными голубыми глазами. В руках он держал потертый кожаный портфель.

Он чинно поклонился Изабель, хоть и знал ее с детства, но отдавал дань тому, что теперь она являлась солидной замужней дамой. Однако этим он следование требованиям этикета и ограничил. Опустив традиционный обмен формальными вопросами о здоровье, хозяйстве, погоде, родственниках и их самочувствии, Мертенс сразу перешел к новостям.

– Вы слышали, виргинцы, они обстреляли Форт-Кристина. Это война.

– Не может быть?!

– Смотрите… Вот, здесь… – он расстегнул портфель и начал судорожно рыться в бумагах, – Одну минуту, она была здесь, секундочку… Вот! Он вытащил свежую, еще слегка отдававшую запахом типографской краски, газету и протянул ее Изабель.

Передовица гласила: «Артиллерия Союза Свободных Штатов обстреляла форт Кристина. Президент де Грот заявил о недопустимости подобных действий и подписал указ о начале ответных действий…» Изабель медленно опустилась на стул. Мертенс что-то говорил, но она не слышала.

– Вам плохо?

– Нет, нет, немного голова закружилась, – она немного пришла в себя, – думаете, будет война…

– Конечно, – Мертенс посмотрел на нее с некоторым удивлением, – другого выхода просто нет. К этому давно все шло. Еще полгода назад военные заказали у нас большую партию телеграфных аппаратов…

– Да, да, телеграфных аппаратов, – эхом откликнулась Изабель.

– Нет, я думаю, на Западе больших боев не будет, – до Фредерика, наконец, дошло, – как и в прошлую войну. Изабель не помнила прошлой войны. Она закончилась за несколько лет до ее рождения. Но Изабель хорошо помнила, что трое братьев ее матери и двое братьев ее отца с той войны так и не вернулись…

– Если понадобится моя помощь, – говорил ей Мертенс, – я всегда готов, всемерно… Изабель отвечала что-то о том, как она благодарна за обещание помощи в это тяжелое время, еще какие-то формальные фразы. Но если бы ее кто-то спросил о том, что именно она произнесла, вряд ли бы ей удалось это вспомнить. Выходя из дома Мертенс размышлял.

– «А ведь если Изабель останется вдовой, то у меня появляются весьма неплохие шансы, тем более на этот раз она будет решать сама, а не ее папаша… Надо об этом серьезно подумать» Корнелиус так и не добился от возглавившего отряд вахмистра Зильбера внятного ответа о цели экспедиции. Судя по всему, они шли по следам какого-то отряда виргинцев, но куда и зачем, оставалось загадкой. С каждым днем местность становилась все суше, а горы все ближе. С присущей им склонностью к пафосу испанские конкистадоры назвали эту горную цепь Сангре де Кристо – горы Крови Христовой. К исходу второй недели пути их снежные вершины закрывали уже полнеба, а травянистые равнины сменились на заросли кустарника, можжевельника и сосен, прерываемые красноватыми скальными обрывами. След, по которому они шли периодически терялся, но в этих краях было не так много проходов пригодных для повозок, а у виргинцев, за которыми они шли, в караване была минимум один фургон. Следы его колес время от времени различал на земле даже Корнелиус. Иногда им попадались свидетельства старых ночевок – остывшие костры, следы от палаток… Насколько он мог судить, этот отряд они постепенно нагоняли. Корнелиуса смущало то, что достигнув гор, преследуемые свернули к югу. Не надо было быть хорошим географом, чтобы знать, что торная дорога вела из пустынного пограничья к старому испанскому городу Санта-Фе. И вряд ли его обитатели будут рады увидеть на своих улицах «проклятых северян»… Не говоря уже про назойливо бившуюся в голове мысль, что почти наверняка, по их следам точно так же как они за этой повозкой, идут рейнджеры или кавалерия виргинцев. Судя по угрюмым лицам остальных, он был далеко не одинок в этих раздумьях. Лишь вахмистр, да белокурый Витт, вечно наигрывавший что-то заунывное на своей губной гармошке, сохраняли обыденный солдатский оптимизм. Однако, довольно неожиданно для преследователей, караван снова свернул, на этот раз к западу и начал подниматься в горы. Похоже, оба участника этой странной игры не особо желали обнаруживать себя перед широкой публикой. На каменистой горной почве следов стало меньше и движение отряда замедлилось. К тому же тут и проводник Виллем тоже занервничал. Хранивший на равнине свойственную его народу невозмутимость, здесь он как-то сразу сник, а в глазах появилось странное выражение, словно у затравленного и загнанного в угол зверя. Он подолгу останавливался, выискивая следы, часто ни с того, ни с сего, озирался, и ночами почти не спал, угрюмо сидя в обнимку с винтовкой у самого костра. Они забрались уже довольно высоко, ночи стали ясными и холодными, а зелень вокруг сменилась буйством осенних красок, подчеркнутых темными мазками хвойных деревьев. Здесь, на полпути к вершинам, уже вступила в свои права осень. На пятый день подъема они набрели на следы лагеря южан. Было похоже, что виргинцы задержались тут на несколько дней, а потом внезапно снялись с места и ушли, бросив много вещей. Среди жухлой травы валились какие-то коробки, жестянки от провианта, окованное стальным ободом деревянное фургонное колесо, видимо хранившееся раньше как запасное. Капрал Поттенбакер нашел несколько стреляных винтовочных гильз. Боеприпасы были нового образца, маленькие, с пироксилиновым порохом и тянутыми из желтой латуни, а не паяными из жести, гильзами. Отряд, за которым они шли, был вооружен по последнему слову техники, и это не могло не настораживать. Обычно рейнджеры вполне обходились традиционными винтовками, либо многозарядными английскими «Волканиками» под револьверный патрон. Поттенбакер долго бродил по прогалине, собирая гильзы, разглядывая кусты, и задумчиво покрякивая.

– Такое впечатление, словно они от кого-то отстреливались, – наконец проворчал он.

– Разве что от призраков, ни трупов, ни крови, – попытался пошутить один солдат, Георг. Он пользовался вполне заслуженной репутацией весельчака и большого любителя пошутить и поболтать, но общая настороженность сказалась и на нем, отчего шутка вышла довольно мрачной и задуманного впечатления не произвела… Поттенбакер лишь хмыкнул, высыпал гильзы в карман и пошел следить за разбивкой лагеря, который начали ставить прямо тут же. Это отвлекло Корнелиуса от сомнений и размышлений, оставшиеся полдня прошли в обычных лагерных заботах. Лишь к вечеру, выдалось свободное время, и он решил набросать очередное письмо жене, которое заняло бы свое место рядом с полудюжиной подобных же эпистол, терпеливо ждавших в седельной суме возвращения в Шайенн для знакомства с почтальоном.

Сначала Корнелиус пристроился в одной из палаток, но сегодняшний репертуар Витта состоял из особенно тоскливых мотивов, далеко разносившихся в горном воздухе, и Корнелиус решил найти более тихое место. Почти сразу за лагерем начинался склон, у подножия которого протекал ручеек. Откос немного закрывал от шума, но там было слишком темно, чтобы писать, и пришлось спуститься к самой воде. Тут до него донеслись негромкие голоса. Корнелиус осторожно пошел к ним. Довольно скоро он смог разобрать слова и узнать говоривших.

– Это суеверия, – с некоторой неуверенностью в голосе говорил вахмистр Зильбер, – забудь о них, наше задание крайне важно…

– Я знаю, сила белых людей велика, – это был голос Виллема, – но это земля не белых.

– И что?

– Мне было видение. Мертвые люди в этих горах… Много мертвых людей. И я видел себя среди них. Я не пойду дальше. Я говорил белому командиру, что доведу вас до гор, но дальше не пойду.

– Я не могу тебя отпустить, Виллем, нам нужен проводник…

– Нет.

– Послушай, я могу просто приказать, но понимаю, что хоть ты и солдат, но у тебя свои понятия о жизни. Нам нужно лишь пересечь горы и догнать караван. Они опережают нас всего на пару дней. Еще неделя и мы выполним задание и уйдем из этих гор.

Стало тихо… Корнелиус решил, что подслушивать нехорошо, и двинулся вдоль ручья к лагерю. Солнце уже цепляло вершины гор, так что написание письма, судя по всему, откладывалось до завтра. Сапог соскочил с камня и поехал по мокрой глине. Корнелиус ухватился за толстую ветку и едва не упал в воду. Почти под сапогами на глине виднелся крупный след, похожий на отпечаток широкой босой ноги. Корнелиус видел похожие в Канаде, только много меньше размером.

«Похоже на остатках лагеря уже побывали медведи» – подумал он, «однако, здоровый какой след, надо будет подстрелить зверя, а то солонина уже надоела, да и шкура в хозяйстве не помешает». Однако он тут же отогнал мысли об охоте. Сейчас им было не до этого. К счастью Витт со своей гармоникой уже угомонился, и можно было спокойно лечь спать. Корнелиусу показалось, что он сомкнул глаза лишь на минуту, как его разбудила забористая брань, судя по всему исходившая из уст вахмистра Зильбера. Однако разлепив глаза, он понял, что уже утро. Выбравшись из палатки, он обнаружил вахмистра демонстрировавшего виртуозное владение непечатной лексикой, причем похоже на нескольких языках сразу.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю