Текст книги "Черная книга или Приключения блудного оккультиста (СИ)"

Автор книги: Яна Завацкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

(… А потом Франкенек превратится в Новые Васюки и станет Центром Вселенной…)

К тому времени идея новой церкви на месте Тимофеевской как-то благополучно почила в бозе. Ясно стало, что проект этот неосуществим. Правда, мы подружились с самим Тимофеем, стали туда регулярно ездить и помогать ему по хозяйству. Но теперь Александр снова прикреплял отвалившиеся было крылья нашему обществу. Он развернул перед нами новые сияющие перспективы.

Надо ли говорить, что эта инициатива Александра была поддержана единогласно?

Потом мы с мужем вернулись домой. Посмотрели друг на друга и сказали: «Да ведь это же чушь!»

Мы все же немного поумнели, видимо. Нелепость затеи уже была видна… правда, похоже, что только нам двоим. Или остальные просто решили не влезать – а пусть Александр там чего-то делает… а мы его издали поддержим.

О каком Центре может идти речь? Во-первых, кто этим будет заниматься? Один Александр с женой? Это нереально. Не могут два человека (к тому же им ведь надо еще и работать, обеспечивать себя) все организовать, привезти пациентов, за ними ухаживать, их возить к целителю, обеспечивать экскурсии, кормить, убирать комнаты… А нанимать – где брать зарплату? Разве что цена за лечение будет астрономической… Так кто тогда поедет? Да и аренда здания – можно представить, сколько это стоит. Мы попробовали подсчитать окупаемость – выходило ну совершенно нереально, как бы ни задирать цены.

Кроме Александра, пока никто не имеет возможности переехать во Франкенек. Значит, участие других членов общества отпадает.

Плюс еще то, что кроме Центра, Александр ничем больше заниматься не сможет. То есть работы в обществе не будет никакой. Даже встречи организовывать будет некому. А значит, общество распадется еще до того, как возникнет возможность строить во Франкенеке дома для персонала Центра.

Ну и наконец, моральный аспект… Это явно намечался не благотворительный проект, каким нам его пытался представить Александр. Даже если каким-то чудом все это удастся, лечиться будут ездить только «новые русские», которым некуда девать деньги… А мы-то мечтали – помочь нищим! Не стать еще одной «фирмой по предоставлению услуг особо богатеньким», а осчастливить тех, кому в жизни не собрать денег на лечение. Но превращение нашего общества просто в коммерческую организацию, в этакую компанию аусзидлеров, помогающих друг другу устроиться… за счет денег богатеньких бывших соотечественников… лучше уж работать на обычной немецкой фирме.

Это все мы тщательно обсудили с мужем. И я села писать письмо В.

Заметьте – нам и в голову не пришло просто плюнуть на все это и жить своей жизнью. Общество для нас было дороже жизни. Мы не могли представить себя вне общества.

Поэтому я стала писать это письмо.

Я постаралась сделать его возможно более конструктивным. Указала на основную проблему – то, что от встречи до встречи мы ничем не можем быть полезными обществу. Что всем хочется более активно участвовать в делах. Предложила несколько вариантов организации этих совместных дел (через телефонную связь, через письма…) Подробно расписала, почему невозможно, на наш взгляд, сейчас создание лечебного центра (он будет, обязательно будет! Но позже). Вообще нас не так уж много, и нам следует заняться более скромной деятельностью. Скажем, мы реально можем организовать постоянную гуманитарную помощь какому-нибудь детдому в России, шефство взять. Мы можем и для себя что-нибудь делать – повышать свой культурный и духовный уровень, учиться, к примеру, медитировать… вариантов много. Может быть, это не такие великие дела. Но зато каждый человек будет задействован.

Можно заняться, конечно, и коммерческой деятельностью. Все равно же деньги нужны! Но к примеру, это может быть продажа русских книг. Почему бы, писала я, не организовать фирму по продаже духовной литературы?

В общем, мы это письмо отправили.

Ответ был очень резким и обиженным.

Александр даже на «вы» со мной перешел. Я была потрясена. Что, что я написала такого, способного вызвать такую сильную обиду? Ведь я была исполнена лучших чувств и так старалась не задеть Александра!

Мы тут же позвонили Александру и разговаривали (по сдвоенной линии) два часа.

Содержание письма и речей Александра по телефону были примерно следующими.

То, что вы предлагаете – это превращение нашего общества в какую-то бесполезную секту. Мы должны приносить пользу человечеству! Вы не видите перспектив. Я же смотрю в будущее. Сейчас нас 30 человек. А через 5 лет нас будут миллионы! И у нас будут миллионы марок! Десятки миллионов! О нас будет знать весь мир. Я думаю не только о сегодняшнем дне, но и о завтрашнем. Я убежден, что так будет! Я уверен, что у нас получится все, что я задумал! А вы хотите поставить мне палки в колеса!

Но Александр! – увещевали мы – Вы же даже не посоветовались с обществом! Вы все сами решили и поставили нас перед фактом.

Но вы же голосовали «за»! – возмущался он.

Да, мы голосовали. А теперь подумали и поняли, что были неправы.

Хорошо! – пылко отвечал Александр, – Если даже никто меня не поддержит, я буду заниматься этим один! Я поклялся, что буду заниматься целительством. Я тогда уйду с поста председателя и буду сам исцелять людей!

Короче говоря, итог этого разговора был таким. Я легла на диван с чувством, что больше не хочу жить. Размолвка с Александром казалась мне концом света. Все. Я неправа. Я опозорилась. Я не оправдала Миссии, возложенной на меня Богом – быть членом такого замечательного общества.

Мы впали в тяжелую депрессию.

Все члены общества приняли новую тактику неоднозначно.

Некоторые возмущались, как и мы, но втихомолку. Большинству все было просто до лампочки: мол, все это хорошо, все прекрасно, работайте, а мы порукоплещем издалека. Мечта побеждает в жизни, так пусть ваша мечта победит. А мы к вам в гости приедем.

Но были люди, принявшие идеи Александра более, чем всерьез. Я веду речь как раз о наших молодых друзьях, Косте и Лене.

Лена как раз недавно родила второго ребенка. Жили они в двухкомнатной квартирке, которую все равно пора было менять. Костя потерял работу… И вот в этот момент, в их жизни явно переломный, Костя принял решение: он будет с Александром.

Он поверил в Александра! Поверил в его дерзкую и прекрасную мечту!

Он не хочет больше работать на какой-то там фирме, чинить какие-то там факсы… Он хочет изменить мир к лучшему!

Костя и мой муж подолгу просиживали за компьютером, рассчитывая рентабельность будущего предприятия. Ничего не выходило… предприятие было совершенно нереально. Но это не убеждало Костю.

И вот он с семьей переезжает во Франкенек.

Эпохальное событие в истории нашего общества!

(к тому времени, кстати, мы сменили название – из «Розы мира» превратились в «Цветок мира». Алла Александровна попросила…)

И еще в то время в нашем обществе появляется новый член. Назовем его Георгием Петровичем. Я лично, да и некоторые другие называли его по имени-отчеству, хотя вообще у нас это было не принято (от нас прямо-таки требовали называть на «ты» людей, которые в два раза нас старше… поначалу это было очень неприятно).

Георгий Петрович был старше Александра и значительно опытнее в «духовных» делах. Он был преподавателем музыки, в России – директором экспериментальной школы, знал огромное количество российских эзотериков, проходил множество разных курсов, сам их вел. Он умел и знал очень многое, по сравнению со всеми нами. Кроме того, Георгий Петрович был высоким, сильным мужчиной с зычным раскатистым баритоном (который он, впрочем, умерял во время бесед). Он был полной противоположностью маленькому, тщедушному В…

Естественно, авторитет В., который для нас был нерушимым, для Г. П. не существовал вообще. Г.П. сам мгновенно внушал окружающим уважение одним своим видом. Он не мог не пользоваться авторитетом.

И вот, как только Г.П. появился в нашем обществе, он сразу стал вносить свои предложения по работе и организации. Я думаю, это естественно – не мог же он не использовать свой обширный опыт и познания для пользы других. При этом он никогда (клянусь!) ни разу не возразил против планов Александра, никогда не сказал о нем и его планах дурного слова, почтительно молчал во время выступлений Александра… Но все его предложения были как раз того плана, о котором ранее говорила я.

Только Г.П. мог осуществить все это практически. Он тут же, не сходя с места, сколотил ансамбль гитаристов – даже те, кто играть не умел совсем, участвовали в нем, и получалось здорово! Он предложил методики медитации, психологические игры. Под его руководством несколько человек начали выращивать дома зелень себе в пищу. Тогда как раз зашла впервые речь о переводе «Анастасии» на нем. язык, и Г.П. предложил, наряду с профессиональным переводом, попытаться сделать еще свой собственный – пусть каждый поработает дома, а потом сверим и посмотрим, что получилось! В конце концов, нам всем нужно совершенствовать язык.

Короче говоря, у меня появился союзник. Кроме того, с Г. П. просто было интересно! С В. у нас ни разу даже серьезного, интересного разговора не состоялось… иногда я с ужасом подозревала, что он, несмотря на образование и начитанность, просто… как бы это выразиться… глуповат, что ли. Ну, неглубокая личность. Или может быть, В. просто считал ниже своего достоинства со мной разговаривать о серьезных вещах.

А с Г.П было очень интересно говорить! С ним можно было многое обсудить. И наконец, его интересно было просто слушать! Он обладал огромным опытом, он нестандартно мыслил.

Я не идеализирую Г.П – в особенности сейчас. Мы с ним давно не общаемся, и мне не хочется возобновлять это общение. Г.П. – не более, чем эзотерик. Его опыт и мысли – опыт и мысли эзотерика. Я лишь подчеркиваю, что тогда – ТОГДА– мне было с ним интересно. И я уважала Г.П. как старшего и более опытного товарища.

И я не понимала, почему Александр тихо ненавидит Г. П.

Он ужасно нервничал! Вот неразбериха перед собранием, все шумят, разбрелись по залу. Г. П. в сторонке с пятью человеками тихонько репетирует на гитарах. Вдруг Александр нервно кричит: «Георгий Петрович! Ну что вы в самом деле! Давно пора собрание начинать, вы когда закончите?» Г. П. тут же заканчивает репетицию. Я в недоумении. Почему Г. П.? Ведь о собрании еще не объявлял никто, все разбрелись – в чем Г. П. виноват?

Было и еще много таких же мелких сцен. Понятно, что во Франкенеке (то есть в семьях В. и Лены с Костей) личность Г. П. всячески обсуждалась и обсасывалась. И малейшие проявления его личности подвергались суровому осуждению.

Надо сказать, Г.П. действительно человек довольно прямой и страстный. Например, выступала у нас одна женщина, занимающаяся психологической помощью наркоманам и алкоголикам. Ее толком не слушали, потом наш бард Н. Начал над ней подтрунивать. Г. П. встал и своим мощным баритоном сказал: «Вот вы смеетесь над ней, а сами на себя посмотрите! Вот вы, Н., курите! Так может, она бы вам помогла избавиться от вредной привычки, а вы держитесь за свое и хихикаете!» Это было почему-то расценено как оскорбление Н.

Или другой случай. Наши «ивановки» обливались утром холодной водой. Н. Отпустил остроту в их адрес. Г. П. снова сделал замечание, причем примерно в таком стиле: «Бедные женщины должны от всех прятаться, как мокрые курицы, над ними все смеются, а нам учиться у них надо!» Самое удивительное, что на эту фразу больше всего обиделись сами ивановки! Их обозвали «мокрыми курицами»…

Для меня становилось очевидным, что на Г.П. будут обижаться в любом случае. Он все делает неправильно. Он неправильно ходит, говорит, дышит. Любая его фраза – прямое оскорбление всему обществу. Любое его действие – против Александра. То, что он не обрывал меня и не вынуждал (как это делал Александр) называть его, пожилого человека, на «ты» и по имени – было расценено как «любовь к почестям» – мол, он ТРЕБУЕТ, чтобы к нему по имени-отчеству (хотя добрая половина общества прекрасно называла его на «ты», и он тоже не возражал!)

Когда Г.П. решил пройти курс «светового питания» (зверская методика – человек 7 дней ничего не ест и не пьет, потом еще две недели – только пьет соки… некоторые копыта отбрасывают), прошел успешно и рассказал о своем опыте – Н. тут же прокомментировал это так: «Конечно, ему хотелось выделиться. Показать – вот какой я герой!»

Г.П. и сам это прекрасно ощутил. И как-то мне сказал: ну все, я теперь в опале. Александр боится за свою власть.

Не передать горечи, которую я испытывала тогда. Я так любила общество, все его члены казались мне такими возвышенными и прекрасными. Я не мыслила жизни вне общества (почему– смотри выше). Но ведь и Г.П. – очень хороший человек, и мог бы принести нашему обществу такую пользу! И вот – какие-то дурацкие интриги, предубежденность…

Какой сильной была ненависть к Г.П., можно судить хотя бы по такому факту. Через два года после его ухода я заговорила о нем с Леной и попыталась сказать: «Не он один виноват. Мы тоже виноваты в его уходе». Лена, обычно такая спокойная, избегающая даже тени конфликтов, вдруг взвилась и начала на меня чуть ли не кричать: «В чем мы виноваты? Я ему звонила! А он! Он то… Он се… Вот что он мне сказал (к слову – ничего особенно страшного, но это если смотреть объективно)». Я даже испугалась такого напора и сказала: ну конечно, конечно, ты права.

Или на последней нашей встрече с Александром (после ухода Г.П. прошло два с половиной года, все о нем давно забыли, произошло множество более ярких событий), без всякого напоминания, сам Александр вдруг посмотрел на меня и начал говорить о Г. П. «Вот ты, Яна, хотела, чтобы у нас Г.П. был руководителем (это бред! Об этом никогда никто и речи не вел, и мысли не возникало). А ты не знаешь, каким он был авторитарным человеком! Вот вы бы у него поплясали!» При этом в голосе его звучала обида и ненависть.

При всем этом в обществе не нарушался принцип Любви!

Если даже сейчас кто-то из общества прочтет эти строки о Г.П., он скажет недоумевающим тоном: как это? Кто это его ненавидел? Кто это его изгонял? Все ему звонили! Все с ним общались! И я общался (лась). Это он сам ушел.

Ни один член нашего общества ни за что не признается даже самому себе, что он испытывает к кому-то хотя бы неприязнь! Ведь это – нарушение принципа Любви! Поэтому, чтобы скрыть от самих себя происходящее, очень многие регулярно намеренно звонили Г.П., участливо расспрашивали его о жизни – словом, общались. Мне, к примеру, столько никто не звонил, как и любому рядовому члену общества. К Г.П. относились с таким участием именно потому, что ощущали его отделение от общества, именно поэтому нужно было так активно заниматься в его отношении «бомбардировкой любовью».

Почему я так подробно говорю об этом? Кому интересны наши интриги?

Да потому что это – вернейший признак тоталитарной секты. Я своими глазами увидела, как выживают неугодных. Тех, кто не может полностью подчиниться руководителю (ах… такому мягкому, демократичному и неавторитарному!)

Были и другие случаи. Ушла из общества женщина, пытавшаяся, как и я, что-то возражать. Ушли другие – молча. Но пример с Г.П. – самый яркий.

Теперь я подхожу к описанию сцены, которую мне не забыть, наверное, до конца моих дней.

Было очередное собрание в доме В. Председатель рассказывал о своих очередных делах… они с Костей поняли, что с Центром ничего не получится и решили заняться продажей книг. Открыли издательство, привезли книги, стали составлять каталог. В. встретился с самим Мегре и взял у него разрешение на перевод «Анастасии». Общество ахало и охало. Г.П. тоже присутствовал – он молчал, давно оставив попытки что-то изменить.

В этот день я решила выступить. Так как о нас с мужем уже создалась слава критиканов, вставляющих Великому Делу палки в колеса, я решила в этот раз не заниматься критикой, а внести дельное предложение. Я хотела предложить назначить Лену (которая и так очень многое в обществе организовывала) на должность координатора. Александру некогда заниматься встречами, поездками к дедушке, так пусть этим официально занимается Лена (а то у нее это как-то подпольно проходит). Заранее я, конечно, поговорила с самой Леной, она меня с восторгом поддержала.

Но как-то за рассказами о Великих Делах мое выступление отложилось. В конце концов Александр сказал, что сейчас мы пойдем прогуляемся и помедитируем на свежем воздухе. Все с восторгом поддержали его. Тут Александр вспомнил: ах да, еще же Яна хотела что-то сказать. Я встала. Собственно, у меня всего несколько слов. Вот Лена у нас все организует, так давайте ее назначим официально… потому что надо же заботиться и о делах общества, не только об издательстве.

Непонятно отчего, мои слова «пробудили» Г.П. Он сказал: вот молодец, не побоялась сказать правду! Мы действительно не занимаемся тем, чем надо бы заниматься… Александр с Костей тут одни все тянут, а мы как будто ни при чем. Нам тоже надо организоваться как-то…

Как я уже упоминало, любое слово Г.П. воспринималось как скандальное. Я уже не помню, кто первым поднял крик… но крик поднялся дикий. Я не могу вспомнить подробностей… В общем, началось «посягание на священные основы общества».

Помню, что мой бедный муж попытался меня как-то поддержать. Я больше ни слова не говорила, но меня начало трясти. Он попытался сказать В., что вот видите, мы же вам говорили о книгах, и вы теперь продаете книги, почему же вы нас не послушаете сейчас?

И тогда В. во всеуслышание сказал:

– Вы, Завацкие, постоянно занимаетесь критикой. Вам все не нравится. Вы говорите, что хотите работать… вот посмотрите на Костю! Он единственный, кто встал со мной рядом. Кто сказал – да, я готов с тобой работать! Он все бросил и приехал ко мне, и работает вместе со мной. А вы только умеете критиковать. Вот вы бросайте все, приезжайте сюда, как Костя, и тогда будете работать вместе с нами! Чтобы с нами работать, нужно здесь жить!

Потом было еще что-то… Помню А, которая говорила с чувством:

– Как вы можете критиковать? Я потрясена! Вы что, хотите, чтобы у нас вообще ничего не было! Это такое счастье, что мы можем здесь собираться, встречаться… Что у нас такая дружба, такая любовь! А вы хотите все разрушить! Ну и не будет ничего! Ни Саши не будет, ни общества!

В общем, кто во что горазд… Кто-то вспомнил про мое первоначальное предложение назначить Лену координатором. И каждый считал своим долгом упомянуть об этом: что за глупость? Зачем нам еще какой-то координатор? Так что я под конец уже сама была убеждена, что сказала глупость.

(прошел год после этого, и уже В. сам настаивал, чтобы Лена всегда подписывала под своей фамилией «координатор». Должность оказалась полезной и правильной. Хотя официально на собрании меня просто высмеяли).

Потом кто-то сказал, что хватит ерунду болтать, надо идти гулять. Но ему возразили, что гулять уже поздно. Помедитируем здесь. Мне стало ужасно стыдно, что я сорвала людям прогулку. Я вообще чувствовала себя виноватой во всем происходящем. Слезы текли по моему лицу. Кто-то предложил:

– Давайте помедитируем на Яну. Поможем ей!

Все сели в круг, взялись за руки, закрыли глаза. Я хорошо ощущала направленное ко мне внимание всех, и стиснув зубы, сдерживала истерические рыдания. Мне хотелось закричать. Тут наша ясновидящая Ц. начала говорить о том, что она видит в медитации. А видела она какого-то святого старца, который подошел ко мне лично и чего-то там на меня начал сыпать. Вроде, что мне нужна помощь… Каждое ее слово было мне – как ножом по сердцу. Я ощущала себя страшно виноватой перед всеми. Из-за меня началась эта перепалка. Я – критикан, который не дает людям жить спокойно, устраивает скандалы. Я недостойна быть среди таких прекрасных, светлых людей… Они такие светлые и хорошие, что даже не обвиняют меня ни в чем. Они хотят мне только помочь! Они думают, что мне плохо, и хотят мне помочь! Они не видят, что мне больше всего хочется убежать, забиться в темный угол, спрятаться от назойливого чужого внимания… Что их энергия давит на меня темной массой и причиняет невыразимую боль. Что сердце мое разрывается от горя и ужаса. Что я не хочу жить… не хочу жить…

Наконец медитация на меня кончилась. Каждый (каждый!) член общества, кроме Г.П. подошел ко мне по очереди, погладил меня по плечу или по голове, сказал несколько утешающих слов (я все еще плакала). И с каждым словом мне становилось все хуже, потому что – все они такие хорошие, я одна плохая.

В эту ночь я не сомкнула глаз. Я не хотела жить. Лишь к вечеру следующего дня я почувствовала себя хоть немного в норме.

Удивительно, что один лишь Г.П. позже сказал: каким издевательством, какой бестактностью была эта медитация… и я была так благодарна ему хотя бы за это запоздалое признание.

Разумеется, объективный читатель может лишь посмеяться над этим. Нужно быть внутри, чтобы понимать меня. Нужно верить в общество и любить его, как это было тогда у нас принято. Только тогда можно понять, что со мной сделали в тот вечер.

Разумеется, я виновата в этом сама. Нечего было верить во всякую чушь и вообще вступать в секту.

Тот вечер сломил меня. Я поняла и сделала окончательный вывод: в нашем обществе нельзя критиковать НИЧЕГО. Ничего нового нельзя предлагать – все, что идет не от Александра – в нашем обществе рассматривается как зло. Если писать информационные письма (с письмами тоже была история, но рассматривать каждую мелочь здесь невозможно), то нужно до последнего слова согласовывать их содержание с Александром.

Кстати, нельзя даже и рассказывать об обществе посторонним, рекламировать его где-то. Мы с мужем написали об обществе в Интернет на один из форумов. Александр, узнав об этом, устроил нам головомойку… все дело в том, что необходимо было скрывать наши эзотерические интересы. Александр мечтал получить права на издание «Розы мира», и необходимо было создать у Аллы Андреевой и Андреевского Фонда впечатление, будто наше общество состоит сплошь из воцерковленных православных (даже то, что я католичка, нужно было скрывать!) и занимаемся мы исключительно беседами по Библии. Написать куда-либо правду – значило навредить обществу.

То есть какое-либо творчество в нашем обществе невозможно. Единственный способ остаться в нем – это жить спокойно своей жизнью, время от времени приезжать на собрания, и с раскрытым ртом слушать Александра и выполнять все его распоряжения. Даже не пытаться что-либо возразить, так как Александр все равно гораздо компетентнее, у него больше информации, короче говоря – нужно его слушаться беспрекословно.

(Информация, кстати, выдавалась далеко не вся. Очень многое, что происходило во Франкенеке, скрывалось от рядовых членов общества.)

К тому времени это поняли практически все. У многих это произошло не так болезненно, как у меня. Например, я слышала, как А., программистка, предлагала В. свои услуги с компьютером, и он ответил ей: «Ну что ты, у нас есть молодые, умные ребята, они все сделают». После этого А. плакала – это ясно, ей дали понять, что в ее профессионализме сомневаются, что она вообще как личность в обществе никакой пользы принести не может. Ну и так далее… Многие продолжали мечтать о том прекрасном времени, когда все мы соберемся под одной крышей, будем жить общиной. В обществе поддерживалась и муссировалась уверенность, что рано или поздно это обязательно произойдет. На каждом собрании планировалась жизнь будущей общины, мы мечтали об этом… почему-то особенно привлекала всех такая деталь – мы обязательно построим баню (варианты – сауна, русская баня), и в традицию войдет общая помывка (о, конечно, мужчины и женщины отдельно… никакого свального греха).

Но пока никакой возможности переехать во Франкенек ни у кого не было. Поэтому все продолжали просто встречаться на собраниях и мило общаться.

Если кто-нибудь из общества прочитает эти мои строки, вполне возможно, он скажет (я уже слышала такие мнения): «А я изначально был против всяких там великих дел, против переселения во Франкенек. Я хотел только общаться на собраниях и продолжать жить своей жизнью».

Это самообман. Возможно, один-два человека так и были настроены. Но если бы В. на одном из собраний сказал: «Знаете, ребята, не будем мы ничего строить, не будем изменять мир, а давайте просто дружить семьями, встречаться, разговаривать, ездить куда-нибудь все вместе», – в этом случае на следующее собрание не приехал бы, скорее всего, никто. Традиция быстро бы заглохла – хотя бы потому, что ездить на другой конец страны ради «дружеских встреч» не имело бы смысла. Исчезла бы и эта милая атмосфера «Божественного» Присутствия, которая нас собирала.

Александр в то время заботился об обществе. Он единолично планировал встречи, и старался, чтобы они были интересными (какая-либо помощь в планировании, вообще любые чужие инициативы отвергались с ходу). Как правило, на встречу общества приезжала какая-нибудь знаменитость: какой-нибудь «великий целитель», Алла Андреева, немецкие эзотерики… Знаменитость выступала у нас, ей задавали вопросы. Кроме того, на встречах читались доклады (одной из наших целей было "изучение всех религий в свете «Розы Мира»), на такие темы: «Роза мира» и… (христианство, ислам, наука, теософия, буддизм, искусство и т. д.) Доклады готовили члены общества, но по правде сказать, относились к этому докладчики – с прохладцей, а остальные – как к нудной обязанности (ну давайте уж выслушаем). Прогулки, пение под гитару, обязательная совместная медитация. Самая интересная часть встречи – «обсуждение наших дел». То есть отчет Александра о проделанной работе. Обсуждать было особенно нечего – кроме живущих во Франкенеке, никто ничего не понимал. Издательство Александра крепло и развивалось. В обществе начался ропот по поводу того, что Александр вообще занялся коммерческой деятельностью. Я молчала – я решила для себя, что общество дороже, чем мое личное мнение. Поэтому отныне мнение Александра автоматически становилось моим собственным. Я верила Александру и шла за ним. Во всем.

Иногда практиковались совместные «паломничества». Общество посетило христианскую общину Тезе во Франции. Ездили на медитацию к проживающей в Германии индианке «Матери Мира» (Мира – это ее имя, мать – поскольку она считается вроде святой, разумеется, не христианской). Постоянно посещали дедушку Тимофея. Кстати, это единственное дело, организованное не самим Александром (в начале он был против этих совместных субботников), которое все-таки удалось обществу.

На следующую осень наша семья распалась почти окончательно.

Муж принял решение уйти из семьи. Мне было невероятно тяжело. Я любила его все еще, и меня охватило отчаяние. Я готова была умереть. Заботы о детях как-то поддерживали меня, но без мужа, казалось – жизнь кончена.

Конечно, все общество узнало о готовящемся разрыве. Кстати, за прошедшие полтора года в обществе уже распалось две семьи, в других резко ухудшились отношения. Мы с мужем тоже заметили закономерность: обязательно переругаемся после встречи… еще по дороге домой начинался скандал. Впечатление было такое: на встрече все так чудесно, такая неземная, волшебная атмосфера… а тут возвращаешься домой, в быт, к этой грязи. И супруг на фоне этой чудесной атмосферы кажется особенно отвратительным.

Так что связь этих разводов с обществом для меня несомненна. Это ведь не случайно – три распавшихся семьи за три года. Это не может быть случайностью. Да и другие семьи сохранились кое-как: практически у всех заходила речь о разводе. Несколько женщин в наше общество вступили уже разведенными, причем у некоторых развод тоже случился именно по причине начала их занятий эзотерикой (муж не выдержал…)

Никто не делал из этого секрета.

Опять же, тут можно сказать: это ваши проблемы, при чем тут общество? Но во-первых, эзотериками мы тогда уже давно были. Во-вторых, общество усиливало отрицательные тенденции в семье.

У меня лично общество увеличивало гордыню. Я писала романы-фэнтези о борьбе Добра и Зла, эти романы шли в обществе на «ура», и мне наперебой говорили о том, какая я талантливая, какое у меня возвышенное понимание… Я прекрасно видела, что у моего мужа такого «высокого сознания» нет, в общем, я его презирала, сама себе в том не признаваясь. Во многом именно это было причиной того, что он стал искать счастья на стороне…

Как ни странно, но и у мужа общество вызывало ту же самую гордыню и презрение ко мне. Его хвалили – вообще у нас было принято восхвалять друг друга – какой он умный, какой хороший компьютерный специалист – он находил «понимание и сочувствие» и укреплялся в мысли, что жена его – так себе человечишко. Так что он имеет полное право изменять.

Кстати, об Анастасии. Это тоже оправдывало его измену! Ведь Мегре не постеснялся разрушить семью ради «возвышенной и духовной» Анастасии… А книга эта уже стала у нас культовой, затмив «Розу мира».

Реакция общества на наш разрыв была следующей. Два или три человека сочувственно поговорили со мной по телефону. Причем у моих лучших друзей реакция была такой: «Ну что ж, и хорошо, может быть, это и к лучшему. Теперь ты будешь жить одна и спокойно писать. Ты пойдешь своим путем, и никто тебе не будет мешать… да и зачем сохранять семью, если любви нет, если вы разные люди…» Я раньше и сама так думала и даже мечтала о разводе. Но когда приперло по-настоящему – поняла, что без мужа жить не смогу. Люблю его все равно. И детям тяжело без отца. И теперь я с горечью выслушивала эти спокойные рассуждения друзей.

С мужем все говорили точно так же сочувственно. Мол, это, конечно, нехорошо, но мы тебя понимаем. Яна – тяжелый человек. Она человек творческий, а ты мужчина, и не можешь терпеть характер творческого человека. Это женщина еще может всем пожертвовать ради талантливого мужа. А тебе это, действительно, не пристало… Ну что ж, желаем тебе счастья в новой жизни.

Причем, один и тот же человек мог только что утешать меня по телефону (какая ты талантливая, добрая, умная, воплощение Света!), и тут же, без перехода, говоря с мужем, успокаивать его, выливая на меня грязь (в основном даже не существующую, выдуманную – потому что на самом деле я никогда не жертвовала интересами дома и детей ради творчества и не требовала никаких особых условий для себя).

Не знаю, чем бы все это закончилось. Я чувствовала себя до жути одинокой. По вечерам мне хотелось выть. Еще сильнее была боль ревности. Но тут наш сын сломал ногу, а у мужа началось жуткое воспаление челюсти. Как только сын попал в больницу, муж, обеспокоенный, приехал к нам. И уже ясно стало, что никуда он не денется. Все же благополучие ребенка важнее личного счастья. Мы чувствовали и понимали – это расплата за грехи. Наш малыш должен расплачиваться за наши грехи. Тем более, сломал он ногу буквально на ровном месте, совершенно невероятным образом. А тут еще у мужа начались такие боли в челюсти, что он буквально лез на стенку. Врачи помочь ничем не могли – делали блокаду, которой хватало часа на 4. Каждый день он ходил к зубному. Таблетки не действовали вообще. Муж стал кидаться к целителям (благо, мы познакомились со множеством таковых). Ему тут же объяснили, что это – кармическое наказание за измену. Он реально пересмотрел свою жизнь, осознал, что прелюбодеяние – это зло. Я была счастлива…