Текст книги "ТВТ"
Автор книги: Янка Мавр
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
последняя, поэтому в ней говорится,
как Цыбук попал в мертвые души,
как был наказан один дерзкий камень
и как, наконец, вожатый сказал то,
что хотел сказать, но не сказал в главе девятой.
Когда осенью все Товарищество воинствующих техников снова собралось в школе и подсчитало очки, то получилось что-то необыкновенное: семнадцать тысяч восемьсот восемьдесят девять!
Впереди, конечно, шел Цыбук: со дня основания ТВТ он набрал шестьсот тридцать семь очков.
Количество членов ТВТ все увеличивалось и увеличивалось.
Самыми активными были новички. Сначала они заядло гонялись за очками. Но проходило немного времени, и то один, то другой теряли интерес и отставали. Зато на их место приходили новые, – и так все время в организации был прилив и отлив.
Но все-таки через полгода было замечено, что актив ТВТ не растет, а уменьшается.
На совете отряда подняли тревогу;
– На бумаге числится очень много членов ТВТ, а фактически, может, их и половины нет. Поиграют, поиграют, а потом и бросают. А мы так и не знаем, сколько же у нас действительных членов. Даже такие ветераны, как Цыбук, отошли от этого дела; он уже давно не давал нам никаких очков. А такие, как Карачун, поиграли с неделю и совсем бросили. Надо что-то предпринять, чтобы оживить деятельность ТВТ. Если работа еще идет, так только у новичков, а старые, за небольшим исключением, отпадают. Можем ли мы всех их считать членами ТВТ?
Тревога тэвэтэтовского актива, конечно, была небезосновательной, но мы по секрету скажем, что среди детворы такое явление – самое обычное. Все мы знаем, что большинство ребят очень охотно берется за новое для них дело и довольно быстро бросает его, чтобы увлечься каким-нибудь другим. Можно наблюдать, как в каком-нибудь районе города детвора бегает по дворам и тротуарам и катает обручи или колесики. Недели, месяцы слышится тут диньканье этих обручей, а потом все стихает. Обручи теперь катают где-то в другом конце города, а здесь ребята увлеклись пусканием "голубей" из бумаги. Теперь уже всегда тут видишь только голубей. Самим мальчишкам кажется, что они никогда не оставят этой игры. Но скоро они забывают голубей и начинают мастерить какие-то деревянные штуковины на шарикоподшипниках. Держась за "руль", они шпарят на одной ноге по тротуарам, и вы беспрерывно слышите со всех сторон это тарахтенье. А потом и этот период проходит. Приходит период, скажем, сбора почтовых марок или так называемых "переводных картинок".
Так бывает всюду, так делает большинство детей. Но есть и меньшинство, которое так не бросается в разные стороны, а долго занимается одним делом. Такие дети обычно более степенные, сознательные, энергичные и дисциплинированные. Из них позже выходят отличные специалисты какой-либо профессии.
Естественно, что и в деятельности ТВТ происходили те же самые процессы. Заинтересуется, загорится человек: ложится спать и уже думает, где бы это завтра найти очко, – а потом и остынет. Через некоторое время, если организация хорошо работает, он может и снова увлечься этим самым делом. Только наиболее сознательные и настойчивые не бросали работы длительное время. А таких, понятно, было меньше. Они не хотели мириться с таким положением и подняли этот вопрос на собрании. Но вожатый слушал их выступления спокойно и даже чему-то улыбался.
– Я ничего не имею против того, чтобы каким-нибудь образом еще больше оживить деятельность ТВТ, – сказал он наконец, – но что касается роста и количества членов ТВТ, то я смотрю совсем иначе. Я считаю, что Товарищество воинствующих техников – это такая организация, в которой количество членов может только расти, а уменьшаться никогда не может.
– Ну? Так уж и никогда? – послышался недоверчивый голос.
Со всех сторон посыпались недоуменные вопросы и замечания:
– Мы же своими глазами видим, как у нас много членов отсеивается!
– В каждой организации бывает отсев!
– Не считать же действительными членами и все мертвые души!
– А вот наша организация тем и отличается, – подхватил вожатый, – что здесь все, как вы говорите, мертвые души все равно остаются ее членами.
Дружный смех оборвал его слова.
– Куда же годится такая организация?
– Вот так организация!
Пионеры сгорали от любопытства. Вот уже второй раз вожатый говорит как-то загадочно. В чем тут секрет? Ерунда какая-то!
А вожатый, улыбаясь, говорил:
– Поэтому я и называю ТВТ единой организацией, которая и при этих условиях сохраняет свою ценность. Чтобы убедиться в этом, я предлагаю провести опыт. Возьмем камень и положим на середину тротуара, где должны пройти Цыбук или Карачун. Кроме них, наверняка, и еще кто-нибудь из мертвых душ пройдет; вот тогда и посмотрим, являются ли мертвые души действительными членами ТВТ или нет?
Была уже весна. День выбрали погожий. Определили место. Это была улица, так сказать, средняя: не в центре города и не совсем уж на окраине. Соответственно этому и прохожих было не очень много, а это давало возможность положить камень, не обращая на себя внимание людей.
Вожатый, Клава, Яша, Павлик и Андрей выбрали хорошую позицию, спрятались и начали наблюдать.
Но с самого начала дело испортил какой-то старик-железнодорожник. Шел он тихо, не спеша, увидел камень на середине тротуара, приостановился, затем взял его обеими руками и отбросил в сторону.
– Лучше уж он сегодня был бы менее аккуратным! – проворчал вожатый. Но ничего не сделаешь. Беги, Андрей, положи назад.
Андрей побежал, подкараулил удобный момент и снова положил камень.
Прошло несколько человек. Все они старательно обошли камень.
Затем показалось пять учеников из младших классов одиннадцатой школы.
– Ну, эти наверняка возьмут! – засмеялся Павлик.
– Это молодые тэвэтэтовцы.
А те уже наперегонки бежали к камню с криками "очко!" Да еще запрятали камень так, что бедный Андрей с трудом отыскал его.
После них показалось несколько учеников из других школ. Один перепрыгнул через камень, другой толкнул ногой, а третий совсем не обратил внимания.
– Вот видите, что значит не члены ТВТ! – сказал вожатый своим пионерам.
Но вслед за ними бежали еще два ученика, тоже из чужой школы, и бежали, кажется, специально к камню. Так оно и вышло.
– Есть очко! – крикнули они и убрали камень.
– Чужие тэвэтэтовцы! – радостно зашептали наши пионеры, а "ветераны" почувствовали приятное волнение: что ни говори, а это все от них началось, и вот теперь они видят, как совсем незнакомые, "чужие" ученики делают то же самое. Не менее доволен был и вожатый.
– Ради такого случая я готов и лишний раз побеспокоиться! – сказал Андрей и побежал к камню.
Тем временем около камня встретилось уже больше людей.
Кто-то зацепился, что-то сказал. Когда разошлись, – камень лежал на месте.
Потом нашелся человек, который старательно откатил ногой камень в сторону. Костику пришлось двигать его назад.
Едва он вернулся на место, как товарищи зашептали:
– Цыбук! Цыбук!
Все затаили дыхание. А вожатый почувствовал, что у него даже сердце заколотилось сильнее, чем следует. Это же был экзамен не только для Цыбука, но и для вожатого и для всего дела ТВТ.
Цыбук шел себе спокойно, смотрел на проносившиеся автомобили, поглядывал и на тротуар, но ничто не говорило о том, что он заинтересовался камнем, хоть тот и должен был уже попасться на глаза.
Вожатый напряженно ждал.
"Возьмет или не возьмет?.."
От этого для вожатого зависело очень многое. Он же так смело и уверенно утверждал, что члены ТВТ не могут быть мертвыми душами, что они всегда выполнят свой долг. Даже взялся доказать это своим пионерам. И если сейчас Цыбук подведет, то будет стыдно не только перед ребятами, но и перед самим собой.
"Возьмет или нет?.."
Цыбук уже подошел к камню. Остановился. Но вместо того, чтобы взглянуть на камень, загляделся на трактор, который быстро катился на резиновых колесах и тянул за собой платформу.
Не по себе стало вожатому. Пионеры насмешливо переглянулись.
Цыбук же, не сводя глаз с трактора, медленно начал нагибаться, взял в руки камень и отнес его в сторону.
– А что?! – вскрикнул вожатый. – Не говорил ли я,. что "мертвых" членов нет? Если он научился видеть и понимать, то уже не может не сделать этого, хоть бы даже и не думал и не хотел!
– Ну, что касается Цыбука, так это понятно! – ответили пионеры.
– Он же был самый заслуженный член ТВТ.
– И таким останется теперь! – убежденно проговорил вожатый.
– Пусть будет так. А сколько есть таких, что и раньше ничем себя не проявляли. А вот идет один из таких, Антось Аскерка!
Андрейка к этому времени успел уже снова положить на место камень. Снова притаились наблюдатели.
Антось подошел к камню в тот момент, когда кто-то споткнулся о него и зло проговорил:
– Бросают камни на самой дороге!
Антось остановился, засмеялся, а потом убрал камень.
– Ну, вот вам и этот! – радостно воскликнул вожатый.
Но и против этого был выдвинут довод: Антось обратил внимание на камень, только потому, что перед его носом кто-то другой споткнулся. А если бы не это, может, он и прошел бы мимо.
– Но ведь он не только обратил внимание, но и сам убрал камень! доказывал вожатый. – Подождем еще Карачуна.
А пока Карачун не появлялся, произошел еще один очень интересный случай.
По тротуару шла женщина и вела за руку двухлетнюю девчушку. Девочка споткнулась о камень и заплакала. Мать начала утешать ее:
– Тихо, тихо! Успокойся! Этот камень тебя обидел? Вот мы его сейчас побьем! Вот, вот ему! Вот так! Вот! Будет он знать, как обижать маленькую Томочку! Ну, тихо, тихо! Мы ему за это дали!
И "побитый" камень грустно остался лежать на том же самом месте.
Наконец появился долгожданный Карачун.
Шел он неровно, то останавливался, то бежал, то отходил в сторону. Увидел собаку и запустил в нее камнем.
Вожатый мало на него надеялся, но успокаивал себя тем, что предыдущие два случая все-таки оправдали его предположения.
Карачун сразу заметил камень и толкнул его ногой. Тяжелый камень лишь чуть-чуть сдвинулся с места. Тогда он толкнул его второй раз. Потом прошел немного вперед и остановился. Посмотрел на камень, о чем-то подумал, потом… вернулся назад, взял камень и отнес его в сторону!
… На следующий день вожатый, встретив Цыбука, спросил:
– Ну что, добыл сегодня или вчера какое-нибудь очко?
– А, хватит мне и тех, что я набрал! – улыбаясь, ответил Цыбук.
– А мы видели, как ты вчера убрал камень с дороги, – сказал вожатый.
– Ну и что? – проговорил Цыбук.– Неужели же оставлять его, чтобы он мешал?
Через несколько дней вожатый собрал активистов ТВТ, рассказал про "экзамен мертвых душ" и сказал дальше:
– Помните, когда мы обсуждали устав Товарищества воинствующих техников, я не окончил одну свою мысль, и вы тогда очень заинтересовались? Я тогда и имел в виду приблизительно то, что теперь мы увидели. Это значит, что в деятельности Товарищества воинствующих техников не только очки не имеют никакого значения, но даже и вся работа их не является сама по себе главной задачей. Тогда я вам этого не сказал, чтобы вы не утратили интереса к своему делу, вернее, игре. А теперь вам, как закаленным тэвэтэтовцам, я уже могу сказать, что ничего плохого нет, если многие ваши члены уже не интересуются очками. Важно, чтобы они хоть некоторое время побыли тэвэтэтовцами, а потом они уже навсегда останутся ими, хоть до старости. Самая большая польза от Товарищества воинствующих техников не в том, что они сейчас сделают, а в том, что они и дальше останутся рачительными хозяевами. А советские люди все должны быть рачительными хозяевами, так как у них огромнейшее общее хозяйство. Вот что кроется за вашей "игрой".
Могу еще сказать вам, что скоро для Товарищества воинствующих техников будет создана хорошая база – специальная мастерская ТВТ, где будет все, что необходимо для различных работ. Каждый из вас сможет пойти туда и с помощью инструктора сделать себе все, что захочет, независимо от того, по какой это будет специальности – слесарной, столярной, обувной или какой другой. Необходимо только одно: чтобы мог сделать сам. А мы уже знаем, что каждый, если захочет, многое может сделать сам. Твердая специальность нужна для более важных и сложных работ, а простейшие может сделать каждый. Вы сами это уже доказали…
Для Товарищества воинствующих техников открывалась широкая дорога в будущее.
ГЛАВА ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ,
написанная спустя пятнадцать лет,
где говорится о встрече автора с техником Борисом Ивановичем.
В 1948 году газета командировала меня на строительство одного из домов в Минске. Я должен был ознакомиться с ходом строительства, с его людьми и написать в газету статью.
Встретили меня радушно, помогали, объясняли все. Все строители знали меня как "корреспондента" и фамилии моей не спрашивали.
С самого начала меня заинтересовал некто Борис Иванович, которого я еще не видел.
"Борис Иванович сказал", – говорили рабочие таким топом, как будто этот Борис Иванович был по меньшей мере гениальным человеком.
А между тем мне известно было, что главный инженер, например, совсем не Борис Иванович. Я слышал, что даже и он, пожалуй, таким же тоном, как и рабочие, говорил:
– Нужно посоветоваться с Борисом Ивановичем. Когда же я спросил, кто такой Борис Иванович, мне ответили:
– Наш старший техник. Золотой человек. "Это, наверное, самый старый и опытный техник", – подумал я и сразу представил себе сурового дядю с седыми усами, серьезного, с проницательным взглядом, все знающего. Поговорить с ним было бы очень интересно и полезно. Но встретиться мне с ним довелось лишь через пару дней.
Как-то рабочие сказали мне:
– Вон идет Борис Иванович!
Я взглянул и увидел… совсем не седого дядю, а молодого парня, лет двадцати, маленького, круглолицего, с острым носиком и подвижными глазками.
Меня представили ему:
– Это – корреспондент, присланный на наше строительство.
– Очень приятно, – сказал он, но тут же, увидев машину, с которой сгружали металлические трубы, бросился к ней.
– Кто вам сказал сгружать здесь? – услышал я его голос. – Смотрите, сколько придется таскать их взад и вперед, когда примутся за работу. Сколько пропадет труда и времени! Сгружайте вот тут. И концами в эту сторону, чтобы лучше было брать.
"Ого! – подумал я. – Этот паренек сразу все примечает".
В это время к нему подошел бригадир, и техник пошел с ним дальше. Поднявшись на леса, он в одном месте вдруг остановился и начал подпрыгивать. Мне стало смешно: сразу видно, что веселый паренек… А он после этого опустился на колени и к чему-то стал приглядываться. Затем я снова услышал его голос:
– Эге! Да тут доски когда-нибудь могут оторваться.
Тут может кто-нибудь погибнуть. Как это никто не заметил?..
Так вот почему он прыгал! Вот тебе и "паренек"! Я направился вслед за ними. Техник заметил это и крикнул сверху:
– Извините, я сейчас!
Но я совсем не нуждался в его извинении; мне хотелось понаблюдать за ним со стороны.
– Ничего. Я подожду, – ответил я.
Чем больше я за ним наблюдал, тем больше удивлялся его всевидению, сообразительности, напрактикованности. В одном месте он объяснил каменщику, как лучше расположиться, чтобы работа шла спорней, в другом – заметил какую-то колодку под ногами рабочих, которая мешала им ходить. Одним словом, он все знал, все видел. Значит, недаром все его так уважали. Обязательно нужно с ним поговорить в свободное время.
Когда наконец он подошел ко мне, я спросил:
– Извините меня, сколько вам лет?
Он засмеялся и ответил:
– Двадцать седьмой идет.
– Неужели? -удивился я. – Я думал, не больше двадцати.
– Это, может, потому, что я неженатый, – пошутил он.
– Мне очень хотелось бы с вами поговорить в свободное время, – сказал я. – Если разрешите, я зашел бы к вам.
– Что ж, можно, – ответил он. – Я буду дома в восемь часов. Живу я недалеко (он взглянул на часы). Сейчас иду в столовую на обед. Если хотите, покажу свой дом.
Мы вышли на улицу.
– Мне кажется, я вас где-то видел, – сказал Бориса Иванович, взглянув на меня. – Не бывали ли вы в Мозыре?
– Не приходилось, – ответил я.
– А на фронте?
– Тоже не был.
– Значит, мне показалось, – проговорил он.
Мы свернули в меньшую улицу. По канавке возле тротуара откуда-то бежала вода.
В одном месте образовалось нечто вроде плотины, и вода стояла большой лужей. Какой-то ребенок собирался: в нее влезть…
Неожиданно мой спутник поднял с земли щепочку и раздвинул эту плотину. Вода мгновенно стекла.
– Есть очко! – проговорил он, бросив щепочку.
– Что, что вы сказали? – остановился я в удивлении.
– Это мы когда-то в детстве так играли, – сказал он. – Сделаем что-нибудь такое и…
– Значит, вы были тэвэтэтовцем? – перебил я. Теперь уже он остановился от удивления.
– А вы откуда знаете?
– Читал такую книжку, – ответил я.
Тем временем мы подошли к небольшому восстановленному дому, и Борис Иванович сказал:
– Вот тут моя землянка. В эти двери, направо. В двадцать ноль-ноль буду ждать вас.
Эта военная терминология свидетельствовала, что Борис Иванович был на войне. Я свернул налево, а он пошел прямо.
В назначенное время я входил в его "землянку". Это была довольно большая светлая комната с "холостяцкой" обстановкой, но не с холостяцким порядком. Все здесь было на своем месте, одно с другим согласовано. Каждая вещь имела свое определенное место. В любую минуту, не утруждаясь, можно было достать ее и поставить обратно.
– Сразу видно, что здесь живет бывший тэвэтэтовец, – заметил я.
– Почему бывший? – в шутку обиделся Борис Иванович. – Наш вожатый говорил, что тэвэтэтовцы никогда не могут быть бывшими, что они до самой смерти останутся действительными членами Товарищества воинствующих техников.
– А вы и сейчас считаете себя тэвэтэтовцем? Борис Иванович шутливо развел руками и покачал головой:
– Ничего не сделаешь. Даже если бы и хотел, то не мог бы избавиться от этой привычки. С той лишь разницей, что очки теперь не записываю.
Потом добавил серьезно:
– Я считаю так: в социалистическом обществе все люди постепенно становятся такими "тэвэтэтовцами". Ну, а если еще попрактиковался в детстве, то, конечно, назад не пойдешь. У меня и до сих пор еще сохранилась книжка "ТВТ".
– Неужели?! – даже подскочил я.
Дело в том, что я давно уже искал эту книжку, чтобы переиздать ее, но никак не мог найти, так как фашисты во. время оккупации уничтожили паши библиотеки. И вот счастливый случай помогает. Борис Иванович немножко удивился, что я так заинтересовался этой книгой, достал ее и подал мне. Книжка была такая потрепанная, что и хранить-то ее не было никакого смысла. Я сказал об этом Борису Ивановичу.
– Как же мне не хранить ее, – возразил он, – если тут про меня самого написано? Смотрите, даже в названии:
"… как Цыбук добывал очки".
– Так вы… вы… Цыбук? – прошептал я.
– Как видите, – ответил он, видимо, довольный, что его имя произвело такое сильное впечатление, а затем спросил: – Неужели вы так хорошо знаете и помните эту книжку?
– Знаю… помню…– говорил я, перелистывая книжку, а сам думал: сказать сейчас же, почему я помню, или подождать? Если скажу, то его отношение ко мне сразу изменится. Лучше я порасспрошу его хорошенько, пока он не знает, кто я такой.
Что я его не узнал, ничего удивительного в этом нет: между двенадцатилетним подростком и двадцатисемилетним молодым человеком очень большая разница. Да и ему, понятно, нелегко было узнать человека, которого видел когда-то в детстве раз или два. Разговаривал я с ним, кажется, только один раз, а все сведения собрал от других."
– Как вы считаете, – спросил я наконец, – правильно ли автор написал про вас?
Он улыбнулся.
– Как вам сказать? Вообще правильно, а в отдельных местах – много неправильного. Вот, например, он пишет, что я был какой-то пассивный, невнимательный, ничем не интересовался. Это автор выдумал, или ему кто-то неправду сказал. Мне кажется, я всегда был таким, как сейчас. Затем автор приписал мне много очков, которых я не зарабатывал, и много слов, каких я не говорил.
– А насчет вашей заядлой охоты на очки? Насчет "реестра"?
Цыбук весело рассмеялся:
– Что касается очков, то я действительно гонялся только за ними и если что делал, то только ради них. И "реестр", правда, мне выдали. Я тогда не знал, что они надо мной шутят. Но автор прибавил в этом реестре добрую сотню очков.
– А вы не обижаетесь на него, что он кое-что выдумал?
– Нет. Все-таки, когда читаешь книгу, этот Цыбук представляется симпатичным хлопцем. Чего мне обижаться? Наоборот, я очень благодарен ему.
– А вы встречались с автором, разговаривали с ним?
– Разговаривал я с ним всего один раз. Он, кажется, немножко похож…тут он внимательно посмотрел на меня и встал. – Извините, а может… это вы?
– Да, это я…
Дальнейшее уже не интересно для читателя. Скажу только, что Цыбук выручил меня и дал свою книгу. Значит, я не напрасно трудился, уделяя ему столько внимания в своей книге.
Ему же за это я обещал несколько экземпляров нового издания.