Текст книги "Глава клана Матоба"

Автор книги: Яна Власова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Темно. Здесь очень мрачно и темно. Густая чернота обволакивает мой разум, затягивая его в беспроглядный омут, шипением и треском проникающий в меня, вынуждающий ослабить сопротивление и сдаться на волю бушующей пустоты. Я не могу пошевелиться, тело уже будто бы мне не принадлежит; нечто подо мной проседало, поглощая, укутывая меня, тепло и мягко. Тишина с дребезгом разбилась, множеством тонких осколков разлетаясь по чернильному пространству, подобно остриям раскаленных спиц вонзаясь в кожу. Боль обжигающе пролилась внутрь, попадая в кровь и сливаясь с моим естеством. Мне хочется кричать, но я не могу даже пошевелиться, точно скованный незримыми оковами, парализующими каждую клеточку моего тела. Становится душно, ощущение словно бы соединившаяся с кровью боль превратилась в кислоту и теперь сжигает меня, плавя изнутри.

Хлопок.

Сознание поплыло, возникшие в темноте бледные всполохи медленно гаснущих разноцветных пятен плавно закрутились в дребезжащие спирали, тая в чернильной мгле. Вдалеке я увидел тени, они плыли, мерно пульсируя мерклым зеленоватым светом вокруг полупрозрачных контуров. Безликие и бездушные они могли лишь убивать. Сердце бешено колотилось, я не хочу, чтобы они приближались ко мне; все внутри вопило, чтобы я бежал, однако не дрогнул даже палец. Парящие тени становятся ближе, что я различаю их глухой потусторонний шепот, являющийся пока еще только размытым сухим треском, в котором лишь отдельно угадываются знакомые моему слуху слова. Мне показалось, что тени приобрели более ясные очертания, а на их размытых образах появились почти неразличимые лица.

Они видят меня.

Их взгляды становятся яркими и отчетливыми, они сквозят пониманием и добротой, ласковым шепотом обещая мне успокоение и спасение от боли и моего вечного проклятия. Они обещают забрать все мои тревоги, забрать тоску и то, что сделало меня таким. Нежно нашептывают о возможности спастись, раствориться в их свете и доброте. Забыть об одиночестве. В замешательстве я вглядывался в бледные нереалистично яркие глаза теней, броско выделяющиеся на их сочувственных лицах. Они тянули ко мне длинные тонкие пальцы, словно желая утешить. Их голоса успокаивают, я умерил дыхание, пытаясь разобрать мягким потоком стелящиеся слова, бережно уносящие страх и отчаяние из моей души.

Тело мое расслабилось, сопротивление толчками покидало его. Зачем противиться? Какой же я был глупый, я был слеп! Они хотят помочь мне, хотят защитить и подарить то тепло, коего я давно не знаю там, в другом мире. Реальном мире. Тени хотят забрать меня в тишину и покой, где я буду ощущать лишь умиротворение, где навсегда исчезнут одиночество и боль. Почему я этого не понимал? Зачем гнал их от себя каждую ночь, о, дурак, я так долго противился тому, чего желал больше всего. Они приходили не для того, чтобы причинить мне зло, а чтобы помочь обрести так желанное мне умиротворение. Треск и шипение исчезли, теперь я различал их переливчатые голоса, звучащие в уже не кажущимся мне враждебном сумраке сладкой убаюкивающей музыкой. Тени подплыли почти вплотную. Страх исчез.

Они лишь пытаются избавить меня от одиночества.

Путы с тела осыпались сверкающим прахом, и я протянул руку навстречу приближающимся теням, ощущая, как внутри все наполняется радостью и неведанным мне ранее восторгом, тело становится легким, а навязчивый противный голос разума меркнет, убаюканный призрачной мелодией трепетных голосов. Они зовут меня по имени. Прекрасный звук. Их зов полон любви, они тянут руки в ответ, и я знаю, стоит мне добраться до них, бережные объятия даруют мне спасение. Тонкие пальцы почти касаются моего лица, и почему-то мне показалось, будто это легкое полуприкосновение принесло обжигающую боль. Нет, это неправда, очередная уловка моего проклятого дара, желающего лишь терзать меня, бросая с каждым месяцем во все большую муку. Голоса обещают избавить меня от этого.

Им хочется верить.

Я делаю шаг навстречу, желая скорее погрузиться в их любовь; руки потянулись ко мне, стремясь коснуться, обнять, забрать с собой. Если я позволю им это сделать это, исчезнет боль. Не будет больше холода. Не будет тоски. Не будет одиночества. Мне незачем сопротивляться, меня ничего не держит. Я могу уйти с ними туда, где стану нужен, где не буду чужим и сумасшедшим, где никто больше не посмеет назвать меня избалованным мальчишкой и лжецом. Да, определенно, там мне будет лучше, чем здесь, в мире, кой может нести лишь разочарование. Тени начинают кружиться вокруг меня, а теплый свет окутывает тело, нежной колыбельной погружая его в сон, который принесет мне вечное блаженство и позволит забыть обо всем.

Проснись!

Звонкий мой собственный голос прорезал свет, заставляя его дрогнуть и пойти рябью мутных гнилостных оттенков, дыхнув мне в лицо прелым запахом плесени и затхлых тряпок. Я ощутил расползающееся внутри раздражение. Кто мешает мне? Голоса надломились, скрежетом отдавшись у меня в груди. Их божественная песня с хрустом растоптанного стекла прорвалась осколками в мой разум, заставляя меня взвыть от пронзившей неистовой боли, наполнившей тело, готовой разорвать его, испепелив мою душу в потустороннем огне. Тени зашипели, почти касаясь меня острыми когтями, прорезавшимися из их пальцев. Холод парализовал меня, смешиваясь с пульсирующим огнем страдания. Нет, я не хочу! Пусть все это прекратится!

Разве ты ничего не можешь? Ты трус! Проснись!

Меня охватила гулкая тоска по мраку. Я возжелал, чтобы тени, наконец, добрались до меня, оборвали мое непрекращающееся страдание. Что я почувствую, когда они коснутся меня? Покой или муку? А может быть, просто рухну замертво, не успев даже понять, что произошло? Тысячи далеких голосов продолжали звать меня, шепча о тщетности моей жизни и жизни людей вообще. Тени вновь и вновь повторяли мое имя. Притаившаяся в собственном логове смерть. Злость затопила меня. Чернильные твари начали плавиться, осыпаясь легкой дымкой пепла, их визг разнесся по пустоте, наполняя меня, заставляя гнев в душе возгораться еще сильнее. Тьма над моей головой пошла глубокими трещинами, осыпаясь мне на голову, и в появившиеся разломы хлынул солнечный свет, сжигая дотла верещащих сущностей.

Я открыл глаза.

– Господин Сейджи! Вы проснулись? У вас назначена встреча!

Настойчивый, но почтительный стук в дверь снова повторился, и я неразборчиво что-то крикнул в ответ, после чего горничная ушла, ее шаги стихли на лестнице. С шумом выпустив воздух из легких, я приподнялся на постели, глядя на просачивающиеся сквозь плотные шторы лучи восходящего солнца, сверкающими искрами осыпающиеся на пол. Опять. Я вижу эти сны практически всю жизнь. Пришедшие в год моего шестилетия тени с тех пор не оставляют меня, проникая в подсознание, едва я пытаюсь заснуть. Они являются в чистых обликах или же сменяют образы, воплощая мои потаенные кошмары и пытаясь добраться до меня через лица знакомых мне людей. Иногда мне даже становится смешно. И от абсурда происходящего, и от тех видений, что пробуждают во мне тени.

Поначалу это пугало, заставляло разум сжиматься, стремясь скрыться от происходящего, его поглощала паника и дикий страх. Тени лишь немногие из тех, кто покушаются на хрупкое и открытое сознание духовидцев. Когда мною впервые попытался завладеть дух, меня охватила яростная боль, равной которой я не испытывал прежде. Перед глазами вспыхнули огненные искры, и я упал на колени, судорожно хватая ртом воздух, словно бы кто-то невидимый нанес мне сокрушительный удар в живот, после пролив на голову чан с расплавленным свинцом. Тогда я был счастлив потерять сознание, лишь бы оборвать сводящую с ума боль, только ничего так и не вышло. Я пережил это от начала и до конца.

Мне довелось испытать кое-что и похуже, когда исчезает весь мир, все исчезает, оставляя один на один с болью, от которой нет спасения. Это было похоже на предсмертные судороги. Разум простого человека к подобным вторжениям практически нечувствителен, в то время как разум духовидца отчаянно сопротивляется попыткам завладеть собой, что причиняет терзающую боль, пожирая его, заставляя корчиться и извиваться. Я осознавал, что если это не прекратится, то я утрачу рассудок, но боль не стихала, все сильнее вгрызаясь в мое сознание и тело. Она была порождением магии, и потому справиться с ней невозможно было ни снотворными, ни другими психотропными лекарствами, что лишь сильнее подавляли волю и притупляли разум, позволяя теням приблизиться почти вплотную.

Боль пожирала меня.

Но потом я понял: духи испытывают меня, сама магия духовидцев проверяет меня, и результат этой проверки определит, кто из нас будет слугой, а кто повелителем. Только тогда я постиг, каково это, быть духовидцем, понял настолько, как не дано понять никому другому. Осознал, что либо я поддамся мучениям, утрачу волю и стану рабом духов, либо сам заставлю их подчиняться себе, сделаю их своими слугами. Это случилось в девять, и с того времени я всего себя посвящал изучению древних и проверенных веками техник экзорцизма клана, в котором мне посчастливилось родиться, постепенно открывая в себе ту силу, что раньше совершенно не осознавал.

В архивах клана я нашел множество свитков и книг, содержащих в себе информацию о духах и заклинаниях, способных сломить их волю и заставить действовать по моему усмотрению. Основам меня обучил отец, бывший тогда главой клана, но теоретические знания не имеют ни малейшей цены без практики. И в этом мне помогали угодившие в плен екаи, что посмели посягнуть на людей. Методом экспериментов и ошибок я познавал тонкости искусства экзорцистов, изучая, как то или иное заклятие влияет на екаев. Мне не было их жаль. Духи приносят лишь беды. Большинство людей не могут почувствовать их дурного присутствия, а екаи присасываются к ним, пожирая жизненную энергию, выпивая из тех все соки.

Медленно, но неотвратимо.

Я видел, как чахнут их хрупкие тела, а любой врач мечется, не в силах разглядеть истинную причину болезни, во множестве из которых именно екаи являются основной причиной и источником хвори. Видел ли я, чтобы духи приносили пользу? Конечно. Пользу приносили мне те духи, благодаря которым я узнавал новые способы уничтожения и подчинения екаев. Это спасло в будущем не одного человека, а именно это считалось из века в век главным принципом моего клана. Любил ли я людей? Нет. Скорее они были мне безразличны. Ребенком я жаждал их внимания и тепла, стремился к тому, чего желает любой здоровый человек, однако быстро понял, что все это мне испытать не суждено. Желание быть нужным вносило в мой разум брешь, делая уязвимым для екаев, а значит, его необходимо было искоренить.

Тогда же я, безусловно, постоянно думал, почему именно я родился с этим даром, хотя мне пришлось во много легче, нежели духовидцам, рожденным вне клана экзорцистов. Я не был обречен на такое безраздельное одиночество и непонимание, как они, однако это не означает, что на мою долю тягот выпало меньше. Они могли отречься от своих способностей, я же на это права не имел, по крови обреченный стать экзорцистом клана, а если мой дар и сила окажутся велики, то однажды взойти на пост главы клана. И все же, кто знает, вероятно, если бы мне предоставили выбор, я бы тогда пожелал стать обычным человеком, как все. Предпочел бы не переживать ту боль, что прожигала меня, не видеть тех существ, что потрошили мой разум. Быть слепым к миру екаев человеком, никогда о нем и не слышавшим.

Но я духовидец и должен жить с тем, что мне дано.

Наш клан всегда был одним из самых могущественных, некогда включая в себя одиннадцать великих домов, к моему семнадцатилетию почти полностью выродившихся. Все их знание, духи и поместья перешли во владения главной семьи. Я наблюдал падение рода, твердо вознамерившись вернуть ему былое величие. Такова моя судьба. И я стал искать тех, кто мог стать мне полезен в моем предназначении и цели. То, что главой клана стану именно я стало известно за три года до того, как мне действительно пришлось перенять на себя все обязанности. Однако за это мне пришлось и поплатиться: отец был убит из-за предательства одного из членов клана, я же в то время был далеко в затерянном в лесах поместье, когда автоматически после его смерти его бремя перешло на меня. Проклятие рода так же легло на мой глаз, за которым не преминул явиться некогда обманутый моим предком дух.

Он возник из ниоткуда, незримо преодолев все установленные вокруг имения барьеры, и разодрал искривленными обломанными когтями правую сторону моего лица и почти впился крючковатыми пальцами в мой глаз, когда я, придавленный его весом к полу, все-таки исхитрился выхватить тонкий опутанный заклинаниями нож, вонзив тот в изборожденную рытвинами плоть екая. Кровь заливала лицо, схватываясь склизкой пленкой, но дух убрался, на время оставив меня в покое. Я был бы и рад убить его, но в силу некоторых причин это не мог сделать человек из клана Матоба, а остальным... подобного екая было не одолеть.

В дверь постучались, и служанка снова напомнила, что меня ждут.

Нехотя я поднялся с помятой простыни, пробудившийся ото сна, как и в сотни дней до этого, разбитым и уставшим еще сильнее, нежели был вечером. Мой дар отнимает много сил, держит разум и тело в постоянном напряжении, скручивая их ноющей болью, порой граничащей с ощущением, будто изнутри ломают кости. Он дарит вязкие сны, что норовят затянуть меня в глубокий омут, откуда нет пути обратно, и приносят неутихающее чувство опасности. Я ощущаю себя вконец измотанным, понимая, что нигде не могу найти успокоение и безопасный приют, что могли бы позволить мне хотя бы ненадолго расслабиться и отдохнуть. С каждым месяцем все чаще я задумываюсь, сколько еще пройдет времени, прежде чем в одном из снов я окончательно потеряю себя и позволю теням приблизиться настолько, что они смогут коснуться меня, забрав с собой во всепоглощающий густой мрак?

Вероятно, не так уж и много.

Ожидающий человек был одним из союзных нашему кланов и являющийся ко мне уже не в первый раз. Эта скрюченная насмешка над человеком. Ныне он пришел с жалобами на донимающих их земли екаев, вылезших из долгое время запечатанной пещеры в соседнем с ними лесу. С подобными неприятностями они должны бы справиться сами, раз имеют самовлюбленность и наглость называть себя экзорцистами, а не лебезить сейчас передо мной лживо восхваляя величие моего клана. Все их истинные мысли передо мной, как на ладони, даже напрягаться не нужно, чтобы увидеть их настоящее отношение. Ну, что ж, меня это не волнует, ведь все их помыслы и чувства не имеют значения, покуда они даже произнести их не смеют, не то что облачить в действия. Они боятся.

И мне это нравится.

Когда мы остались один на один с молчаливо восседающей до этого в кресле Нанасэ, она нахмурилась глядя на закрытую дверь. Не сдержав тихого смешка, я поднялся, направляясь к окну, возле которого и остановился, смотря на играющие бликами на поверхности искусственного пруда солнечные лучи. День сегодня выдался погожим. Не хотелось бы мне омрачать его проблемами другого клана, но выбора не остается. Судя по лицу Нанасэ, она не успокоится, пока я не помогу им.

– Ты слишком спокоен, – наконец недовольно произнесла она.

– Хм, быть может, – тонкая улыбка едва коснулась уголков моих губ. – А тебе что, больше заняться нечем? Только искать проблемы и накручивать имеющиеся?

– Эти духи опасны, – она проигнорировала мое ироничное замечание, оставив то без ответа, – они маленькие, но их много и они очень прожорливые и к тому же сильно ядовитые. Нужно уничтожить их и как можно скорее, пока они не перебрались в места, где много людей. Они постоянно множатся и уже заполнили значительную часть леса и неумолимо продвигаются в земли его, – женщина презрительно хмыкнула, – клана. Этой ночью я получила донесение, что эти духи напали на одного экзорциста, что попытался их изгнать. Они опасны.

– Об этом не стоит волноваться Нанасэ, это мелочи.

Прислонившись виском к стеклу, я прикрыл глаза, приглушенно выдохнув:

– Я глава клана Матоба. Я с этим справлюсь.